Часть 2. Рог Далиры

Глава 1. Поручение

 Далеко над морем начали появляться первые робкие стайки облаков. Ветер свежел, забираясь за ворот платья, и кое-кто из пришедших на свадьбу князя горожан, зябко поежившись, плотнее запахнулся в плащ.
      Народ зашевелился, приходя в себя после церемонии. Кто-то направился обратно в город, кто-то все еще стоял, переговариваясь с соседями и широко водя в воздухе руками.
      Аудмунд покачнулся, сдавленно зашипев сквозь стиснутые зубы, и Ретта поспешила подставить ему плечо. Солдат, поддерживавший князя с другой стороны, торопливо обхватил его, чтобы тот не упал.
      — Как вы себя чувствуете? — встревожено спросила Ретта у мужа.
      — Неважно, откровенно говоря, — прошептал он.
      Похоже, две церемонии подряд выпили из него последние силы.
      — Поищите повозку, — приказала она стоявшим рядом гвардейцам.
      Сразу двое солдат кинулись выполнять ее приказание.
      «Но сколь же пугающим и необычным оказался сегодняшний день», — размышляла Ретта.
      Мысли набегали одна на другую, самые противоречивые чувства теснились в груди. Открывшееся предательство, бой, смерть Горгрида. Ей до сих пор не верилось, что старого вельможи с ними больше нет. И пусть она знала его совсем недолго, лишь несколько дней, однако скорбь от этого не стала менее сильной.
      Вдалеке советники, наскоро соорудив из мечей и плаща носилки, подняли их на плечи и понесли тело Горгрида в город. Его сыновья шли за ними, опустив головы. Аудмунд стоял, провожая процессию взглядом, и на бледном, осунувшемся лице застыло страдание. Губы его шевельнулись, словно он намеревался что-то сказать, но рядом стояли солдаты, и он лишь вздохнул тяжело и склонил голову.
      — Прощай, мой старый друг, — прошептал он. — Поверить не могу, что ты нас покинул…
      Мышцы Аудмунда напряглись, жилы вздулись, и Ретта, осторожно протянув руку, ласково погладила его по спине:
      — Я тоже скорблю о нем.
      Тот бесконечно долгую минуту молчал. Но вот князь поднял голову, лицо его на несколько секунд исказила судорога, и видимым усилием воли в конце концов он взял себя в руки.
      — Спасибо вам, Ретта, — проговорил Аудмунд, обернувшись к ней, и в сузившихся звериных зрачках его она прочла не только искреннюю благодарность, но также и уважение. Не выдержав прямого, немигающего взгляда оборотня, новоявленная княгиня опустила глаза.
      «Что ж, очевидно, это не конец, — подумала она, — а только начало. Но что скрывается за этими вертикальными зрачками? О чем он думает, что чувствует? Сколь многое нам теперь предстоит понять друг о друге!»
      Но это будет уже захватывающее, интересное узнавание. Чуть позже, конечно, не сейчас. Пока перед ними стояла задача каким-то неведомым образом добраться до замка. Сама Ретта серьезно сомневалась, что столь необходимая им повозка будет найдена. Откуда бы ей взяться в чистом поле около храма? Люди шли сюда на свадьбу князя, а не на базар. Но что же делать тогда? Ведь Аудмунд не сможет ехать верхом! Или сможет?
      Она обернулась и пытливо посмотрела на мужа. Хотя он был бледен и очевидно не мог пока идти сам, тем не менее, с поддержкой передвигался вполне уверенно.
      Горожане расступались, освобождая дорогу для раненого повелителя, кто-то оглядывался по сторонам, тоже, видимо, думая, чем они могли бы ему быть полезны, и тут Ретта увидела, что к ним стремительно приближается лорд Кьярбьерн.
      — Я сам помогу князю, — сказал он, отстранив солдата. — Скажи лучше, чтоб привели коня.
      — Слушаюсь, — ответил тот и убежал исполнять поручение.
      — Простите, что вынужден вести с вами беседу на ходу, — заговорил тихо Аудмунд, едва помощник ушел, — но времени у нас мало.
      Советник оглянулся и, убедившись, что поблизости никого нет, а толпа держится на почтительном расстоянии, ответил:
      — Слушаю вас, мой князь.
      Аудмунд подтянулся и зашептал почти в самое ухо:
      — Вы должны действовать как можно быстрее. Магистр — вот ваша единственная задача на ближайшее время. Его необходимо убить. Тихо, без шума, не оставляя следов. Смерть должна выглядеть естественной. Пусть фатраинцы думают, что его подкосила гибель внука.
      — Бардульва? — переспросил очевидно пораженный Кьярби и покачал головой. — Но нам никто не поверит. Всем прекрасно известно, что Джарааку плевать на семью.
      — Хорош отец и дед, — не удержалась Ретта от возмущения. — Что за ужасный человек!
      Аудмунд обернулся и серьезно ответил:
      — Он не человек, а маг. Никогда не путайте эти понятия. Но Кьярби прав. Должно быть, от усталости я стал хуже соображать.
      Он замолчал, по-видимому обдумывая, а Ретта потихоньку присмотрелась к повязкам. Те пропитались кровью, и с возвращением в замок, кажется, стоило поторопиться. Что бы там ни говорил Аудмунд о своей кошачьей регенерации, сегодня ему совершенно точно необходим покой.
      Впереди показался гвардеец, ведущий под уздцы коня.
      — Не так уж важно, — продолжил, наконец, князь, — что решит народ. Мотив они могут подобрать по своему вкусу. Например, что старый паук не пережил потери Вотростена. Однако сразу после того, как к нему прибудут с известиями отпущенные фатраинцы, он должен умереть. Вам все ясно?
      — Да, мой князь, — серьезно ответил Кьярби.
      — Кесау Тэньяти вам помогут. Сделаете дело и уходите, все до единого. После смерти Джараака начнется борьба за власть, и с этим они вполне справятся самостоятельно. У них более чем достаточно властолюбивых магов. Я не хочу, чтобы Фатраин заподозрил наше вмешательство.
      — Я все понял. Сделаю.
      — Ну, вот и отлично. Я ни секунды не сомневался в вас, Кьярби.
      Начальник разведки жестом подозвал одного из солдат и, коротко поклонившись, растворился в толпе, словно и не было его здесь никогда. Ретта даже моргнула от неожиданности.
      — Кесау? — спросила она через некоторое время у мужа. — Кто это?
      — Я, — ответил он, тяжело дыша от напряжения. — И Тэньяти. И мой дед. Это название расы оборотней на нашем родном языке.
      — О, теперь понятно, — кивнула она. — В самом деле, должны ведь вы себя как-то называть.
      — Именно так.
      Ретта хотела было спросить, какое отношение имеет младший сын Горгрида к отданному только что приказу, но, чуть подумав, решила повременить до тех самых пор, пока Аудмунду не удастся принять горизонтальное положение. Хотя сдержать любопытство было нелегко.
      — Ваш конь, князь, — объявил гвардеец, подводя вороного жеребца.
      Ретта с тревогой посмотрела на раненого.
      — Вы же не собираетесь в самом деле ехать верхом? — спросила она и всплеснула руками.
      Тот пожал плечами:
      — Вы знаете другой способ добраться до Асгволда в кратчайшие сроки?
      — Нет, — честно призналась она. — Но ведь вы не сможете на него забраться!
      Князь подошел к коню, примерился, погладил животное по шее и наконец заявил:
      — Смогу, если мне помогут.
      — О боги! — возмущенно выдохнула Ретта. — А вы, оказывается, упрямы.
      — Есть такое, — не стал отпираться Аудмунд.
      — Но почему ваши родичи не могут вам помочь?
      Оборотень задумался на мгновение, а потом фыркнул:
      — Князь верхом на рыси. Зрелище было бы, надо полагать, незабываемое, хотя мой дед и не отказался бы. Но я все же предпочитаю не шокировать почем зря народ.
      — А я бы предпочла доставить вас с возможно большим комфортом. Рана отнюдь не шуточная.
      Аудмунд оставил коня, повернулся и, приблизив губы почти к самому уху ее, прошептал:
      — Мне в самом деле приятно, что вы, заботясь обо мне, пытаетесь настоять на своем, но в данном случае я все же предпочел бы поступить так, как считаю нужным. Довольно уже на сегодня необычного.
      Ретта открыла было рот, чтобы в очередной раз возразить, но, обдумав заявление мужа, вновь его закрыла.
      — Вы правы, — признала она и коротко вздохнула. — Но я за вас беспокоюсь!
      — Все будет хорошо, — заверил князь и посмотрел ей прямо в глаза. — Спасибо вам.
      Двое гвардейцев держали коня, еще двое не без труда помогли Аудмунду усесться верхом. Ретта с тревогой увидела, что на бинтах выступила свежая кровь.
      — Везите его очень осторожно! — велела она одному из помощников.
      — Конечно, княгиня, не беспокойтесь, — ответил тот.
      Ей в свою очередь подвели коня, и она, забравшись на него с помощью одного из солдат, поехала бок о бок с мужем.
      Погода быстро портилась, усилившийся ветер нагонял тяжелые тучи.
      «В Месаине теперь разгар лета, — подумала она, и сердце немного защемило от грусти. — А здесь, на севере, уже и до осени рукой подать».
      И все же вглядывалась в будущее она с предвкушением и восторгом. Трудности есть и будут всегда, потерь в жизни не избежать, но сама возможность выбрать в спутники жизни того, о ком тоскует душа, дается в жизни герцогам и князьям далеко не всегда. Вот и отец Аудмунда был женат на женщине, которую терпеть не мог, да и брак родителей ее матери был договорной, и как раз такая ситуация нормальна и естественна, тогда как ее собственная — нет.
      Аудмунд слегка покачивался в седле, морщился, если конь делал резкое движение, и Ретта несколько раз уже сдержала порыв подъехать ближе и поддержать мужа: вряд ли стоит без необходимости конфузить его перед подданными. Однако коня поближе все-таки подвела.
      Князь поднял глаза, улыбнулся с видимым усилием и, протянув руку, взял ее тихонько подрагивающую ладонь.
      — Все в порядке, правда, — заверил он. — Однако мне кажется, что вас одолевают вопросы. Не хотите их задать? Время тогда пройдет быстрее.
      Асгволд постепенно рос вдали, но до пригородов было еще ехать и ехать.
      «Еще бы, нашим-то шагом!» — подумала она, а вслух сказала:
      — С удовольствием. Что такое, например, рог Далиры? Я правильно понимаю, что он, как и диадема, имеет отношение к вашей погибшей прародине?
      — Абсолютно верно, — подтвердил Аудмунд. — Рог, так же как венец и меч, были на князе Асгволде в момент катастрофы. Только поэтому они уцелели. Согласитесь, было бы странно после этого бросать их.
      — Вы правы.
      — Рог Далиры поет лишь в исключительно важных случаях. Так и знайте — если слышите его, то произошло либо что-то очень плохое, либо очень хорошее.
      — И что же он возвестил сейчас?
      — Три вещи — смерть предыдущего князя, появление нового и нашу с вами свадьбу.
      — А где же меч?
      — В сокровищнице, — улыбнулся князь. — Им в первые столетия жизни в Вотростене пользовались весьма активно, поэтому он сохранился хуже, а перековывать такую реликвию, согласитесь, кощунство.
      — О нет! — побледнела Ретта. — Только не перековывать! Ведь это почти то же самое, что уничтожить!
      — Рад, что мы с вами думаем одинаково, — серьезно ответил Аудмунд. — Теперь меч извлекают лишь в исключительных случаях.
      — Например? — заинтересовалась княгиня.
      — Например, его всегда выносят на имянаречение наследника. Еще мой отец приказал достать реликвию, когда объявлял знати о моем усыновлении.
      — Оу, — только и смогла произнести Ретта.
      «Вот так прямо и откровенно заявить перед всеми, какое именно значение придаешь рождению младшего сына? — подумала она. — Смелый ход. Неудивительно, что княгиня Кадиа ненавидела пасынка».
      — А кто такой Тэньяти? — продолжила она вслух. — Я правильно понимаю, что он тоже сын Горгрида? Но какое отношение он имеет к вашему сегодняшнему поручению?
      — Самое прямое, — ответил Аудмунд, в который раз едва заметно поморщившись от резкого движения. — Он оборотень, глава военной разведки кесау. Ему, как и мне, почти двадцать лет.
      — Он так рано ее возглавил? — не сдержалась Ретта.
      Князь покачал головой:
      — Ну да. Не забывайте, что мы взрослеем в двенадцать. В двадцать лет Тэньяти давно уже взрослый мужчина, к тому же официально главой пока числится его дед. Его наследница, Таяна, мать Тэньяти, не способна к управлению столь сложным ведомством. Для ведения подобных дел у нее нет ни ума, ни таланта, и даже память оборотней не спасает. Именно поэтому она, едва сын повзрослел, делегировала ему все свои полномочия, и ее отец охотно согласился с этим решением. Он пока помогает Тэньяти, вводит его в курс дела, но фактически уже несколько лет именно младший сын Горгрида командует военной разведкой оборотней...
      Аудмунд говорил с заметным усилием, то и дело прерывался на середине фразы, чтобы перевести дыхание, но все же настойчиво продолжал рассказ.
      — Бедная Таяна, — прошептал он и горестно покачал головой. — Что с ней будет, когда она узнает о смерти мужа?
      — Они с Тэньяти так любили его? — спросила Ретта.
      — Да. Таяна и Горгрид заключили много лет назад временный союз по обычаям оборотней. Но случаи, когда временный союз перерастал в постоянный и никогда не бывал расторгнут впоследствии, не столь уж и редки на самом деле. Горгрид навещал их так часто, как только мог. Еще чаще прибегал в Асгволд Тэньяти. Он надеялся однажды, когда отец выйдет в отставку, уговорить его переселиться в Исталу. Что ж, не судьба.
      — А его человеческая жена? Мать Бёрди.
      — Он уже почти двадцать пять лет как вдовец. Был.
      Аудмунд вновь тяжело вздохнул, а Ретта вдруг подумала, что ничего, по сути дела, не знает о том мужчине, что стал ее супругом. Так не пора ли начинать исправлять эту оплошность?
      — Расскажете мне как-нибудь о вашей семье? — попросила она. — Кошачьей и человеческой?
      — Обязательно, — пообещал Аудмунд.
      И тут неожиданно Ретта заметила впереди быстро приближающееся облачко пыли.
      — Повозка! — приглядевшись, радостно воскликнула она.
      Ехавшие по бокам телеги гвардейцы тоже явно заметили князя и его спутников, потому что пустили коней в галоп.
      — Повелитель, как вы? — спросил встревоженно командир, поравнявшись с ними.
      — Неважно, — признался Аудмунд.
      Он стиснул зубы, на висках его выступили капельки пота.
      Сидевший на козлах мужичок изо всех сил принялся понукать кобылу. Догнав провожатых, он соскочил и суетливо начал взбивать ворох сена. Аудмунд покачнулся, и спешившиеся гвардейцы подхватили его. Ретта с тревогой следила, как мужа укладывают в повозку.
      — За лекарем послали? — спросила она.
      — Так точно, княгиня, — ответил один из стражей. — Сейчас он придет в замок.
      — Хорошо, — с заметным облегчением вздохнула она. — Тогда давайте поторопимся. Только не трясите его!
      Мужичок покосился, проворчал себе под нос что-то о противоречивых женских приказах, но Ретта предпочла не замечать его болтовню. Еще не хватало ей вступать в пререкания с челядью замка или городской беднотой! Эмоционально отчитывать можно только равных себе, так учила ее мать, остальным же можно лишь спокойно давать указания.
      Гвардейцы устроили наконец в телеге Аудмунда, и кавалькада тронулась. Князь заметно расслабился, и на губах его даже появилось слабое подобие улыбки.
      — Я уже говорил вам, Ретта, чтобы вы не паниковали, — заметил он. — Мой организм зверя справится с любой напастью. Через три дня я буду здоров.
      Та не сдержалась и громко фыркнула в ответ:
      — Это самая невозможная вещь, какую мне приходилось слышать. Вы теперь мой муж. Как вы представляете себе, чтобы я не волновалась? Можно подумать, мне улыбается мысль в первый же день остаться вдовой.
      Аудмунд тихонько рассмеялся, но охнул и, схватившись за бок, замолчал.
      Город рос, и вскоре уже они выехали на мощеную дорогу. Телега покатила заметно резвее. Горожане, встречавшиеся им на пути, по каким-либо причинам не попавшие на церемонию, останавливались, заметив их группу, и с тревогой смотрели вслед. Когда впереди показался замок, гвардейцы снова прибавили шаг и прокричали:
      — Открывайте князю!
      Раздался натужный скрип, и деревянный мост опустился. Ворота распахнулись.
      — Князь сильно ранен? — спросил начальник караула у гвардейцев, завидев телегу.
      — Да, — лаконично ответили те.
      Подбежали солдаты и, подхватив Аудмунда, со всем возможным бережением понесли в покои. Ретта шла за ними, стараясь не отставать, хотя подчас это казалось непростой задачей.
      Они миновали этаж, где находились отведенные ей комнаты, и стали подниматься выше. Место, где она не бывала еще ни разу. Но теперь ей некогда было оглядываться по сторонам.
      — Закройте окна! — велела она, почувствовав, что в спальне Аудмунда холодно.
      Солдаты уложили князя в постель и поспешили выполнить приказание.
      Наконец Ретта могла позволить себе перевести дух. Дорога позади, лекарь скоро придет, а муж ее утверждает, что рана для него несерьезная и долго болезнь не продлится.
      «Хотя я бы лично поспорила. В Месаине люди умирали от таких ранений, уж я-то знаю», — подумала она и добавила вслух:
      — Принесите горячей воды.
      «Лекарю она в любом случае пригодится».
      Дверь за солдатами закрылась, и стало тихо. Княгиня вздохнула и устало потерла лицо.
      — Бурный выдался день, — сказала она.
      — Воистину, — ответил Аудмунд.
      — Почему вы не повременили со свадьбой? В вашем-то состоянии?
      Присев на краешек кровати, она заглянула супругу в глаза. Зверь. Был, есть и будет. И теперь ей надо привыкать к тому, что именно он — самый важный для нее человек.
      А тот улыбнулся, уже без усилия, и осторожно взял в руки ее ладонь.
      — Хотел поскорее сделать вас своей женой, — охотно принялся объяснять он. — С сегодняшнего дня я объявлю траур, а это уже задержка. Само собой, никакие бракосочетания в такой период не проводятся.
      — Конечно, я согласна с вами, — отозвалась Ретта.
      — Ну и потом, неизвестно, как там пойдут дела у Кьярби. Я очень рассчитываю на счастливый для всех нас исход, но если случится осечка, то в результате может начаться война. Она не неизбежна, но вполне возможна. Вы понимаете?
      — Безусловно.
      — Прекрасно. Тогда вы согласитесь, я полагаю, что самый лучший момент для нашей свадьбы — именно сегодня.
      Он шевельнул рукой и осторожно погладил пальцем ее ладонь. По спине Ретты побежали мурашки. Голова немного кружилась, а губы Аудмунда отчего-то манили. Хотелось наклониться и прикоснуться к ним. Какие они? Мягкие или нет? Ретта даже головой тряхнула, чтобы сбросить наваждение. Нашла о чем думать, когда он лежит чуть живой!
      — Так вы согласны со мной? — повторил он тем временем и легонько сжал ее пальцы.
      — Конечно, — ответила она чуть хрипло, постепенно приходя в себя. — Теперь, когда вы объяснили, все кажется логичным.
      — Ну, вот и славно.
      Она в смущении замерла, не зная, что ей теперь сказать или сделать. Уйти сейчас куда-либо она не решалась, Бериса, шедшая от храма пешком, пока не добралась до замка, а кого можно позвать, чтобы приглядел за Аудмундом, она не знала. Тут дверь без предупреждения распахнулась, и на пороге появился немного сутулый седой как лунь старик. Черные, яркие глаза его, выделявшиеся на морщинистом лице, смотрели по сторонам внимательно и живо.
      «Должно быть, лекарь», — догадалась Ретта.
      Наверно, они выглядят одинаково во всех частях света. И дело отнюдь не во внешности — в глазах вошедшего, в его движениях и осанке было то неуловимое, что замечала она неоднократно и в целителях Месаины.
      — Меня зовут Ингдун, — представился он. — А вы, должно быть, и есть наша новая госпожа?
      — Да, это я, — ответила Ретта, вставая и отходя в сторону, чтобы не мешать.
      — Что с ним?
      — Ранение.
      — Бардульв?
      Похоже, вести о том, что произошло на поле, уже успели разнестись. Или ему просто доложили?
      Ретта кивнула, подтверждая, что виновником плачевного состояния пациента был прежний князь, а целитель тем временем подошел к постели и, прищурившись, с легким ехидством заговорил:
      — Ну что, Аудмунд, ты живой? Это хорошо. На этот раз я все-таки уложу тебя в постель. Как ты мог быть настолько беспечным и позволить ранить себя? И кому? Магу! Тебе должно быть стыдно. Ты понимаешь, что твое здоровье больше тебе не принадлежит?
      — Об этом я знаю лучше тебя, — проворчал Аудмунд. — А если ты будешь продолжать читать мне нотации, я выгоню тебя, так и знай, и буду зализывать раны сам. И пусть тебя тогда заест совесть. Простите, Ретта.
      Та, растерявшись, не зная, как ей реагировать на эту явно дружескую перепалку, просто пожала плечами в ответ. Ингдун хмыкнул и поставил сундучок на стол.
      В дверь постучали, и старик громко крикнул:
      — Входите!
      Появился солдат с водой. Поставив миску на стол, он удалился, а Ингдун принялся снимать бинты.
      — Кто тебя перевязал? — поинтересовался он у Аудмунда.
      — Жена, — отозвался тот.
      Лекарь осмотрел открывшееся ранение и одобрительно хмыкнул:
      — Так вы в самом деле знакомы с лекарским искусством, княгиня?
      — Да, я училась в Месаине.
      — Очень хорошо, рад обрести в вашем лице столь замечательного коллегу и, смею надеяться, союзника.
      Ингдун начал обрабатывать рану, а Ретта, приблизившись, принялась наблюдать. Руки лекаря двигались уверенно и ловко. Свежей крови больше не было видно, и все же глубина поражения вызывала трепет. Любой человек уже давно метался бы в лихорадке, но этот полузверь стойко перенес две церемонии подряд, после ехал долгое время верхом, а теперь лежит и как ни в чем не бывало болтает.
      — Эх, госпожа, — заговорил, не отрываясь от дела, Ингдун, — если бы вы знали, каким он был непоседливым ребенком. В этом он всегда был похож на своего отца.
      — Я таким и остался, — не удержался от ответной реплики Аудмунд и поморщился, когда руки Ингдуна в очередной раз коснулись обнаженной раны.
      — Будешь дергаться, я тебе еще и нитки наложу, — пообещал лекарь. — Чтоб шов был красивее.
      — Он и так хорош, — проворчал оборотень.
      — А вот об этом уже не тебе судить, — парировал его собеседник.
      Он присыпал рану порошком, снимающим воспаление, наложил мазь и принялся перевязывать.
      Дверь тихонько отворилась. Бериса осторожно заглянула в покои и, заметив Ретту, подошла к ней и прошептала на ухо:
      — Там советник Весгард.
      — Пусть подождет немного, — попросила та. — Как только целитель уйдет, я передам Аудмунду.
      Старуха кивнула и торопливо вышла. Довольный лекарь наконец выпрямился и объявил, потирая руки:
      — Ну, вот и замечательно. Все готово. Теперь ему необходимо лежать, это самое главное. Могу я оставить его на ваше попечение, госпожа?
      — Да, конечно, — выразила готовность Ретта.
      — Тогда постарайтесь, чтобы он не вставал хотя бы до завтра. Я понимаю, что это весьма сложная задача, и все же вынужден настаивать. Рано утром я проведаю его. Если что — зовите.
      — Непременно.
      Он собрал свои пузырьки и мази и, попрощавшись, удалился. Ретта вздохнула, и на бледном от волнения лице ее появилась улыбка.
      — Вы устали? — спросил ее Аудмунд, и в тоне его прозвучало искреннее участие.
      Ретта покачала головой:
      — Совсем немного. Что значат такие пустяки по сравнению с тем, что сегодня произошло? Да, там советник Весгард дожидается.
      — Позовите его, — попросил князь.
      Княгиня кивнула и распахнула дверь. Лорд Весгард вошел и, приблизившись к кровати, спросил с тревогой:
      — Как вы, повелитель?
      — Все хорошо, — ответил тот, но, хотя он явно пытался говорить по возможности более убедительно, все же бледность щек, капли пота на висках и чуть подрагивающий от напряжения голос спрятать было невозможно. — Однако жена моя и Ингдун сговорились и на ближайшее время уложили меня в постель. Боюсь, вам некоторое время придется справляться со всем самому.
      — Я все сделаю, повелитель.
      — Нисколько не сомневаюсь. Где тело Горгрида?
      — Только что принесли. Плотники сколачивают помост в тронном зале.
      — Хорошо. Не забудьте объявить по нему траур и распорядитесь приспустить все знамена в стране.
      — Непременно. Все будет исполнено.
      Весгард стоял навытяжку, почти по-военному, и преданно смотрел своему князю в лицо. В глазах вельможи застыла тревога.
      Аудмунд прикрыл на некоторое время веки, переводя дух, и в конце концов попросил:
      — Дайте попить.
      Ретта оглянулась по сторонам и, заметив на столе кувшин воды и кружку, поспешила налить и подать мужу. Присев на край кровати, она приподняла его голову, чтобы Аудмунду было удобней.
      — Спасибо, — поблагодарил он ее наконец и снова обернулся к советнику. — Пока возьмите обязанности Горгрида на себя, а я, когда поправлюсь, решу, кого назначить на его место.
      — Все будет исполнено, — все так же четко пообещал вельможа.
      Аудмунд улыбнулся, глаза его блеснули, и вдруг он совсем другим тоном закончил:
      — Мой поклон вашей уважаемой супруге, леди Хельвеке.
      Весгард как-то разом расслабился, выражение лица его изменилось, и уже с заметной улыбкой на губах он ответил:
      — Конечно, мой князь, обязательно передам.

