27. Рабочие будни-Кот раздора

Стефан сидел на табурете, прислонившись к стене-нахлынувшие воспоминания бередили душу. Поднявшись, он заглянул в гостиную, проверить, как там Мартин и убедившись, что он по-прежнему крепко спит, заварил кофе и облокотился на подоконник, вглядываясь в темноту ночного Берлина.
"Хорошо, что впереди выходные, -думал он, -спина хоть заживет немного. Надо бы смазать ещё раз, но так не хочется его будить, -Стефан посмотрел на часы, -час ночи, чёрт, а надо." Допив кофе, он достал с полки тюбик с мазью и стал потихоньку смазывать любовнику спину, стараясь прикасаться как можно нежнее, но Мартин всё равно проснулся.
-Стеф, блин, ну какого лешего ты делаешь это сейчас? -недовольно проворчал Эберт сонным голосом.
-А такого, что сказано в инструкции-три раза в сутки, значит надо три раза, а мы смазывали только один, вот сейчас-второй.
-Господи, Стеф, ты читаешь инструкции?
-А ты нет? Ты же врач.
-Грач, -буркнул Мартин. -Давай спать.
-Спи, я покурю и приду, -укрывая любимого одеялом сказал Вайс.
Присев, закуривая, Стефан не заметил, как снова окунулся в воспоминания, теплые и милые сердцу. Он вспоминал, как они с Мартином ездили к Балтийскому морю и сидели на камнях, слушая плеск волн, как делали ремонт в его квартире, как он познакомился с матушкой Эберта и даже понравился ей. А ещё Вайс вспомнил, как Мартин взял специально отпуск, чтобы ухаживать за умирающим псом Стефана. Он часами сидел возле него, делал капельницы, уколы, возил в свою клинику на анализы, а потом...потом они похоронили его и Эберт ещё неделю успокаивал безутешного друга, ни на минуту не оставляя его одного. Стефан вспоминал, как ему не хотелось есть от горя и Мартин практически силком впихивал в него еду, чтобы тот мог хоть как-то таскать ноги. Вайс тогда окончательно отощал и был похож на ходячий скелет, но время лечит, и он стал потихоньку приходить в норму. А потом Мартин очень сильно удивил Стефана, когда на годовщину смерти пса принёс картину, написанную маслом, где был изображён Стефан с собакой, идущий по берегу моря. Оказывается, Мартин когда-то тайком сфотал их, а потом отдал фото одному малоизвестному художнику, который за символическую плату написал картину. Вайс помнил, как он стоял и смотрел на неё, вытирая слёзы, а потом ещё целый час рыдал на плече друга. А ещё он вспомнил, как хотел приготовить ко Дню Святого Валентина какой-нибудь кулинарный шедевр, но, в результате, чуть не спалил квартиру Эберта, которую потом они оттирали ещё три дня.
"И после всего этого вот так взять и смириться с тем, что у него там кто-то есть, пусть и не настолько близкий? Нет! Пусть спина заживает, а потом я с ним ещё раз поговорю. Я может тоже был бы не прочь влезть во всю эту кутерьму, но Мартин будет только мой!", -раздеваясь и забираясь под одеяло, думал Вайс.
-Подвинься, пожалуйста, драгоценный мой, развалился, понимаешь!
-Чего? -на секунду проснувшийся Эберт непонимающе уставился на Вайса.
-Двигайся, говорю, -слегка шлепнув любовника по заду, ответил Стефан. -Ты лежишь по диагонали.
-А, понял, -подвинувшись пробурчал Мартин, снова засыпая.

В конце недели все были какие-то вымотанные. Переругавшись из-за нескольких моментов к двум последним песням, ребята были злые, как собаки, к тому же, Пауль застудил горло и записать бэк-вокал с Рихардом не мог. Он ходил непривычно хмурый, с перемотанным шарфом горлом, а за ним по пятам бегал Шнайдер уговаривая то принять лекарство, то прилечь. Тилль всю пятницу бегал туда-сюда по дому, постоянно что-то исправляя в тексте, вешал его внизу, потом срывал, уходил к себе, а через какое-то время снова спускался с исписанными листками вниз. Рихард то занимался стряпней, чертыхаясь и периодически выкидывая что-то в мусорное ведро, то пропадал в тренажёрном зале, Флаке, вообще, кроме кота никого к себе в комнату не впускал уже второй день, перемещаясь, как тень, между своей репетиционной и комнатой. Один Олли был спокоен, как удав, попивая свои травяные чаи и уделяя больше времени занятиям йогой.

