Сероглазая Ленка

   Усикова и Ночкин вошли в комнату №4 в разгар веселья.
- О-о-о! Ну, наконец-то! Мужчина наш явился на званый ужин! - обрадованно всплеснула руками Гаргантюкова.
     Усикова отпустила руку Ночкина. Балтитская загорелась ревностью! Девчата подскочили, усаживая Ночкина, как самого дорогого гостя за стол. Мурат аж обалдел от такого приёма!
- Это будешь? Или это? Может колбаски? Давай картошки с курочкой? Рыбки положу! Что тебе налить? Компот, сок, винца? - засуетились девчонки, наперебой предлагая Мурату еду.
- Лучше ему рассола налейте, – негромко подсказала Усикова.
   Девчата затормозили возле разносолов и дружно, взглянув на Ночкина, расхохотались! Бледный Мурат кисло рассмеялся и подумал:
«Вот, блин, никогда не думал, что с девками так здорово! Как дома на празднике!»
  Ведь если бы не девчонки, сидел бы он сейчас в компании Воронова, боялся получить от него в пятак и послушно хлебал бы спиртное с бедной закуской. Девчата тоже были не без греха. Под столом у них стояла бутылка вермута и шампанское.
   Вон на другом конце стола сидит Люська строит Мурату слегка окосевшие красивые глазки. Хмель бьёт по шарам, как последняя предательница, выдавая Люськину рану сердца. Никак не может она изгнать из души тягу к Ночкину, ревнуя его ко всем подряд, кто бы его ни коснулся.
   Дубранова, Корачова и Долматина сидят на кровати тоже навеселе, бурно обсуждая модные толстые каблуки, широченные клеши брюк, причёски и туфли молодых учителей. Особенно модными были Маргаритка и Еврейка. С Долматиной уже все примирились, забыв её подлость.
   Ночкин даже удивился такому обороту. Девчата оказались проще пацанов. Вальковский фиг Таньке простит её грязный язык. Лёшка подставу тем более. Пацаны из двенадцатой квартиры тоже надулись на неё конкретно за ту же подставу. А вот девчата выпили, простили и примирились.
   Долматиной родители на Новый год прислали в посылке новый шикарный полушубок из натурального меха норки. Танька всем устала хвастаться. Дорогущий полушубок лежал на кровати за спинами сидящих девчонок.
   Воронцова, сидя у окна, перебирает струны гитары. Вот она тихо запела. Запела про несчастную любовь. Ночкина во внимание не берёт, будто он вовсе у неё не ночевал.
   Интересная жизнь у девчонок. Они либо всё до мелочей помнят, либо всё до капли забывают. Золотой середины нет.
   Мурат прислушался к словам песни.
- Мир так жесток, а мне в нём добрым всё казалось,
пока ты рядом был, пока была любовь.
И ты всегда со мною рядом просыпался.
От счастья в чаше я не видела краёв, - тихо пела Катька.
   Сандрова и Сенина подхватили знакомые слова припева:
- А горький шоколад, ты слишком горький.
Опять я надломила твой кусок.
И снова пригубила твой напиток,
глотнув горячий обжигающий глоток!
   Турфимова поставила перед Муратом кружку с огуречным рассолом.
- Чего они за песню поют? - спросил Мурат.
- «Горький шоколад», - ответила Маринка и села рядом: - Нравиться?
   Мурат пожал плечами, жадно глотнул рассол и сказал:
- Грустная очень.
   Катька снова пела одна:
- И греет солнце, но лучи его холодны,
как будто к нам весна дорогу не нашла.
И будто я пошла к тебе не той дорогой
и нежеланной гостей стала для тебя.
  Девчонки вновь подхватили припев.
  Мурат взглянул на Усикову. Ленка пила из кружки берёзовый сок и аккуратно ела салат. Она почему-то не выходила из его головы. Но сама Усикова совсем не замечала его пристальных глаз. Не то, что Балтитская. Сидит, глазки строит.
   Ночкин встретился с глазами Балтитской. В её глазах стоял немой укор пацану, которого она теперь ненавидела, но душа её продолжала его обожать. На её щеках Ночкин с удивлением увидел блестящие дорожки слёз. Люська, глядя на потерянного пацана, плакала.
   Ночкин невольно вспомнил свои пьяные слёзы, когда он горько плакал на плече Димки, жалуясь на всё подряд. Спиртное предательски всё выдаст и разболтает в любом виде, жестоко выворачивая всё сокровенное твоей души напоказ.
- Прости меня любимый, добрый, мой хороший,
за то, что сильно полюбила так тебя.
Я ухожу совсем. Ты вновь свободен.
Вот только сердце не могу своё забрать! - тихим голосом отчаянно пела Катька, до крови терзая Люськино раненое сердце. 
   Девчата вместе запели припев. Люська, не выдержав холодного безразличного взгляда Ночкина, встала и тихо вышла из комнаты вся в слезах.
«Зачем ты мне нужна? Глупая...» – безжалостно подумал пацан.
   Он вновь уставился на Ленку. Ленка его интереса к себе не замечала. Она сидела за столом, ела и беспечно болтала с Розиной.
   После рассола голова Ночкина прекратила раскалываться. И радость к жизни осторожно начала возвращаться назад.
- Ты выпьешь? - подсела к Ночкину Пырныгина, с нежностью глядя ему в глаза.
- Не-е, Мирей, - засмеялся Мурат и ответил: - Мне вчерашнего хватило по горло.
- Настаивать не буду, - с обаятельной улыбкой кивнула Марина и добавила: - Мы пьём по-французски.
- Что значит, «по-французски»? - полюбопытствовал Ночкин.
- А то и значит, - кто хочет, тот пьёт, кто не хочет, - не заставляем, - пояснила Марина и повела рукой в сторону подоконника: - Другого питья полно на выбор.
   На подоконнике стояли в ряд трёхлитровые банки - с томатным соком, с берёзовым, с домашним вишнёвым компотом и пять бутылок лимонада.
- Вот эт правильно! - одобрил Ночкин и подумал: - «Не то, что у пацанов, не пьёшь, получай в рыло! Вот сейчас бы был тут Зюзя, всю компанию на уши давно бы поставил и весь праздник испортил!»
   Девчата много ещё песен пели под гитару. Но песня Катьки почему-то запала в душу Мурата. Он никогда никого по-настоящему в жизни ещё не любил всем сердцем. Но вот боль влюблённого сердца в глазах Люськи увидел и невольно теперь сидел и думал за неё. Но, как только она вспоминалась ему на парте под ненавистным Мадёхой, всё вновь возвращалось к поучениям бабки, что все девки коварны и им верить нельзя!
   Тут же перед глазами вставал образ сероглазой Ленки. И Ночкин снова украдкой смотрел на неё.
   Ему очень спокойно сиделось у девчат. Никто не лез с разборками, никто ни пил до поросячьего визга до драки, никто никого не боялся.

продолжение следует---------------------