Глава 2. Сон

— Кого же вы назначите на место Горгрида? — спросила Ретта, когда дверь за лордом Весгардом закрылась.
      — Бёрдбрандта, — ответил Аудмунд, практически не раздумывая. — С должностью советника по обороне он справится превосходно.
      Она удивленно подняла брови:
      — Но разве нет более опытных командиров? Бёрди всего тридцать лет.
      Она все еще немного судорожно вздохнула и прошлась по комнате. Напряжение последних часов оставляло ее неохотно.
      — Понимаете, Ретта, — принялся объяснять Аудмунд, и она поспешила вернуться к ложу, чтобы муж мог говорить тише, не напрягаясь, — солидный возраст не всегда преимущество. Те, кто давно командует, уже привыкли к определенному объему работ и ответственности. Перестроиться им будет гораздо сложнее. Сейчас, когда ситуация с Фатраином столь сильно напряжена, у меня нет возможности постоянно контролировать действия нового советника и долго вводить его в курс дела. Будь обстановка более спокойной, я бы, возможно, рискнул. Пока же преимущество за Бёрди — у него в силу молодости мышление более гибкое, к тому же он талантливый командир и организатор. Горгрид частенько делился со старшим сыном своими делами и планами, поэтому он во многом уже в курсе ситуации. А вот до должности старшего советника он еще не дорос, тут вы правы. Этот пост перейдет к Весгарду.
      — Что ж, я согласна с вами, — улыбнулась Ретта и наклонилась, чтобы поправить Аудмунду подушки.
      Впервые с тех пор, как она оказалась в его покоях, у нее появилась возможность оглядеться. Наборные панели темного дерева, лаконичность и простота. Наверное, обстановка максимально соответствовала характеру своего владельца. Во всяком случае, обдумав эту мысль еще раз, Ретта согласилась с ней.
      Широкая кровать, как и в ее собственных покоях, была укрыта балдахином, у окна расположился стол с письменными принадлежностями, картами и стопкой книг. Ретта оглянулась, подошла и, взяв одну из них, повертела в руках. Знаки, начертанные на толстых пергаментных страницах, ничем не напоминали привычные ей месаинские или вотростенские буквы, скорее запятые и черточки, раскиданные в весьма странной последовательности. Ничего не поняв, она положила книгу обратно.
      — Она написана на языке оборотней, — прокомментировал Аудмунд.
      На каминной полке стоял лаковый миниатюрный портрет и лежала свирель. Подойдя ближе, она взяла инструмент и оглядела. Потертости и царапины неоспоримо свидетельствовали, что им пользуются.
      — Вы умеете играть? — спросила Ретта, обернувшись к мужу.
      Ибо кому еще, если не ему, она могла бы принадлежать? Капитан Клеволд говорил об образованности и интеллигентности ее супруга.
      — Умею, но делаю это не часто и под настроение, — отозвался он.
      На миниатюре же оказался изображен князь Эргард. Почти такой же, как на парадном портрете внизу, только моложе.
      — Кто написал его? — вновь спросила она.
      — Моя мать. Здесь отец такой, каким был в момент их знакомства.
      Ретта пригляделась к изображению внимательней и наконец вынесла вердикт:
      — В самом деле, очень красивый мужчина.
      — Благодарю вас, — искренне отозвался Аудмунд.
      — А кстати, — продолжила она, прищурившись и чуть склонив голову на бок, — скажите, в Вотростене есть свои собственные художники, поэты, музыканты? Я много слышала о талантливых полководцах или ученых, но ни разу при мне не упоминали имен тех, кто делает мир прекрасней.
      Аудмунд собрался было отвечать, но вдруг закашлялся, и Ретта поспешила подать ему воды.
      — Спасибо вам, — поблагодарил он, и она, снова присев на край ложа, приготовилась слушать. — Вы понимаете, люди творческих профессий у нас, конечно, рождаются, но крайне редко.
      — Но почему? — в изумлении воскликнула Ретта.
      Что может быть естественней для человеческой натуры, чем красота? И куда же подевались ее естественные проводники здесь, на северном краю света? Не повымерзли же, в самом деле?
      — Когда Далира погибла, так получилось, что выжили по большей части военные и ученые, а также некоторое количество инженеров и мастеров. И именно они передали в конце концов свои таланты потомству. Знания в этих областях до сих пор не утрачены нами и, более того, активно развиваются. Художники же, поэты, торговцы, знать, императорская семья в полном составе — все погибли. Это связано со структурой магической энергии и особенностями архитектуры Далиры. Вижу, Ретта, что вы сейчас мало понимаете, но в двух словах я объяснить не смогу. Давайте отложим этот разговор до тех пор, пока я поправлюсь. Тогда я вам с удовольствием поведаю всю историю.
      — Конечно, Аудмунд, отдыхайте, — с готовностью отозвалась Ретта. — Мне было бы совестно доставлять вам сейчас столько хлопот.
      Но сколь загадочен и прекрасен, вероятно, был тот мир, что вставал теперь перед ее глазами, — мир утраченной прародины! И муж ее, что лежит сейчас в постели, оправляясь от ран, его прямой наследник!
      «Даже несмотря на свою кошачью натуру», — подумала Ретта и ощутила, как в груди ее просыпается нежность. Хотелось заботиться о нем, ухаживать, помогая оправиться от раны, и, к ее счастью, он ничуть против этого не возражал. По крайней мере, пока.
      Аудмунд облизнулся, откашлялся и заговорил:
      — Что ж, как бы то ни было, нам с вами обоим, кажется, повезло.
      В голосе его отчетливо послышались мурлыкающие интонации, глаза засветились лаской.
      — О чем вы? — спросила она, немного смутившись, но глядя, тем не менее, прямо мужу в глаза.
      — О том, — охотно ответил он, — что у нас с вами появилось время просто познакомиться друг с другом как следует.
      — И снова я не могу не согласиться, — поддержала она.
      Попробовать узнать хоть немного того, кто стал ей мужем, это ли не подарок богов!
      Он положил тяжелую ладонь ей на бедро, и Ретта вздрогнула то ли от неожиданности, то ли оттого, что прикосновение оказалось приятно.
      — Спать приходите сюда, — вдруг велел он и выразительно похлопал по кровати. — И вообще, я думаю, вы можете перенести ко мне свои вещи. Вы моя жена, и теперь ваше место в моих покоях. Не волнуйтесь, я пока не в том состоянии, чтобы требовать от вас выполнения супружеского долга, а для вас это хорошая возможность привыкнуть к моему присутствию рядом. Вы согласны?
      «Супружеский долг»! От этих слов Ретту бросило сначала в жар, потом в дрожь. Сердце бешено заколотилось, норовя вырваться из груди, а ладони вспотели. Ведь как бы то ни было, а уже очень скоро ей все же предстоит разделить с ним ложе. И это не Бардульв, объятия которого можно было бы просто вытерпеть, это тот, кто нравится, к кому влечет! Что станет делать она?
      Мысли метались, но Аудмунд смотрел спокойно и ласково, и от мерного дыхания его, от все понимающего взгляда они успокаивались и потихоньку начинали приходить в порядок.
      — Конечно же, Аудмунд, вы совершенно правы, — наконец сумела сказать она.
      И мысленно поддела саму себя: «Какая дивная покладистость».
      — Ну, вот и славно, — ответил муж.
      Вдруг как-то незаметно сгустилась тишина. Не было слышно ни голосов, ни шагов. Ретта встала и подошла к окну. Во дворе стояли стражи, их было на первый взгляд как будто больше, чем в прошлые дни. Лица, в обычное время совершенно бесстрастные, выражали скорбь. С моря натягивало облака, ветер усиливался. Быстро темнело, и княгиня поискала, чем бы ей зажечь светильники. 
      — Огниво на столе, — подсказал муж.
      — Спасибо.
      Отыскав небольшой холщовый мешочек, она затеплила свечи, разожгла камин и спросила:
      — У вас есть помощники?
      — Здесь, в покоях? — уточнил он.
      — Да.
      — Нету. Я все обычно делаю сам. Хотя кто-то здесь определенно убирает.
      — Что ж, ясно. Тогда мне стоит сходить и попросить кого-нибудь, чтобы нам подали обед. Вы ведь наверняка голодны.
      — Есть такое, — признался Аудмунд. — Последний раз я ел еще вчера вечером.
      — Так что же вы молчали? — возмутилась она и, обернувшись, нахмурилась и уперла руки в боки. — Надеюсь, вы не хотите сказать, что вашему кошачьему организму не нужна пища?
      Аудмунд закашлялся, пытаясь скрыть смех. Глаза его блеснули весельем:
      — Конечно, нет. Напротив, чтобы поправиться, мне нужно много сил. Но ваш упрек справедлив, признаю.
      — Ох, Аудмунд, — с упреком проговорила Ретта и покачала головой.
      «Иногда мужчины как дети, — подумала она. — Даже самые лучшие из них».
      — Для поручений там должен быть ординарец, — подсказал князь.
      Распахнув дверь, она выглянула и, обнаружив стоящего навытяжку солдата, велела:
      — Пусть принесут обед в покои. И найдите Берису.
      — Слушаюсь, княгиня.
      Солдат убежал, а Ретта вернулась обратно в спальню.
      — Наверное, я виноват перед вами, — сказал вдруг Аудмунд.
      Огонь в камине уже успел разгореться, стало тепло и уютно. Она снова уселась на краешек кровати и вопросительно посмотрела на мужа, ожидая пояснений. Тот тяжело вздохнул:
      — Не таким должен был быть день вашей свадьбы. Сложись все иначе, после церемонии состоялся бы пир. Вы были бы там самая красивая, вам говорили бы комплименты. Я обязательно преподнес бы вам подарок. И мы бы танцевали. А вместо этого вам запомнятся бой, предательство Бардульва и траур. И в довершение всего вы вынуждены теперь исполнять обязанности сиделки.
      — Какие пустяки! — воскликнула Ретта с укором в голосе и покачала головой. — Вы уже сделали этот день счастливым, потому что избавили от своего брата. Ухаживать за больными я привыкла, а что до всего остального… Что ж, жизнь вносит свои коррективы в наши радужные мечты.
      — Я постараюсь исправиться, — пообещал он твердо. — Как только встану на ноги.
      — Не думайте об этом, — отозвалась она.
      Он потянулся, накрыл ее ладонь своей и прошептал:
      — Вы истинное сокровище, Ретта. И я в самом деле счастлив, что вы достались именно мне.
      Тихий, вкрадчивый голос Аудмунда проникал в душу. Голова ее слегка закружилась, а по коже пробежал приятный озноб. Рука чуть дрогнула, Ретта осторожно потянулась и положила трепещущие пальцы мужу на грудь. Сердце зверя под ними бешено колотилось. Это тоже расовая особенность оборотней или он просто волнуется, как и она сама? Опять вопросы, на которые она не знает ответов.
      Аудмунд сжал ее пальцы и принялся осторожно перебирать.
      — Все будет хорошо, — пообещал он твердо. — Я вас вовсе не тороплю. Мне не нужна ваша покорность долгу, Ретта. Я хочу, чтобы вы по собственному желанию пришли ко мне.
      Многообещающие слова! Воображение тут же нарисовало счастливые сцены семейной жизни. Внимание. Понимание. Согласие и любовь. Она даже зажмурилась, опасаясь спугнуть видение. Но что, если это все правда, единственное, что ей нужно, это побороть собственную робость перед неизведанным и незнакомым, перед силой оборотня?
      Ретта резко распахнула глаза и посмотрела на Аудмунда. В его вертикальных зрачках читались мудрость и понимание. Конечно, ведь опыт сотен и тысяч предков в его распоряжении, и ему вовсе не нужно блуждать во тьме, чтобы получить ответы.
      — Я обещаю, — прошептала она уверенно. — Однажды. Не знаю, когда.
      Он явно собирался что-то еще сказать, но в этот самый момент в дверь постучали. С сожалением вздохнув, Ретта встала и отправилась открывать. Вошли слуги и поставили на стол обед.
      — Можете идти, — отпустила их княгиня, и они с поклоном удалились.
      Желудок голодно булькнул, давая понять, что идея насчет еды ему однозначно нравится. Соблазнительно пахло хлебом и мясом, кашей с фруктами и травяным чаем.
      — Наверное, вам хочется умыться, — предположила она, обернувшись к мужу. — Да и руки бы помыть не помешало.
      — Тут вы правы, — живо откликнулся Аудмунд и сделал движение, совершенно очевидно намереваясь встать.
      — Нет, лежите! — встрепенулась Ретта. — Еще не хватало, чтобы ваши раны опять закровили.
      Князь заинтересованно посмотрел, слегка приподняв брови, но спорить не стал и покладисто лег обратно на подушки.
      Сходив в купальню, она принесла полотенце и смочила его в той самой воде, что по-прежнему стояла на столике у кровати, отжала и, присев рядом, начала вытирать ему лицо.
      — Так, признаюсь, мне еще умываться не приходилось, — прокомментировал он.
      — Вам повезло. Многие раненые на моей памяти были не в состоянии обиходить сами себя.
      Полотенце высохло, и она его смочила снова.
      — Давайте я теперь сам, — протянул руку Аудмунд.
      Поколебавшись одно мгновение, Ретта все-таки отдала лоскут ткани. Кот в человеческом обличье довольно уркнул и, откинув одеяло, принялся обтирать шею, руки и грудь. Быть может, это зрелище было и не столь эффектным, как тогда на поляне, но все же она с удовольствием наблюдала, как красиво вырисовываются под кожей мышцы. Меньше всего сейчас Аудмунд походил на больного. Дыхание стало гораздо ровнее, а на лицо вернулись краски. Что он там говорил про три дня? Вполне возможно, завтра утром он уже в самом деле в состоянии будет встать.
      «Но в этом, конечно же, должен будет сперва убедиться Ингдун». Она поднесла ближе миску, чтобы мужу было удобней помыть руки, и, поставив использованную воду обратно на столик, вышла из спальни и велела ее забрать.
      Когда ординарец скрылся, она перенесла поднос с едой поближе к кровати и задумалась:
      — Как же вы будете есть?
      — Сам, — решительно ответил Аудмунд. — Я не до такой степени болен и при необходимости вполне могу передвигаться.
      — Да, я видела, — задумчиво ответила Ретта, вспомнив недавнюю церемонию.
      Она подошла, взбила подушки и помогла мужу устроиться в постели полусидя. Сначала они воздали должное каше, потом переключились на вяленого фазана.
      — Должно быть, в Вотростене успевают соскучиться за лето по свежему мясу.
      — Вы правы, — подтвердил он. — Но что делать, если охотиться запрещено. Иначе что мы все будем есть зимой?
      — А домашняя скотина?
      — А чем прикажете ее кормить?
      Аудмунд доел свою порцию мяса и с удовольствием обсосал косточку.
      — Аппетит у вас на славу, — заметила она.
      Оборотень прищурился:
      — А я вам говорил, что вовсе не умираю.
      «Но я своими глазами видела рану», — подумала она, но вслух ничего говорить не стала. Завтра, когда Ингдун придет перевязывать, она сможет увидеть воочию и наконец убедиться.
      Заглянула Бериса, и Ретта, вытерев руки, встала.
      — Собери мои вещи, — попросила она. — Я переезжаю сюда.
      Старуха улыбнулась:
      — Очень рада за вас обоих. Я до сих пор не поздравила, прошу прощения. Примите самые искренние пожелания счастья.
      — Благодарю вас, — отозвался с постели князь. — Вы тоже можете переселиться на этаж, чтобы быть ближе к Ретте. Напротив есть свободная комната. Ну, а другие статс-дамы и фрейлины, когда они появятся, пусть остаются этажом ниже.
      — Спасибо вам, князь, — ответила Бериса и чуть заметно усмехнулась. — Уверяю, мы не будем вам мешать и не нарушим покой. Пойду займусь вещами.
      Она слегка поклонилась и, кивнув Ретте, вышла за дверь.      
      «Должно быть, такие перемены для него серьезное испытание, — подумала та. — Он привык быть хозяином своей жизни и своих покоев. И тут появляется кто-то, кто начинает претендовать на то и другое».
      Правда, до сих пор он не высказывал никаких признаков неудовлетворенности своим изменившимся положением. Значит, и ей не стоит думать о подобных вещах.
      Когда с поздним обедом было покончено, а посуду забрали, Ретта подумала, что ей тоже следовало бы привести себя в порядок. Платье было серьезно испачкано, волосы растрепались. Отдав приказ все тому же ординарцу, чтобы в купальню принесли горячей воды, она вернулась к мужу.
      — Я полагаю, вы хотите спать, — сказала она.
      — Отдохну позже, — покачал головой Аудмунд.
      — Скажите, а куда делась ваша кольчуга? — спросила она. — Насколько я помню, вы уезжали именно в ней.
      — Все верно, — подтвердил он. — Но после я должен был преодолеть серьезное расстояние. В человеческом облике я бы не успел, поэтому пришлось бежать в зверином. Кольчугу я оставил на месте, в ипостаси рыси она бы мне сильно мешала и тормозила. Кожаный доспех для этих целей гораздо удобнее. Чуть позже оборотни вернут мои вещи в замок вместе с лошадью.
      Ретта вздохнула и покачала головой:
      — Вы подвергались серьезной опасности. Хорошо, что вас в итоге не убили.
      — Иногда приходится выбирать, — откликнулся тихо Аудмунд. — Что важней: успеть на место и не дать брату уничтожить Вотростен — или позаботиться о собственной жизни? Я решил, что выбор очевиден.
      Князь говорил серьезно и проникновенно, не спуская с нее внимательных глаз. Ретта задумчиво прошлась по комнате и остановилась наконец перед портретом князя Эргарда.
      — Я понимаю все, что вы сейчас сказали, — в конце концов заговорила она. — И доведись мне встать перед таким же выбором, я поступила бы, как и вы. Но вы мне муж. Для жены ваша личная безопасность всегда есть и будет важнее прочего. Вот такие противоречия.
      Нахмурившееся было небо за окном вновь успело просветлеть. Буря так и не разразилась. Начинало смеркаться, хотя звезды появиться пока еще не успели.
      — Открыть вам окно? — спросила она.
      — Нет, не надо, — покачал головой Аудмунд. — Вам будет холодно.
      Вошли слуги и начали готовить купальню.
      — Сыграете мне потом, когда поправитесь? —попросила она, глядя на свирель.
      — Обязательно, — с видимой готовностью ответил князь.
      Ретта вздохнула и потерла виски.
      — Хорошо, что этот день заканчивается, — заметила она и поглядела в окно.
      Во дворе сменялся караул. Отсюда, из покоев Аудмунда, происходящее было видно гораздо лучше. Из ее прежних комнат проглядывался сад и небольшой кусочек двора, отсюда же тренировочная площадка и часть казарм, и куда лучше была видна дорога, ведущая к порту, и храм.
      — Вода готова, госпожа, — объявили слуги и ушли, повинуясь жесту Ретты.
      — Могу я положиться на ваше благоразумие и на некоторое время оставить вас одного? — спросила она.
      Аудмунд сощурился чуть насмешливо, однако ответил вполне серьезно:
      — Можете, не переживайте. Скорее выздороветь и в моих интересах тоже. Через два дня состоятся похороны Горгрида, я должен быть там.
      При мысли о советнике сердце снова обдало печалью. Как выдерживают такое испытание его сыновья?
      — У Бёрди есть жена? — спросила она Аудмунда.
      — Невеста. Они собирались пожениться после окончания войны. Теперь свадьбу придется отложить до следующего лета.
      — Да, понимаю. Но все же очень хорошо, что есть кому его поддержать.
      Долгое время князь молчал. То ли не слышал ее слов, то ли размышлял о чем-то своем. Наконец он проговорил тихонько:
      — Вы правы.
      И принялся глядеть в окно. Лицо его исказила гримаса страдания, но Ретта не была уверена, нужны ли ему сейчас какие бы то ни было слова. Повинуясь порыву, она подошла, осторожно сжала руку мужа и удалилась в купальню.
      Когда она вернулась, слуги как раз выходили из гардеробной. Бериса расставляла на каминной полке рядом с вещами князя ее пожитки. Заметив воспитанницу, старуха молча кивнула и выскользнула из покоев.
      Аудмунд лежал, закрыв глаза, и чем-то отдаленно напоминал беспомощного котенка. Дыхание было неровным и рваным, и Ретта поняла, что муж не спит. Устроившись у окна поближе к камину, она взяла арфу и задумалась, что же сыграть.
      Пальцы тронули струны. Мелодии задавало тон настроение, печальное и подавленное, и музыка выходила под стать ему. Она разливалась водой в полях по весне, набегала на песчаный берег морской волной. Напевная и лиричная, она словно шептала на ухо, стремясь о чем-то рассказать, и Аудмунд, вздохнув, проговорил в конце концов:
      — Восхитительно.
      Пальцы Ретты в последний раз коснулись струн, и инструмент занял место на полке.
      — Отдыхайте, — прошептала она и, поправив одеяло, наклонилась и коснулась осторожно губами его виска.
      — Спасибо, — прошептал князь, все так же не открывая глаз.
      — Спокойных снов вам.
      Она затушила светильники, задернула полог балдахина, затем обошла кровать и нырнула под одеяло.
      Уснуть удалось далеко не сразу. Присутствие полузверя-мужа на соседней подушке волновало. Дыхание сбивалось, и ноздри его, чутко вздрагивающие, наводили на мысль, что он ощущает волнение ее по запаху.
      Ретта повернулась на бок, осторожно дотронулась пальцами до лежащих на подушке волос Аудмунда и закрыла глаза. Он ранен и невероятно устал, ему необходим отдых, а она ему мешает спать. Нет, так не годится! Усилием воли вызвала она в памяти тот мотив, что сейчас наигрывала, а еще видение вересковых полей. Картина была завораживающая, и Ретта любовалась ею, почти физически ощущая ветер на коже.
      Скоро дыхание Аудмунда выровнялось, и сама она вслед за ним не заметила, как провалилась в сон.
      Ей виделась темнота, но не пугающая, а ласковая и нежная, словно мать. Ретта огляделась, гадая, куда попала, и вдруг увидела, что к ней идет женщина, молодая и красивая, с толстыми светлыми косами и в васильково-синем платье прямого покроя. На плечах красовалась накидка из волчьего меха. Женщина улыбнулась, остановившись прямо перед ней, и возложила ей на голову венок из цветов северного льна. Заиграла музыка, новоявленная княгиня закружилась в диковинном танце, а женщина исчезла, словно и не было ее никогда.
      А тьма расступилась, и прямо над головой раскинулось бескрайнее голубое небо, по которому плыли белые облака. И на душе Ретты было легко и светло.

Глава 3. Разговор

Ретте казалось, что ее мягко покачивает на речных волнах. Тонко свистит камыш, поет какая-то незнакомая птица. Солнце светит ярко-ярко, так что даже слепит глаза. Она улыбнулась тепло и мечтательно, медленно подняла руку, жестом пытаясь защититься от золотисто-розовых утренних лучей, и… проснулась.
      Зевнув, Ретта привстала на локте и огляделась. Полог со стороны Аудмунда был отдернут, примятая подушка еще хранила тепло тела, однако его самого на кровати не было.
      Она чуть заметно нахмурилась и покачала головой. Какое непослушание! И ведь сам же накануне сказал, что в его интересах поправиться поскорее.
      «А это значит, — решила она, — что далеко уйти он не мог».
      На полу мерцал нежным золотым светом квадрат окна, сквозь открытые занавеси голубел кусочек неба, а в прозрачном, искрящемся воздухе танцевали затейливый неторопливый танец пылинки.
      Аудмунд обнаружился стоящим около камина в свежей рубашке и штанах. Он держал в руках портрет отца и все смотрел и смотрел, не отрываясь, то ли на князя Эргарда, то ли вглубь себя — Ретте было трудно разобрать со своего места. Наконец, он коснулся изображения губами, затем приложил его ко лбу и, тяжело вздохнув, замер. Теперь ошибиться было невозможно — такое горе ни с чем не спутаешь. Но ведь с момента смерти князя Эргарда прошло достаточно времени. Неужели скорбь столь сильна? А ведь есть еще Тэньяти, отчаяние которого она вчера наблюдала лично. Еще одна расовая особенность оборотней? Или Горгрид и его товарищ-князь столь резко выделялись из толпы обычных людей и были на диво замечательными отцами? Вопрос, ответ на который ей очень бы хотелось узнать, ведь именно они, похоже, сильнее всего повлияли на Аудмунда. Но вслух его задать она вряд ли решится, чтобы не разбередить ненароком раны. Не сейчас. Быть может, когда-нибудь потом, после. Или он сам вдруг расскажет.
      — Аудмунд! — позвала она тихонько.
      Князь вздрогнул от неожиданности, резко обернулся, и глаза его на миг сузились до двух щелочек, но, увидев Ретту, встревоженно глядевшую на него, расслабился и просветлел лицом.
      — Вы проснулись? — спросил он, ставя портрет обратно на полку.
      — Как видите, — улыбнулась Ретта и, чуть поколебавшись, спросила: — Скажите, Аудмунд, я вам сильно мешала?
      Тот в удивлении приподнял брови:
      — О чем вы?
      — О вчерашнем вечере, — смущенно, но тем не менее твердо ответила она.
      На лице супруга зажглось понимание.
      — Нет, — покачал он головой. — Почти нет.
      — Спасибо за откровенность.
      Выходит, поначалу она все-таки слегка досаждала. Что ж, им обоим придется привыкать. В конце концов, он сам велел ей переселяться к нему в покои. Значит, знал, на что шел. Но и ей следует помнить, что она обитает в комнатах не одна.
      — Наверное, я должна перед вами извиниться, — продолжила она.
      — За что?
      Аудмунд подошел и присел осторожно на край кровати.
       — Видите ли, — принялась объяснять Ретта, в волнении теребя завязки сорочки, — меня в жизни учили многому: хорошим манерам, танцам и музыке; учили пению и языкам; учили держать лицо при любых обстоятельствах и не сопротивляться, если точно знаешь, что нет возможности победить; учили выжидать, когда это необходимо; учили лавировать в придворной клоаке. Но, Аудмунд, меня никто никогда не учил любить мужа. Мои родители и бабушка с дедушкой были реалистами. Брак по любви для девушки моего положения практически невозможен, поэтому мама предпочитала не забивать мне голову чепухой. Она говорила, что самое главное суметь сделать собственную жизнь комфортной. Научиться не раздражаться при виде мужа, даже если он не вызывает приятных чувств, научиться держать язык за зубами, попробовать понять и принять его, насколько это возможно, и конечно, сто раз подумать о последствиях, если вдруг решишь совершить глупость.
      Ретта вздохнула судорожно и замолчала. Никогда не думала она, что будет говорить на подобные темы. И с кем? С мужчиной. С мужем. Еще недавно такое поведение казалось немыслимым.
      А князь ждал терпеливо, не шевелясь и не подгоняя. В зрачках его читалась спокойная уверенность и мудрость. Сколько раз его предки сталкивались с подобной ситуацией? И что они теперь подсказывают ему?
      — Понимаете, — продолжила она, по-прежнему не отрывая от мужа глаз, — наверное, за роль вашей сиделки вчера я просто ухватилась, как за соломинку. Она мне знакома и понятна, в отличие от всего остального. Но, Аудмунд, я очень хочу научиться!
      Тут голос Ретты дрогнул, и князь, потянувшись, осторожно приложил палец к ее губам.
      — Не надо, не продолжайте, — прошептал он по-звериному вкрадчиво, — раз вам тяжело об этом говорить. Я все понял, и скажу то же самое, что и вчера. У вас будет столько времени, сколько вам понадобится, и именно по той простой причине, что я собираюсь быть счастливым в браке. Поверьте мне, я предвидел подобное и никуда не спешу. Вдвоем мы справимся со всем чем угодно. Не переживайте.
      Он убрал палец от ее губ, и Ретта на миг ощутила укол разочарования. Но Аудмунд положил свою широкую ладонь на ее щеку, приблизил лицо, обдав теплым дыханием, и ей вдруг показалось, что она тонет в этом взгляде зверя, не похожем ни на что. Голова закружилась, и она ухватилась за его плечи, опасаясь упасть. И тогда князь, обняв ее осторожно одной рукой, бережно коснулся губами губ. Всего миг длился поцелуй, а после Аудмунд ее отпустил, но за это мгновение она успела пережить падение и взлет, и вовсе не удивилась бы, если б узнала, что началась и закончилась война с Фатраином.
      Муж шевельнулся, посмотрел внимательно, затем осторожно, не торопясь лег на свое место и, увлекая за собой Ретту, положил ее голову себе на плечо.
      — Все будет хорошо, — прошептал он еще раз и замолчал.
      Она лежала, слушая спокойное, размеренное биение его сердца, и впервые за долгое время ей было уютно и мирно, словно она попала домой.
      — Вы знаете, — заговорила через некоторое время Ретта, — мне снился сегодня сон.
      — Какой же? — мгновенно отозвался Аудмунд.
      И она начала рассказывать. О женщине и венке, о голубом небе.
      — Я рад за вас, — наконец сказал муж, когда она замолчала. — Это была Тата. Ваш сон означает, что северная земля приняла вас.
      — Вы так думаете? — спросила она с надеждой.
      — Я убежден, — ответил он твердо. — При случае можно будет спросить жрецов, но они наверняка подтвердят, что это было знамение.
      — Как хорошо, — немного подумав, прошептала она.
      Ведь ей предстоит провести в Вотростене всю свою жизнь. Что может быть лучше, чем осознание, что боги, которые управляют северным краем, признали тебя?
      — Мне кажется, Тата ведет вас, — сказал вдруг Аудмунд.
      Заинтересованная, Ретта привстала на локте и посмотрела мужу в глаза:
      — Что вы имеете в виду?
      Он улыбнулся, протянул руку и дотронулся до ее волос. Пропустив прядь сквозь пальцы, коснулся ее плеча, погладил ласково, и Ретта почувствовала, как по спине вдруг тоненько и приятно будто легким перышком защекотало.
      — У вас ведь были еще сны? — уточнил он. — Например, в пути или незадолго до отплытия? Загадочные и непонятные.
      — Да, были, — практически не раздумывая, ответила она.
      Положив ладонь Аудмунду на грудь, она задумалась: какими словами ему рассказать? Наверное, теми же самыми, что и о трудностях с любовью. Но ведь тут пойдет речь о нем лично!
      Муж понимающе посмотрел, осторожно накрыл ее ладонь своей и поднес к губам, пощекотав дыханием, а затем и усами.
      — Мне снились вы, — наконец призналась она. — Точнее, ваши глаза, ни на что не похожие. А потом были видения в бреду.
      — В бреду? — с явным удивлением переспросил князь.
      — Да. Я свалилась с лихорадкой, когда узнала, чьей женой мне предстоит стать.
      Новый рассказ дался гораздо легче. Быть может, это уже следовало считать привычкой?
      Солнце поднималось за окном все выше. Осторожно приоткрылась дверь, Бериса заглянула в покои и сразу скрылась.
      — Вот такой сон, — подвела итог истории Ретта.
      Аудмунд какое-то время молчал, обдумывая услышанное, и наконец серьезно сказал:
      — Да, сочувствую. Мой братец кого угодно доведет до последней черты. Наверное, после него даже оборотень мог показаться приемлемой кандидатурой.
      Он осторожно покосился на нее, и в зеленых глазах его зажглось лукавство.
      — Как вы можете так говорить, Аудмунд! — рассмеялась Ретта. — Как будто я согласилась бы, если б вы мне не понравились лично!
      За дверью послышались голоса и звон оружия.
      — Мне стоит привести себя в порядок, — встрепенулась Ретта, оглядев себя.
      — Я прикажу открыть сегодня вход для слуг, — сказал ей муж. — Чтобы ваши помощницы могли попадать прямо в гардеробную, минуя спальню.
      — Это было бы чудесно, — обрадовалась она. — Спасибо вам.
      Повинуясь порыву, Ретта наклонилась и быстро поцеловала мужа в щеку. Губы коснулись немного шершавой, колкой кожи, но ощущение это оказалось неожиданно приятным.
      Соскочив с постели, она приоткрыла дверь и позвала Берису.
      Та вошла, и она спросила:
      — Поможешь мне одеться?
      — Конечно, милая.
      — Позовите мне ординарца, — попросил князь.
      Ретта поспешила скрыться в гардеробной, и няня, окликнув вестового, присоединилась к ней.
      — Завтра модистки привезут твои первые платья, — сообщила она.
      — Очень хорошо, — обрадовалась княгиня.
      Значит, она наконец сможет одеваться по местной погоде. Пока же следовало решить, что выбрать из имеющегося. Белое она наденет на похороны, но требуется ли ходить в нем каждый день?
      — Конечно, нет, — ответила Бериса, когда Ретта ей задала вопрос. — Простой белой накидки на волосы будет достаточно. Только избегай слишком ярких и кричащих оттенков в одежде, выбирай спокойные.
      — Спасибо, я поняла тебя.
      Нарядившись в соответствии с полученными указаниями, она оглядела себя в зеркало и, оставшись довольна внешним видом, вернулась в спальню.
      На столе уже стоял завтрак: сырный пирог и оладьи, яблоки и хлеб, нарезанное ломтями холодное вяленое мясо и, конечно же, ароматный травяной чай с вареньем из морошки.
      — Ингдун, наверное, скоро придет? — спросила она Аудмунда.
      — Я тоже так думаю, — ответил он. — А посему давайте поспешим с трапезой.
      Поскольку разрешения вставать с постели Аудмунду пока никто не давал, она снова, как и вчера, поставила поднос на прикроватный столик. Муж слегка прищурился, облизнулся демонстративно, потянулся к блюду, но взял с него не ломтик мяса, как было решила Ретта, а… сырник.
      Заметив растерянность на ее лице, он вопросительно приподнял брови:
      — Неужели не ждали?
      Она пожала плечами. В самом деле, ел же он в походе и кашу, и хлеб, да и в замке за столом никогда не привередничал. К тому же он наполовину человек! На половину своей загадочной, по крайней мере для нее, натуры. И все же…
      — Не знаю почему, но я полагала, что начнете вы с мяса, — призналась она.
      Быть может, дело было в том, что он все же ранен? Или в его собственных словах, что без мяса его кошачьи родственники не могут обходиться?
      — Я люблю сырники, — признался Аудмунд, при этом светло, мечтательно улыбаясь. — И молоко тоже. С самого детства.
      — Ну да, — согласилась Ретта, — вы же из рода кошачьих. А вот я в детстве его терпеть не могла.
      Муж не выдержал и рассмеялся.
      — А теперь? — уточнил он весело.
      Ретта беспечно пожала плечами:
      — С возрастом привыкла.
      В глазах его промелькнуло странное выражение. Он бросил быстрый внимательный взгляд на жену, и она отчего-то не решилась спросить, о чем же он думает.
      Завтрак продолжился за обсуждением вкусовых достоинств дичи. Едва они допили чай с пирогом и слуги унесли пустую посуду, как дверь распахнулась и вошел тот, кого они ждали с заметным нетерпением.
      — Доброе утро, мастер Ингдун, — обрадовалась Ретта, вставая.
      — Хорошего дня, — ответил тот. — Ну, как наш больной?
      — Вел себя послушно и вполне прилично, — отчиталась она.
      Лекарь даже удивленно приподнял брови:
      — В самом деле? Непохоже на него. Что это с тобой случилось?
      Последние слова были обращены уже непосредственно к Аудмунду. Поставив на стол сундучок, старик усмехнулся заговорщически и даже, можно сказать, плотоядно. Князь фыркнул и сложил руки на груди.
      — Когда надо, я всегда веду себя разумно и осмотрительно, — заявил он.
      — То есть вчера тебе оная осмотрительность была не нужна? — парировал Ингдун.
      Князь, к немалому удивлению Ретты, промолчал.
      «Интересно, как там Бёрдбрандт и остальные сыновья Горгрида?» — подумала Ретта.
Однако помочь им она все равно ничем не смогла бы, а праздное любопытство в таких ситуациях невыносимо.
      Ингдун снял с Аудмунда повязку, и заинтересованная Ретта подошла ближе.
      — Ох, ничего себе! — вырвалось у нее.
      За ночь рана стала меньше почти на треть.
      — Да, он у нас везунчик, — согласился лекарь. — Любого другого такой порез уложил бы в постель как минимум на неделю.
      Старик присыпал рану заживляющим порошком, наложил мазь и заново перебинтовал.
      — Ну, вот что, — заявил он, выпрямляясь и как-то особенно строго глядя на высокопоставленного пациента, — историй своих про очень важные дела можешь мне даже не рассказывать, все равно не поверю. Вставать разрешаю только для того, чтобы дойти до туалетной комнаты. Ты понял меня?
      — Вполне, — ответил Аудмунд покладисто. — Обещаю быть паинькой.
      — Надеюсь на твое благоразумие. Отдыхай пока, вечером я еще зайду.
      Ингдун собрал свои лекарские принадлежности и, поклонившись учтиво Ретте, удалился.
      На несколько минут повисла абсолютная, какая-то непроницаемая тишина. Не слышались во дворе или за дверями голоса солдат, не чирикали птицы.
      — Скажите, а часто вы попадали в переделки в детстве? — спросила Ретта, присаживаясь на край ложа.
      Аудмунд вновь светло улыбнулся и, протянув руку, взял ее пальцы и переплел со своими.
      — Вовсе нет, — покачал головой он. — Не чаще, чем любой другой мальчишка на моем месте. А вот с тех пор, как принял командование, пару раз приходилось.
      — Не хотели прятаться за спинами подчиненных? — понимающе отозвалась княгиня.
      — Именно так. Но у меня имеется оправдание — я не был в то время ни князем, ни наследником, поэтому мог себе позволить иногда пойти на поводу у азарта. Теперь же совершенно другое дело — со вчерашнего дня от меня зависит слишком много народу. Я обещаю вам впредь быть крайне осмотрительным и благоразумным.
      — Спасибо вам, — от всей души поблагодарила Ретта.
      Аудмунд посмотрел серьезно и грустно вдаль, и она подумала, не представляется ли ему сейчас один из минувших боев. Чуть заметно вздохнув, князь поднял руку, обвел большим пальцем ладонь жены и поднес к губам.
      «Этой же самой рукой он вчера оторвал Бардульву голову, — вдруг подумала она, — всего лишь выпустив когти».
      Но это значит, что оборотню не обязательно менять ипостась целиком. Он может по необходимости изменить одну руку или, например, ногу. Или вырастить звериные клыки. И как умещается столь опасный хищник за такой приятной человеческой внешностью?
      Усы супруга пощекотали ладонь, и Ретта плотнее прижала свои пальцы к его щеке.
      — Сыграете мне? — попросил он.
      — С удовольствием, — откликнулась она.
      Поднявшись, она пошла к камину за арфой, а после уселась с инструментом в кресло.
      — Люблю музыку, — признался князь. — Но здесь, в Вотростене, мне доводилось ее слышать не слишком часто.
      — Что ж, — с легкой улыбкой ответила Ретта, — тогда я очень рада доставить вам удовольствие.
      Подтянув струны, она задумалась, что же ей исполнить. Одно из тех произведений, что во множестве написали месаинские композиторы? Но подойдут ли они для северных суровых краев и тягостных событий?
      «Вероятно, нет, — решила она. — Каждой ноте свое время».
      И тогда она принялась импровизировать. В памяти всплыл вчерашний бой, их с Аудмундом собственная боль и ярость, и она попыталась поймать то настроение. Музыка звенела, взвиваясь ввысь, подобно боевому знамени, и муж, слушая ее, откинулся на подушках и закрыл глаза. Лицо его напряглось, скулы неуловимо заострились. Ретте даже показалось, что еще чуть-чуть, и у него полезут клыки.
      Затем она принялась рассказывать, как волновалась за него, наблюдая бой, и мотив мгновенно переменился. Из воинственного и грозного он стал тревожным, потом щемяще-нежным, и князь, открыв глаза, посмотрел на нее пристально.
      — О чем вы думаете? — спросила она.
      — Простите, что заставил вас пережить такое, — ответил он.
      — Не стоит вспоминать, — улыбнулась она примиряюще-ласково, — все закончилось хорошо. Скажите лучше, вы сами выучились играть на свирели по памяти или у вас был учитель здесь, в Асгволде?
      — По памяти, — ответил оборотень.
      — Наверное, ваша мама музыкальна? — предположила она.
      Аудмунд чуть заметно усмехнулся и покачал головой:
      — О нет, она политик, а не творец. Даже рисует благодаря умениям предков, как и я, а музыкой заниматься никогда не пыталась.
      — Как ее зовут? — спросила Ретта.
      — Кимеда.
      — Вы скучаете по ней?
      К ее немалому удивлению, Аудмунд задумался.
      — Нет. Наверное, нет, — в конце концов покачал головой он. — Понимаете, это тяжело объяснить. С тех самых пор, как я начал осознавать себя, я точно знал на этот счет две вещи. Первое: моя мать любит меня. И второе: вместе нам никогда не быть. Но со мной были моя память оборотня и мой отец, так что я не скучал.
      — Расскажите о своем детстве, — попросила она.
      Пальцы ее в последний раз пробежались по струнам, и музыка смолкла. Поставив арфу обратно на полку, Ретта подошла к кровати и села на ее край, ожидая. Аудмунд удобнее устроился на подушке, согнул ногу в колене, опершись на нее, и заговорил, глядя в пространство перед собой:
      — Я рос, по сути, счастливым ребенком. Со мной всегда были отец или Горгрид, поэтому я ни на секунду не оставался один.
      — Даже ночью? — спросила Ретта.
      Оборотень кивнул:
      — Да. До года я спал в покоях отца, потом мне выделили собственные комнаты. Но и тогда меня круглосуточно охраняли несколько доверенных, проверенных лично Горгридом стражей.
      Едва наступало утро и в замке начинала бурлить жизнь, отец приходил и будил меня. Мы вместе завтракали, и он делился со мной своими планами, расспрашивал о моих. Я любил эти утренние часы и очень расстраивался, если какие-нибудь важные заботы заставляли отца на несколько дней покинуть замок. После завтрака он уходил заниматься всякими государственными делами, и его место рядом со мной занимал Горгрид.
      Ретте показалось, что Аудмунд весь словно засветился изнутри. Придвинувшись ближе, она забралась с ногами на кровать и затаила дыхание.
      — У Горгрида было уже трое сыновей на тот момент, — продолжал Аудмунд. — Это если не считать Тэньяти, который остался в Истале. Так что обращаться с мелкотой он умел и любил этим заниматься. Когда я был совсем маленьким, мы играли вместе, он мне рассказывал самые разные вотростенские или же восточные сказки. Он очень много знал.
      В голосе князя звучало неподдельное восхищение старшим другом, и Ретта невольно пожалела, что столь поздно узнала советника, да и длилось это недолго.
      — Когда же я подрос, — продолжал Аудмунд, — то мы после завтрака с ним стали тренироваться. Стрельба из лука и арбалета, метание ножей, борьба, бег. В метании диска я его не обошел ни разу, признаюсь откровенно, и мне за это не стыдно. А вот по остальным предметам я его постепенно догнал.
      — А бой на мечах? — спросила Ретта.
      — Этим со мной занимался отец. Он возвращался примерно после обеда и всю вторую половину дня проводил со мной. Мы много разговаривали, играли в шахматы. Он любил обсуждать со мной государственные дела. По вечерам, когда мы оба усталые возвращались с тренировочной площадки, мы устраивались у камина, и он мне рассказывал.
      — О чем же?
      — Об истории Вотростена, о собственных походах, об обычаях самых разных народов. Я сам не заметил, когда и как полюбил этот край всей душой. Он научил меня ездить на лошади, и мы иногда втроем с Горгридом, естественно прихватив охрану, уезжали гулять. В леса или к морю. Постепенно я узнал каждый уголок в окрестностях столицы и многие более отдаленные места.
      Аудмунд рассказывал, и перед взором Ретты вставали горы, величественные и прекрасные, и льняные поля, бескрайние моря и глубокие шахты, луга с пасущимися козами, небеса и простор. Золотистый квадрат окна полз по полу, и они сами не заметили, как наступило время обеда.
      Вошел слуга, должно быть посланный Берисой или одним из советников, и поставил на стол тарелки с ароматным, наваристым супом, а также хлеб, мясо и чай.
      Ретта потянулась, разминая слегка затекшие члены, и в глазах мужа, устремленных на нее, она прочла восхищение и еще что-то, пока ей незнакомое, но об это нечто можно было обжечься, если не соблюдать осторожность.
      — Княжеский рацион, — заметила она, беря в руки ложку. — Я полагаю, на столах бедняков хлеб не частый гость.
      — Вы правы, рыба там встречается гораздо более часто, и еще капуста и мясо зимой.
      Придвинув тарелку, он с видимой охотой присоединился к жене.
      — Скажите, — задала вопрос Ретта, когда посуду унесли, — вы часто навещали мать?
      — Пару раз в год, — ответил князь, вновь откидываясь на подушки. — Раза три за год она прибегала ко мне, чаще всего в ипостаси рыси. Она входила ко мне поутру вместе с отцом, и мы в те дни становились по-настоящему одной семьей.
      — А где она останавливалась? — полюбопытствовала Ретта.
      — В Асгволде?
      — Да.
      — В покоях отца, где ж еще.
      Аудмунд произнес это так просто и естественно, что она не решилась что-либо уточнять. Он продолжал:
      — Мы с ней частенько перекидывались рысями и убегали в леса и поля. Она меня учила тому, чему может научить только оборотень. Конечно, память мне и так подсказывала, но ведь тренироваться в компании сородича тоже необходимо.
      — Понимаю, — отозвалась Ретта.
      — Мы бежали, словно две выпущенные из лука стрелы, и ветер свистел в ушах. Я баловался, кувыркаясь через голову прямо на ходу, и мама смеялась. Мы на полной скорости перескакивали овраги и низкие кусты, лазали на деревья. В лесу она показывала, как выслеживать добычу и ходить по следу. Мы тренировались с ней биться двумя мечами, как это делают оборотни.
      — Ваша мать умеет драться? — удивилась княгиня.
      — Да, — серьезно подтвердил ее муж. — И очень хорошо. Многие оборотницы владеют искусством боя.
      — Как интересно, — искренне восхитилась Ретта и, немного подумав, решилась спросить: — А ваши женщины?
      — Что мои женщины? — не понял Аудмунд.
      — Женщины, которых вы любили, тоже умели драться?
      Недоумение на лице князя рассеялось. Она была готова к тому, что он уйдет от ответа, но, к ее немалому удивлению, он начал отвечать:
      — Вы понимаете, Ретта, я оборотень.
      — И что это значит?
      Что, разве кошаки устроены как-то иначе?
      — Я не могу позволить себе быть беспечным. Не забывайте, что о любой моей глупости, о каждом неосторожном шаге будут знать и помнить все мои потомки. Хотите — верьте, хотите — нет, но вы первая женщина, с которой я намереваюсь однажды разделить ложе, и иначе даже быть не могло.
      Несколько минут Ретта пыталась осознать сказанное.
      — Что, оборотни помнят… вообще все?
      Сказать, что она была шокирована, значит не сказать ничего. Щеки ее запылали, и Аудмунд, приподнявшись в постели, осторожно потянулся и бережно коснулся губами ее губ, на этот раз чуть более настойчиво, чем утром, потом скул и шеи, и все лишние мысли мгновенно вылетели у Ретты из головы. Осталось только прикосновение рук мужа и его теплое, щекочущее дыхание.
      — Да, все, — прошептал ей на ухо Аудмунд. — Абсолютно все. Но вам нечего стыдиться или опасаться, я заверяю: мы давно привыкли. Переданная мне самому память матери, а вместе с нею и всего рода, обрывается лишь за несколько часов до зачатия. Но единственное, что мне всегда было важно, — это огромное, бескрайнее, как Внешнее море, счастье, что испытывала она рядом с моим отцом, и свет в его собственных глазах. Я знаю точно, что они любили друг друга так же сильно, как отец любил меня самого. А что касается того, о чем подумали вы, то это для меня просто легкое подспорье. Я точно знаю, как доставить вам радость, когда вы станете моей, и личный опыт не имеет к этому ни малейшего отношения. Вполне достаточно опыта отца.
      Тут Ретта вспомнила осторожные перешептывания при дворе в Эссе о бурной молодости князя Эргарда и, не удержавшись, хмыкнула:
      — О да, у вашего отца есть, я полагаю, чему поучиться.
      Аудмунд весело прищурился, и она почувствовала, как узел в ее груди постепенно развязывается.
      — Так и ваши дети, — продолжил Аудмунд, — они будут точно знать, что их отец вас любит. И подумайте о других положительных сторонах этого вопроса: маленькие котята всегда сами знают, кто их родитель, их этому не надо учить. Ведь им прекрасно известно, чья именно им досталась память; отцов невозможно опорочить в глазах детей, как это частенько делают человеческие женщины, — рысята сами прекрасно помнят, как обращался их папа с их мамой. И именно по этой самой причине ни один кесау не будет груб с женщиной.
      — Но ведь вам память отца не досталась, — заметила Ретта.
      Аудмунд искренне и довольно тяжело вздохнул:
      — Увы, его я помню в тот период только глазами матери. И вы представить себе не можете, как это досаждает. Словно одной руки нет.
      Княгиня тихонько и чуть растерянно покачала головой. Услышанное никак не хотело укладываться в голове.
      — Наверно, мне просто нужно немного времени, чтоб привыкнуть. Ведь жили с этим знанием ваш отец и Горгрид, и их ваша память отнюдь не смущала. И я постараюсь.
      Она посмотрела в окно и поняла, что они провели за разговором весь день. Начинало смеркаться, на небе проступали первые яркие звезды. Скоро придет Ингдун, чтобы проверить состояние князя, а потом наступит время ужина.
      — Вы умница, Ретта, — сказал ей серьезно Аудмунд.
      — Спасибо вам.
      «Быть может, теперь я в самом деле научусь его понимать хоть немного лучше?»
      Казалось, что время замерло, и только звезды на небе кружатся в каком-то необычайном танце.
      «Как он сказал? Дети будут помнить, что их отец любит их мать?»
      Она посмотрела на мужа, лениво развалившегося сейчас в кровати и абсолютно ничем не напоминающего опасного зверя, который явился ей всего лишь день назад. Ретта чуть заметно вздрогнула и протянула пальцы, и Аудмунд, подавшись навстречу, сжал ее ладонь.
      «Все будет хорошо», — решила она.
      Теперь она была в этом совершенно уверена.