Тиллю очень хотелось, как обычно, ввалиться к клавишнику и сгрести его в охапку, но Лоренц с утра ходил с таким недовольным выражением лица, что вокалист не решался подойти, уже будучи посланным накануне ко всем чертям и выставленным за дверь. "Ладно, подожду ужина, может он успокоится к этому времени.", -думал Тилль и накинув куртку вышел на веранду покурить. Подошло время ужина, а Флаке так и не вышел из репетиционной, пропустив обед. Линдеманн пару раз тайком заглядывал к нему, но видя, как тот с головой ушёл в свой, одному ему понятный мир звуков и нот, отвлекать не стал. Поднявшись к себе после ужина, Тилль сходил в душ и завалился на кровать с книгой, которую уже несколько месяцев не мог дочитать. Уйдя с головой в сюжет, он не сразу заметил, что возле двери, прислонившись к шкафу, стоит его ангел, скрестив на груди руки и улыбается:
-Вставай, пойдём.
-Куда? -отложив книгу спросил Линдеманн.
Не дождавшись ответа, он спешно засунул ноги в тапки и пошел за Лоренцом. Зайдя в репетиционную, клавишник прикрыл дверь и сел за пианино:
-Вот. Слушай.
Тонкие пальцы Флаке забегали по клавишам, извлекая мелодию удивительной красоты. Тилль слушал, прикрыв глаза. Закончив играть, Лоренц повернулся к вокалисту и спросил:
-Ну? Как тебе?
-Обалденно. Только я ещё не понял, что больше хочется под эту мелодию делать: удавиться, или рыдать?
-Сначала порыдать, а потом удавиться, -сняв очки и прищурив глаза ответил клавишник. -Думаешь, это оно?
-Конечно! Ангел, ты гений!
-Ну, не гений конечно, но и не без способностей, -улыбнулся Лоренц.
-Да, ладно, не скромничай, давай лучше ребят позовем, пусть послушают.
-Нет, Тилль, не сейчас. Я хочу, чтобы за ночь мелодия улеглась у меня в голове. Возможно, я завтра решу что-то подправить.
-Ну, смотри, тебе виднее, но я бы оставил так. А теперь иди-ка поешь, ты почти двое суток уже не ел нормально.
Поднимаясь наверх после ужина, Тилль идя за Лоренцом, уже мечтал, как обнимет своего ангела и засыпая прижмёт его к себе.
-Спокойной ночи, -закрывая дверь перед самым носом любовника, сказал Флаке. -Не сейчас, Тилль, не сейчас.
-Спокойной ночи, ангел, -вздохнув, Линдеманн поплелся к себе, решив таки дочитать книгу.