Глава 4. Скорбь

Ночь прошла спокойно и мирно. Ретта быстро уснула, пристроившись у самого плеча Аудмунда, и крепко спала сном младенца. Ей снились луга, каких она никогда не видала в родной Месаине и каких, наверное, не встречается и в Вотростене. Широкие, словно море, они были сплошь усеяны одуванчиками. Она шла, не торопясь, руками осторожно касаясь желтых головок, и любовалась их нежной, неброской, но такой одухотворяющей красотой. Небо было чистым, пронзительно-синим, над головой летали стрижи и ласточки. По сторонам Ретта не оглядывалась, но отчего-то была уверена, что за спиной на расстоянии полета стрелы кто-то есть. Некто неопасный для нее, ведь страха не было, напротив — в сердце чувствовались предвкушение и ликование. Она плела из цветов гирлянду и рассматривала ее, размышляя, не лучше ли превратить свое творение в венок. Затем она остановилась, словно бы в нерешительности, и в этот самый момент вдруг явственно раздались шаги, осторожные и мягкие, будто кошачьи. Сердце радостно вздрогнуло, шеи коснулось теплое дыхание… И тут Ретта неожиданно для самой себя открыла глаза в ее нынешних, общих с мужем покоях.
      Серые утренние лучи заглядывали сквозь распахнутые тяжелые занавеси. Она повернула голову и увидела, что Аудмунд на этот раз не гуляет где-то по комнате, а лежит спокойно рядом с ней, опершись щекой на ладонь, и внимательно ее рассматривает. Быть может, именно этот взгляд и разбудил ее? Или все же нет? А впрочем, не все ли равно?
      — С добрым утром, — все еще немного сонно проговорила она и, находясь под действием ночных видений, потянулась к мужу.
      — Доброе утро, жена моя, — вкрадчиво прошептал Аудмунд, и от его голоса, в котором отчетливо послышались утробные звериные нотки ласкового ворчания, душу ее охватил неподдельный восторг, а по спине побежали мурашки.
      Подавшись навстречу, муж осторожно сдвинул прядь волос с ее плеча и коснулся его губами. Усы приятно защекотали кожу, и это прикосновение отдалось где-то в самой глубине ее естества волной непонятного, доселе незнакомого, но такого неожиданно приятного, острого чувства. Она замерла, прислушиваясь к себе, и оборотень, по-видимому ощутив напряжение, отпустил ее, вызвав укол огорчения в сердце. Но, в конце концов, не он ли сам говорил, что не будет ее торопить? «Вот он и держит слово», — подумала Ретта и поспешила прогнать неуместную и несвоевременную досаду.
      — Как вы себя чувствуете сегодня? — спросила она.
      — Гораздо лучше, — откликнулся с видимой охотой Аудмунд. — Правда, Ингдун, этот старый перестраховщик, вряд ли еще разрешит покинуть покои, так что придется поработать здесь.
      — Поработать? — с легким удивлением переспросила она. — Вопросы, которые нельзя доверить даже преданным советникам?
      Ретта села на кровати и принялась приводить в порядок растрепавшиеся за ночь волосы. Аудмунд протянул руку и, запустив в них пальцы, принялся лениво перебирать.
      — Именно так. Есть пара приказов, которые могу отдать только я.
      — Какие же? — заинтересовалась она.
      — Первый связан с погребением моего брата, а второй с нашими новыми колониями.
      — Это та война, что вы вели незадолго до смерти князя Эргарда? — уточнила Ретта.
      Бои тогда, насколько она помнила из докладов, были жаркими и яростными. Плодородные острова, до которых не доставали холодные морские течения, обогреваемые жаркими ветрами пустыни, долетающими через перевал, формально принадлежали Гроиму, но по сути были заброшены за ненадобностью, ведь благодатных территорий у имперцев и без того имелось более чем достаточно. Однако когда это они за здорово живешь отдавали свое? Для Вотростена же это был вопрос жизни — они бы там могли сеять собственный хлеб, поэтому князья время от времени пытались завоевать их. И вот Аудмунду это наконец удалось. Настал день, когда Гроим подписал договор о передаче вожделенных территорий Вотростену. Войска вернулись с победой, молодого маршала прославлял народ, и даже старший брат при всех поздравил его. Это было в начале осени, а вскоре князь Эргард умер.
      — Именно так, — ответил Аудмунд, вставая. — Пора уже начинать их осваивать. К весне все должно быть готово к посевной.
      «Ну да, — подумала Ретта, — не влезь тогда отец со своим несчастным нападением на
другие их колонии, они могли бы уже снять один урожай. Представляю досаду знати и Горгрида».
      — Что ж, — ответила Ретта, от души потягиваясь и сладко зевая, — в таком случае, я полагаю, мне стоит пойти прогуляться по замку. Пусть подданные увидят наконец свою новую княгиню.
      — Хорошая мысль, — одобрил Аудмунд, — они наверняка сгорают от любопытства. Однако официальное представление вас двору все же состоится, хотя и чуть позже, чем следовало бы.
      — Когда же?
      — Сразу после окончания траура.
      Плечи Ретты поникли.
      — Хотела бы я, — вздохнула она, — чтобы он был с нами.
      — Я тоже, — ответил чуть дрогнувшим голосом Аудмунд.
      Взгляд его заледенел, будто ветер зимой, скулы заострились.
      «Если Горгрид ему был словно второй отец, то сколь же велико должно быть теперь его горе? Хотя он и не показывает».
      Она встала и подошла ближе, обняла осторожно мужа, прижавшись щекой к его плечу, и Аудмунд, доселе каменно-неподвижный, дрогнул. Медленно подняв руку, он ласково и бережно обнял Ретту и прошептал ей в макушку:
      — Когда эта проклятая тварь, магистр Джараак, наконец умрет, Горгрид будет отомщен.
      «А после этого, как утверждает Аудмунд, на Фатраине начнется смута. Что ж, в самом деле достойная тризна», — подумала Ретта, всем сердцем ощущая мрачное удовлетворение. Зло должно быть наказано!
      — Надеюсь, у Кьярбьерна все получится, — горячо продолжила она вслух. — Я буду молиться за успех его предприятия.
      Аудмунд осторожно коснулся пальцем ее подбородка и приподнял его. В потемневших, почти грозовых глазах мужа светилось восхищение.
      — Вы истинная маленькая княгиня, — проговорил он серьезно.
      В стекло ударили первые крупные капли дождя. Ветер взвыл бешено, словно голодный зверь, накинулся на стены домов и верхушки деревьев. Серое небо сливалось у горизонта с такой же свинцово-темной полоской моря. Жители Асгволда спешили укрыться в тепле, и только стража терпеливо стояла на своих постах, будто отлитая из металла, да с площадки под окнами доносился звон мечей.
      — Неужели они тренируются даже в дождь? — спросила Ретта растерянно.
      Князь чуть заметно усмехнулся:
      — Враг не будет ждать, пока распогодится, надо уметь биться в любых условиях. Впрочем, для совсем уж яростного ненастья есть закрытый зал.
      Он быстро поцеловал ее в щеку и отправился одеваться.
      «Интересно, принесли уже платья или еще нет?» — подумала Ретта, направляясь вслед за ним в собственную часть гардеробной.
      Там ее уже дожидались служанки и Бериса.
      — Доброе утро, госпожа, — поздоровались девушки.
      Всегда веселые и приветливые, сегодня они выглядели грустными. Тоже скорбят? А почему бы и нет. Советник прожил в Асгволде всю жизнь, и, зная его, было сложно представить, что он когда-либо был груб со слугами. Скорее всего, не только они, но вся челядь в замке теперь в подавленном настроении.
      На одном из сундуков лежали наряды.
      — Помощницы прямо с рассветом доставили, — пояснила Бериса. — Похоже, сами торопились вручить, чтоб тебя порадовать.
      Подойдя ближе, Ретта оглядела их. Изящные, отделанные мехом глубокие вырезы, широкие, почти до самого пола рукава верхних туник и богато расшитые нижние. Одно платье из золотой парчи с вышивкой в виде цветов, отделанное жемчугом, два других соответственно винное с черным и изумрудное.
      — Какое наденешь? — спросила няня.
      — Вот это, — решительно указала она на второе.
      По цветовому решению для траура оно подходило больше всего, тогда как первое и третье были скорее праздничными и веселыми. Их время придет чуть позже. С помощью служанок Ретта облачилась, и девушки туго затянули шнуровки по бокам.
      С украшениями же княгиня решила повременить, лишь вплела одну жемчужную нить в косу.
      «Больше в траур надевать не стоит», — решила Ретта и приказала уложить волосы венцом.
      Накрыв голову белой накидкой, она осталась вполне довольна внешним видом.
      — Ну как, я соответствую обстановке? — спросила она няню, оторвав изучающий взгляд от зеркала.
      — Конечно, милая, — кивнула та, — не переживай. Ты выглядишь красиво, достойно и сдержанно. Никто, глядя на тебя, не обвинит княжескую семью в легкомыслии.
      — Спасибо, — поблагодарила она.
      Девушки убрали остальные платья, а Ретта вернулась назад в спальню.
      Как оказалось, Аудмунда уже осматривал Ингдун. Повязки были сняты, и лекарь с самым сосредоточенным видом исследовал рану.
      Буря за окном, налетевшая столь внезапно, уже успела рассеяться. В просвет между мрачных, тяжелых туч пробивался бойкий радостный солнечный лучик. Однако ветер по-прежнему трепал верхушки деревьев, и было очевидно, что осень в самом деле уже у порога.
      «Только бы завтра погода была хорошая», — подумала она, бросив взгляд в окно, и поздоровалась:
      — Рада вас видеть, мастер Ингдун.
      — Доброе утро, госпожа, — обрадовался ее появлению старик. — Вы как раз вовремя. Хотите полюбоваться, как заживает шов у нашего непоседы? Уверяю вас, ничего подобного вам прежде видеть не доводилось.
      Заинтересованная Ретта подошла ближе и присмотрелась.
      — О боги! — воскликнула она и всплеснула руками, не в силах сдержать изумления.
      Довольный оборотень чуть ехидно сощурился. Глубокое поражение, лишь чудом не задевшее внутренних органов, теперь стало меньше почти на две трети. Подобная рана, конечно же, опасений больше не вызывала. Случись такое в армии, Аудмунда даже в госпиталь бы никто не отправил.
      — Но это не значит, — проворчал старик, — что ты можешь прямо сейчас хвататься за меч. Сегодня еще побудь в покоях. Можешь читать, играть на свирели, разговаривать, но вот перенапрягаться я решительно запрещаю, так что никаких упражнений.
      — Я понял тебя, — ответил тепло и даже вполне ласково князь. — Я должен завтра быть в форме, так что глупостей не будет.
      — Завтра…
      Старый лекарь посерьезнел и тяжело вздохнул, словно разом выпустил из груди весь воздух, а вслух пробормотал:
      — Есть ли предел подлости Фатраина?
      — Нет, и не было никогда, — быстро и решительно ответил Аудмунд.
      Ингдун нахмурился и с каким-то особенно яростным ожесточением захлопнул сундучок:
      — От этих магов одно лишь зло! Зачем только боги сотворили их?
      — Этого никто не знает, — отозвался князь.
      — Что ж, мне пора, — вздохнул вновь лекарь. — Приду завтра рано. Если вдруг что-то случится, госпожа, пришлите за мной.
      — Непременно, — пообещала Ретта.
      Вскоре слуга принес завтрак, и она с удовольствием воздала должное ягодному десерту со взбитыми сливками.
      — По вкусу ничем не отличается от тех блюд, что делают при дворе в Эссе.
      Муж улыбнулся, и в глазах его она прочла искреннее умиление.
      «Словно на маленького ребенка смотрит», — подумала она, но обижаться все же не стала. Ведь в самом деле, вполне возможно, что ее восторги выглядят для коренного вотростенца наивно.
      — Очень рад, что вам понравилось, — ответил он. — Значит, вы не будете скучать по лакомствам, к которым привыкли дома.
      Тут уже настала очередь Ретты весело и беспечно пожать плечами:
      — На самом деле я не такая уж сладкоежка, — призналась она. — Хотя от вкусненького не откажусь, если мне предложат. Но и более суровый, аскетичный рацион перенесу без проблем.
      — Выходит, одной заботой у нас у всех меньше, — резюмировал князь.
      — Именно так, — охотно подтвердила Ретта.
      Посуду вскоре унесли, и Аудмунд наконец встал с кровати. Взяв с кресла приготовленную заранее котту, натянул на ходу и распахнул дверь:
      — Пригласите Весгарда, — велел он ординарцу.
      — Слушаюсь, — донесся бодрый ответ, и вскоре на лестнице послышался топот ног.
      Глубоко вздохнув, Ретта тоже поднялась и, поправив накидку на голове, тревожно застыла, собираясь с мыслями. Конечно, это не первый ее выход в свет, однако прежде при дворе Вотростена она в качестве княгини не появлялась, лишь в роли невесты князя. Теперь как будто внешне ничего не переменилось, и все же сердце отчего-то взволнованно билось, а пальцы слегка дрожали.
      Аудмунд подошел и, обняв осторожно за плечи, посмотрел ей в глаза:
      — Если хотите, я могу плюнуть на распоряжения Ингдуна и пойти с вами.
      — О нет! — встрепенулась немного испуганно Ретта. — Вы должны поправляться! Мне было бы совестно, если бы из-за меня ваша рана вдруг осложнилась. Не стоит так рисковать, со мной все будет хорошо.
      Несколько секунд муж молча смотрел, потом кивнул сдержанно и поцеловал ее в щеку.
      — Хорошо, — сказал он, — быть по сему. Но дайте слово, что если вдруг возникнут какие-либо непредвиденные осложнения, вы дадите мне знать.
      — Непременно, — без колебаний пообещала она.
      Князь в ожидании советника прошел в гостиную и уселся в кресло рядом с камином. Ретта же посмотрела на изваяние Таты, стоящее на полочке в углу, и принялась горячо молиться:
      «Спасибо, что откликнулась на просьбу мою и даровала ему победу. Пожалуйста, не оставь Аудмунда и впредь. Пусть удача сопутствует ему и лорду Кьярбьерну в их опасном предприятии. Фатраин должен понести наказание за тот подлый удар».
      Тихонько отворилась дверь, и вошла Бериса. В ожидании, пока Ретта закончит, она без слов замерла у порога. Княгиня же еще некоторое время стояла перед божницей, поверяя Великой Матери свои мысли и чувства. Вотростен. До сих пор загадочный и не до конца понятный. С каждым днем он становился ей все роднее и ближе. Но в чем причина? В мужчине, что теперь принял власть? Или в самих людях? Их заботы и проблемы она воспринимала теперь близко к сердцу, как свои собственные. Но, в конце концов, не этому ли самому ее учила мать много лет назад? Значит, у Исалины все получилось?
      Родной теплый край все больше отдалялся, скрываясь за горизонтом в туманной дымке. Холодный, суровый Север манил, предлагая узнать его получше, и Ретта не могла устоять перед подобным искушением. Да и не хотела сопротивляться, положа руку на сердце.
      Закончив молитву, она опустила руки и вернулась мыслями в реальный мир.
      — Ну что, идем? — спросила она Берису.
      — Пошли, девочка, — с готовностью отозвалась няня и распахнула дверь.
      Увидев княгиню, стража вытянулась по струнке, и Ретта поприветствовала их кивком головы.
      — Куда теперь направимся? — уточнила деловито няня.
      Ретта задумалась над вопросом на мгновение, а потом решила:
      — На тренировочную площадку.
      Весьма ожесточенный звон мечей доносился до окон покоев все утро, поэтому теперь ее разбирало любопытство. Конечно, она не собиралась каким-либо образом мешать, однако просто взглянуть на происходящее было решительно необходимо!
      Они спустились из донжона вниз и направились к выходу. Ретта принялась считать стражей в дверях и вскоре поняла, что ей не показалось: число караульных действительно было удвоено. Но она не помнила, чтобы Аудмунд отдавал такой приказ. Значит, либо это случилось без нее, либо Весгард распорядился сам.
      «Хотя раз сейчас такая напряженная обстановка с Фатраином, то ничего удивительного. Потом, когда Аудмунд вернется к делам по-настоящему, он, конечно, решит и этот вопрос».
      В коридорах было удивительно, непривычно тихо. Занавеси в залах были наполовину задернуты, а в коридорах закрыты совсем, все зеркала задрапировали белой полупрозрачной тканью. Встречавшиеся им время от времени придворные и слуги выглядели сумрачными и подавленными, молча кланялись княгине и торопились поскорее вернуться к оставленным делам. У Ретты и самой на душе лежал тяжелый камень, и лишь мысли о муже, то и дело возвращавшиеся, рассеивали мрак.
      Дверь в тронный зал была слегка приоткрыта, ярко горели светильники, и княгиня сделала движение, намереваясь войти, однако Бериса воспротивилась, преградив ей путь. Ретта удивленно приподняла брови.
      — Не нужно им мешать, — ответила ей няня и принялась объяснять: — Там пока сыновья. Сегодняшний день принадлежит семье павшего, таков обычай. С наступлением вечера откроют ворота замка для горожан, а князь и его домочадцы прощаются последними, перед самым погребением. Завтра.
      — Хорошо, — послушно согласилась Ретта и отпустила ручку двери. — Принесешь мне к церемонии букет цветов?
      Ведь если церемония будет официальной, она как княгиня должна сделать нечто большее, чем просто продемонстрировать скорбь.
      — Обязательно, — пообещала Бериса.
      В конце коридора показалась служанка. Остановившись, она бросила быстрый взгляд в сторону дверей, громко всхлипнула и, вытерев глаза краем платка, стремглав убежала.
      Ретта проводила ее взглядом и горько вздохнула: «Вот и челядь скорбит».
      Пламя светильников слегка дрожало, отбрасывая на стены и пол кривые, дрожащие тени.
      Она совсем было уже хотела продолжить путь, как дверь неожиданно распахнулась и на пороге тронного зала появился Бёрдбрандт. Осунувшийся и бледный, с поникшими широкими плечами, он всем своим видом напоминал незаслуженно обиженного медведя и вызывал острую жалость, однако глаза его по-прежнему смотрели живо и бодро.
      — А, это вы, Ретта, — сказал он, вздохнув с заметным облегчением.
      — Да, я, — ответила она, подтверждая очевидное. — Простите, Бёрди, что потревожила вас.
      — Все хорошо, — успокоил он, — не переживайте.
      — Скорблю вместе с вами. И князь тоже. Не знаю, как словами выразить то горе, что принесла всем нам смерть советника. Эту потерю ничем не восполнишь.
      Бёрдбрандт вдруг помотал головой, вздохнул судорожно и рвано и провел ладонями по лицу.
      — Спасибо вам, — прошептал он. — Я до сих пор не могу поверить. Все кажется, что это дурной сон, что я открою сейчас глаза и отец войдет, как всегда бодрый и жизнерадостный.
      — Лишь время утешит всех нас, — ответила Ретта.
      — Да, конечно. Как Аудмунд?
      — Ему так же тяжело, как и вам.
      — Представляю. Ведь он вырос у отца на руках.
      — Вы вместе проводили, должно быть, много времени?
      Быть может, разговор о детстве отвлечет его? И ей самой, конечно же, было бы очень интересно.
      Бёрдбрандт кивнул:
      — Мы часто играли. Когда родился Аудмунд, мне было уже десять лет. Отец нередко приводил настырного, любознательного непоседу в наш дом, и он крутился вокруг меня, изрядно, признаюсь, досаждая. Но он ведь оборотень, а значит, быстро рос. Не прошло и трех лет, как мы практически сравнялись, и вскоре уже мне пришлось его догонять. Вот тогда-то мы и подружились по-настоящему.
      Ретта слушала, пытаясь представить себе маленького Аудмунда, и рисовавшаяся ей картина выходила светлой и очаровательной. Совсем еще крохотный котенок-оборотень, который с энтузиазмом познавал новый для него, такой увлекательный и захватывающий мир! На сердце у нее потеплело, и горести последних дней отступили.
      За дверью раздались чуть слышные шорохи, и Бёрди нахмурился.
      — Меня беспокоит Тэньяти, — признался он. — Ему гораздо тяжелее, чем нам, его братьям-людям. Мы хотя бы постоянно находились рядом с отцом, он же лишь время от времени. Ему всегда не хватало общения с ним. Он не выходит из этого зала уже второй день и если оживает, то только для того, чтоб поинтересоваться новостями от сами знаете кого.
      — Мы тоже думаем о том непрестанно, — подтвердила Ретта. — Но как же вы сами?
      Бёрдбрандт пожал плечами:
      — Ничего, я сильный. К тому же у меня теперь много забот, они не дают утонуть в печали.
      — Как ваша невеста? — вновь спросила она.
      Он улыбнулся:
      — Что, Аудмунд вам уже рассказал? Навещает меня и, конечно, очень тревожится.
      — Приводите ее, когда все закончится. Быть может, она подойдет для моего двора.
      — Благодарю, непременно.
      Бёрдбрандт откланялся и вновь скрылся в тронном зале, а Ретта, дав знак Берисе, направилась на тренировочную площадку.
      С моря дул пронзительный, стылый ветер, от которого не спасали даже стены замка, и Ретта зябко поежилась. Пожалуй, долго она без плаща тут не простоит.
      Впереди и справа от мощеной площадки, окаймленной кустами можжевельника, тянулись какие-то одноэтажные строения, вероятней всего конюшни или казармы. Звон мечей по-прежнему не стихал, и она принялась искать знакомые лица. Нашлись почти сразу советники, Айтольв и еще пара лиц, которые она как будто видела среди охраны замка.
      — Даже смотреть на такое безобразие холодно, — заметила в шутку Ретта, и Бериса, вторя ей, тихонько фыркнула себе под нос.
      Одеты тренирующиеся были лишь в штаны и тонкие рубашки, а некоторые и вовсе обнажились по пояс. И бой их с виду вовсе не походил на формальный.
      Ни к чему подобному дома она не привыкла. В Месаине была армия и были все остальные люди, чье боевое искусство зачастую ограничивалось лишь умением разрезать хлеб и бумагу.
      «Ну и шпагой иногда на дуэли махать, — подумала она, припомнив пару громких скандалов. — Но это точно не в счет».
      — Военную подготовку проходят все мужчины независимо от общественного положения, — ответила Бериса на ее вопрос. — И каменотесы, и пекари. Но для аристократа служба не ограничивается тремя годами — для них это на всю жизнь.
      — Вот как? — приподняла брови Ретта.
      — Именно. С них спрашивают даже строже, чем с солдат регулярных войск. Здесь, в Вотростене, титул лорда — это прежде всего обязанности, и притом тяжкие. Любое хоть сколько-нибудь высокое положение всегда сопровождается серьезным грузом забот, и ты не найдешь в Асгволде ни одного бездельника-юнца, праздно шатающегося с дружками по тавернам и продажным девкам, как часто бывает в Эссе. Здесь сыновья знати на плацу и в учебных классах, иначе им просто-напросто ничего не светит в жизни. Женщина еще может рассчитывать на красоту и приятный нрав, но в мужчинах ценятся только умения.
      Ретта прищурилась задумчиво и посмотрела на няньку.
      — Интересно, откуда ты обо всем этом так хорошо знаешь? — спросила она. — И на какое такое происхождение намекал Горгрид?
      Старуха с самым невинным видом пожала плечами:
      — Как на какое? Моя мать была двоюродной теткой Весгарда.
      — Что?! — чуть не подпрыгнула от неожиданности Ретта. — Советник Весгард твой кузен?!
      — Ну да, — пожала плечами нянька.
      — И ты молчала?
      — А о чем говорить? Когда мама влюбилась в купеческого сына, ее семья, разумеется, в восторг не пришла. Пусть сословные границы у нас весьма размытые, однако совесть все же надо иметь. Многие тогда прекратили с ней всякое общение и стали делать вид, будто никогда не знали. Однако дед и бабка ее все же любили, потому и жизнь вотростенского двора мне знакома не понаслышке.
      — Там ты и познакомилась с Горгридом? — полюбопытствовала Ретта.
      — Конечно. Он даже был моей первой детской любовью, — старуха улыбнулась мечтательно и светло. — Конечно, вскоре она прошла, а я влюбилась в юношу своего круга.
      «С которым тоже жизнь не сложилась», — подумала Ретта.
      Тем временем на площадке раздались крики, и Айтольв вскинул в победном жесте меч.
      — Поздравляю вас, — крикнула Ретта капитану.
      — Спасибо, княгиня! — ответил тот. — Как там Аудмунд? Скоро к нам присоединится?
      Словно в ответ на эти слова, в ее сторону сразу повернулись головы всех присутствующих.
      — Увы, — ответила она, — вынуждена вас огорчить: Ингдун пока запрещает ему покидать покои.
      — Старый перестраховщик, — вполголоса заворчали воины. — Хотя, конечно, надо отдать должное, у него еще ни один пациент не отдал концы.
      Ветер налетел с новой силой, и Ретта поняла, что пора возвращаться в замок.
      — До свидания, — попрощалась она со всеми.
      — До свидания, княгиня, — раздалось ей вслед.
      Оказавшись внутри, в тепле гостиной залы, она с удовольствием расправила плечи. Перед глазами ее стояло видение Аудмунда, такого, каким она видела его тогда на поляне. Живо вспомнилась вдруг утренняя ласка, и Ретта даже чуть закусила губу, чтобы сдержать мечтательный вздох. Как жаль, что все так быстро закончилось!
      Мысль о том, как именно утро могло бы продолжиться, томила ее и не давала покоя, однако дальше она пока заглядывать опасалась.
      — Как думаешь, Аудмунд скоро освободится? — спросила она Берису.
      — Полагаю, что да, — отозвалась та. — Весгарду не нужна нянька, а с насущными вопросами они наверняка управятся быстро.
      — Хорошо, если так.
      Ретта прошла через зал, намереваясь подняться обратно в донжон, как вдруг дверь распахнулась и на пороге появилась женщина.
      — О, княгиня, прошу прощения за беспокойство, — присела в легком поклоне та.
      Лет сорока на вид, худая, даже почти тощая, с некогда черными, а теперь порядком поблекшими волосами, она тем не менее производила впечатление красавицы. И даже сложно было сразу сказать, в чем тут дело. В искусно уложенной прическе, в приятной, искренней улыбке, украшавшей лицо, или в глазах, светившихся изнутри неподдельным счастьем?
      — Рада видеть тебя, — сказала ей Бериса и повернулась к своей воспитаннице. — Позвольте представить, Ретта, это леди Хельвека, жена советника Весгарда.
      — Счастлива познакомиться, — отозвалась та и приветливо улыбнулась. — Я уже слышала о вас. Вы в замке по делу?
      Тут дама замялась, и княгиня приподняла брови, давая понять, что ждет и готова выслушать просьбу. Ведь, в самом деле, невозможно, чтобы их сегодняшняя встреча была случайной. Раз женского двора в Асгволде нет, то что еще могла тут делать супруга советника, как не искать ее?
      — Прошу прощения, княгиня, — заговорила наконец Хельвека, — понимаете, у меня есть дочь шестнадцати лет. Я хотела бы просить разрешения представить ее вам.
      — С удовольствием познакомлюсь, — заверила Ретта. — Приходите после похорон советника Горгрида.
      Ведь Аудмунд не будет возражать? Впрочем, потом, когда кандидатуры для женского двора будут отобраны, их список, конечно, представят князю.
      — Благодарю вас, княгиня, — ответила леди Хельвека и присела в поклоне.

Глава 5. Раэтин

Дамы вскоре распрощались, и Ретта отправилась назад в покои.
      «Кажется, пора бы уже обсудить мои обязанности, — размышляла она. — Фланировать из угла в угол и играть на арфе непродуктивно и скучно. Хотя есть еще вариант читать книги. Но лучше уж все-таки настоящее дело». Ведь Аудмунд теперь почти поправился. Скоро он вернется к своим княжеским обязанностям, а что будет делать она?
      Ретта шла, и пламя светильников при ее приближении начинало колебаться сильнее. Гвардейцы, увидев ее, вытянулись по струнке.
      — Лорд Весгард уже ушел? — спросила их княгиня.
      — Так точно, госпожа.
      Они широко распахнули двери, и Ретта переступила порог, невольно вздохнув с облегчением. Посреди погруженного в траур замка комнаты князя казались островком надежности и спокойствия. Сидевший в кресле у зажженного камина Аудмунд поднял голову и, заметив ее, просветлел лицом.
      — Ретта, — воскликнул он, вставая навстречу, — вы удивительно вовремя пришли! Я уже собирался было за вами послать.
      — А что случилось? — спросила она с самым живым интересом, пытаясь угадать.
      Пришли известия от Кьярби? Нет, не похоже, ведь еще рано. Но что же тогда могло его так вдохновить?
      Она подошла к огню и протянула руки. Животворящее тепло резвыми ручейками разбежалось по жилам. Аудмунд сделал шаг, приблизившись со спины, и положил ей руки на плечи.
      — Замерзли? — спросил он тихим, вкрадчивым голосом, от которого Ретту невольно пробрал озноб и в восторге трепыхнулось сердце.
      — Есть немного, — подтвердила она. — Выходила во двор, а там ветер свищет.
      Склонив голову, она прильнула щекой к руке мужа, и тот обнял ее еще крепче, прижав к груди. Стало хорошо и уютно. Она с удовольствием положила ладони на локти Аудмунда и умиротворенно улыбнулась.
      — На тренировочной площадке вас ждут, — сказала она. — Бёрдбрандт беспокоится о Тэньяти, а еще я встретила леди Хельвеку.
      — Тэньяти, — пробормотал задумчиво Аудмунд, и в тихом голосе его Ретта отчетливо расслышала нотки утробного ворчания. — Чувствительным характером он пошел в мать, и это, конечно, минус. Надеюсь, нынешнее испытание не сломит, но закалит его. И сделает сильнее. Спасибо, что сказали, Ретта. Завтра на церемонии прощания будет принц Рамору. Я скажу ему, и если Тэньяти до тех пор не оправится, он ему прикажет.
      — Рамору? — с интересом спросила Ретта и, задрав голову, посмотрела на мужа. — Это тоже ваш сородич?
      — Вы угадали, — подтвердил он. — Ведь оборотнями должен кто-то руководить.
      — Я думала, этим занимается ваш дед.
      — Он командир отряда. Но когда столь крупная группа кесау отправляется за пределы Аст-Ино, ее всегда сопровождает один из принцев.
      — На случай важных переговоров?
      — Совершенно верно. Так повелось с давних времен, ведь далеко не всегда у военачальника есть опыт деликатных миссий. Мой дед, однако, мог бы и сам превосходно справиться, но традиция есть традиция. Именно поэтому, когда я обратился к сородичам за помощью, Иласару отправил с посланцами своего старшего брата.
      Последняя фраза заставила Ретту подпрыгнуть:
      — Старшего?
      В душе ее потрясение боролось с энтузиазмом. Сколько нового и интересного вокруг, и часть она может узнать прямо сейчас!
      Аудмунд улыбнулся с искренним умилением и провел ладонью по плечу Ретты. Склонившись, он поцеловал осторожно ее шею, и то ли от этого прикосновения, то ли от пламени камина внутри у нее стало тепло и приятно.
      — У оборотней наследует младший ребенок независимо от пола, — пояснил он, по-прежнему щекоча усами кожу Ретты.
      — Это как-то связано с вашей памятью? — догадалась она.
      — Именно так. Мы передаем нашим детям все, что знаем и помним сами. И матери, и отцы. Мы помним то, что происходило тысячи лет назад, так, словно это случилось с нами самими, и, конечно же, младшие дети получают больше знаний и опыта от своих родителей, ведь те прожили дольше. Поэтому именно младшие наследуют.
      Вопросов, однако, меньше не становилось. Скорее наоборот, больше. Они теснились в голове, и Ретта не могла понять, что именно ее интересует сейчас сильнее всего.
      — Спрашивайте, не стесняйтесь, — пророкотал ей на ухо Аудмунд и ласково провел языком по ушку. — Я постараюсь объяснить.
      С губ Ретты слетел чуть слышный стон, и на этот раз она даже не пыталась его удержать. Муж довольно сощурился и крепче обнял ее.
      — Ваш дед, — выбрала она наконец один из вопросов, — какой он пост занимает? Мне кажется или он человек весьма важный?
      «То есть не человек», — поправилась она. Но, как и в случае с происхождением самого Аудмунда, решила не заострять внимания на подобных лингвистических пустяках.
      — Он олетэка, — ответил ей муж. — В языке людей наиболее близким будет слово советник.
      — Но это не совсем так? — догадалась Ретта.
      — Верно. Это связано с нашей историей. Когда-то давно, четыре с лишним тысячи лет назад, народ кесау жил в землях, которые называл Аст-Она. Теперь вы не найдете их ни на одной карте — так они далеки. Оборотни были гораздо более дикими, чем сейчас. У них не было городов, не было письменности, не было единого правителя. Они вели полузвериный образ жизни, рыскали по лесам, и каждым кланом управлял свой собственный вождь. Между собой же эти группы почти не общались. И конечно, народ кесау жестоко поплатился за разобщенность — когда напал сильный враг, он разбил всех поодиночке, быстро и беспощадно. Многих котов тогда угнали в рабство, иные погибли от голода. Леса, что кормили оборотней, были практически полностью уничтожены. Начались эпидемии. И вот тогда один из вождей предложил уйти в другие места и поискать счастья там. Его многие поддержали на том совете, но далеко не все. Часть оборотней предпочли остаться в своих старых землях, но двадцать четыре клана все же пошли вслед за тем вождем. Он привел кесау сюда, в Аст-Ино, и стал их первым сениту, а предводители кланов его советниками, олетэка. С тех пор у оборотней появилась письменность, а также собственные мудрецы, хранители знаний. Коты полностью подчинили своей человеческой половине зверя, и лишь имена, которые звучат так по-разному, напоминают о прошлом. На один клан — одно окончание в именах мужчин.
      — Например? — мгновенно заинтересовалась Ретта.
      — Например, правитель Иласару и его брат Рамору — это один клан. Мой дед Раэтин — совершенно другой. Тэньяти — третий. Лерук, один из младших командиров, — четвертый.
      Ретта мысленно повторила каждое из имен, покатала их на языке, словно пробуя на вкус.
      — И впрямь, — наконец сказала она, — будто из разных языков, столь непохоже они звучат. А что же те, кто отказался уйти? Вы не знаете, что случилось с ними?
      — Почему же, знаю. Три поколения назад оборотни отправляли туда экспедицию. Они нашли потерянных сородичей, но те окончательно скатились в дикость и теперь скорее звери с проблесками разума. Когда они увидели посланцев кесау, то приняли их за богов. Это было такое жалкое зрелище, Ретта! Оборотни не стали там задерживаться и скоро вернулись назад.
      — Как грустно, — задумчиво проговорила она.
      Сколь сложны и разнообразны судьбы живых существ!
      Аудмунд чуть заметно пожал плечами:
      — За все в жизни приходится платить. Иногда невозможно победить, оставаясь тем, кем ты был прежде.
      — Понимаю. Значит, ваш дед — советник и глава одного из кланов?
      — Да. А после, когда придет время, этот пост займет моя мать.
      — А Тэньяти наследует должность главы военной разведки. — Ретта задумчиво покусала губу и уставилась на огонь. — У оборотней наследуются все должности, да? И посторонним власть не передается?
      — Только в крайних случаях. Это вопрос практичности. Поймите, Ретта, тот, кто помнит, как правили многие и многие поколения его предков, помнит все их достижения, сомнения и промахи, лучше справится со своей работой, чем посторонний, у которого в родне были пахари. Земледелец не знает ничего о том, как управлять народом, и обязательно наделает кучу ошибок. И если вдруг один из правящих родов прерывается, то подбирают ему замену из тех, кто уже занимается чем-то подобным. Например, больше двух тысяч лет назад произошел случай — род правителя прервался.
      — Как так?
      — Наследница погибла в бою, а ее старший брат страдал от редкой, но очень тяжелой для оборотня болезни — у него не было памяти предков. И тогда сениту объявил своим преемником одного из советников.
      — А клан самого правителя?
      — Они выбрали другого вождя.
      — Понимаю. И что, у оборотней женщины командуют войсками?
      — Если хотят. Женщины кесау живут свободно и ничем не отличаются от мужчин.
      — Так уж ничем? — прищурилась Ретта.
      Аудмунд тихонько фыркнул ей на ухо:
      — Вы поняли, о чем я.
      Она переплела свои пальцы с пальцами мужа и покладисто согласилась:
      — Конечно. А что же браки оборотней? Вы упоминали временный союз. Они что, надолго не женятся? Только на один-два сезона?
      «Как звери в лесу?»
      Но вслух, конечно, такого говорить не стала, чтобы ненароком и по незнанию не оскорбить мужа.
      — Здесь опять имеет место различие в культурах, Ретта. Оборотни очень редко заключают привычный для вас союз и только в том случае, если уверены, что хотят прожить жизнь именно с этим котом и ни с кем другим. Такой брак невозможно расторгнуть. Гораздо чаще они заключают вийнэку — временный союз. Он не требует каких-либо специальных церемоний и может быть разорван в любой момент. Дети, рожденные в таком союзе, приравниваются в правах к котятам, появившимся в привычном для вас браке, и равно принадлежат семьям обоих родителей.
      — И каким же образом заключается этот самый вийнэку? — поинтересовалась Ретта.
      — Для этого двое объявляют о своем намерении в присутствии хотя бы одного свидетеля, больше ничего не требуется.
      Княгиня хмыкнула себе под нос, почесала бровь и наконец сказала:
      — Удобно!
      Аудмунд рассмеялся и снова, уже гораздо крепче, поцеловал ее в шею.
      — Значит, Горгрид с Таяной заключили именно такой брак?
      — Совершенно верно. Но так и не разорвали его впоследствии.
      — Но раз они продолжали жить как муж и жена, почему у них больше не было детей?
      — А разве неясно? — Аудмунд прищурился и посмотрел супруге в глаза. — Она не хотела ущемлять в правах Тэньяти. Ведь родись у нее еще ребенок, старший сын потерял бы все. А Горгриду и вовсе четверых детей было вполне достаточно. Еще один котенок ему погоды не сделал бы. А оборотнице не допустить беременности проще простого — для этого ей нужно просто сменить ипостась.
      Ретта покачала головой. Услышанное было столь необычно и удивительно, что казалось, все, описанное им, происходит не здесь рядом, буквально в соседней стране, а в иных мирах.
      — А род вашего деда? — спросила она, вновь задрав голову и посмотрев снизу вверх на Аудмунда. — Кто продолжит его?
      — Моя мать, как я и сказал, — пожал он плечами. — Дед уже объявил ее официальной наследницей. А после нее моя сестра.
      — У вас есть сестра? — поразилась Ретта. — По матери?
      — По матери и по отцу. Очаровательная кошечка по имени Наэра. Она родилась за год до смерти отца.
      — Оу…
      — Мама тоже уже объявила ее своей наследницей.
      — Это означает, что она решила больше не рожать детей?
      — Совершенно верно. Но вы не расстраивайтесь — они прожили с отцом двадцать лет. Немалый срок, даже для оборотня. Из-за нашей памяти мы долго и осмотрительно подбираем себе партнера. Конечно, везет не всем, но тогда спасает вийнэку. Ну, а если посчастливилось найти свою истинную половинку, то новых браков кесау уже почти никогда не заключают. Вы поняли меня?
      — О да!
      Чего ж тут непонятного? Ведь он только что фактически пообещал ей, что после ее смерти не возьмет себе другой жены.
      Она обернулась и посмотрела Аудмунду в глаза. Звериные зрачки манили, хотелось узнать, что за ними скрывается, окунуться в них с головой. Она положила ладонь ему на щеку, потянулась, и Аудмунд, утробно рыкнув, поцеловал ее.
      Она зажмурилась, отдавшись всем существом чувству предвкушения неизбежного. Уже невозможно ни увернуться, ни убежать. Из самых глубин души Ретты, из замершего в восторге сердца рождалась нежность, распускаясь внутри подобно диковинному цветку, отдаваясь в каждой клеточке тела, в каждом пальце.
      «Пусть это мгновение никогда не кончается!» — взмолилась она, сама не зная кому. Вероятно, Тате.
      Но это, конечно же, было невозможно. Настал момент, когда Аудмунд отпустил ее, напоследок еще раз легонько коснувшись губами губ, и Ретта подумала, что ничего более восхитительного с ней до сих пор не происходило. Она провела пальцами по губам, желая сохранить поцелуй в памяти, и, повинуясь порыву, горячо прошептала:
      — Вы один такой! Ни на кого не похожи.
      Она вновь положила ладони ему на плечи, всем существом наслаждаясь ощущением силы, и муж, по-прежнему не размыкая объятий, склонился к волосам и вдохнул ее запах, чутко пошевелив ноздрями.
      — Я жду вас, — сказал он чуть слышно.
      — Я скоро приду, — пообещала Ретта.
      За окном внизу послышались голоса, но она не смогла разобрать слов. Однако Аудмунд напрягся и, вскинув голову, сказал уже совсем другим тоном:
      — Нам надо поторопиться.
      — О чем вы? — удивилась Ретта.
      Вспомнились слова, что она вернулась как раз вовремя. Но что же произошло?
      — Сейчас к нам придет мой дед.
      — Раэтин?
      — Ну да, ведь другого уже нет. Это будет семейный визит, так что не волнуйтесь ни о чем.
      — Легко сказать! — возмутилась такому заявлению Ретта. — Ведь он ваш родич. Что, если я ему не понравлюсь?
      — Все будет хорошо, — успокоил ее муж. — Не забывайте, что он уже видел вас.
      — Тогда, в лесу?
      — Совершенно верно. И на поле во время свадьбы. Хотя вы его, само собой, не узнали. Но я хотел пока предложить другое. Дело вот в чем. Я собираюсь написать короткое письмо матери. Почему бы вам не сделать то же самое?
      — Записку для свекрови?
      Аудмунд прищурился:
      — Да. Ей будет приятно. Буквально несколько строк.
      — Что ж, почему бы нет?
      Ведь, в самом деле, им следует как-то налаживать отношения. Если не сейчас, то в будущем. Она дала жизнь ее мужу, даже если и не смогла быть после рядом все время, и уже хотя бы поэтому заслуживает уважения.
      — Вы умница, Ретта, — ответил ей Аудмунд и, достав из стола бумагу, выдвинул на середину писчие принадлежности.
      Ретта устроилась поудобнее, придвинув стул, и в раздумьях почесала кончиком пера нос. О чем писать?
      «О том, что подскажет сердце», — решила она и сосредоточилась, прислушиваясь к голосу души.
      «Здравствуйте, меня зовут Алеретт, и я жена вашего сына Аудмунда. Впрочем, близкие и друзья зовут меня просто Реттой».
      Тут мысль запнулась. Что еще сказать?
      «Я не знала, что выйду за него, когда покинула Месаину и отправилась на Север. Но так случилось, и я ни о чем не жалею. Он самый лучший на свете мужчина, и я счастлива быть с ним рядом, уж в этом-то я уверена.
      Хотелось бы мне однажды познакомиться с вами, но я не знаю, как дальше сложатся обстоятельства. Хотя жизнь длинна, и я не буду терять надежды.
      Супруг говорит, что у него есть сестра. Прошу вас передать ей мой сердечный привет и самые искренние пожелания счастья. Аудмунд утверждает, что она очаровательная малышка, и я ему верю.
      Мы поженились с ним всего два дня назад, поэтому я до сих пор в легкой растерянности. Он сам, я полагаю, изложит подробности. От себя же добавлю, что всею душой верю и жду счастья в будущем.
      За сим прекращаю писать и прошу прощения за сумбурность. Надеюсь, что в следующий раз смогу изложить мысли более внятно.
      Ваша невестка Алеретт».
      Еще раз перечитав, она тщательно высушила и запечатала послание. Аудмунд еще писал, и перо его легко и быстро скользило по бумаге. Ретта присмотрелась. Язык оборотней. Вероятно, госпоже Кимеде так читать проще.
      Могла ли она, в самом деле, подумать, сколь необычная будет у нее родня! Сам Аудмунд себя, похоже, ощущает больше человеком и вотростенцем, но оборотни — его плоть и кровь.
      Она сидела, любуясь его профилем, и сердце взволнованно, в предвкушении билось в груди. Ожидание счастья! Сколь светлым и радостным оно ей казалось. И даже боль недавней потери отступала. Но стоит ли этого стыдиться? Советник Горгрид и сам, должно быть, был бы рад и благословил бы их, если бы мог.
      Аудмунд вскоре закончил писать и тоже, перечитав, запечатал послание.
      — Готовы? — спросил он у нее.
      — Вот, держите, — протянула она конверт.
      Он принял его и размашисто надписал.
      — Сейчас мы поедим, — объявил муж, вставая, — и придет дедушка.
      Открыв дверь, ведущую в коридор, он отдал распоряжение ординарцу, и тот убежал.
      Солнце медленно ползло по небосклону. Тучи окончательно рассеялись, и лучи щедро брызнули, осветив промокшую землю.
      — Он придет в человеческом обличье? — спросила Ретта у Аудмунда.
      — Конечно. Находиться в звериной ипостаси сейчас нет никакой необходимости.
      Они с удовольствием пообедали супом и тушеными перепелами в сметане. Посуду забрали, и Аудмунд, бегло оглядев себя, одернул котту. Ретта, следуя его примеру, подошла к зеркалу, чтоб убедиться, в порядке ли ее собственный наряд.
      Вдруг князь дернулся и быстрым шагом подошел к окну.
      «Услышал то, чего не чувствует с такого расстояния человек? — подумала она. — Должно быть, так».
      — Идет, — объявил супруг, и Ретта в волнении стиснула руки.
      — Все хорошо, — вновь повторил он и, приблизившись, обнял ласково.
      Она вдохнула, успокаиваясь.
      — Да, конечно.
      Сердце забилось ровнее и тише. Аудмунд посмотрел ей пристально в глаза и наконец кивнул. Затем обернулся, бросив ожидающий, внимательный взгляд на дверь, и в этот момент стражи громко объявили:
      — Советник Раэтин, князь.
      — Пусть заходит! — крикнул им Аудмунд, и в голосе его Ретта отчетливо расслышала нотки нетерпения.
      Мгновение тишины, последовавшей за этими словами, показались Ретте вечностью. Наконец послышался легкий шорох, и порог гостиной переступил мужчина.
      Почти такой же, как любой другой человек его возраста. Высокий и худощавый, с короткими седыми волосами, в которых еще отчетливо проглядывала кое-где рыжина, с карими глазами на покрытом мелкими морщинами лице и с впалыми щеками.
      — Рад видеть тебя, — воскликнул Аудмунд.
      Дверь тихонько закрылась.
      — Я тоже, мой мальчик, я тоже, — ответил Раэтин и, сделав несколько шагов, сложил руки на груди крестом и коротко поклонился обоим по очереди. Аудмунд вернул поклон.
      Ретта смотрела на вновь обретенного родича во все глаза. Звериная природа угадывалась в нем столь же легко, как в его внуке, тут было все знакомо и понятно. Но вот одежды… Ничего подобного ей прежде видеть воочию, конечно, не доводилось, лишь на картинках книг. Узкие шаровары, длинная подпоясанная рубаха с широкими рукавами, стянутая у манжет.
      «Должно быть, это для того, чтоб сподручней было менять ипостась, — подумала она. — В таком наряде рысью бежать должно быть вполне удобно. Не прятаться же им, в самом деле, каждый раз за кустик, чтобы переодеться».
      Волосы были перехвачены узкой налобной лентой голубого цвета с серебристой нитью с какими-то непонятными символами посередине. Знаки клана?
      — Доброго дня, — поприветствовала она. — Очень рада знакомству.
      Глаза Раэтина блеснули, он подошел и, элегантно склонившись, поцеловал кончики пальцев княгини.
      — Случается небывалое, — сказал он, вновь посмотрев на внука, — ни разу еще оборотень не становился владыкой человеческих земель. Позволь поздравить тебя и твою красавицу-супругу.
      Лицо Раэтина вдруг неуловимо переменилось, и уже совершенно другим, отеческим жестом он прижал Аудмунда к груди:
      — В самом деле, я счастлив за тебя, малыш. Ты молодец, что наказал предателя.
      — Спасибо, дедушка, — прошептал князь и крепко обнял старика в ответ.