Незаметно пролетела ещё пара недель интенсивной работы и было решено заказать на субботний вечер кучу сосисок-гриль и несколько ящиков пива, чтобы немного расслабиться. Доставленный напиток был тут же растащен по комнатам, сосиски поделены по-братски и в доме воцарилась непривычная тишина.
Клавишник валялся на диване, потягивая пиво:
-Тилль, -открыв вторую бутылку, позвал Флаке смотрящего в окно вокалиста. -Макса пора кастрировать, а то он нам скоро даст жару.
-Как кастрировать? Зачем? -Линдеманна аж передернуло от этих мыслей.
-Затем, что он кругом метить начнет и орать. Ты готов слушать кошачьи песни с утра до вечера и ходить в вонючей одежде? Лично я-нет, -глотнув пива ответил клавишник.
-Я тоже не хочу, но мне его жалко, -Тилль вздохнул, посмотрев на мирно спящего в ногах Лоренца кота. -И вообще, нехорошо вмешиваться в природу, -сумничал Линдеманн.
-Чего? -хохотнул клавишник. -Тоже мне, защитник животных нашёлся.
Вокалист присел рядом с Флаке, поглаживая кота:
-Да понимаю я всё, но как-то это не того. И вообще! Дай сюда! -Тилль отобрал бутылку пива у Лоренца. -Хватит тебе уже. Сосиски остыли, пойдём подогреем.
Ребята спустились вниз, где уже восседали Пауль со Шнайдером, внимательно наблюдая за работающей микроволновкой.
-Кто последний? -улыбаясь спросил Линдеманн.
-За мной будете, гражданин, -подхватил шутку Ландерс.
-Я только спросить, -протискиваясь вперед Пауля поддержал тему Флаке.
Музыканты дружно засмеялись. Разогрев ворох сосисок, Шнайдер стал раскладывать их по тарелкам:
-Держи, Пауль, это твои. Ну, пойдём.
-А Флаке решил кастрировать кота, -сообщил им новость Линдеманн.
-Зачем? -Шнайдер развернулся на сто восемьдесят градусов, держа в руке свою порцию сосисок.
-Чтобы не орал и не метил, -ставя в микроволновку тарелку, ответил клавишник.
-Ой. Так ему же будет больно, -сочувственно посмотрел на него ударник.
-Не будет. Под наркозом же делают. Да и операция это-так себе, подготовки больше.
-Тебе что, его не жалко? -Пауль присел к столу, поставив свою тарелку.
-Жалко, конечно. Но это необходимая мера. Вы же знаете, что коты метят свою территорию, а он уже скоро начнёт метить. И орать. Хотите ходить в вонючих шмотках?
-А вот и будущая жертва медицины, -Шнайдер приподнял прибежавшего на запах сосисок кота, заглянув тому между задних лап. -А ему что, тут всё отрежут? -чуть не плача спросил он.
-Дуум, ты дурак? Ничего им не отрезают, там внутри что-то делают, вроде, -задумался Пауль.
-А мне всё равно жалко Макса, -вздохнул Шнайдер.
-И мне, -вздохнул Тилль.
-Слушайте! Хватит тут из меня м-монстра делать! Вы что, забыли, как мне было плохо, когда у-умерла моя кошка? Думаете м-мне Макса не жаль? Достали, блин! -клавишник резко хлопнул дверцей микроволновки и быстрым шагом пошёл к себе, Линдеманн поплелся следом.
-Ангел, ну ты чего? -прикрыв за собой дверь спросил Тилль. -Никто не делает из тебя монстра. Просто все сочувствуют коту.
-А я, з-з-значит, не сочувствую? Да? Да мне больше всех его жалко, я же его на у-у-улице подобрал! Он же для меня, как р-р-родной! -заикаясь от накативших эмоций ответил Флаке.
-Всё, всё, мой хороший, успокойся, пожалуйста, -вокалист обнял своего ангела, прижав к себе. -Давай-ка присядем. Ну? Всё? Ах ты, господи. Иди ко мне.
Тилль, сняв с Лоренца очки, повалил его на кровать. Не имея возможности прикоснуться к нему долгих три недели, теперь он чувствовал, насколько сильно соскучился по его запаху, по его телу, по этим огромным голубым глазам. Он провёл пальцами по губам Флаке, по выпирающему кадыку, по торчащим ключицам, прошептав:
-Ангел, я хочу тебя! Три недели, это очень долго!
-Но ты же видел, что я с головой ушёл в работу. Я н-не мог в тот момент ни о чём думать, кроме музыки.
-Видел, конечно. Потому и старался не мешать. Но я очень соскучился!
-Честно говоря, я тоже соскучился и сейчас, когда ты обнял меня, я это сильно почувствовал. Мне так хорошо, так тепло, уютно.
-Сейчас будет ещё теплее, -тихо произнёс вокалист, раздевая своего ангела. -Забирайся под одеяло.
Быстро скинув с себя одежду, Тилль нырнул в кровать. Замерев на минуту, он стал разглядывать Лоренца, будто видел его впервые. Прижав ангела к подушке, вокалист, задыхаясь от желания, покрывал поцелуями его грудь, живот, бёдра, слушая, как любовник стонет от возбуждения.
-Тилль, прекрати эту пытку! -взмолился Флаке. -Да трахни ты меня уже!
-Ну, держись! -заревел Линдеманн.

Они уже полчаса лежали обнявшись. Голова клавишника покоилась на груди вокалиста, щекоча волосами нос.
-Пф, ангел, ты непозволительно оброс, пора стричься, -улыбаясь и убирая с носа волосы Флаке произнёс Линдеманн.
-Да, съезжу на недельке. Тилль, надо в следующую субботу звонить Эберту и договариваться, чтобы привезти кота.
-Хорошо, позвонишь потом и отвезем.
-Пойдём, тогда, пожуем что-нибудь.
Ну, пойдём.

Продолжение следует...