Глава 6. Погребение

— Ну как, не боитесь его? — спросил Раэтин у Ретты, устраиваясь с видимым удовольствием в кресле поближе к камину.
      Муж в свою очередь расположился на диване, стоящем напротив, и она, недолго думая, присоединилась к нему.
      Вопрос старого оборотня ее врасплох не застал. Наверное, он был ожидаемым, учитывая их первую встречу в лесу. Пусть кошаки и не умеют читать мыслей, но уж запах страха он почувствовал наверняка. А теперь? Что сказал бы ей этот умудренный жизнью рысь, если его спросить напрямую? Впрочем, ничего подобного Ретта, разумеется, делать не стала. Зачем? Это ее жизнь и ее муж. Они сами разберутся и на все вопросы непременно найдут ответы.
      — Боюсь ли я Аудмунда? — улыбнулась она и, приподняв бровь, обернулась на князя. Тот посмотрел в ответ с нескрываемым любопытством. — Нет. Конечно, нет.
      — И это правильно, — воодушевился Раэтин, — если оборотень выбрал себе спутницу, он не причинит ей зла.
      «Чего нельзя, разумеется, сказать о людях, — подумала она. — А тем более о некромантах».
      Мысль о Бардульве невольно заставила ее передернуться. Прошла всего пара дней, и воспоминания были еще слишком свежи. Аудмунд подался вперед, обнял ее одной рукой, и Ретта с удовольствием и заметным облегчением выдохнула и расслабилась.
      Раэтин чуть пошевелился и закинул ногу на ногу. Было очень интересно за ним наблюдать. Он и Аудмунд — существа одной природы, но теперь, видя их рядом, Ретта понимала, что воспитание людей все-таки наложило на князя серьезный отпечаток. Да, он тоже оборотень, и это, безусловно, бросалось в глаза, однако она глядела на него, и его человеческий образ не плыл перед ее глазами, он был осязаем и монолитен. Раэтин же казался совершенно другим — он был текучим и переменчивым, словно река, и это, возможно, отчасти роднило его с магом. В каждом движении, в самой походке, во взгляде и в поворотах головы проглядывал зверь. Все чудилось, что вот сейчас он сменит обличье и побежит, обгоняя ветер, на всех четырех лапах сразу.
      Конечно же, этого не происходило, но факт, тем не менее, оставался фактом.
Наверное, она не смогла бы объяснить никому свою мысль более внятно.
      «Пожалуй, стоило бы сравнить их обоих с другими сородичами, — подумала она. — Вдруг это все лишь особенности характера?»
      Может быть, удастся понаблюдать за принцем Рамору, когда она увидит его, или за Тэньяти?
      «Хотя на формирование сына Горгрида тоже в значительной степени оказали влияние люди», — напомнила она себе.
      — Еще ничто не закончилось, — пророкотал тихо Аудмунд, и шепот этот звучал страшнее и громче, чем любой самый пронзительный рев.
      Раэтин сощурился, и Ретте показалось, что во рту у него на один короткий миг сверкнули клыки.
      — Ты прав, — ответил он. — Они должны заплатить. Я помню Горгрида юношей девятнадцати лет от роду, жизнерадостным и серьезным одновременно. Скольких опасностей им с Эргардом тогда удалось избежать! И для чего? Чтобы быть убитым исподтишка фатраинской тварью?
      На этот раз ей не почудилось — советник зарычал, и голос его зазвенел от гнева. — Магистр Джараак слишком много на себя берет. Похоже, он успел вообразить себя владыкой всех окрестных земель. Пора напомнить ему, что он так же смертен, как и все остальные. Вы были правы тогда в лесу, леди.
      Ретта с восторгом подалась вперед, всплеснув руками:
      — Так это ваш смех я тогда слышала?
      — Ну да, — довольно осклабился оборотень.
      Она почти воочию увидела, как дед Аудмунда прищелкнул хвостом и обернул его вокруг тела. Хотя, разумеется, это было не так.
      — Скажите, — снова задала вопрос она, — зачем некромантам вообще понадобилось все это затевать?
      — Ну как зачем, — явно удивился ее наивности Раэтин, — они ведь не умеют восполнять силы от амулета, как прочие маги. Точнее, у них он тоже был когда-то — свой собственный, похожий на Асцелину, он-то и питал их, но две тысячи лет назад артефакт взорвался, причем по вине самих некромантов, попутно уничтожив Далиру. Такой вот неожиданный побочный эффект.
      Аудмунд отчетливо скрипнул зубами и сжал кулак. Советник сделал вид, что не замечает гнева внука, а Ретта положила ладонь на его напрягшееся запястье и осторожно погладила. Князь расслабился и шумно выдохнул.
      Повисла тишина. Стало слышно, как потрескивают в камине поленья. Раэтин неуловимо переменил позу и вновь заговорил:
      — Наших предков не было на Перевале ветров. Когда это случилось, там дежурили другие кесау. Но насыщенное зеленое свечение разлилось после катастрофы к югу от гор и держалось довольно долго. Оно было заметно даже в Истале.
      Ретта представила себе масштаб события и ужаснулась. Ведь горы высоки, а перевал от столицы весьма далек!
      — Мне проще, я не связан с Вотростеном столь сильно, как Аудмунд, но и то мне не доставляет удовольствия та давняя история, а ему, как князю, стократ тяжелее ее вспоминать.
      «Каково же это — помнить, как погиб твой народ?! — ужаснулась мысленно Ретта. — Ведь выжили тогда жалкие крохи!»
      Она вновь посмотрела на мужа, и тот, заметив тревогу, подал ей пальцы, давая понять, что с ним все в порядке.
      — Так вот, возвращаясь к нашим баранам, — продолжил Раэтин, — то есть магам. Хотя, по мне, это одно и то же. Когда они, пусть и невольно, уничтожили амулет, им стало жизненно необходимо найти иной способ пополнять силы.
      — И они его отыскали, — прошептала Ретта, даже не пытаясь скрыть ужас.
      Оборотень с мрачной готовностью подтвердил:
      — Именно. Но кто же даст себя убить за просто так? Некромантам приходилось изворачиваться, идти на обман и подлость, бить исподтишка. Постепенно это стало их второй натурой. Но они желали большего, лелея мечты заполучить собственную «плантацию». Или скотобойню, как вам больше нравится, терминология тут не имеет значения. Важно то, что Вотростен, с которым его связывала давняя взаимная ненависть, подходил идеально. Гордые князья и их строптивые подданные слишком хорошо помнили зло, причиненное им, и упорно не желали его забывать. Втереться к себе в доверие они не позволяли. Оставалось только взять то, что им нужно, хитростью. Конечно, Джараак помог Гроиму живой силой, тут я не сомневаюсь, а когда пришло время, сыграл роль благодетеля. Эргард в юности был, несмотря на избалованность, чересчур доверчив и, став князем, не до конца изжил в себе это качество. Вера в лучшее — не всегда полезное свойство, особенно для правителя. Никогда не вредно сомневаться. Мне жаль его — он попал как кур в ощип, но, следует отдать должное, все же сумел выправиться, хотя и не без труда.
      Ретта вздохнула и задумчиво посмотрела на огонь. Конечно, эта история ей была отчасти знакома, и все же сколь много нового ей преподнес вечер!
      Солнце за окном постепенно опускалось к горизонту. Небо темнело, окрашивая западный край в причудливые фиолетово-розовые тона.
      — Почему же князя Эргарда так избаловали? — поинтересовалась Ретта, обернувшись на мужа. — Мне казалось, традиции воспитания в Вотростене довольно сильны.
      Аудмунд, до сих пор лениво поглаживавший ее пальцы, переплел их со своими и кивнул, поднеся к губам.
      — Вы абсолютно правы, — согласился он, — но всегда случаются досадные промахи. Бабка после свадьбы почти десять лет не могла забеременеть. Поэтому, когда в конце концов долгожданный наследник появился на свет, с него сдували пылинки и исполняли любые прихоти. Вполне естественно, что отец в результате такого обхождения слегка обнаглел.
      Тут оборотни переглянулись, и в глазах обоих княгиня прочла умиление и нежность, словно у родителей, наблюдающих за шалостями чада.
      — Войдя в возраст, он захотел поехать повидать мир. Ох, и прибавил же он своим родителям седых волос! До сих пор они все уговаривали его жениться, но отец отбрыкивался столь рьяно, словно его ждал не брак, а плаха. Он никак не хотел сидеть дома и постоянно ввязывался в какие-то передряги, из которых Горгрид его потом вытаскивал. Отпуская непутевое чадо в очередное путешествие, мой дед каждый раз просил его товарища присмотреть за легкомысленным наследником, как более здравомыслящего из них двоих. И это несмотря на то, что они были ровесниками.
      — И при этом князь Эргард умудрялся быть доверчивым и наивным? — пораженно уставилась на мужа Ретта.
      — Феноменально, правда? — вставил Раэтин. — Он верил в лучшие человеческие качества. С возрастом и опытом, увы, печальным, это прошло. Оборотней память страхует от подобных промахов, людям же, к сожалению, приходится познавать прописные истины каждый раз заново. И это, случается, приводит к трагическим последствиям весь народ.
      Старый оборотень сложил пальцы под подбородком и устремил сосредоточенный взгляд куда-то вглубь себя. Ретта обернулась и посмотрела на Аудмунда. Расстроили его эти воспоминания или нет?
      — Все хорошо, — чуть заметно улыбнулся князь и, вздохнув, обнял жену двумя руками, прижав к груди. — Я знаю, что мой отец был далеко не идеален, но это не мешает мне всем сердцем любить его.
      Ретта положила голова на плечо супругу и принялась задумчиво чертить пальцем линии у него на груди.
      Раэтин выпрямился и весь подобрался, словно перед прыжком.
      — Мне пора, — заговорил он, внимательно глядя на внука и его жену, — я обнаружил то, что хотел, и очень рад увиденному. И я познакомился с вами, Ретта. По обычаю мне, как старшему в роду, следовало бы преподнести вам какой-нибудь подарок. Но увы, когда я покидал Исталу, то не подозревал, что попаду на свадьбу. Поэтому…
      Тут старый оборотень усмехнулся загадочно и полез в карман рубахи. Ретта с любопытством следила за его движением, и даже Аудмунд не скрывал заинтересованности.
      — Вот, это вам, — объявил он наконец и протянул княгине тонкий шерстяной плетеный пояс голубого цвета с серебристой нитью и с замысловатым узором, напоминающим извилистую реку с порогами и перекатами.
      Аудмунд восхищенно выдохнул и подался вперед.
      — Когда ты успел? — спросил он деда.
      Раэтин улыбнулся, явно довольный его реакцией:
      — Долго ли сделать?
      — А шерсть где взял?
      — Купил здесь, в Асгволде.
      Ретта приняла дар и провела по нему рукой, рассматривая.
      — Это пояс с цветами и узором клана, — пояснил советник.
      — Благодарю вас! — воскликнула она. — От всей души.
      — Очень рад, что мой скромный подарок пришелся вам по сердцу.
      Он поднялся и, вновь сложив руки на груди крестом, поклонился.
      — До свидания, — сказал он и направился к выходу.
      — Подождите! — окликнула его вслед Ретта, вспомнив еще один вопрос. — Скажите, а как звучало бы имя Аудмунда на родном языке?
      Раэтин обернулся и почесал бровь.
      — Вы имеете в виду, в том случае, если бы он остался жить в Аст-Ино? — уточнил он.
      — Да.
      Оборотень покачал головой и развел руками, ухмыляясь чуть-чуть лукаво:
      — Ну откуда ж я знаю? Мы с самого начала знали, что Эргард заберет малыша с собой. Именно отец дал ему имя, мы с дочкой даже не пытались фантазировать на эту тему. Его родной язык — вотростенский.
      Аудмунд с Реттой попрощались с Раэтином, и тот ушел. Княгиня еще некоторое время сосредоточенно прислушивалась, но никакого звука шагов различить так и не смогла.
      — Скажите, а что значит этот поклон? — спросила княгиня, обернувшись к мужу. — Просто приветствие и прощание?
      — А также демонстрация уважения к собеседнику, — отозвался тот.
      Солнце окончательно опустилось за горизонт, последние всполохи зари погасли. Природа погрузилась в безмолвие, в густую и вязкую сонную дрему, словно застыла в безвременье.
      Подойдя к окну, Ретта распахнула одну из створок и выглянула во двор. Стражи как раз открывали ворота.
      — Говорят, если боги скорбят о погибшем, то они посылают в день погребения хорошую погоду — свой прощальный дар, — сказал Аудмунд, подходя сзади и кладя руку на плечо жене.
      — Тогда надеюсь, что завтра до самого вечера будет светить солнце, — промолвила тихо Ретта.
      От ворот вдоль дороги, ведущей в город и насквозь его пересекающей, как раз той самой, по которой въезжала и она сама, стали один за другим двумя цепочками зажигаться огни.
      — Это стражи, да? — спросила она Аудмунда.
      — Они самые, — подтвердил князь. — Они будут держать факелы вплоть до рассвета, чтобы осветить путь. Душа, покидая мир, не должна плутать.
      Трепещущие огни придавали происходящему ореол таинственности. Запели горны, раскатившись по округе громким, протяжным эхом, и смолкли, растаяв в дали.
      — Его сожгут? — спросила Ретта мужа.
      — Да. В Вотростене испокон веков сжигают — большую часть года земля слишком твердая, к тому же, если тело все же будет закопано, то душа не сможет попасть к небесным богам. Из-под земли только один путь — в подземный мир Молгата.
      Скоро стало видно, что на дороге появляются новые огоньки, гораздо меньше тех, что держали стражники, скорее всего, от свечек и от лучин. Поток их становился все более плотным, превратившись сперва в ручей, потом в реку, и двигался при этом совершенно очевидно в сторону замка.
      — Это скорбящие? — снова спросила Ретта.
      — Вы угадали, — тихо и немного печально ответил ей Аудмунд. — Огни зажигаются в знак печали. Потом, уже в тронном зале у самого тела, они будут затушены в специальной чаше с водой.
      Ретта обернулась и посмотрела мужу в глаза:
      — Горгрида так любил народ?
      Князь пожал плечами. Зрачки его блестели, и она никак не могла понять, что это — слезы или просто отражение светильников?
      — Горгрид всю жизнь служил Вотростену, — наконец сказал Аудмунд и, не удержавшись, судорожно вздохнул. — В молодости с мечом в руках, а позже как политик. Он был в принципе человек чести и старался, если это возможно, поступать справедливо. К тому же он был убит магами — уже одно это в глазах людей придает ему ореол мученика. Меня лично нисколько не удивляет скорбь горожан.
      Перед глазами Ретты со всей отчетливостью встала улыбка старого вельможи, его мудрый взгляд, и она, не колеблясь, ответила:
      — Меня тоже.
      Аудмунд не глядя нашел ее пальцы, переплел со своими, и они так некоторое время стояли, глядя на становящуюся все более плотной реку огней.
      — А враг не сможет проникнуть внутрь под видом скорбящих? — вновь задала она вопрос.
      Аудмунд решительно покачал головой:
      — Нет. Там повсюду стража, а сегодня еще и оборотни.
      — Не лишняя предосторожность в свете последних дней.
      В дверь постучали, и князь крикнул:
      — Входите!
      На пороге появился слуга с подносом и, оставив тарелки на столе, бесшумно удалился.
      Поужинав, Аудмунд с Реттой начали собираться спать. Больше ждать им от нынешнего вечера было нечего, на сердце лежала скорбь, а настроение в целом нисколько не располагало к легким беседам.
      Она легла и уже привычно придвинулась поближе к супругу. Тепло его тела согревало душу, даря умиротворение, а спокойное, ровное дыхание вселяло уверенность, что все непременно будет хорошо. Она закрыла глаза, и перед нею поплыли вересковые поля. Надрывно и печально пела невидимая свирель, терзая сердце, и Ретте невыносимо хотелось плакать, однако слез не было. Тонко и горько свистела в траве какая-то птица.
      — Вставайте, Ретта, — услышала она голос Аудмунда и открыла глаза.
      За окном рассвет уже накинул на небо золотую вуаль. Вдалеке протяжно и заунывно трубили горны.
      — Пора собираться? — спросила она.
      — Да, — ответил ей Аудмунд и, наклонившись, поцеловал в лоб.
      Лицо его было печальным, а взгляд потухшим. Ей и самой захотелось завыть в голос, когда она подумала, что именно сегодня им предстоит.
      — Я уже велел позвать ваших помощниц, — продолжил супруг. — Одевайтесь, Ретта.
      — Конечно, — откликнулась она. — Я не задержусь.
      Князь кивнул, думая при этом, похоже, о чем-то своем, и, поднявшись, вышел столь быстро, что она не успела его ни о чем спросить.
      — Я скоро вернусь, — бросил он уже в дверях.
      Подойдя к окну, она посмотрела на дорогу. Огни по обочинам уже успели потушить, однако поток желающих отдать старшему советнику последнюю дань не иссякал. Пронзительно-чистое, без единого облачка небо голубело, и Ретта подумала, что боги, должно быть, в самом деле скорбят.
      Пора было начинать день. Пройдя в гардеробную, она приказала служанкам достать платье. То самое, белое, что она рассчитывала прежде надеть на свадьбу. Здесь, в Вотростене, традиции которого отличались от обычаев далекого юга столь разительно, самым подходящим поводом для него оказались похороны Горгрида. Волосы убрать она решила без украшений — в такой печальный день они смотрелись бы дико и неуместно. Отложив в сторону фату, она накрыла их простой белой накидкой и осталась наконец довольна собственным внешним видом.
      — Госпожа, — заговорила вдруг одна из девушек и в избытке эмоций заломила руки, — вы позволите нам тоже пойти на похороны? Пожалуйста!
      Ретта удивленно приподняла брови.
      — Почему нет? — удивилась она. — Конечно, ступайте.
      Убедившись, что их услуги больше пока не требуются, служанки удалились, а княгиня вернулась назад в спальню. Там уже ее ждал Аудмунд. Окинув жену быстрым оценивающим взглядом, он кивнул, давая понять, что увидел и остался доволен ее внешним видом, а вслух сказал:
      — Тэньяти так и простоял всю ночь. Братья не смогли его увести.
      — Что же будет теперь? — спросила Ретта с тревогой.
      Князь пожал плечами:
      — Я повидал Рамору. Он примет меры, так что будем надеяться на лучшее.
      Он говорил отрывисто, и мысли его явно были далеко от покоев. Печальный взгляд и неподвижное лицо слишком очевидно говорили о неподдельном горе, что бушует у него внутри. Подойдя ближе, Ретта положила руки ему на грудь, и муж накрыл ее ладони своей. Взгляд его дрогнул, и она прижалась щекой к груди. Сердце оборотня часто билось.
Так они и стояли, словно застывшее изваяние, памятник скорби, пока не пришел Ингдун.
Серьезный и мрачный, без своих обычных колких шуточек, он смерил Аудмунда с ног до головы внимательным взглядом и жестом велел ему укладываться в постель.
      — Сегодня я намерен выйти из комнаты даже вопреки твоей воле, — заявил князь мрачно.
      Старый лекарь ощерился, словно дворовый пес:
      — Не стоить дерзить, мой мальчик, тебе никто не желает зла. Конечно, ты выйдешь, задерживать тебя у меня более нет причин.
      Говоря это, он быстрыми, ловкими движениями снял повязку, и Ретта, приблизившись, увидела лишь тонкий шов с нежной розовой кожицей по краям.
      — Вот такая она, кошачья регенерация в действии, — прокомментировал лекарь, и Ретте оставалось лишь беспомощно развести руками. Подобного ей не приходилось видеть нигде и никогда.
      — Поздравляю вас, — сказала она супругу.
      — Благодарю, Ретта, — ответил он.
      А Ингдун заметил серьезно:
      — Но это не значит, что ты можешь прямо сейчас хвататься за меч. На ближайшие два дня я прописываю тебе щадящий режим. Никаких перегрузок.
      Оборотень весь как-то сразу ощетинился, и ей показалось, что он вот-вот выпустит клыки. Однако лекарь не дрогнул и стойко, спокойно выдержал взгляд.
      — Я понял тебя, — наконец проговорил Аудмунд, цедя сквозь зубы.
      — Ты не очень-то шипи, — наконец сварливо бросил Ингдун. — Я твоих клыков не боюсь. Я понимаю твои чувства, так что давай-ка ты вставай и отправляйся вниз, князя там уже заждались.
      Лекарь принялся собирать вещи, а Аудмунд встал и, тряхнув головой, провел руками по лицу. Он стоял осунувшийся и бледный, и Ретта, желая его поддержать хоть как-то, подошла ближе и взяла за руку. Что может сделать она? Забрать на себя хоть часть его боли не в ее силах. Все, что ей подвластно — просто быть рядом.
      Аудмунд посмотрел на нее, его звериные зрачки сузились, и он, взяв ее пальцы, поднес их к губам.
      — Благодарю, — прошептал князь.
      Ингдун, попрощавшись, покинул покои, и слуги поспешили принести завтрак. Пора было отправляться вниз, чтобы выполнить последний тяжкий долг и проводить того, кого они все так любили.
      Заметив на каминной полке букетик незабудок, Ретта взяла его и закрепила за поясом.
      «Должно быть, Бериса уже позаботилась», — подумала она с благодарностью.
      — Ну что, вы готовы? — спросил жену Аудмунд, и та, вдохнув поглубже, кивнула.
      — Да.
      Тогда он подошел к столу и, взяв стоящие на нем две зажженных свечи, одну из них протянул ей.
      Во дворе снова протрубил горн. Князь подал руку, и Ретта вложила в нее чуть подрагивающие от волнения пальцы. Дежурные гвардейцы распахнули двери, и княжеская чета покинула покои, в которых провела почти безвылазно больше двух дней.
      Солдаты звучно ударили копьями о пол, приветствуя их, и Ретта на короткое мгновение ослепла и оглохла. Если накануне замок тонул во мраке, то сегодня можно было подумать, что светильники со всего Вотростена свезли в Асгволд, дабы достойно проводить одного из своих сынов.
      «В таких коридорах заблудиться душе и в самом деле будет проблематично», — решила княгиня, и в груди ее разлилось теплое чувство светлой грусти. Они не смогут, конечно же, вернуть Горгрида, но в их силах достойно его проводить. И он, разумеется, навсегда останется с ними в сердцах.
      Гул ударов нарастал, волнами распространяясь от комнат Аудмунда по коридорам и залам замка. Князь с супругой шли вниз по лестнице, и отблески светильников сверкали в надраенных до блеска полах, доспехах и зеркалах, слепя глаза. Вот впереди показался тронный зал, и копья, вздрогнув в последний раз, замерли. Командир караула приложил руку к груди и склонил голову перед княжеской четой.
      — Князь Аудмунд и княгиня Алеретт! — объявил глашатай, и стражи широко распахнули тяжелые двери.
      Головы присутствующих одновременно повернулись в их сторону. Зал был набит народом почти до отказа. Советники все еще неполным составом, гвардейцы и знать, купцы и простые горожане: пекари, ткачи, шорники, кожевенники, гончары, оружейники и, конечно же, женщины и дети. Все стояли, одинаково сложив опущенные руки перед собой, и глядели на владык.
      Гул копий в коридоре позади смолк. Установилась тишина столь полная, что стало слышно, как кто-то сдавленно всхлипывает в толпе.
      В центре зала расположился укрытый красной бархатной тканью помост, а на нем стоял гроб с телом Горгрида. Увидев его, Ретта не сдержалась и чуть заметно вздрогнула. Кровь отлила от ее лица. Память подсказывала, что еще недавно он был жив и полон сил, и душа, вторя ей, упорно отказывалась верить глазам.
      Ноги советника были укрыты знаменем, в руки вложен меч, а в изголовье стояла резная золотая чаша с водой. Слева от тела отца, подобно безжизненным изваяниям, застыли сыновья. Бёрдбрандт, Тэньяти и еще двое, имен которых Ретта не знала. С одинаково потухшими, неподвижными взглядами, осунувшиеся и бледные. Смотреть на них было невыносимо и больно. Две дамы в белом позади них украдкой вытирали глаза. Тоже члены семьи? Быть может, жены средних братьев? Или одна из них невеста Бёрди?
      К помосту от распахнутых дверей тянулась ковровая дорожка. Аудмунд и Ретта прошли по ней, и князь, выпустив ладонь жены, встал на колени и коснулся сперва губами, а затем лбом края одежд советника и тяжело, словно нехотя, встал. Затушив свечу, он сунул ее за пояс и, склонившись, коснулся губами лба советника.
      — Прощай, — прошептал он, и в голосе князя Ретта отчетливо услышала тщательно сдерживаемые нотки рыдания. — И прости, что не уберег…
      Сердце рванулось у нее в груди, захотелось завыть в голос, но огромным усилием воли она сдержалась. Аудмунд переменился в лице и застыл, опустив глаза. О чем он думал? Прощался? Просил прощения? А впрочем, какой смысл гадать?
      Княгиня подошла, неуловимым движением коснулась руки мужа, давая понять, что она по-прежнему рядом, и, в свою очередь затушив свечку, сунула ее за пояс и склонилась, целуя руку советника.
      — Прощайте, — едва слышно прошептала она. — Спасибо вам, что так сердечно приняли меня. Как жаль, что нам не довелось познакомиться получше…
      В толпе надрывно вскрикнула какая-то женщина. Достав букет, Ретта положила его на грудь Горгриду и отошла, взяв Аудмунда под руку. Тот пошевелился и осторожно сжал ее пальцы.
      На улице вновь пропел горн. Князь обернулся к дверям, и глашатай объявил торжественно:
      — Принц Рамору и советник Раэтин!
      Тэньяти вздрогнул и поднял глаза. Гости замерли в напряженном ожидании. Вероятно им, несмотря на столь длительное соседство, не так уж часто доводилось видеть кесау.
      Двери распахнулись, и на ковровую дорожку ступили двое. Одного из них Ретта видела уже накануне. Дед Аудмунда. Но вот второй…
      Теперь стало ясно, что переменчивость и подвижность натуры общая черта оборотней, воспитанных сородичами. Высокий и мощный зрелых лет рысь с черными волосами, перетянутыми зеленой налобной лентой с красной нитью, напоминал огонь. Именно это сравнение приходило на ум в первую очередь. Пламя костра, которое вспыхивает то и дело, словно танцуя, а язычки его тянутся к небу, и искры тают в вышине. Если бы он был человеком, ему бы можно было дать лет тридцать пять или сорок, но сколько ему на самом деле? Шестьдесят? Восемьдесят? Ретту снедало любопытство, но приставать с расспросами к Аудмунду прямо здесь, посреди тронного зала, было явно неуместно.
      Оборотни подошли и, сложив руки на груди, поклонились князю с женой и сыновьям Горгрида. Бёрди вернул поклон по обычаям Вотростена.
      — Спасибо, что пришли, — проговорил он.
      — Горгрид был нашим другом, — лаконично ответил Раэтин.
      Некоторые из присутствовавших в зале стояли с достоинством, стараясь не пялиться во все глаза, иные не могли сдержать любопытства. Рамору подошел к Горгриду и, встав на колено, повторил жест Аудмунда, поцеловав край одежд. Его примеру последовал и Раэтин. Затем старый оборотень, поднявшись, отошел в сторону, а принц приблизился с Тэньяти и, взяв его за плечи, тихонько заговорил, так что слышали его лишь близстоящие:
      — Я понимаю твои чувства и разделяю их. Я тоже много лет назад потерял отца. Но ты мужчина и оборотень, у тебя есть долг. Ты должен жить и исполнять его, как бы ни было больно. Что будут делать твои подчиненные без своего командира? Скажи, Горгрид обрадовался бы, узнай он, что ты тут заморил себя голодом и позволил своему ведомству развалиться?
      Тэньяти энергично помотал головой, не поднимая глаз. Рамору кивнул:
      — Я тоже так думаю. Поэтому приказываю — ты должен жить.
      — Повинуюсь, мой принц, — уже почти твердым голосом ответил младший сын Горгрида.
      Он пошевелился, немного беспомощно обвел зал взглядом, словно не мог сообразить, что ему теперь делать и куда идти, и обернулся к Бёрди. Старший брат подошел и крепко обнял его одной рукой, отведя в сторонку.
      Ретта подумала, что братья, должно быть, уже говорили ему все то же самое, но лишь слова принца произвели должный эффект.
      «Это что, привычка повиноваться с тех самых пор, когда вожди спасли их народ?» — размышляла она.
      — Пора, — проговорил тихо Аудмунд, и снова, уже в который раз, словно вторя его словам, послышался за окном сигнал горна.
      Гвардейцы подошли и подхватили гроб на плечи. За ними пошли сыновья Горгрида, затем князь с княгиней, советники, а после все остальные. Забили барабаны. Женщины, не сдерживаясь больше, зарыдали в голос. Оборотни шли вместе с людьми, и это была, должно быть, самая необычная процессия, которую когда-либо видела Ретта.
      Они вышли из замка и спустились во двор. Ворота распахнулись, солдаты опустили подъемный мост, и свежий ветер, напоенный терпким запахом трав, дохнул им в лицо. Солнце ярко светило, и Ретта, подняв лицо, посмотрела в небо. В самом деле, чудесный дар, особенно если вспомнить, какая в последние дни стояла погода.
      Печальная процессия обогнула холм, на котором расположился княжеский замок, и вскоре глазам княгини предстало строение, не виденное ею прежде из окон донжона. Сделанное из простого серого камня, оно тем не менее внушало уважение монументальностью и основательностью. Пять одинаковых башенок тянулись к небу, почти под самой крышей были прорезаны узкие оконца, забранные цветными витражами.
      — Это княжеская усыпальница, — объяснил Аудмунд, заметив ее заинтересованный взгляд. — Горгрид будет похоронен там.
      — А он?..
      Ретта удивленно покосилась на мужа. Что ни говори, но прежде ничто не намекало, что советник Горгрид принадлежит княжескому роду. Однако Аудмунд покачал головой:
      — Конечно нет, он не потомок Асгволда, но в усыпальнице хоронят не только князей, но также выдающихся граждан, послуживших славе и процветанию Вотростена. Быть погребенным там — огромная честь.
      — О, теперь понимаю, — откликнулась Ретта.
      Все те, кто по разным причинам не смог попасть для прощания в замок, теперь теснились около княжеской усыпальницы, ожидая появления процессии. Перед входом уже был сложен высокий погребальный костер, чуть в стороне стоял небольшой алтарь, почти такой же, как в храме Всех богов.
      Народ расступился, освобождая дорогу, и гвардейцы, приблизившись, положили гроб на поленья.
      Солнце по-прежнему ярко светило, отражаясь в металле оружия и доспехов, и птицы надрывно пели, словно тоже провожали павшего вместе с людьми.
      Вперед вышел жрец и, воздев руки к небу, заговорил:
      — Прими, Великая Мать, одного из лучших своих сыновей в небесных чертогах. Он жил, стараясь не причинять зла, и служил своей стране верой и правдой.
      Он говорил, а младший служитель тем временем вынес голубя и, разжегши костер, принес птицу в жертву. Жрец закончил речь, еще раз выразив надежду, что Тата позаботится на небе о душе Горгрида, и четыре советника, подойдя с разных сторон, запалили погребальную пирамиду.
      Толпа потрясенно выдохнула, кто-то снова в голос зарыдал. Ретта стояла и до рези в глазах всматривалась в язычки пламени. Как быстро и некстати проходит жизнь. Еще совсем недавно он был молод и счастлив, радовался появлению на свет детей, и вот теперь он ушел, оставив боль и скорбь в сердцах людей и оборотней.
      Огонь делал свое дело. Ретта с Аудмундом, а также советники и сыновья Горгрида стояли и терпеливо ждали. Народ тоже не спешил расходиться. Наконец, когда костер уже начал прогорать, лорд Весгард вынес мраморную урну, в которую солдаты собрали прах. Аудмунд взял ее, и они все вместе пошли внутрь здания.
      — Ему тоже две тысячи лет? — поинтересовалась Ретта, когда они уже подошли к дверям.
      — Почти, — откликнулся Аудмунд. — Тысяча девятьсот восемьдесят шесть.
      — И здесь похоронены все князья?
      — Да, начиная с князя Асгволда.
      Ретта тряхнула головой и крепче вцепилась в руку Аудмунда. Подобную преемственность поколений ей было представить чрезвычайно сложно. В Месаине с ее бурной, полной потрясений историей даже не всех правителей знали по именам, и уж подавно далеко не у каждого было известно место последнего упокоения. Многие историки годами спорили, существовал в действительности тот или иной вождь, или это лишь отголоски легенд. А тут, в Вотростене, и спорить не о чем — вот они, постаменты с бюстами владык — стоят внутри усыпальницы в несколько рядов.
      Стены изнутри были украшены довольно грубыми барельефами, сюжеты которых Ретта пока не смогла разобрать и решила при случае подробней расспросить мужа. Однако, сопоставив рассказы Аудмунда с теми контурами, что просматривались четче всего, она догадалась, что здесь, вероятней всего, изображена гибель Далиры. И вдруг прямо перед собой она заметила табличку с именем того, кого меньше всего ожидала увидеть.
      — Бардульв?! — почти в голос воскликнула она. — Он что, тоже здесь похоронен?!
      Аудмунд обернулся и несколько секунд недоуменно смотрел, словно не мог понять причину столь бурной реакции.
      — Ну да, — подтвердил он наконец с ясно читаемым недоумением в голосе. — А что вас так удивило?
      — Но ведь он же предатель!
      Князь пожал плечами и, сдвинув брови, уставился неподвижно в точку перед собой.
      — Хороший или плохой, — проговорил он в конце концов отрывисто и твердо, — Бардульв тоже князь Вотростена. Я не хочу, чтобы древняя традиция прерывалась на мне. К тому же он мой брат, уж какой ни на есть, он сын моего отца, и тот по-своему любил его.
      Ретта покачала головой и подумала, что и впрямь пока мало знает своего мужа. Ее собственному отцу, несмотря на его мягкий характер, вряд ли бы пришло в голову хоронить в семейном склепе предателя, и уж конечно она не ожидала ничего подобного от Аудмунда. И тут же подумала, что, пожалуй, ей нравится такая черта в супруге.
      Тем временем Аудмунд приблизился к пока еще пустому мраморному постаменту и поставил урну внутрь ниши. Подошли мастера и закрыли провал табличкой с именем Горгрида, его полным титулом, занимаемыми постами и датами жизни.
      — Чуть позже здесь появится бюст, — пояснил Аудмунд Ретте, дожидаясь окончания работ, а после вернулся к пьедесталу и вновь встал на колени, коснувшись лбом таблички. Сыновья Горгрида повторили его жест, и лишь Тэньяти, опустившись, обнял основание будущего памятника двумя руками, да так и замер, не двигаясь с места. Бёрдбрандт приблизился и положил руку младшему брату на плечо.
      — Тэньяти, — позвал он тихо. — Пойдем.
      Тот встрепенулся, словно очнулся от сна. Подняв отсутствующий, больной взгляд, посмотрел на брата, затем оглянулся растерянно, и Бёрди, взяв его за плечи, помог встать, а затем обнял и повел прочь из усыпальницы; двое других братьев присоединились к ним.
      Аудмунд вздохнул и, оглянувшись на Ретту, подал ей руку.
      — Пойдемте в замок, — прошептал он немного потерянно.
      Подошел Раэтин и, взяв внука двумя руками за голову, коснулся лбом его лба:
      — Скорблю всем сердцем о вашей потере.
      — Надеюсь, виновные понесут наказание, — добавил Рамору и повторил жест старика. — Оборотни приложат для этого все силы.
      Они распрощались, и князь с женой направились в их общие покои. Ветер обдувал лицо, осушая слезы, трепал волосы. Было горько и больно, и Ретта никак не могла подобрать нужных слов.
      В замке все так же ярко горели светильники.
      Поднявшись в комнаты, Аудмунд сел перед разожженным камином в кресло и, уронив лицо в колени, замер. Ретта застыла в дверях, не зная, что ей следует сделать или сказать в подобной ситуации — ей еще ни разу в жизни не доводилось кого-либо утешать. Она подошла, присела на ручку кресла и, погладив Аудмунда по голове, тихонько вздохнула.       Тот глухо заговорил:
      — Я любил его. После отца он был самым близким мне человеком.
      Ретта ласково поворошила его волосы:
      — Я не знаю, что вам сказать, мой муж. Если бы я могла, то постаралась бы взять часть ваших страданий себе, но это ведь невозможно. Просто знайте, что я всегда с вами. Что бы ни случилось.
      Аудмунд поднял голову, уткнулся лицом ей в живот, обхватил с силой стан и судорожно вздохнул. Ретта ласково обняла его и принялась гладить по волосам. Плечи князя дрогнули.
      Советник Весгард, заглянув было в комнату, вышел и бесшумно закрыл за собой дверь.


Глава 7. Подводным путем

«Счастливый» летел вперед, словно птица, распустив паруса. Вотростенский берег все больше отдалялся, скрываясь в наползающих клочьях тумана, стылый порывистый ветер наполнял паруса, но скверная погода, казалось, ничуть не смущала опытную команду. Матросы деловито и сосредоточенно занимались своими привычными делами, капитан часы напролет простаивал на мостике, не выражая намерения уйти, а повар, как ни в чем не бывало, готовил обед. И если бы посторонний человек смог в этот час заглянуть на судно, он бы подумал, что плавание фраггату предстоит самое что ни на есть обычное, рядовое.
      Один из двух пассажиров, молодой рыжеволосый парень лет восемнадцати на вид с веснушками на щеках стоял, запахнувшись в теплый плащ, и, не отрываясь, до рези в глазах всматривался в горизонт. Что ждет их там? Сумеют ли они пройти?
      «Обязаны суметь», — в который раз подумал он, сдвинув брови.
      Приказ лорда Кьярбьерна он получил прямо в день свадьбы князя.
      «Тебе следует поспешить», — решительно объявил глава разведки, глядя ему прямо в глаза.
      Этот взгляд пробирал до костей, выворачивал наизнанку душу. В такие моменты казалось, что лорд видит и может прочесть абсолютно каждую твою мысль. Но справедливости ради следовало заметить, что лорд Кьярби, зная силу воздействия этого своего взгляда, старался им не злоупотреблять.
      Рыжий парень подошел к столу и поглядел на разложенную карту. Фатраин.
      «Я должен отправиться туда?» — спросил он.
      «Именно. Я задержу корабль с магами на пару дней, поэтому у тебя будет фора, но ты поторопись. «Счастливый» высадит тебя на середине пути, ближе корабль подойти не сможет».
      «Я понимаю», — кивнул рыжеволосый.
      «Дальше ты отправишься подводным путем — от одного птичьего базара до другого. С собой возьмешь флаконы, ингредиенты для зелья, фатраинскую одежду и небольшой запас пищи. Вот схемы подземелий».
      Лорд Кьярбьерн придвинул новую карту, и его собеседник принялся изучать план потайных коридоров дворца магистра.
      «Тебе будет помогать оборотень, — продолжал инструктировать глава разведки. — Он проведет тебя безопасным путем вдали от магов и примет на себя последний удар».
      Рыжеволосый поднял голову и увидел, как из темноты соседней комнаты вышел молодой кесау. На вид ему можно было бы дать лет двадцать-двадцать пять, но ведь он оборотень. Сколько ему было на самом деле, парень, разумеется, не знал.
      «Его зовут Текамья, он тоже получил соответствующий приказ от Тэньяти, — пояснил лорд Кьярбьерн. — Как только сделаете дело, уходите сразу. Вас не должны увидеть».
      «Я понимаю, — серьезно ответил парень и посмотрел командиру в лицо. — Бежать придется не просто быстро, а очень быстро».
      «Верно. Капитан Клеволд получил приказ, он вас ждет».
      «Я сделаю, — пообещал рыжеволосый и кивнул на прощание. — Даю слово».
      «Удачи вам, Бенвальд», — от всей души пожелал ему лорд Кьярбьерн.
      «Благодарю. Она нам пригодится».
      Взяв со стола заранее приготовленную для него сумку, человек вышел стремительно вместе с оборотнем. Взяв в конюшне замка лошадей, они галопом пустили их в сторону моря.
      С вечерним отливом судно подняло якоря и покинуло гавань.
      Теперь они миновали один из птичьих базаров, и Бенвальд, обернувшись, долго провожал его взглядом. Олуши отчаянно галдели, словно ругались или спорили о чем-то, и на много миль вокруг разносились их голоса. Совсем скоро пернатые улетят, и скалы опустеют до следующей весны. Но какой она будет? Что ждет их по прилете? Война или мир? Смогут ли они вывести птенцов?
      Со спины неслышно приблизился оборотень и встал рядом.
      — Птичьи острова заканчиваются за несколько миль до Фатраина, — заметил он тихо.
      Бенвальд кивнул:
      — Верно. К тому же границу охраняют маги, и подняться на поверхность, чтобы подышать, мы не сможем. Придется плыть у самого дна. Ты выдержишь?
      Текамья осклабился немного насмешливо:
      — Следи лучше за собой, человек.
      — Значит, сможешь, — сделал вывод Бенвальд. — Тем лучше. Сейчас я сделаю отвары из трав, налью их в металлические бутылочки и запечатаю воском. На месте останется их только смешать и насыпать порошок, который хранится отдельно.
      — Зачем ты мне это рассказываешь? — деловито уточнил оборотень.
      — На всякий случай. Что бы ни произошло с нами на Фатраине, дело должно быть сделано.
      — Согласен. Жду.
      Впередсмотрящий на мачте свистнул, и Бенвальд, задрав голову, проследил, куда он указывает. До нужного им острова оставался час пути. Как раз самое время заняться делом.
Поправив сумку на плече, он отправился в сторону кухни и распахнул дверь.
      — Могу я воспользоваться вашим гостеприимством? — спросил он повара.
      — Конечно, — живо ответил тот.
      — Благодарю.
      Бенвальд расстегнул сумку, и хозяин кастрюль покинул помещение, не желая, по-видимому, мешать.
      Рецепт раствора рыжеволосый солдат знал хорошо. Лорд Кьярбьерн лично много лет подбирал состав, привозя с востока разные травы. Пришлось залезть в архивы, где хранились древние сведения о магии фатраинцев. Одну мало распространенную травку они смогли найти лишь в Гроиме. Наконец рецепт зелья был получен.
      Бенвальд снял вскипевшую воду с огня и разлил по кастрюлькам, добавил травы и вновь поставил на огонь.
      Приказ о поиске состава отдал еще князь Эргард в надежде, что оно когда-нибудь пригодится. Конечно, без помощи кесау уцелеть бы разведчику не удалось. Для человека выполнить задание означало пожертвовать собой. Но оборотни в который раз пришли им на помощь. Теперь следует доплыть, поникнуть в подземелья и сделать дело. И уцелеть. Только тогда их операция будет иметь смысл.
      По кухне разлился аромат трав. Бенвальд внимательно следил за клепсидрой, отсчитывая время.
      До самого последнего часа все сомневались в целесообразности операции, но убийство лорда Горгрида избавило от сомнений — столь чудовищное преступление прощать нельзя.
      Солдат нахмурился, вспоминая собственные эмоции. Он несколько долгих секунд надеялся, что удар не смертелен, что старший советник сейчас пошевелится и встанет. Потом пришла боль. Тупая, ноющая, словно вилкой пытались вскрыть грудную клетку.
      Он снял отвары с огня и нахмурил брови. Приказ нового князя обязательно будет выполнен. Иначе и жить начинать не стоило.
      В этот момент открылась дверь и на пороге появился Текамья.
      — У тебя все готово? — спросил он.
      — Да, — лаконично ответил Бенвальд.
      Разлив получившиеся компоненты в бутылки, он запечатал их, обернул тряпицами и убрал в сумку. Проверил еще раз содержимое. Тщательно закрыл и сверху обработал срез водонепроницаемой кожаной сумки воском.
      — Я готов, — наконец объявил он.
      — Отлично.
      Вдвоем они вернулись на палубу. Корабль как раз сбавлял ход, матросы готовились к спуску лодки, и капитан Клеволд, сойдя в конце концов с мостика, сказал им:
      — Ближе я подвести корабль не смогу — это может вызвать подозрение фатраинцев. Только к этому базару.
      — Я понимаю, — серьезно отозвался Бенвальд. — Мы справимся. Парой миль больше, парой меньше — какая разница?
      Человек и оборотень разделись и взяли сумку. Лодка коснулась поверхности воды. Бенвальд выдохнул и, закрыв глаза, помолился Тате:
      «Помоги нам, Великая Мать, поддержи миссию, дай силы отомстить!»
      Капитан протянул им по дыхательной трубочке, и Бенвальд пристроил ее, сунув сбоку за пояс:
      — Благодарю.
      — Удачи вам. Мы будем ждать здесь.
      — Мы вернемся, — пообещал солдат.
      Оборотень первый спрыгнул в лодку, человек проворно сбежал по веревочной лестнице и присоединился к нему.
      Матросы на корабле закричали, желая отплывающим счастливого пути. Лодочка юрко заскользила по волнам, впереди начал расти берег. Такой же птичий базар, как десятки тех, что они миновали. Бенвальд наметил следующую точку их подводного маршрута и посмотрел на оборотня.
      — Ну что, готов? — спросил он и весело, совсем как несколько дней назад в лесу, сощурился.
      — А ты, человек? — довольно, с азартом осклабился тот.
      Лодка ткнулась в берег, и пассажиры выпрыгнули на прибрежную гальку.
      — Счастливой охоты! — крикнули им матросы.
      — Спасибо! — ответили хором двое остающихся.
      Тучи чуть разошлись, образовав небольшой просвет, в который сразу же радостно брызнул сноп света.
      — Хороший знак, — улыбнулся Бенвальд.
      Оборотень потянулся от души, до хруста в суставах, и ответил:
      — Что ж, пусть поможет нам ваша Тата.
      И перекинулся в зверя. Бенвальд посмотрел на него и проговорил:
      — Непременно поможет, я в этом уверен.
      — Тогда вперед! — отрывисто пролаял рысь.
      И оба, не сговариваясь, побежали к противоположной оконечности острова.

***


      На следующий день после похорон Горгрида погода снова испортилась. Дождь лил, практически не прекращаясь, поэтому о приятных прогулках по саду на некоторое время следовало позабыть.
      — Не скучайте, — сказал ей Аудмунд, когда завтрак остался позади, — я постараюсь не задерживаться.
      — Хорошего вам дня, — пожелала ему Ретта.
      Князь потянулся и поцеловал ее в щеку, вызвав в душе ощущение тепла и нежности где-то глубоко в груди.
      Дела, дела… Теперь, когда рана зажила, они будут отнимать у него все больше и больше времени. Что ж, к этому она вполне готова. Было бы странно, если б князь решил вдруг пренебречь своими прямыми обязанностями и начал проводить с нею дни напролет. Такое поведение вызвало бы у нее скорее недоверие и тревогу, чем радость.
      Аудмунд ушел, а Ретта всерьез задумалась, чем ей заняться. Встреча с леди Хельвекой и ее дочерью была назначена лишь на послезавтра, а сегодня у нее был еще один свободный день. Вышивать не хотелось, а вот библиотеку, пожалуй, следовало бы посетить. Хотя муж и говорил, что собственных писателей в Вотростене чрезвычайно мало, но, может, там найдется все же что-нибудь кроме серьезных научных трактатов? Любопытно будет посмотреть.
      Позвав Берису, княгиня покинула покои и, спустившись на второй этаж, прошла привычным уже путем в левое крыло. За окном бесновалась непогода, но внутри замка было хорошо и уютно. Стражи стояли на своих постах, и их грозный, монументальный вид вселял спокойствие и уверенность. Вспомнились первые визиты в библиотеку. Теперь уже ей не надо было бояться Бардульва, ожидая его прибытия.
      «Как странно, — подумала она, — прошло несколько дней, а кажется, будто все случилось в иной, прошлой жизни. Сколь много вместил в себя столь короткий отрезок!»
      Гвардейцы предупредительно распахнули двери, и Ретта вошла в хранилище знаний. В прошлый раз она не слишком пристально разглядывала книги, поэтому теперь с любопытством принялась оглядываться по сторонам.
      — Если ты хочешь просто приятно провести время, то тебе сюда, — указала няня на одну из полок. — Произведения, предназначенные для развлечения, собраны именно здесь.
      — О чем они? — поинтересовалась княгиня и подошла, присматриваясь к корешкам.
      — Приключения, — ответила Бериса и вынула наугад один из томов. — В основном в море, есть несколько историй про восток. Вот эту вот тоже глянь — там описывается случай в угольной шахте.
      Она достала с полки еще одну книгу, и Ретта, устроившись в кресле поближе к окну, принялась листать.
      Наверное, каждый автор пишет о том, что ему понятней и ближе. Во всяком случае, до сих пор в Месаине происходило именно так. Истории там были под стать окружающей жизни — беззаботные и легкие, наполненные весельем и ненавязчивой романтикой. Однако те тома, что ей предложила няня, оказались совсем иные: там люди сражались с непогодой, трудом и потом, а подчас и кровью добывали пропитание.
      Ретта положила ноги на специальную подставочку и погрузилась в чтение. Она так увлеклась, что не услышала, как открылась дверь.
      — Чем занимаетесь? — раздался над головой голос мужа, и она, вздрогнув от неожиданности, радостно вскрикнула.
      — Аудмунд!
      Князь улыбнулся ласково и немного лукаво:
      — Он и никто иной. Признаться, я ожидал вас найти в покоях. Что привело вас сюда?
      Он наклонился и поцеловал ее, дохнув дождем и прохладой.
      — Желание почитать, — улыбнулась Ретта и потянулась, с удовольствием отвечая на ласку.
      Он взял с ее колен книгу и не без некоторого удивления пролистал.
      — Не самый лучший образчик литературы, насколько я помню, — резюмировал наконец князь.
      Княгиня беззаботно пожала плечами:
      — Какой нашла. Ну как, — сменила тему она, — вы сказали Бёрдбрандту о его новом назначении?
      Аудмунд помрачнел и, бросив книгу на стол, подошел к окну и заложил руки за спину.
      — Да, — наконец сказал он. — Хотя Бёрди, конечно же, в восторг не пришел. Сознавать, что пост достался тебе лишь потому, что твой родной отец убит, тяжко.
      — Понимаю, — согласилась Ретта.
      Она встала и, подойдя к мужу, положила руку ему на плечо.
      — Но он ведь согласился? — спросила она.
      — Разумеется, — кивнул князь. — Что такое долг, он знает хорошо.
      Сильный порыв ветра ударил в стекло, и Аудмунд поежился.
      — Наступает зима? — спросила у него Ретта.
      К ее немалому изумлению, он покачал головой:
      — Нет, теплые дни еще будут. Но осень уже начинается. Еще предстоят ежегодные соревнования.
      — И ярмарка?
      Секунду князь молчал, а потом кивнул и потер двумя пальцами переносицу.
      — Да, — ответил он. — И ярмарка. Непременно. Только чуть позже обычного.
      — Из-за опасности с Фатраина? — догадалась она.
      — Верно, — подтвердил Аудмунд и, вдруг обернувшись, предложил: — Знаете что, давайте мы сейчас спустимся на этаж ниже. Если уж вы так хотите почитать, я могу предложить нечто более интересное с моей точки зрения, чем этот хлам.
      — Что же это? — подалась вперед заинтересовавшаяся Ретта.
      Но муж в ответ лишь загадочно улыбнулся:
      — Увидите.
      Он подал ей руку, и она с удовольствием вложила пальцы, наслаждаясь прикосновением Аудмунда, ощущением силы и самим присутствием его рядом с собой, бок о бок.
      Они покинули библиотеку и спустились на один этаж.
      — Скажите, вы еще не думали о моих обязанностях? — спросила она, когда позади остались лестница и парадная гостиная.
      — Вы имеете в виду ваши занятия как княгини? — уточнил Аудмунд.
      — Да. Кроме сопровождения вас на официальных мероприятиях, разумеется.
      Князь хмыкнул и задумчиво покачал головой:
      — Сопровождать — это, конечно, само собой…
      Они вошли в очередной коридор, и Ретта поняла, что в этой части замка ей пока не приходилось бывать. Тут не было окон, не доносились ни шумы со двора, ни гул голосов, да и охраны стояло гораздо меньше, зато тяжелее были замки на дверях.
      — Сюда, — указал ей супруг на одну из них, и стражи принялись отпирать дверь. Тем временем Аудмунд продолжал отвечать на вопрос: — Вы знаете, работа для вас в самом деле найдется. Мачеха своими обязанностями откровенно манкировала.
      — Но почему? — поразилась Ретта и тут же сама ответила на свой вопрос, взглядом демонстративно указав сначала на потолок, затем на пол: — Ну да, конечно — где она и где люди.
      — Верно, ведь она была некромантом. Для нее заниматься подобными низменными вещами было все равно, что собственноручно копаться в навозе.
      — А разве в Фатраине подобные вопросы пускают на самотек?
      — Конечно, нет. Но для мага подобные вещи не сопоставимы. Свое замужество Кадиа воспринимала как ссылку к дикарям, к варварам. И, конечно же, ей и в голову не могло прийти наводить порядок в пещере. Она была выше этого. Даже отца моего она презирала и никогда не думала это скрывать.
      — Все по той же причине?
      — Да — он не маг, и ей этого было достаточно. Их отношения окончательно испортились задолго до рождения Бардульва, и даже мое появление ничего не изменило в худшую сторону. Едва брат выполз из пеленок и научился говорить «мама», она принялась настраивать его против отца. Она заперлась в своей гордыне, словно в неприступной башне. Какие уж тут обязанности? Так что, — вдруг заговорщически улыбнулся Аудмунд, — если вы захотите куда-либо приложить свои силы, то у вас для этого масса возможностей. У отца моего до некоторых вещей просто не доходили руки по той простой причине, что не хватало времени и сил. Например, давно назрел вопрос с больницей. Ведь совершенно не дело, когда человек, заболев, бегает по всему городу в поисках свободного лекаря. А еще есть сироты и двор, который тоже потребует вашего внимания. Все что угодно на ваш выбор, моя госпожа.
      — Я поняла вас, Аудмунд, — ответила Ретта, обдумав услышанное. — И на днях поговорю с Ингдуном.
      — Я думаю, он с радостью согласится помочь вам, — подтвердил князь. — Работы у него не слишком много, поэтому старик скучает. А пока…
      Он широким жестом обвел комнату, и Ретта огляделась, затаив дыхание.
      Таинственно мерцали тусклым желтым светом светильники. От самого входа в несколько рядов тянулись высокие, под потолок, стеллажи.
      Темные корешки книг, какие-то свитки, заботливо собранные в специальных ромбовидных нишах. Она осторожно провела пальцем по одному из пергаментов и медленно пошла вдоль полок, вглядываясь в названия.
      В большинстве случаев букв было почти не разобрать — тома оказались невероятно стары.
      — Это все записали беженцы из Далиры, — пояснил князь, и Ретта с любопытством оглянулась на мужа. — На пергамент тогда потратили много денег, пришлось продать один из гарнитуров погибшей императрицы, но Асгволд считал, что память важнее расходов. В эти залы доступ ограничен, но то, что здесь собрано — это истинное сокровище.
      Он бережно, с любовью провел рукой по полкам, и Ретта затаила дыхание, до того прекрасен был в этот момент супруг. На лице его загорелось вдохновение, глаза засияли неподдельным благоговением. Ретта и сама от восхищения затаила дыхание.
      — Они были написаны по памяти, — продолжал князь. — Но здесь не только научная литература. Есть много романов, песен, баллад. Познакомьтесь с ними, и я гарантирую, что вы получите удовольствие.
      — Благодарю вас, непременно! — с готовностью пообещала она, приглядываясь к названиям на ближайшей полке.
      — Только не выносите тома из хранилища, — попросил Аудмунд. — Читайте здесь.
      — Хорошо, обещаю вам, — кивнула Ретта.
      — Если вдруг понадобится совет, то на помощь вам придет наш библиотекарь. Он стар и умудрен опытом и знает тут каждый том. Он с радостью поможет.
      Ретта наугад достала один из свитков и вгляделась в строки.

***


      Бенвальд на ходу достал из-за пояса полую трубочку тростника, не останавливаясь сунул ее в рот и забежал в море. Рысь последовал за ним. Следующие несколько миль им предстояло проплыть, не поднимаясь на поверхность.
      Вода обожгла, холод мгновенно пробрал до самых костей. Зубы ритмично застучали, выбивая дробь, но солдат только плотнее стиснул челюсти и сильнее заработал руками.
      Оборотень вальяжно и словно бы не спеша греб под водой лапами, и человек засмотрелся, то того необычайным и поразительным оказалось зрелище — огромный хищник с тростинкой в зубах. Было от чего впасть в благоговейный трепет.
      Заметив его внимание, Текамья покосился и, словно чуть насмехаясь, вздыбил хвост и помотал им. Бенвальд в ответ помахал ему рукой.
      Солнце отбрасывало на поверхность воды мерцающие блики. Толща просматривалась не до самого дна, однако все же достаточно далеко. Виднелись густые заросли изумрудных водорослей, в которых юрко сновали рыбы, и могло показаться, что вполне достаточно протянуть руку, чтобы поймать себе кого-нибудь на ужин.
      Бенвальд греб, стараясь не терять из виду ориентиров.
      «Интересно, как определяют направление под водой кесау? — подумал он. — Как люди, или им доступны другие способы?»
      Блики становились все более тусклыми. Приближался вечер, и на ближайшем птичьем базаре им с Текамьей предстояло вскоре отдохнуть. Не слишком долго, однако набраться сил стоило.
      Спустившись немного пониже, он нарвал водорослей и дал знак оборотню, что они могут продолжать плыть. Вскоре впереди показалась громада скал. Оба выбрались на галечный пляж и отряхнулись.
      — Ну что, — пролаял оборотень, не меняя ипостаси, — спать?
      — Давай, — согласился Бенвальд. — Я первый дежурю.
      Они поделили водоросли на двоих и поужинали. Рысь улегся отдыхать, свернувшись в клубочек, а человек, усевшись на камни, подумал, какое же это удобное, в сущности, качество — способность бегать вот так, в шерсти, и спать где получится. Он тоже, конечно, в силу привычки не очень-то привередлив, однако до оборотней ему далеко.
      Галдели птицы, но Текамья, казалось, их совершенно не слышал. Бенвальд и сам их вскорости перестал замечать.
      Тело довольно быстро просохло и стало не так холодно.
      «Сколько дней пройдет, прежде чем я смогу вернуться домой? — подумал Бенвальд. — И с Тери попрощаться не успел, она будет сердиться».
      Образ смешливой дочери кузнеца встал перед глазами и согрел сердце. Ничего, найдет способ задобрить ее по возвращении. Конечно, сказать ей, куда и зачем ездил, он не сможет, и все-таки есть шанс, что она простит.
      Текамья широко зевнул и открыл глаза. Потянулся от души, распустив когти, и отрывисто приказал, поглядев на Бенвальда:
      — Спать.
      Тот кивнул и молча улегся прямо на камни, закрыв глаза. Через пару часов снова отправляться в путь, а пока что отдых.
      Скоро он сам не заметил, как уснул.

Глава 8. Фатраин

— Ну что, Ретта, сегодня у вас смотрины? — спросил Аудмунд, надевая кольчугу и пристегивая к поясу меч.
      Это была его первая тренировка после ранения, и она твердо для себя решила при первой же возможности сходить во двор на площадку и посмотреть.
      Погода с утра радовала солнышком и даже как будто обещала тепло, поэтому она от души надеялась, что ее скромным планам ничто не помешает. Интересно же увидеть, в конце концов, как будет биться муж! Перед глазами Ретты вновь встало воспоминание об Аудмунде на той поляне в лесу, и хотя сегодня подобное зрелище ввиду наличия доспехов ей не светит, видение упорно не желало ее покидать. Она почувствовала, что розовеет от смущения, и украдкой вздохнула.
      Пока что они просто собирались к завтраку, после которого как раз и должна была состояться первая из назначенных ею на сегодня встреч.
      — Да, — подтвердила Ретта. — Сначала с леди Хельвекой и ее дочкой, потом с Орнильд, невестой Бёрди.
      Аудмунд не удержался и в голос фыркнул. Она заинтересованно приподняла брови:
      — Что случилось?
      Тот, закончив возиться с перевязью, одернул котту и, заметив ее взгляд, с видимой охотой принялся пояснять:
      — Понимаете, это была одна из самых веселых историй любви при дворе. О ней говорили много и с удовольствием даже после моего появления в Вотростене. Почти тридцать лет назад Хельвека впервые вышла в свет, но даже в столь юном возрасте ее никто не рискнул бы назвать красавицей. Поклонников у нее, мягко выражаясь, не было. Хотя приглашения на балах она все же получала, но было ясно, что на серьезные намерения со стороны хоть кого-нибудь рассчитывать совершенно не стоит. Родители девушки надеялись лишь на громкое имя и богатое приданое. Казалось бы, все определено и просчитано. И тут возвращается из похода Весгард — всеми признанный красавец и наследник весьма солидного состояния. В общем, кумир столичных дам и желанная добыча для матушек взрослых дочерей.
      Тут Аудмунд сделал многозначительную паузу, и Ретта в нетерпении подалась вперед, сцепив пальцы:
      — И что же было?
      Муж усмехнулся, по-видимому, вспоминая, и, покачав головой, продолжал:
      — Бедняга втрескался в Хельвеку с первого взгляда, но вот незадача — он сам был совершенно не в ее вкусе. Голубоглазые блондины ей не нравились никогда, она не стесняясь ему об этом говорила. К тому же он был скорее солдат, чем кто-либо еще и, соответственно, умом и начитанностью отнюдь не блистал, тогда как она была девушка образованная. Казалось бы, совершенно безнадежный вариант, но Весгард не сдавался.
      На этом месте даже Ретта не утерпела и тихонько фыркнула. Она уже догадывалась, что последует дальше, и всем сердцем предвкушала развязку.
      — За ними с нетерпением следил весь высший свет, как за лошадьми на скачках. Он не давал Хельвеке никакого прохода — караулил под окнами, осыпал подарками, отгонял всех потенциальных партнеров по танцам на балах. Слова «нет» он не признавал, и даже ее родители сдались и положились на волю богов. В конце концов, девица не выдержала и заявила ему, что рассмотрит предложение о замужестве, но только в том случае, если он сдаст ей экзамен. И сама лично составила список предметов и вопросов. Скажу вам честно, Ретта, я, когда увидел перечень, был впечатлен. Там значились экономика и поэзия, риторика и естествознание, политика, сельское хозяйство и боги знают что еще. Дело происходило летом. Почти год Весгард не появлялся, и Хельвека решила было, что отделалась от него. Однако, когда прошла зима и в лесах стаял снег, назойливый ухажер явился и сообщил, что готов отвечать.
      Ретта покачала головой. Подобная настойчивость сама по себе, конечно, была похвальна, но бедная леди Хельвека! Аудмунд тем временем подал жене руку, распахнул дверь, и оба они направились в столовую. Князь на ходу продолжал рассказ:
      — Она сама потом рассказывала, что была потрясена. Весгард подробно и вдумчиво отвечал на все ее вопросы, и она никак не могла его подловить. К концу экзамена Хельвека не устояла и сдалась-таки, о чем и сообщила, заявив, что тот может назначать день свадьбы. Праздники шли целых три дня. И знаете что, Ретта?
      Аудмунд остановился и, весело прищурившись, посмотрел на жену.
      — Что? — с нетерпением переспросила она.
      — Теперь более любящей и верной пары во всем Вотростене не найти. Вы видели их — леди Хельвека до сих пор светится счастьем, когда смотрит на мужа. Хотя и говорит частенько, что он ее взял измором.
      Тут Ретта не выдержала и в голос расхохоталась. Аудмунд добавил:
      — Теперь у них пятеро детей, и почти все так или иначе удались в отца. Кто-то взял от него чуть больше, кто-то чуть меньше. А вот дочь всего одна.
      — Почти как в сказке, — заметила Ретта.
      — Верно, — согласился Аудмунд. — Вам решать, брать леди Адэрун к себе в свиту или нет, но должен заметить, что если возьмете, то обретете при дворе сильного, влиятельного и, главное, верного союзника в лице ее маменьки. Подумайте об этом.
      — Непременно подумаю, обещаю вам, — ответила Ретта.
      И они вошли в столовую.
      Трапезы в компании советников и придворных стали для нее уже привычными. Беседа за столом, как правило, текла неспешно и касалась повседневных, рядовых, ничего не значащих дел. Беседы о политике Аудмунд быстро и решительно пресекал.
      Когда с завтраком было покончено, а князь с советниками, попрощавшись с ней, удалились, Ретта позвала Берису и направилась вместе с ней в золотую гостиную.
      — Ну как, — между делом поинтересовалась няня, когда они шли по коридору, — решила уже, берешь девочку?
      Княгиня в ответ выразительно пожала плечами:
      — Ты же знаешь про мой несчастный дар. Я сама должна прежде на нее взглянуть. Но искренне надеюсь, что Адэрун подойдет.
      Помимо обычных умений читать и писать, играть на музыкальных инструментах, петь, вышивать и тому подобного от претендентки непременно требовалось, чтобы самой Ретте было комфортно рядом с ней находиться. Именно для этого и нужны были личные встречи, ведь она не могла полагаться ни на чье мнение, кроме собственного.
      Стражи, увидев ее, распахнули двери, и Ретта заметила:
      — Присмотр за фрейлинами потом ляжет на твои плечи.
      — Разумеется, — с готовностью отозвалась Бериса.
      Княгиня переступила порог, и две леди, ожидавшие ее, одновременно присели в глубоком поклоне.
      — Рада видеть вас, — приветствовала их та, слегка склонив голову в знак благоволения, и принялась разглядывать дочку Весгарда.
      Приятна в обхождении, образована — вот то, что значилось о ней в докладе, приготовленном секретарями князя. Образование родители дали Адэрун хорошее, она знала несколько языков, была начитана, как ее мать, и могла поддержать практически любую беседу.
      Теперь девушка с нескрываемым любопытством смотрела на госпожу, и Ретта ясно видела, что зла она не держит ни в мыслях, ни в сердце. Хорошая дочь любящих, заботливых родителей.
      — Вы приняты, леди Адэрун, — сказала наконец Ретта, и обе дамы вновь присели в поклоне.
      — Благодарю вас, госпожа, — ответила жена Весгарда.
      «Что ж, начало положено», — подумала княгиня.
      Скоро у нее будет собственный двор. Но, странное дело, именно он теперь меньше всего занимал ее мысли. Гораздо сильнее ее интересовало, что же происходит на тренировочной площадке.
      Она улыбнулась, вспомнив, какой вчера у них разгорелся спор. Первый после свадьбы. Увидев, как Аудмунд осматривает меч, Ретта поинтересовалась зачем. Тот объяснил, однако мысль о тренировке с использованием боевого оружия никак не вдохновляла. Она очень хорошо помнила, что воины дрались всерьез, и перед глазами то и дело вставала едва зажившая рана мужа. Заверения Аудмунда, что его никто на этот раз не собирается убивать, звучали для жены крайне неубедительно, ведь всегда возможны случайности! В конце концов они сошлись на том, что он наденет кольчугу.
      Распрощавшись с женой и дочерью лорда Весгарда, Ретта вышла из гостиной и направилась туда, откуда доносился звон оружия. Аудмунд дрался в паре с Бёрдбрандтом.
      В общем, ничего другого она и не ждала. Никто больше не был близок ему настолько, чтобы рискнуть, в случае необходимости, накостылять князю. Если только еще Айтольв? Или сам Аудмунд отдаст прямой приказ. О том, чтоб драться вполсилы или играть в поддавки, конечно, для него не могло быть и речи, тут уж Ретта была уверена. Однако только Бёрди, как друг, навешает ему от всей души.
      Приятный теплый ветерок ласкал лицо, и она с удовольствием расправила плечи. Заметил ее супруг или нет, было не вполне ясно, однако кое-кто из воинов уже обратил внимание, а потому следил теперь за тренировкой князя с гораздо большим интересом, чем за собственным мечом.
      С противоположной стороны площадки стояла молодая темноволосая женщина в белом лет девятнадцати на вид и столь же пристально наблюдала за Бёрди.
      «Должно быть, Орнильд», — догадалась Ретта.
      Ибо кем же еще она могла быть?
      Бой становился все ожесточеннее, а движения быстрее и резче. И если сама Ретта немного волновалась, не подведет ли Аудмунда недавно зажившая рана, то Орнильд больше переживала о душевном состоянии жениха. Тут ее, безусловно, можно было понять, хотя сам Бёрди на первый взгляд поводов для беспокойства не давал.
      «Но когда это любящей женщине был нужен этот самый повод?» — напомнила себе княгиня, любуясь красивыми, уверенными движениями Аудмунда.
      Меч молодого советника скользнул по плечу князя, оцарапав кольчугу, и тот, с силой толкнув его, сделал неуловимое для глаза человека движение и приставил острие к горлу Бёрдбрандта. Бой был закончен.
      — Что скажете, княгиня? — крикнул явно довольный Бёрди, и Аудмунд обернулся, похоже только сейчас заметив ее.
      Воины закричали, а муж подошел и, сунув меч в ножны, склонился и коснулся ее губ своими. Ретта с удовольствием ответила, положив руки ему на плечи.
      — Вы были великолепны, — прошептала она.
      — Благодарю вас, — ответил князь с улыбкой и приобнял ее, прижав к себе.
      Сердце Ретты забилось, по коже словно пробежала волна озноба, а внутри как будто стали лопаться пузырьки. Прикосновение мужа, ощущение его силы взволновали ее. Ноздри его чутко вздрогнули, и она задала себе вопрос, что же он ощутил. Хотелось стоять так, и чтобы он ни в коем случае ее не отпускал, но его ждали, и поэтому она спросила просто, взглядом указав на даму:
      — Это невеста Бёрди?
      — Да, она, — подтвердил Аудмунд. — Как раз после тренировки он ее собирался вести к вам.
      Ретта покачала головой:
      — Полагаю, это не понадобится — я уже узнала все, что хотела. Я беру ее.
      — А дочка Весгарда? Она вам подошла?
      — Да.
      Аудмунд улыбнулся:
      — Что ж, очень рад за вас и от души поздравляю.
      В глазах его мелькнуло и сразу исчезло лукавство. Он наклонился и осторожно коснулся губами ее шеи. Усы защекотали нежную кожу, и Ретта с трудом удержалась, чтобы не застонать.
      «Это изощренная кошачья месть за то, что пришла на площадку и оторвала его от тренировки?» — полусерьезно-полушутя подумала она.
      А Аудмунд тоном провокатора прошептал:
      — Кажется, самое время сообщить Орнильд о вашем решении?
      И лизнул ее кожу языком. Ретта с силой сжала его плечи.

***


      До самой темноты Бенвальд и Текамья прятались на острове посреди валунов. Позади остались птичьи базары, а перед глазами их возвышался Фатраин. Неприступный и мрачный, словно древнее узилище. Или им так лишь казалось в свете их настроения?
      Небеса постепенно темнели, последние отблески зари прогорали, а солдат гадал, как много колдунов сейчас охраняет границу. Единицы? Десятки? Скольких глаз им теперь предстоит избежать?
      За несколько дней почти непрерывного пути они одолели половину расстояния от Вотростена до обиталища некромантов. Мышцы ломило от усталости, грудь тяжело вздымалась, но об отдыхе пока не приходилось и думать. Оборотень тоже дышал часто, вывалив язык.
      — Теперь по-настоящему трудное, — сказал он вслух. — По моему сигналу ныряем и уходим к самому дну. Я знаю, куда нам плыть.
      — Уверен? — отрывисто пролаял Текамья.
      — Да. Там есть в толще скал, почти у самого дна, проход — узкий лаз. Он ведет на дно озера. Придется плыть очень быстро, но почти четверть часа, а может быть, и больше, мы не сможем дышать.
      — Понял, — ответил оборотень и по-человечески серьезно кивнул звериной башкой.
      Бенвальд помолчал, обдумывая, и наконец закончил:
      — Надо суметь.
      На этом разговор завершился. На всем протяжении их пути они едва ли сказали друг другу сотню слов. Да и о чем было говорить? Мысли обоих стремились вперед, к той миссии, что ждала их на Фатраине. А пустую болтовню Бенвальд не любил. Оборотень, должно быть, тоже.
      Скоро солнце окончательно утонуло в море, и человек подал сигнал:
      — Пора.
      Подобравшись к воде, он сделал пять глубоких быстрых вдохов и выдохов, затем набрал в грудь побольше воздуха и нырнул. Оборотень с коротким тихим плеском последовал за ним.
      Сразу стало темно. Бенвальд плыл, выискивая скудные ориентиры, указанные ему лордом Кьярбьерном, и выглядывал впереди тот единственный узкий лаз, что мог спасти и их жизни, и миссию.
      Позади остался характерной формы валун, чем-то отдаленно напоминающий птицу, и солдат подумал, сколь много чудес можно встретить в мире в самых обычных с виду вещах. Жаль, рассмотреть его подробнее они не смогли.
      Он плыл, проворно работая руками и ногами. Вскоре над головой на поверхности воды стали появляться скудные блики, и Бенвальд понял, что они подплывают к берегу.
      Они опустились еще ниже и миновали короткую низкую подводную гряду. До лаза оставалось рукой подать, однако начинала постепенно сказываться нехватка воздуха. Грудь распирало, перед глазами плыли круги, невыносимо хотелось вынырнуть и вдохнуть поглубже, но никто из них подобного позволить себе не мог — ведь там маги охраны.
Бенвальд до боли, до рези в глазах приглядывался, боясь пропустить тот самый проход. Наконец ему показалось, что впереди темнеет нечто продолговато-овальное, и сделал знак оборотню. Тот еще проворнее заработал лапами.
      Ладони коснулись осклизлого камня. Это в самом деле оказался залитый водой природный тоннель. Он круто взбирался, и человек с оборотнем следовали за его изгибами, подчас крутыми.
      Кровь гулкими толчками билась в ушах. За всполохами, мелькающими перед глазами, он давно уже ничего не видел и плыл на ощупь. Хотелось выпустить изо рта последние остатки воздуха и закричать, раздирая легкие, но он только еще крепче стискивал зубы.
      Вот скалы кончились, и рука коснулась мягкой земли. Бенвальд быстро поплыл вверх, стараясь не выпускать ее, и скоро почувствовал, как руки коснулись стеблей камыша. Он сделал еще один, последний рывок и вдруг ощутил, что воды вокруг больше нет. И, вдохнув наконец глубоко, беззвучно закричал.

***


      Траур по Горгриду еще не закончился, поэтому пышные церемонии категорически исключались, однако представить нового советника двору было необходимо. Это то, что не могло ждать.
      Ретта находилась в гардеробной, выбирая наряд. Задача перед ней сегодня стояла сложная. Требовалось показать, что княгиня поддерживает новое назначение, и одновременно быть сдержанной, под стать всеобщему настроению. Аудмунду оказалось в данном случае куда как проще — он сказал, что облачится в парадный доспех. В конце концов, Бёрди теперь отвечает именно за оборону страны. Самой Ретте, увы, таких лазеек этикет не оставил, а все, что у нее имелось подходящего, она уже надевала.
      Она удрученно вздохнула и велела стоящим в стороне служанкам:
      — Унесите это пока.
      Те подхватили возложенные для оценки наряды и поспешили убрать их назад в сундуки. Проблема состояла в том, что они все выражали своим видом радость и счастье, и их час еще придет, только чуть позже. Пока же цель княгини была немного иная.
      Время постепенно приближалось к полудню и, по совести говоря, стоило поторопиться. Оказаться непунктуальной и тем самым уронить себя в глазах Аудмунда было решительно невозможно! Он ведь ее буквально недавно хвалил!
      Выглянув в окно, Ретта увидела, что на площадке перед главным входом в замок выстраивается гвардия. Вот-вот прибудет Бёрдбрандт!
      Всплеснув в волнении руками, она поспешила вернуться к помощницам:
      — У меня еще что-нибудь есть?
      Девушки послушно задумались. Наконец, одна из них сказала:
      — Буквально час назад доставили еще три наряда, мы пока не успели их распаковать.
      — Несите скорее! — нетерпеливо велела княгиня.
      Служанки убежали и вскоре вернулись с новыми платьями. Когда их развернули, Ретта поняла, что требуемое наконец найдено. Опалово-зеленый наряд с ненавязчивым черным рисунком был строгим, сдержанным и элегантным, а значит, для торжества подходил идеально.
      — Это оставьте, а другие пока уберите, — приказала она.
      Волосы помощницы подобрали, уложив косы корзинкой, на голову надели диадему с тремя небольшими бриллиантами. Еще раз тщательно осмотрев себя, Ретта осталась наконец довольна собственным внешним видом.
      — Благодарю вас, — кивнула она девушкам и поспешила в спальню.
      Аудмунд уже ожидал ее. Ретта окинула его с ног до головы оценивающим взглядом и проговорила, не скрывая восхищения:
      — Вы прекрасны!
      Муж улыбнулся и, преодолев в два шага разделявшее их расстояние, ответил, коснувшись губами ее шеи:
      — То же самое я хотел сказать вам.
      И это самое «вы» вдруг показалось ей удивительно нелепым и неуместным и сильно резануло по ушам. В конце концов, ведь он ей муж!
      «А раз так…» — подумала она и, решившись, уже вслух продолжила:
      — Спасибо тебе.
      Глаза князя вдруг засияли от рвущихся из глубины души света и нежности. Он медленно, словно не торопясь, положил ладонь ей на шею и наклонился, осторожно коснувшись губами плеча. Это невинное прикосновение вызвало ощущения внутри у нее столь острые, что Ретта вздрогнула. Захотелось почему-то прижаться к нему как можно плотнее, но их уже ждали внизу, поэтому она ограничилась тем, что запустила пальцы мужу в волосы и осторожно их поворошила.
      — Ну что, идем? — спросил ее Аудмунд, улыбнувшись, и подал руку.
      — Идем, — откликнулась она, и глаза ее засветились под стать его собственным столь же ярко.
      Стражи предупредительно распахнули двери, и князь с княгиней переступили порог покоев.
      Светильники горели не столь ослепительно, как в день похорон, скорее, таинственно мерцали, создавая загадочный полумрак. Тени чуть колебались, следуя за язычками пламени, и можно было подумать, что они танцуют таинственный ритуальный танец.
Аудмунд и Ретта спустились из донжона и направились в бальный зал. Стражи ударили копьями о пол, глашатай возвестил, и князь с супругой вошли, сразу же встретив взволнованные взгляды собравшихся.
      Советники, гвардия, знать. Напряженные, серьезные, немного растерянные. Пришли все, кто так или иначе имел на это право, и равнодушных лиц среди них не было.
      «Должно быть, гадают, чего им теперь ждать», — предположила Ретта, ведь новый советник отнюдь не умудренный годами и опытом старец, но молодой и энергичный командир. Не означает ли подобное назначение весьма скорую войну? Ретта украдкой вздохнула: на этот вопрос ей бы и самой хотелось узнать ответ.
      Украшен зал был не столь пышно, как во время прощания. Помимо ковровой дорожки, делившей пространство надвое, в самом центре стоял высокий круглый деревянный постамент. На нем, слегка поблескивая начищенной плоскостью, лежал на красной бархатной подушке меч, по виду старый, с весьма затертой рукоятью, выщербинами и крупным потускневшим рубином.
      «Должно быть, меч Асгволда», — догадалась она, и еще раз с невольным уважением окинула взглядом древнее оружие.
      Аудмунд коротко кивнул, отвечая на приветствия подданных, и княгиня последовала его примеру.
      Затрубил горн, противоположная дверь в зал распахнулась, и на дорожку ступил Бёрдбрандт.
      Присутствующие все как один затаили дыхание. Вошедший чуть заметно нахмурился, оглядывая гостей, а в глазах его легко читалась застывшая, ставшая уже привычной печаль.
      Еще раз пропел горн, и Бёрди направился твердым, чеканным шагом прямо к княжеской чете. Не доходя пяти шагов, он остановился, опустился на одно колено и замер неподвижно, склонив голову. Ретта посмотрела на мужа и отпустила его руку. Князь кивнул ей едва заметно, затем взял меч в руки и приблизился к Бёрдбрандту.
      — Готов ли ты исполнить свой долг? — спросил он будущего советника.
      — Готов, — ответил тот решительно и твердо.
      — Клянешься ли?
      — Клянусь служить верой и правдой Вотростену до самого конца и сделать все, что от меня зависит, для его безопасности и процветания.
      Аудмунд протянул меч, и Бёрди, приняв его, поцеловал лезвие. Гости чуть слышно выдохнули и загудели, не в силах сдержать волнения, а князь спокойно, размеренно обернулся, вернул меч назад на подушку и взял у подошедшего Весгарда толстую золотую цепь со звездой. Совсем такая же красовалась на парусе боевого корабля, что вез не так давно саму Ретту в Вотростен.
      Бердбрандт поцеловал перстень с государственной печатью на руке князя, и Аудмунд поднял нового советника с колен.
      — Поздравляю вас, — приветствовала Бёрди княгиня, и тот с благодарностью кивнул в ответ.
      Толпа разразилась рукоплесканиями.

***


      Открыв непромокаемую сумку, Бенвальд переоделся в местную фатраинскую одежду: прямые узкие брюки и прямую же, до середины бедер рубаху, которая, однако, не застегивалась спереди, как было привычно вотростенцу, а надевалась через голову. То и другое было густого черного цвета. Текамья критически оглядел спутника.
      — Ничего, пойдет, — резюмировал в конце концов он, изменив звериное горло на человеческое. — С виду ты вполне похож на колдуна, если, конечно, не подходить к местным. Вблизи-то они сразу раскусят в тебе «неполноценного», но для подобных случаев у тебя есть я.
      Оборотень бодро ударил о землю хвостом и вернул себе рысье горло.
      Ночь сгущалась, тени от деревьев наползали на берег, вызывая к жизни воспоминания о сказочных демонах, в которых верили на востоке.
      — Пора, — сказал Бенвальд, вставая и закидывая сумку на плечи.
      Текамья вскочил и отрывисто пролаял:
      — Главный — я!
      И побежал, принюхиваясь к невидимому следу и время от времени оглядываясь по сторонам. Бенвальд припустил за ним.
      Они двигались вперед размеренным, в меру быстрым темпом. Человек сверял маршрут со звездами и встречавшимися на пути приметными строениями, оборотень следил, чтобы на их пути не попадались маги.
      — Как этот происходит? — спросил Бенвальд на одном из привалов.
      Текамья задумчиво почесал нос.
      — Понимаешь, — ответил он, — на нас не действует магия, и то, что мы чувствуем этих тварей, всего лишь обратная сторона процесса. Никаких чудес, только грубая физиология.
      Солдат едва заметно покачал головой. С тех пор, как пару лет назад лорд Кьярбьерн предложил ему служить в разведке, он увидел многое, и все же то, о чем только рассказал рысь, тянуло назвать именно волшебством.
      Они с удовольствием перекусили яблоками и вяленым мясом из сумок и, поспав немного, побежали дальше.
      Наступал рассвет, и Бенвальд начинал заметно волноваться. Теперь, всего лишь за шаг до цели, попасться фатраинцам и провалить миссию хотелось еще менее, чем в начале.
До сих пор спокойно бежавший оборотень вдруг резко свернул, и Текамья поспешил за ним. Они спрятались за деревьями и уже оттуда наблюдали, как мимо едет на лошади маг. Пропустив его, они продолжили путь.
      Подобным образом оборотень сворачивал за день еще несколько раз. Во второй половине дня они ступили на лесную тропу и бежали по ней уже вплоть до самого вечера, а после заката остановились передохнуть.
      Рагос становился все ближе и ближе.

***


      — У меня есть для тебя кое-что, — с загадочной улыбкой сказал Аудмунд и встал с кресла.
      Ретта с любопытством подалась вперед.
      На Асгволд уже успела спуститься ночь, на ясном звездном небе взошла луна, а они все сидели перед уютно потрескивающим камином и разговаривали. Аудмунд почти весь день провел на совещании с советниками, и князь с княгиней за день успели порядком друг по другу соскучиться.
      Выдвинув один из ящиков стола, он достал из его недр небольшой темный мешочек и развязал. Сердце Ретты забилось быстрее. Неужели сюрприз? Первый дар от супруга!
      — Я забрал это у мастера только сегодня утром, — пояснил Аудмунд, не отрывая от фигуры жены внимательного, откровенно оценивающего взгляда.
      Подойдя ближе, он протянул ей руку, и Ретта с готовностью вложила в нее слегка подрагивающую от волнения ладонь. Он осторожно сжал её и поднес к губам. Усы приятно защекотали кожу. Ретте нестерпимо захотелось запустить пальцы в волосы Аудмунда, но усилием воли она сдержалась.
      — Пойдемте, — прошептал муж чуть хриплым голосом, и она встала, повинуясь его призыву.
      Они подошли к зеркалу, и он, развернув ее к себе спиной, слегка отвел ее длинные волосы в сторону и… надел на шею ожерелье.
      Ретта с восхищением вскрикнула и подалась вперед. Аудмунд довольно улыбнулся и, встретив в зеркале ее взгляд, наклонился и поцеловал пульсирующую жилку за ухом.
      Тонкая, грациозно изогнутая золотая веточка, подвешенная на цепочку с двух сторон, несла на себе три группы листиков, выполненных из сапфиров, и была украшена тонкой ниточкой бриллиантов.
      — Прости, что задержался с подарком, — продолжал тем временем Аудмунд. — Я не хотел дарить нечто, купленное заранее по случаю, поэтому пошел к ювелиру. Мы почти полдня просидели, подбирая рисунок, который подошел бы именно тебе и не утяжелил, а, наоборот, подчеркнул твою красоту.
      — Оно прекрасно, Аудмунд! — воскликнула Ретта, еще раз проведя по ожерелью пальцем.
      Грани загадочно поблескивали в свете камина, и ей казалось, что сапфиры мерцают сами по себе.
      — Оно прекрасно, — снова выдохнула она и, обернувшись, коснулась губами щеки супруга.
      Глаза его блеснули, он улыбнулся и, нарочито церемонно поклонившись, подал руку.
      — Потанцуешь со мной? — спросил он.
      «Но у нас же нет музыки!» — подумала она.
      А впрочем, не все ли равно?
      — С радостью, — ответила Ретта и вложила пальцы.
      Аудмунд привлек ее к себе, и она с удовольствием окунулась в ощущение силы, мощной волной исходящее от него и окружавшее ее теперь со всех сторон. Голова слегка закружилась, сердце взволнованно забилось в груди, а дыхания вдруг перестало хватать, и все же Ретте до боли хотелось, чтобы эти ощущения, эти волшебные мгновения не заканчивались никогда.
      Музыки не было, но Аудмунд вдруг принялся чуть слышно напевать, и Ретте почудилось, что звуки и в самом деле полились ей в уши. Супруг повел ее в танце, а она все смотрела на него, не в силах отвести восхищенного взгляда от его лица, его глаз и губ, а когда он прошептал, склонившись к самому уху: «Я люблю тебя, Ретта», захотелось закричать от невыносимо острого счастья, грозившего разорвать грудь.
      Наверно, он прочел ответ в ее глазах, потому что вдруг весь оживился и переменился в лице, буквально засветившись радостью, но она все же произнесла, решив не полагаться в столь важном деле на случай:
      — Я тоже тебя люблю, Аудмунд.

***


      Бенвальд лежал, спрятавшись за камнем, и разглядывал Рагос во все глаза.
      — Цитадель колдунов, оплот магии, чтоб его, — пробормотал он сквозь зубы, злобно сощурившись. — А по мне так конюшня конюшней.
      Текамья над ухом сдавленно зашипел, сдерживая хохот.
      — Клевещешь, — пролаял он отрывисто. — Злишься.
      На самом деле, конечно, кто-то и мог назвать город красивым, такую мысль солдат допускал. Но для себя не находил в нем ничего привлекательного. И круглые высокие купола, поблескивающие в лучах заходящего солнца, и пышные розовые кусты с вьющимися вдоль стен растениями вызывали лишь брезгливость и гнев.
      — Отдыхаем до темноты, а потом ищем вход в подземелья, — прошептал он оборотню.
      — Согласен, — ответил тот.
      Бенвальд прикрыл глаза, вызывая в памяти схему лабиринта. До цели им оставалось около мили пути. Потом, когда они войдут, нужно будет смешать компоненты зелья.
      «Интересно, прибыли уже некроманты-неудачники на Фатраин или нет?» — подумал он.
      Выяснить достоверно у них пока возможности не было, однако никаких следов приближающегося к столице отряда они не заметили. Конечно, всегда оставалась вероятность, что те просто сразу с позором расползлись по домам, однако самому Бенвальду она все же казалась сомнительной.
      «Ничего, на месте разберемся», — снова подумал он.
      Усилием воли расслабившись, он погрузился в короткий, глубокий сон.
      Проснувшись от толчка оборотня, в свою очередь заступил на дежурство и караулил до тех пор, пока окончательно не прогорела заря.
      — Пора, — прошептал он, разбудив Текамью.
      Оборотень потянулся, от души зевнул, распустив когти и вывалив язык, и припустил, сорвавшись с места.
      Теперь задача не попадаться магам стала в разы более сложной. Они петляли гораздо чаще, чем в предместьях, а пару раз кружили каким-то сложным маршрутом, прижавшись к каменным стенам домов. Наконец они вышли к холму, на котором росла приметная рощица.
      — Здесь, — объявил Бенвальд.
      Встав лицом к северу, он отсчитал сто шагов и нашарил в траве тяжелое металлическое кольцо. Хорошо смазанный механизм легко поддался. Текамья сунул нос в образовавшуюся щель и кивнул:
      — Давай.
      Бенвальд распахнул широко люк, и оборотень первым проскользнул внутрь. Человек проворно последовал за ним, плотно закрыв за собой проем.
      Сняв со стены факел, он разжег его и сделал несколько шагов.
      Подземелье как подземелье. Выложенные грубо обработанным камнем стены и пол, тонкий извилистый проход, убегающий вдаль.
      — Как-то слишком легко мы прошли, — задумчиво пробормотал Бенвальд.
      — Несколько магических ловушек мы уже миновали, — ответил рысь человеческим горлом, — но я бы не расслаблялся. Должны быть еще засады. А ты пока давай, готовь свою отраву. Я покараулю.
      Сдержанно кивнув, солдат снял с плеча сумку и достал пузырьки. Смешал содержимое и, убедившись, что реакция пошла, убрал флакон с готовым зельем. Теперь это все надо было подлить в напиток магистру. А для этого найти кухню и убедиться, что ужин готовят именно Джарааку.
      Еще раз вызвав в памяти план лабиринта, Бенвальд поправил на плечах сумку и скомандовал, указав налево:
      — Туда.
      Шли они долго. Гораздо дольше, чем требовалось времени на то, чтоб преодолеть расстояние в пару миль. Сначала человек осматривал тщательно участок маршрута, потом, убедившись, что ловушек нет, делал знак оборотню. Один раз тот остановил его, сказав, что чувствует магическую западню. Пришлось искать обходной путь и потратить еще половину дня. Наконец они смогли вернуться после долгих блужданий на прежний маршрут.
      Один раз им попалась на пути замаскированная яма, и это препятствие человек одолел на спине кошака. Потом они обходили еще одну магическую ловушку. Потом рысь сообщил, что чувствует мага, и обоим пришлось прятаться, чтобы пропустить его.
Бенвальд стоял, скрывшись в одном из боковых ответвлений, и старался вычислить и высчитать по звуку шагов путь колдуна. Скорее всего, тот двигался безопасным маршрутом. Текамья, судя по сосредоточенному выражению его морды, делал то же самое.
      — Ну что, ушел? — спросил Бенвальд одними губами.
      Оборотень ощерился и кивнул. Солдат мотнул головой, приглашая следовать за ним. Напарник грозно вздыбил хвост и припустил с ним бок о бок.

***


      — Зачем ты мне все рассказал? — спросила Ретта, откидывая одеяло.
      Нырнув в постель, она прижалась к мужу и положила голову ему на плечо. Тот обнял ее и поцеловал в макушку:
      — О чем ты?
      — О том, что наши дети будут помнить вообще все, — вздохнула она. — Если б не это…
      Она не закончила фразы, но муж, должно быть, и сам понял. Рассмеявшись чуть слышно, он ласково провел рукой по ее плечу и совсем по-кошачьи фыркнул:
      — Чтобы потом, узнав обо всем случайно, ты меня сочла предателем? Благодарю, не хочется. Не волнуйся, мы справимся. Ты не первая человеческая женщина, которая выходит замуж за оборотня. Пусть и не часто, но такое все же случается. И не один род еще не прервался, так что некоторый опыт у нас есть. Я убежден, что мне осталось ждать недолго. А теперь спи, любовь моя.
      Ретта подняла лицо, заглянула мужу в глаза и прочла там понимание и нежность. Аудмунд потянулся и осторожно коснулся губами губ.
      — У нас все будет хорошо, родная, — прошептал он.
      Ретта улыбнулась и, запустив руку ему в волосы, повторила:
      — Я люблю тебя.

***


      «Может, лучше подлить Джарааку зелье прямо в покоях?» — подумал Бенвальд, но сам же по зрелом размышлении отмел мысль. Что, если старый хрыч не будет ждать, а сразу выпьет принесенный ему с кухни напиток, и они не успеют сделать дело?
      Дождавшись, пока оборотень минует нужный им участок коридора, он нашарил камень в стене и нажал его. Ловушка встала на место. В спальню магистра придется идти уже другим путем.
      Они кружили по лабиринтам уже второй день. Некоторые сюрпризы им удавалось обойти, другие приходилось долго обезвреживать, а потом возвращать все, как было. Допускать, чтобы после кто-нибудь догадался об их визите, было нельзя.
      Запасы еды постепенно иссякали, но на обратную дорогу при должной экономии должно было хватить.
      Поправив сумку на плече, Бенвальд припустил бок о бок с оборотнем по коридору. Цель наконец была близка — чуткое обоняние зверя улавливало ароматы мяса и трав, о чем он и сообщил человеку, плотоядно облизнувшись при этом.
      Отыскав в двери потайной глазок, Бенвальд припал к нему и увидел залитую дневным светом кухню. Не прерывая наблюдения, он продемонстрировал Текамье большой палец, и тот тихонько ударил о пол хвостом.
      Повара суетились, раскладывая на столе готовые блюда и отправляя в печи новые. Вот только что из этого кому предназначено? Ошибиться было невозможно.
      Вбежали поварята, подхватили большую часть подносов и торопливо унесли. Должно быть, где-то намечается общая трапеза. Но ведь если персонально Джараак пожелает чаю, повару об этом сообщат вслух? Решив ждать, Бенвальд достал заветный флакон и сел поближе к двери так, чтоб было слышно происходящее на кухне.
      Время шло, свет постепенно тускнел, а тени удлинялись. Время от времени кто-нибудь входил, брал со стола одно из блюд и уходил. Но никаких намеков на то, кому это все предназначено, по-прежнему не было.
      Бенвальд задремал, а оборотень остался на страже. Проснулся солдат оттого, что напарник его легонько толкал в плечо лапой. Распахнув глаза, он огляделся по сторонам и заметил, как рысь указывает башкой на дверь. Поглядев в глазок, он увидел, что повар суетится, наливая в чайник воду.
      «Должно быть, то, что нам надо», — подумал он и приподнял вопросительно брови. Текамья кивнул.
      Дождавшись, пока повар отвернется, Бенвальд неслышно приоткрыл дверь и проскользнул в кухню, сразу спрятавшись за одним из столов. Узкая щель мгновенно закрылась.
      Бенвальд затаил дыхание. Слышались негромкие звуки какой-то фатраинской песни и торопливые шаги. Осторожно выглянув, он заметил, как повар что-то ищет в стенном шкафу. Достав небольшую глиняную баночку, он поставил ее на поднос и отвернулся к печке. Бенвальд сгруппировался и проворно перебежал к нужному ему столу и спрятался за занавеской. Теперь оставалось подгадать момент и подлить.
      Постепенно к чаю присоединились хлеб и варенье, и все как будто было готово, но случай никак не представлялся. Бенвальд уже было решил, что придется ждать до следующего раза, когда в соседней комнате вдруг раздался грохот, словно что-то упало. Повар заметно напрягся, а потом неодобрительно покачал головой и вышел, должно быть, намереваясь проверить. Солдат мгновенно выскочил из-за занавески и, приподняв крышку чайника, вылил внутрь содержимое пузырька.
      За дверью раздались шаги, и стало ясно, что в лабиринт вернуться он уже не успеет. Вновь скрывшись за шторкой, он затаился и увидел, как все тот же повар вошел в сопровождении слуги и кивнул ему на поднос:
      — Забирайте.
      Тот подхватил ношу и потащил, а повар, покачав головой, уселся за стол у окна и долгое время сидел, о чем-то сосредоточенно размышляя.
      Сгущались сумерки, и скоро стало ясно, что наступает ночь.
      «Удалась наша миссия или нет?» — размышлял Бенвальд.
      Но все, что ему сейчас оставалось, это только ждать.
      Наконец на дворе послышался грохот, и повар, встрепенувшись, одернул фартук и торопливо вышел. Бенвальд метнулся в мгновенно открывшийся проем.
      — Это ты шумел? — спросил он рыся.
      Тот кивнул:
      — Уронил кастрюлю.
      — Теперь бегом! — скомандовал солдат.
      Оставалось надеяться, что на пути от кухни до покоев магистра ловушек им не встретится. Текамья бежал на полкорпуса впереди, проверяя дорогу. Один раз им попался участок с вылетающими из стены копьями, и его они преодолели ползком. Больше сюрпризов не оказалось.
      Солдат вел их указанным на карте лорда Кьярбьерна маршрутом, и вскоре они застыли перед узкой и низкой дверью, за которой слышались голоса.
      Бенвальд прислушался:
      — Ты хочешь сказать, что Бардульв погиб, к власти пришел этот кошачий ублюдок, а все наши усилия на протяжении последних двадцати пяти лет пошли прахом?
      Старческий голос скрежетал, вызывая в памяти сравнения с горным обвалом. Бенвальд припал к крохотному глазку и увидел, что магистр Джараак нетерпеливо расхаживает по комнате, заложив руки за спину, а один из некромантов, тех самых, что были на свадьбе среди гостей, стоит, виновато опустив голову.
      — Вы все ответите за это, — продолжал старый паук. — Все до единого. Убирайся с глаз моих, пока я не приказал тебя арестовать!
      Маг, с которым он разговаривал, подобрался и, торопливо пятясь задом, покинул комнату. Джараак вздохнул и, подойдя к столу, залпом выпил остатки напитка.
      Сердце Бенвальда гулко застучало. Теперь у них было ровно полчаса на то, чтоб заставить магистра совершить любое колдовство. После зелье разложится на составляющие и перестанет действовать.
      Джараак тяжело оперся о стол руками. Бенвальд и Текамья переглянулись, и солдат распахнул дверь.
      Тишина, заполнившая покои, казалась абсолютной. С их позиции в лабиринте была видна лишь незначительная часть покоев, в основном шелковая обивка стен, стол и пара стульев у стены. Но в комнате, судя по всему, больше никого не было.
      Текамья вышел, и магистр гневно сверкнул глазами, выпрямляясь:
      — Оборотень.
      — Он самый, — хладнокровно подтвердил рысь.
      Все остальное заняло считанные мгновения. Джараак вскинул руки, явно намереваясь сделать какой-то пасс, и оборотень метнулся вперед, не давая начавшему оседать телу завершить падение. Бенвальд распахнул широко входную дверь в лабиринт. Текамья развернул магистра лицом к двери, ведущей в покои, и отпустил ношу, стрелой метнувшись в потайной ход. Солдат закрыл проем. Джараак с грохотом упал на пол.
      — Зараза, — прошептал возмущенно Текамья и почесал грудь. — Все-таки успел пальнуть. Теперь вся шкура чесаться будет.
      И, чуть подумав, лаконично добавил:
      — Он сдох.
      — Тогда уходим! — отрывисто и решительно приказал Бенвальд.
      В покоях раздался топот сапог. Человек и оборотень кинулись к выходу из лабиринта.

***


      — Сыграешь мне, милый? — спросила Ретта у мужа спустя некоторое время после того, как они вернулись обратно в покои.
      Очередной долгий, наполненный хлопотами день остался позади. Женский двор был практически отобран, и теперь можно было никуда не спешить, а просто посидеть рядышком у камина, наслаждаясь близостью друг друга и мирно, неспешно разговаривая.
      — Конечно, родная, — улыбнулся Аудмунд.
      Поцеловав жену в висок, он встал с дивана и взял лежащую на каминной полке свирель. Погладил ее, словно живое близкое существо, и поднес к губам. Ретта уселась поудобнее и завороженно уставилась на него, затаив дыхание.
      Сколь многогранная натура оказалась в самом деле у ее супруга! Она восхищалась им и не уставала удивляться. И даже то, что все это было результатом его оборотнической памяти, ничего не меняло. Воин, политик, историк, музыкант. А сколь многого она пока наверняка узнать не успела? И как много удивительных, волшебных открытий ей еще предстоит!
      Аудмунд посмотрел ей в глаза, улыбнулся столь многообещающе, что у нее мурашки побежали по коже, и свирель запела.
      Наверное, Ретте за всю ее недолгую жизнь не приходилось слышать более пленительных, чарующих звуков. Перед мысленным взором вставали поля, широкие и бескрайние, словно море, слышался тягучий напев пастуха.
      Свирель пела, зовя за собой, маня и обещая раскрыть неведомую, но незабываемую и чудесную тайну. Слышалось журчание ручья и голоса птиц. И все это было результатом соприкосновения кусочка дерева и губ ее воинственного, сурового супруга. Но странно, она вовсе не замечала противоречия. Наоборот, образ Аудмунда теперь стал гармоничным и цельным.
      — Ты прекрасен, любимый, — прошептала она.
      И тогда оборотень, приблизившись, встал на одно колено, не прекращая играть, и Ретта запустила пальцы в его золотисто-рыжие, такие жесткие и приятные на ощупь волосы.
      Душа ее потянулась ему навстречу, и княгиня подумала, так ли уж важно, кто там их потом увидит в воспоминаниях?
      Тихонько вздохнув, она прикрыла глаза, отдаваясь во власть музыке, и Аудмунд сменил мотив и заиграл с новой силой.

***


      — Прыгай на спину! — скомандовал Текамья, когда лабиринт остался позади.
      Бенвальд проворно забрался верхом на огромного рыся, и они полетели через спящий Рагос, через леса и поля в сторону моря.
      За спиной бурлил, словно котел на огне, дворец магистра. Поверили колдуны или нет, что старик погиб своей смертью? Пока им этого не суждено узнать. Такие подробности станут известны уже в Вотростене. Однако все, что было в их силах, они сделали.
      Столица Фатраина быстро таяла позади. На своих двоих он ни за что бы не смог покрыть столь значительное расстояние за короткий срок, даже несмотря на все свои достижения. Такое под силу только оборотню. Тем не менее двойная ноша была тяжела даже ему. Рысь надсадно дышал, вывалив язык, и чем больше приближалось море, тем меньше становилась его скорость.
      Минула ночь, за ним утро. Они устроили короткий привал, чтобы немного передохнуть, а через полчаса вновь продолжили путь. Зашумел прибой, и Текамья свернул в сторону озера. Там, у самых камышей, Бенвальд спешился, и оба, задержав дыхание, ушли под воду.
      Кровь стремительно стучала в ушах. Перед глазами плыли круги, и обоим на этот раз было куда тяжелее, чем в начале. Одежда неприятно липла к телу — он просто-напросто не успел ее снять.
      Птичий базар, первый в цепочке, становился все ближе, а на другом конце, на расстоянии нескольких дней пути, маячил призрак «Счастливого». Корабля, который доставит их обоих в Вотростен. И мысль эта прибавляла сил.
      Основание острова все приближалось. Они выбрались на берег и упали на камни, не имея сил даже не то, чтоб просто пошевелиться.
      — Полчаса, — прошептал Бенвальд. — На втором острове отдохнем дольше.
      — Понял, — пролаял рысь и, сменив горло на человеческое, добавил: — Ну и здоров же ты.
      И оба натужно, срывая дыхание, но вполне искренне рассмеялись.


Глава 9. Айтольв

 Утро началось с поцелуя мужа. Наверное, это уже вполне можно было назвать приятной традицией.
      Открыв глаза, Ретта сладко зевнула и, улыбнувшись, потянулась навстречу склонившемуся к ней Аудмунду.
      — С добрым утром, родная, — прошептал он, и в голосе его отчетливо послышались нотки нежного, ласкового ворчания.
      — С добрым утром, — откликнулась она, залюбовавшись его мягко поблескивающими в полумраке покоев глазами.
      Солнце стояло уже достаточно высоко, и до завтрака, судя по всему, оставалось совсем немного времени, однако Аудмунд был одет не в кольчугу, а в котту, из чего Ретта сделала вывод, что он уже пришел с тренировки и даже успел искупаться. Слуги, хорошо зная привычки своего князя, всегда готовили ему воду в одно и то же время.
      — Как прошло твое утро? — спросила она, откидывая одеяло и вставая с постели.
      — Замечательно, — откликнулся Аудмунд. — Я уже пришел в форму после ранения, и поэтому Бёрди меня на радостях загонял.
      Ретта тихонько фыркнула себе под нос:
      — Ты и в первый день, мне кажется, дрался довольно неплохо.
      Муж беспечно пожал плечами:
      — Тогда он меня щадил.
      День обещал быть приятным и солнечным. Разумеется, в том случае, если погода в очередной раз не изменится. Однако такие вот погожие деньки в последнее время становились все реже и реже. Подступающая осень чувствовалась в дыхании порывистого, холодного ветра, в дождях, безжалостно секущих зазевавшихся путников.
      Ретта оделась, уложила волосы и вернулась в спальню. Муж как раз прилаживал поверх котты пояс с двумя кинжалами.
      «Значит, из замка выходить не собирается», — отметила она.
      Вслух же спросила:
      — Тяжелый ожидается день?
      — Обычный, — с серьезным выражением лица ответил Аудмунд. — С утра доклады, после обеда бумаги и визит Кьярби.
      — О фатраинском деле пока нет вестей? — с заметным волнением в голосе спросила Ретта.
      Аудмунд нахмурился и покачал головой:
      — Еще нет. Однако судя по всему, посланец должен прибыть уже скоро.
      — Надеюсь, у него все получилось! — воскликнула горячо она.
      Муж оглянулся на нее, вновь улыбнулся едва заметно, и тонкие лучики морщинок разбежались из уголков его глаз. Он подал Ретте руку, и оба отправились вниз, в одну из столовых, к завтраку.
      — Какие у тебя на сегодня планы? — спросил он, когда они уже спускались по лестнице. — Собираешься быть в замке?
      — В основном да. Но мне вчера доложили, что одна из моих новых фрейлин, леди Барнильд, упала с лошади и вывихнула ногу. На праздник завтра она не сможет прибыть. Я съезжу, навещу ее.
      — Хорошо, — кивнул князь. — Передавай от меня привет ее отцу.
      — Непременно.
      Она по привычке оглянулась, проверяя, не следует ли за ними Бериса, но ее бывшая няня теперь всегда ожидала внизу, в столовой зале.
      За окошком ветер мягко шелестел кронами. Хотелось сесть на коня, пустить его в поля и скакать галопом, чтобы ветер свистел в ушах, а рядом непременно был бы любимый. Но увы, дела и впрямь отнимали у него много времени, поэтому ей оставалось только сожалеть.
      — К обеду я непременно приду, — сказал ей супруг, словно почувствовав перемену в настроении. — А вот вечер, если все будет хорошо, предлагаю провести вдвоем. Например, поужинать без двора, погулять по саду. Как ты смотришь на такую идею?
      — Исключительно положительно! — горячо заверила его Ретта.
      Сердце радостно забилось, ожидая приятное времяпрепровождение. Только вдвоем — ни советников, ни двора! Она даже зажмурилась в предвкушении. Остановившись, Аудмунд мягко привлек ее к себе и бережно коснулся губами губ.
      — Все хорошо? — спросил он тихо.
      Ретта с готовностью кивнула.
      — Я тоже скучаю, — прошептал он.
      На этот раз в его голосе ей почудились едва различимые нотки грусти. Конечно, их семейная жизнь могла бы быть куда более приятной и насыщенной. Она и сама хотела этого не меньше, но стоило закрыть глаза, и перед мысленным взором вставали те, кто будет однажды знать все об их с любимым семейной жизни — дети, внуки, правнуки. Ей чудилось, словно они находятся на всеобщем обозрении, и тело деревенело.
      Она тихонько вздохнула, и Аудмунд коснулся губами ее закрытых век.
      — Не думай об этом, — сказал он ей тихо.
      И вновь подал ей руку, чтобы продолжить путь.
      На завтраке ей по-прежнему не хватало Горгрида. Все казалось, что вот она сейчас обернется и увидит его. Но если даже ей было столь тяжело, то что должны были чувствовать ее супруг и Бёрдбрандт?
      Ретта невольно подняла взгляд и посмотрела сначала на одного, затем на второго. Молодой советник сидел, опустив голову, и сосредоточенно жевал. Как всегда. Аудмунд хмурился, однако, если встречался с ней взглядом, то лицо его освещала ясная, искренняя улыбка.
      Допив чай, князь встал и, подойдя, поцеловал жене руку.
      — Не скучай, — пожелал он.
      Та в ответ улыбнулась:
      — Хорошего дня тебе!
      Он ушел, а Ретта проводила его взглядом и незаметно вздохнула. Ее тяготило, что она до сих пор не стала ему настоящей женой. Но как себя пересилить и заставить забыть однажды сказанное? Однако Аудмунд уверял, что все идет как надо. Оставалось надеяться, что он в самом деле знает, что делает, и самой работать над тем, чтобы выкинуть глупые мысли из головы и решиться.
      Кивнув Берисе, Ретта попрощалась с присутствующими и встала. Пора было начинать день.
      Впрочем, хлопот сегодня ожидалось меньше обычного. Двор уже был собран, просто к своим обязанностям он приступит только после праздника. Завтра ее официально представят вотростенской знати как будущую княгиню. Конечно, это должно было случиться гораздо раньше, но из-за траура торжество отложили.
      — Подготовить лошадей госпоже и мне, — распорядилась Бериса, и слуга бросился исполнять приказание.
      Подошла одна из ее горничных и подала заранее приготовленный теплый плащ, и Ретта с няней направились в сторону конюшни.
      Официально траур уже закончился, однако видимых изменений при дворе как будто не произошло. Все так же тихо, в унынии ходили слуги и знать, опустив головы. Не слышалось громких разговоров и смеха. В убранстве замка печальные атрибуты успели убрать, но залы освещались по-прежнему скудно. Правда, лорд-эконом обещал Ретте, что к завтрашнему вечеру картина изменится до неузнаваемости. Но та, и сама ощущая грусть в сердце, на особой пышности и не настаивала.
      — В подарок девице что-нибудь брать будешь? — тем временем поинтересовалась Бериса.
      Ретта задумалась.
      — Надо бы, ты права. Но что? У нее ведь все есть, она леди.
      Няня фыркнула:
      — Она еще ребенок. Почти как ты. Эй, — обернулась она к ближайшему слуге, — пусть нам принесут корзинку с пирожными.
      — Слушаюсь, — ответил тот и поспешил на кухню.
      Ретта кивнула одобрительно, и они, пройдя через парадную гостиную, вышли во двор. Там их уже ждали.
      — Рада видеть вас, капитан, — приветствовала она Айтольва.
      Тот улыбнулся широко и кивнул на двух незнакомых гвардейцев:
      — Мы будем вас сопровождать.
      — Очень этому рада, — ответила она искренне.
      И даже сдержанная, серьезная Бериса приветливо кивнула их провожатому.
      — Вы знаете, где дом леди Барнильд? — спросила Ретта.
      Поставив ногу на специальную подставку, она вскочила в седло и подобрала поводья.
      — Конечно, — ответил капитан, в свою очередь садясь на лошадь. — Это здесь, рядом.
      Стражи распахнули ворота, мост опустился, и их небольшая кавалькада выехала за пределы замка.
      — Я даже был помолвлен с ней, — добавил Айтольв, когда они спустились с холма.
      Ретта аж вздрогнула от неожиданности. Глаза ее блеснули хищной радостью в предвкушении интересного рассказа:
      — И что помешало свадьбе?
      Ехавшие рядом солдаты хмыкнули. Ретта вопросительно подняла брови, и капитан вдруг как-то разом помрачнел и покачал головой:
      — Она же еще совсем девочка, ей семнадцать лет. У нас с ней разный опыт и интересы. И как мне поступить, скажите, если однажды в будущем она вдруг влюбится в ровесника?
      Ретта задумчиво нахмурилась, подумав, что разница и правда, пожалуй, весьма велика. Ему даже не тридцать лет, как Бёрди, он гораздо старше. Что, если леди и сама от перспективы грядущего брака не в восторге? Что тогда прикажете делать ей, как княгине? Если на то пошло, теперь Барнильд у нее на службе и не может выйти замуж без ее позволения. Но выход ли это?
      — Я серьезно, — продолжал капитан. — Она неплохая, добрая девушка, но когда мы остаемся с ней в одной комнате, нам почти не о чем говорить. Она мало разбирается в вещах, которые составляют мою жизнь, я же устаю все время разговаривать о ее любимых цветах. Признаюсь вам честно, я даже обрадовался, когда узнал, что вы взяли ее к себе в свиту. Прошу вас, княгиня, помогите ей узнать о жизни побольше, а то, боюсь, мне придется разорвать помолвку.
      — Так вы все еще ее жених? — встрепенулась Ретта.
      — Увы, — сокрушенно вздохнул Айтольв.
      Княгиня в ответ покачала головой. Интересную задачу, что ни говори, перед ней поставили.
      — Первый раз слышу, чтоб от невесты требовался в первую очередь ум, — проговорила она задумчиво. — Но может быть, я смогу вам помочь… Бериса, распорядись, что для начала обязанностью леди Барнильд будет читать мне вслух.
      «А там поглядим».
      — Хорошо, поняла, — ехидно хмыкнула себе под нос няня.
      Они свернули на одну из улиц, на которой прежде Ретта еще не была. Достаточно широкая мостовая была выложена камнем, справа и слева возвышались дома. Двухэтажные, отделанные лепными фресками, они стояли достаточно плотно друг к другу и были построены явно гораздо позже, чем замок. Желтые, розовые, зеленые — всех возможных расцветок. Некоторые с колоннами, но чаще всего без них. Однако окна все же были в большинстве своем узкими, а стены толстыми — это было заметно даже невооруженным глазом.
      — Эту улицу много раз перестраивали, — пояснила Бериса в ответ на вопрос подопечной. — Конечно, поначалу тут стояли деревянные лачуги, потом домишки из грубого камня. Но семьи богатели, а значит, жилища увеличивались в размере. Только княжеский замок стараются по возможности сохранять в первозданном виде, хотя и он изнутри существенно поменялся. А для построек знати и вовсе никаких ограничений нет.
      На стенах домов росли деревья и пели птицы, девушки танцевали и плели венки. Хозяева явно стремились изобразить то, чего не хватало всем вотростенцам — лето.
      Горожане, завидев княгиню со свитой, кланялись и уступали дорогу.
      — Сюда, госпожа, — сделал знак Айтольв, указывая на очередное строение.
      Совершенно такое же, как любое другое на улице, ничем не выделяющееся, разве что тем, что в одном из окон на втором этаже она заметила растущие в горшках цветы.
      — Это все Барнильд, — пояснил капитан, перехватив ее взгляд, — ее стараниями.
      Ретта отметила про себя этот примечательный факт и остановила Астрагала.
Дверь почти мгновенно распахнулась, и на порог выбежал сам хозяин дома:
      — Добро пожаловать, госпожа!
      — Доброе утро, — откликнулась та. — Мы приехали навестить вашу дочь.
      — Конечно, — засуетился отец. — Проходите, княгиня!
      Они спешились, и Ретта, взяв у Берисы корзинку, вошла вместе с нею и Айтольвом в дом. Откуда-то из глубины послышались взволнованные женские голоса. Двери были распахнуты, и отец Барнильд пригласил ее, сделав широкий жест:
      — Сюда, госпожа.
      Ретта огляделась по сторонам и пошла в том направлении, куда он указывал.
      — Князь передает вам наилучшие пожелания, — между делом сообщила она, и лицо хозяина озарилось искренней радостью.
      Ковровая дорожка, зеркала, свечи — отделка была на первый взгляд такая же, как и в замке, но если там она смотрелась гармонично, то здесь ее не покидало ощущение неуместности. Быть может, дело было в несоответствии духу самого дома?
      Незаметно пожав плечами, Ретта вошла в гостиную. Фрейлина, сидевшая на диване, при виде нее попыталась встать, но княгиня сделала успокаивающий жест:
      — Не надо, не поднимайтесь, я ненадолго. Как вы себя чувствуете?
      — Благодарю вас, госпожа, — улыбнулась она и, бросив взгляд на Айтольва, заметно порозовела. — Но не очень хорошо — нога болит.
      — Я полагаю, мастер Ингдун прописал вам отвар?
      — О да, — согласилась Барнильд. — И я пью. Но она все равно порядком досаждает.
      Ретта опустила взгляд и посмотрела на лодыжку, стянутую бинтами.
      — Что ж, придется немного потерпеть, пока заживет, — заметила она. — Мне очень жаль, что вы не сможете завтра участвовать в церемонии. Но если вы захотите, то можете просто прийти и посидеть на празднике как гостья.
      — Спасибо вам, госпожа, — поблагодарила девушка и, покраснев, опустила глаза. — Может быть, я приду.
      Барнильд снова бросила быстрый взгляд ей за спину, и Ретта, оглянувшись, заметила, что капитан и сам переминается с ноги на ногу, то и дело поглядывая в сторону невесты. Что ж, теперь, по крайней мере, ей было ясно — дело с их помолвкой вовсе не так уж безнадежно, как могло бы показаться в начале. И даже сама леди, возможно, охотно приложит усилия, если ее направить незаметно.
      — Это вам, — добавила Ретта, протянув Барнильд корзинку.
      Та заглянула внутрь и восхищенно ахнула:
      — Спасибо вам, госпожа! Не желаете ли чаю?
      Ретта улыбнулась и покачала головой:
      — Благодарю вас, но нет, меня еще ждут дела, поэтому надо возвращаться в замок. Леди Бериса просветит вас насчет ваших обязанностей, когда вы приступите. Пока же пожелаю вам скорейшего выздоровления. До свидания.
      — До свидания, госпожа!
      Отец девушки и подоспевшая как раз откуда-то из внутренних комнат мать принялись с поклонами ее провожать, а Ретта подумала, давно ли разбогатела и вошла в состав вотростенской знати семья? Что-то прежде она не замечала среди лордов и леди такого раболепия. Однако, тем больше поводов постараться, чтоб Айтольв не расторгнул, в конце концов, помолвку, а женился на Барнильд. А то бедняжке, пожалуй, после такого второй раз получить предложение и не светит. А девочка ведь хорошая.
      «Она подрастет, — подумала Ретта, — и поумнеет. Но процесс, безусловно, можно и нужно ускорить».
      Подоспевший конюх подал ей скамеечку, и княгиня взобралась на коня.
      — Между прочим, капитан, — заметила она вслух, — Барнильд действительно очень расстроена своей болезнью. Вы бы хоть сходили и утешили ее, ведь вы жених.
      Айтольв вскочил в седло и пробормотал что-то неопределенное.
      — В следующий раз, — добавил он вслух.
      Ретта чуть заметно покачала головой, усмехнулась коварно и, подобрав поводья, направила Астрагала в сторону замка.
      «Никуда капитан не денется, — решила она. — И пара будет замечательная».
      Всю дорогу ее занимал вопрос, у кого бы выспросить подробности дела. Бериса сама, скорее всего, ничего не знает, ведь ее не было в стране в те года. Разве что Аудмунд? Ибо задавать вопросы самому капитану, разумеется, было неловко. Вдруг там скрывается какая-нибудь болезненная душевная рана, как у ее няни? Меньше всего Ретта хотела бы на ней потоптаться.
      Замок быстро приближался, и она в который раз залюбовалась им. Игрой света в высоких стрельчатых окнах, монументальным величием стен. Теперь уже Асгволд казался ей не загадочным незнакомцем, а добрым другом, и молодая княгиня с удовольствием спешила вернуться под его сень, предвкушая все то, что ждало ее впереди.
      Стражи, заметив госпожу, опустили мост, и Ретта въехала во двор.
      — Не скучай без меня, — сказала она Астрагалу, спешившись, а затем погладила его по носу и обняла. — Я скоро навещу тебя.
      Жеребец в ответ тихонько заржал и ткнулся носом в плечо. Подошедший конюх увел его в стойло, а Ретта вместе с Берисой направились в библиотеку. Требовалось составить окончательный список фрейлин и статс-дам.
      — Садись, пиши, — велела княгиня няне, и та, устроившись за столом, взяла перо.
      Настроение Ретты непонятно отчего было приподнятым, полным предвкушения и ожидания. Было ли это связано с грядущим праздником или с чем-то еще, она не знала, да и не стремилась выяснять. И не все ли равно по большому счету?
      Солнце ползло по небосводу, забираясь все выше и выше, а перед глазами молодой госпожи Вотростена вставало лицо супруга, его ласковая улыбка, чуть насмешливые глаза, и на душе становилось легко и светло, так что хотелось петь или, может быть, танцевать. Но она, само собой, ничего такого не делала, а просто сосредоточенно диктовала Берисе инструкции, правда время от времени слегка путаясь. Но нянька в таких случаях переспрашивала ее, уточняя, и Ретта поправлялась.
      Вскоре после того, как в документах была поставлена последняя точка, дверь отворилась и вошел князь.
      — Аудмунд! — воскликнула Ретта, и счастливая улыбка озарила ее лицо.
      Бериса собрала письменные принадлежности и поспешила удалиться, и муж, едва за бывшей нянькой закрылась дверь, распахнул жене объятия. Ретта с радостью кинулась ему на шею, и он подхватил ее, закружив.
      — Он самый и никто иной, — прошептал Аудмунд на ухо и, отпустив, крепко обнял.
      Бегло оглядев его, она заметила, что складка между бровей еще не успела разгладиться, однако радость в глазах была неподдельная.
      «Значит, утро было и впрямь тяжелым, — поняла она, — и сейчас он рад, что может вырваться ненадолго из плена забот и побыть со мной».
      Конечно, это были только догадки, однако Ретте казалось, что за минувшие дни она более-менее научилась различать такие мелочи в поведении и настроении супруга.
      — Как твой день? — спросил он.
      Ретта кивком головы указала на стол:
      — Список готов. А еще я все-таки навестила Барнильд.
      Выпустив жену из объятий, князь подошел к бюро и взял в руки лист. Проглядев его, вынул из чернильницы перо и подписал.
      — Ты очень устал? — спросила она, беря его под руку.
      — Не настолько, чтобы не ждать вечера, — улыбнулся Аудмунд.
      Ретта чуть покраснела, и где-то глубоко внутри вновь разлилось приятное ощущение тепла. Она прижалась щекой к плечу мужа и замерла, всем существом наслаждаясь исходящим от него ощущением силы. Аудмунд ласково погладил ее пальцы. Ретта спросила:
      — Да, скажи, а ты не знаешь подробностей помолвки Айтольва?
      Брови князя удивленно приподнялись:
      — А почему ты спрашиваешь?
      Ретта беспечно пожала плечами и честно призналась:
      — Из любопытства. Ведь у них с невестой большая разница в возрасте.
      — Понимаю, — проговорил он задумчиво и почесал бровь.
      Они вышли из библиотеки и направились в сторону столовой. Аудмунд на ходу принялся объяснять:
      — Ты знаешь, он уже был женат, но брак его закончился плачевно — он овдовел: жена его погибла в родах. Маленькая дочка через пять дней ушла вслед за матерью, и несколько лет бедняга не мог оправиться.
      — Он любил ее? — уточнила Ретта чуть дрогнувшим голосом.
      Князь кивнул:
      — Да. Он понимал, конечно, что наследник ему все же необходим, но никак не мог заставить себя посмотреть на других девушек.
      Они остановились перед дверью, но Аудмунд не спешил заходить внутрь.
      «Конечно, — поняла Ретта, — ведь нас там уже ждут. Не обсуждать же личную жизнь Айтольва при свидетелях».
      — Брак с леди Барнильд предложили ее родители. Они из богатой семьи, однако титул получили всего три поколения назад за заслуги, тогда как род нашего капитана восходит к далирской знати, а именно к капитану Регвальду, соратнику Асгволда. Желанная партия, ради которой можно и пренебречь некоторыми условностями.
      — Понимаю, — задумчиво пробормотала Ретта.
      — Он сначала не мог понять, чего от него хотят, но потом после некоторых раздумий согласился.
      — Мне показалось, — заметила Ретта, — что дело не только в старом договоре. Они явно друг другу симпатизируют.
      Князь в ответ пожал плечами:
      — Вполне может быть, почему нет. А ты что, намерена поучаствовать в этом деле?
      Стражи распахнули перед княжеской четой двери, и Ретта, заговорщически улыбнувшись, потянулась к уху мужа:
      — Как ты только что сказал, почему бы и нет? Нельзя допустить, чтобы столь древний род прервался.
      Аудмунд рассмеялся тихонько и, поднеся ее пальцы к губам, поцеловал их:
      — Хорошо, развлекайся. Но я надеюсь, ты, в случае чего, пощадишь нашего капитана? Мне бы не хотелось его терять.
      — Безусловно, — с самым серьезным видом пообещала Ретта. — Я ведь понимаю, что он тебе еще пригодится. Он просто женится на своей невесте, и все.
      — А он что, собирается отступиться от нее? — вдруг серьезно уточнил Аудмунд, чуть заметно нахмурившись.
      — Да, — подтвердила Ретта. — Хотя предлог меня не убедил. Все дело в том, что он себя считает для нее слишком старым.
      Несколько долгих секунд Аудмунд молчал и наконец сказал решительно:
      — Тогда действуй!
      И они переступили порог столовой.

Глава 10. Праздник

К этому ужину Ретта готовилась с особым удовольствием. Для начала приказав наполнить ванну, она искупалась, добавив в воду душистое розовое масло, привезенное из Месаины. Аромат этот с самого детства очень нравился ей, и теперь в памяти вставали родные поля, залитые солнцем, бескрайнее голубое небо без единого облачка и мама, молодая и красивая.
      Только сейчас княгиня сообразила, что довольно долго даже не вспоминала о покинутой родине. Как там справляются брат и отец? Что с лордом Валерэном? Удалось ли доказать его вину?
      Размышления посетили ее, но отклика в душе, как ни странно, не нашли. Мысли о муже, который будет ждать ее вечером, были гораздо ближе, а тревога на тему фатраинской миссии — актуальней.
      «Потом надо будет обязательно написать письмо Теональду», — сделала она себе мысленно заметку и поспешила выбросить в данный момент все ненужное из головы.
      Покинув купальню, она направилась в гардеробную, чтобы подобрать наряд. Столь важное дело ни в коем случае нельзя было решать впопыхах.
      Служанки открыли сундуки, и Ретта принялась перебирать платья. Оно должно было выражать настроение своей хозяйки — радость от грядущего свидания и осознание счастья от того простого факта, что она стала женой именно Аудмунда, а не кого-либо другого. От него требовалось недвусмысленно сообщить князю обо всех ее надеждах и чаяниях. И Ретта одно за другим откладывала их в сторону, как не соответствующие поставленной цели.
      Время бежало, солнце все ближе подбиралось к западному краю неба. Голоса во дворе то стихали, то вновь усиливались. Наконец она велела помощницам:
      — Оставьте это, а остальные уберите.
      Голубое платье из восточного шелка красиво облегало ее фигуру, оставляя открытыми плечи и декольте, и как нельзя лучше подходило к тому самому ожерелью, что ей подарил Аудмунд. Помощницы заплели волосы, добавив к образу нитку жемчуга и расшитый золотом пояс, который ненавязчиво подчеркивал бедра и талию. В конце концов, посмотрев в зеркало, Ретта осталась вполне довольна собственным внешним видом.
      Вернувшись в спальню, она подошла к окну и долго смотрела на далекие вересковые поля, на простирающийся у самых стен замка город. Все это, а также мужчина, что сидит сейчас где-то внизу с одним из советников, теперь часть ее жизни. Точнее, это и есть сама жизнь. Волнующая, полная надежд и тревог. Что ждет ее? Что ждет их всех? Она закрывала глаза, и мысль ее уносилась в неведомые пространства и дали. Сердце часто билось, то и дело в волнении замирая, и молодой княгине чудилось, будто она стоит на пороге чего-то важного и ей осталось сделать всего только один шаг до цели.
      За спиной тихонько скрипнула дверь, Ретта обернулась и увидела Аудмунда. Муж стоял, неотрывно глядя на нее, и в звериных зрачках его легко читалось неподдельное восхищение.
      — Ты прекрасна, — сказал он наконец, и эти простые слова показались ей дороже любого самого изысканного комплимента.
      — Спасибо тебе, — ответила она тихо, порозовев от смущения, и, сама не зная почему, опустила глаза.
      Аудмунд сделал шаг, и кровь гулко ударила в ее уши. Мысли смешались, и все же Ретта, не колеблясь, шагнула навстречу.
      — Ты прекрасна, — повторил муж, мгновенно преодолев оставшееся расстояние.
      Осторожно взяв ее за плечи, он заглянул в глаза, и ноздри его чутко вздрогнули. Ретта положила руки ему на грудь, и Аудмунд, взяв ее пальцы, тихонько их поцеловал.
      — Ты тоже, — с улыбкой ответила она.
      Все та же котта, что была на нем утром, те же кинжалы за поясом. Однако совершенно по-новому сверкали глаза, и, быть может, поэтому дыхание ее перехватывало всякий раз, когда она на него смотрела.
      — Ну что, идем? — спросил он, и Ретта с готовностью кивнула.
      Подав ей руку, он распахнул дверь, и они вместе направились вниз по лестнице.
      Путь их лежал в сторону одной из малых столовых, предназначенных для трапез в узком кругу. Небольшой овальный деревянный столик, накрытый для двоих, мягко мерцающие светильники создавали ощущение уединения, тишины и уюта.
      Сквозь приоткрытое окно внутрь проникал свежий ветер, принося с собой запах меда и свежескошенных трав. Ретта улыбнулась, вдохнув его полной грудью, и Аудмунд вопросительно приподнял брови, словно спрашивая, не стоит ли закрыть. Ретта в ответ покачала головой:
      — Нет, не надо, оставь.
      — Хорошо, как скажешь, — не стал спорить муж.
      Отодвинув один из стульев, он помог ей сесть, а сам устроился напротив.
      На столе уютно расположились вяленые фазаны, фрукты, сами по себе удивительные в этой части света, а также десерты и северное вино.
      — Что тебе положить? — спросил муж, и слуга, уже было подошедший, чтобы помочь княгине, послушно отошел в сторону.
      Ретта обвела взглядом стол и сглотнула слюну.
      — Давай начнем с десерта, — предложила она, состроив нарочито умоляющую рожицу, и Аудмунд рассмеялся.
      Присутствующие в зале помощники явно старались быть тихими и как можно более незаметными, и все же Ретта то и дело замечала их скорбно поникшие плечи и задумчивые, печальные взгляды. Щадя их чувства, она старалась не слишком часто поднимать на мужа восторженный взгляд, но, боги, как же это было нелегко!
      За нитью разговора она никак не могла уследить. Он часто затихал, и тогда за столом устанавливалась тишина, но отнюдь не гнетущая, а звенящая, полная предвкушения и предчувствия. Аудмунд то и дело вдруг замирал, пристально глядя через стол на супругу, и тогда у нее кровь приливала к щекам и сбивалось дыхание. Тарелки пустели медленно. Гораздо чаще княгиня смотрела не на фазана, а в глаза сидящего напротив мужчины, и откровенно любовалась ими.
      Через открытое окно долетели тихие, напевные звуки свирели, но Ретта только покачала головой, услышав их.
      — У тебя получается гораздо лучше, — совершенно серьезно сообщила она Аудмунду.
      Тот рассмеялся ласково и как-то по-кошачьи нежно, урчаще.
      — Отнесите фазана к нам в покои, — велел он слугам, вставая.
      Обойдя стол, он подал жене руку и предложил:
      — Может быть, сходим, прогуляемся?
      У той мгновенно пересохло во рту, она вложила чуть дрогнувшие пальцы в крепкую ладонь мужа и поднялась на ноги. Он посмотрел на нее внимательным, долгим взглядом и вздохнул глубоко и рвано. Ноздри его дрогнули, хищно расширившись, губы слегка приоткрылись, обнажив появившиеся, самые что ни на есть рысиные, клыки.
      Ретта с интересом подалась вперед.
      — Что, не боишься? — шепотом задал вопрос князь. Тот самый, который она уже слышала от Раэтина.
      — Конечно, нет, — уверенно покачала головой она. — Ведь ты же мой муж.
      Что он может ей сделать? Ведь он сам много раз говорил, что он оборотень, а не зверь, а его дед подтвердил.
      Впрочем, клыков уже видно не было. Дыхание Аудмунда выровнялось, и они рука об руку направились в сад.
      На небе зажглись иглисто-яркие звезды, ветер чуть посвежел, и князь спросил с тихим, едва слышным кошачьим ворчанием в голосе:
      — Тебе не холодно, родная?
      — Нет, все хорошо, — вполне искренне ответила Ретта, на миг прижавшись щекой к его груди.
      Он бережно обнял ее за плечи, и они не спеша пошли по дорожкам парка. Без особой цели, просто слушая дыхание друг друга и наслаждаясь таким уютным ощущением близости. Под ногами тихонько шуршал гравий, а где-то вдалеке цвиркали поздние птахи.
      — Завтра праздник, — между тем напомнил Аудмунд. — У тебя все готово?
      Ретта ответила ему:
      — Да. Вчера как раз привезли платье. То самое, что должно было стать свадебным. Но я даже рада, что в тот день мне не довелось его надеть. Теперь его вид не будет вызывать неприятных воспоминаний о твоем брате.
      Князь нахмурился и, немного помолчав, сказал по-прежнему тихо:
      — Мне жаль, что все так сложилось. Как я уже говорил, нам дал жизнь один человек.
      — Конечно, — понимающе кивнула княгиня и с любопытством спросила: — Скажи, а вы общались в детстве?
      — Крайне мало, — задумчиво покачал головой Аудмунд. — Я быстро рос, а он еще долго оставался ребенком, у нас были разные сферы интересов. Так получилось, что Бёрдбрандт в жизни мне стал гораздо ближе и роднее Бардульва. Но тут я, разумеется, не собираюсь ни о чем сожалеть.
      — А разве нужно? — задала вопрос Ретта, и муж, остановившись, долго смотрел ей в глаза.
      Ноздри его раздувались, а дыхание вновь стало частым. Сердце ее быстро и взволнованно забилось, она потянулась к нему навстречу, и Аудмунд, обняв ее крепко, прижал к груди и поцеловал.
      У Ретты вдруг закружилась голова. Ноги ослабели, она вцепилась мужу в плечи, и он, подхватив ее на руки, понес в сторону беседки. Усадив к себе на колени, принялся целовать обнаженную кожу плеч и груди. Стало так сладко, что Ретта с трудом сдерживала рвущийся с губ стон. Усы Аудмунда щекотали кожу, но ощущение было невыносимо, до дрожи в сердце, приятным. Одна рука его придерживала саму Ретту, другая ласкала ее спину и бедра. Хотелось вжаться в него как можно плотнее, слиться с ним в одно целое. Ретта вцепилась супругу в волосы и часто задышала. Губы, ласкавшие ее плечи, вновь вернулись к груди, и Аудмунд принялись играть с ней еще и языком.
      Больше стон Ретта сдержать не могла. Она до боли закусила губу, чтобы не закричать, а рука мужа, забравшись под платье, коснулась внутренней стороны бедра. Она непроизвольно завозилась, меняя позу, так чтоб ему было удобней, и вдруг в этот самый момент ей показалось, что на них кто-то смотрит. Их будущие дети. Снова возникло чувство, словно ее и Аудмунда выставили на всеобщее обозрение.
      Ретту словно холодной водой окатили. Она тряхнула головой, издав стон разочарования, и муж, было отстранившийся, прижал ее к груди крепко и погладил по голове, словно маленького ребенка.
      — Не переживай, — шепнул он ей на ухо. — Это не состязания, где победитель за усилие над собой получает награду, а способ обрести удовольствие. У нас все будет хорошо.
      Ретта подняла глаза и посмотрела на него. На раскрасневшемся, возбужденном лице мужа ярко блестели глаза, и ей на миг показалось, будто все это широкое небо над их головами, все многочисленные звезды отражаются в них. Там можно было прочесть ожидание и надежду, но не ощущалось ни капли разочарования. Ретта вздохнула, прильнула к Аудмунду и положила голову ему на плечо.
      — Я люблю тебя, — прошептала она, и он обнял ее за плечи, защищая своим телом от ночной прохлады.
      — У нас все будет хорошо, — повторил он и добавил срывающимся голосом: — Родная моя…
      А свирель между тем где-то далеко все пела и пела. Перекликались на стене часовые.
      — Я даже не думала, — вновь заговорила она, — когда увидела тебя в первый раз, что стою перед будущим мужем.
      Аудмунд тихонько рассмеялся и крепче обнял ее.
      — Что ж, откровенность за откровенность, — сказал он, и Ретта заинтересованно обернулась. — Мне сразу понравился твой запах, а ведь для оборотня это очень важно. Мы можем отдавать должное красоте партнера или любоваться его глазами в лунную ночь, почему бы и нет, однако влюбляемся только в том случае, если нас привлекает запах. А поскольку я за минувший год уже более чем достаточно наслушался от пленных о твоем уме и характере, то прямо там, на берегу, и решил, что такая женщина будет для моего братца слишком жирным куском. Хотя изначально, до встречи с тобой, в самом деле, собирался просто проводить до столицы.
      Ретта смотрела на него во все глаза, с трудом веря услышанному.
      — Аудмунд, — наконец заразительно, в голос рассмеялась она, — а я-то тебя считала благородным!
      Оборотень довольно ощерился, показав рысиные зубы:
      — Клевета. Ты где-нибудь видела благородных хищников?
      Он глухо, утробно заурчал и, лизнув языком мочку ее уха, прошептал:
      — Но это не значит, что мы не способны на самые искренние, глубокие чувства.
      Ретта выдохнула и крепко обняла мужа за шею.
      — Я счастлива с тобой, — призналась ему она. — Именно об этом я и просила Тату у водопада.
      — Так значит, нам обоим удалось достигнуть наших целей, — ответил он.
      Ретта снова посмотрела на него:
      — А о чем ты спрашивал Великую Мать?
      — Смогу ли я спасти Вотростен, — признался князь, не задумываясь.
      — В таком случае, поздравляю тебя с исполнением мечты.
      — Желания, — поправил ее Аудмунд. — Желания. Мечты мои простираются гораздо дальше.
      — Например? — заинтересовалась Ретта.
      — Накормить народ хлебом, завести в Вотростене наконец домашнюю живность, а еще навсегда устранить фатраинскую угрозу. И, конечно же, стать счастливым в семейной жизни, — ответил ей князь и в свою очередь спросил: — Ну что, может, пойдем в покои? Нам надо хорошенько отдохнуть перед завтрашним праздником, да и поужинать бы все же не мешало.
      Словно в ответ на эти слова в желудке у Ретты голодно булькнуло.
      — Пойдем, — охотно поддержала она идею и выскользнула из объятий супруга, чтобы поправить платье.
      Встав, Аудмунд взял жену за руку, и они направились через сад в сторону замка. Поднявшись по лестницам, вошли в покои и обнаружили на столе помимо фазана еще и компот из яблок. Ретта сглотнула набежавшую слюну, и муж, подойдя, разорвал птицу пополам и протянул одну часть жене.
      — Спасибо, — поблагодарила она, принимая мясо.
      И они наконец с аппетитом поели. Когда посуду убрали, оба отправились переодеваться. Сняв платье и надев ночную сорочку, Ретта вернулась в спальню и села перед зеркалом причесываться. Аудмунд, подошел сзади и положил руки ей на плечи.
      — Скажи, — спросила она, с удовольствием разглядывая отражение его обнаженного торса, — ты прежде тоже спал так?
      — Как именно? — уточнил князь с интересом.
      Ретта чуть заметно порозовела:
      — Ну как сейчас ложишься — в штанах.
      Он пожал плечами и честно ответил:
      — Разумеется, нет. Зачем бы я стал так делать, если в моей комнате, кроме меня самого, никого не было?
      — Тогда…
      Ретта вдруг замялась, никак не решаясь высказать просьбу вслух. Положив на столик щетку, она встала и, откинув одеяло, забралась в постель. Князь терпеливо ждал, облокотившись о каминную полку и приподняв брови.
      — Быть может, ты теперь будешь спать, как прежде? — наконец смогла договорить она и опустила смущенно взгляд. — Тебе же наверняка неудобно и непривычно.
      Аудмунд фыркнул, очевидно сочтя подобное объяснение слабым и неубедительным. Да Ретта и сама была в принципе с ним согласна. Это все были, конечно же, отговорки, а правда заключалась в том, что ей невыносимо, до дрожи в пальцах, хотелось увидеть его тело полностью, целиком.
      Муж покачал головой и вкрадчиво прошептал:
      — Что ж, если ты хочешь…
      Кровь снова застучала у нее в висках. Во рту пересохло, но она все же подняла глаза и не опускала их, даже несмотря на пылающие щеки.
      А муж не спеша развязал шнуровку и стянул штаны, представ перед супругой во всей красе. Она задышала часто, закусила губу, и все же первым побуждением было не отвернуться, а протянуть руку и дотронуться до него. Но на столь смелый шаг она уже не решилась.
      Аудмунд, решив, по-видимому, больше ее не мучить, обошел кровать и забрался под одеяло. Обняв жену, он прижал ее к себе, и Ретта с удовольствием пристроила голову у него на груди, наконец выдохнув.
      — Моя смелая маленькая княгиня, — проговорил он ласково, поглаживая ее по плечу.
      — Смелая? — покачала головой Ретта. — Вовсе нет. Иначе…
      Она не договорила, а он поцеловал ее в макушку и закрыл глаза.
      — Добрых снов, родная, — пожелал он.
      — Спокойной ночи, любимый, — откликнулась Ретта.
      Она закрыла глаза, и в памяти всплыла свирель и Аудмунд, подносящий инструмент к губам.
      «Надо будет еще раз попросить его сыграть», — решила она.
      Мерное дыхание мужа убаюкивало. Мысль ее то и дело возвращалась к только что увиденному, и тогда по телу ее разливалось приятное тепло, поднимаясь откуда-то из глубин существа.
      Образы становились все более путаными и рваными, и Ретта сама не заметила, как уснула.
      Пробудилась она, когда солнце успело забраться практически в зенит. Протянув руку, она обнаружила, что Аудмунда рядом нет. Впрочем, секунду спустя он обнаружился у окна. Уже одетый в котту, он сидел и что-то писал за столом.
      — С добрым утром, — поприветствовала она и, выскользнув из постели, подошла и обняла, положив голову на плечо.
      — С добрым утром, — откликнулся муж и, взяв ее руку, поцеловал ладонь.
      Прикосновение губ и усов к нежной коже вновь заставило Ретту вздрогнуть от внезапного, острого удовольствия. Она крепче прижалась к нему и спросила:
      — Чем занимаешься?
      В ответ он неожиданно удрученно вздохнул:
      — Пишу письмо Таяне. На днях большая часть оборотней покинет Вотростен, и мой долг как князя и друга Горгрида сообщить его жене о гибели мужа. Печальный долг, но на чужие плечи это дело не переложишь.
<ta;>— Понимаю, — в тон ему откликнулась Ретта.
      «Должно быть, это очень тяжело, — подумала она. — Заново переживать случившееся, когда и сам еще не до конца оправился».
      — Не грусти, я уже почти закончил, — уже более бодрым голосом продолжил он. — Сейчас допишу и буду полностью в твоем распоряжении.
      — У тебя сегодня нет дел? — уточнила она, и сердце, исполнившись надежды, пропустило удар.
      — Нет, — покачал головой князь, весело сощурившись. — В день праздника я все отменил. Если только не случится чего-нибудь срочного, то до завтра у меня выходной. Как насчет того, чтобы сейчас поесть и покататься верхом?
      — Идея чудесная! — обрадовалась она. — Тогда я быстренько пойду и оденусь.
      — Беги, — улыбнулся ласково Аудмунд и вернулся к письму.
      А Ретта юркнула в гардеробную и, приведя себя в порядок, надела платье для верховой езды. Впрочем, от обычного оно отличалось только более широкой юбкой. Повертевшись с удовольствием перед зеркалом, она в шутку показала своему отражению язык и направилась назад в спальню.
      — Плащ принесете к столовой, — велела княгиня служанкам.
      Аудмунд тем временем уже закончил свое печальное послание и тоже собирался на прогулку. Для него это означало переменить перевязь и захватить меч.
      — Ну что, готова? — спросил он, увидев жену.
      Она кивнула, с восхищением рассматривая мужественный облик супруга. Тот, заметив ее внимание, довольно ощерился и подал руку:
      — Тогда пошли?
      Гвардейцы стояли на своих постах, впрочем, как и всегда. За окнами ярко светило солнце, обещая столь редкий в эту пору солнечный день, и настроение Ретты было приподнятым. Хотелось сделать какую-нибудь невинную глупость, например, прямо сейчас начать танцевать, но она усилием воли сдерживалась.
      Сразу после короткого завтрака они направились во двор, где их уже ждали лошади — Астрагал и жеребец Аудмунда по кличке Капитан.
      Ретта погладила своего четвероногого друга и обняла его за шею, приветствуя:
      — Здравствуй, мой хороший. Как твои дела?
      Тот в ответ радостно заржал, из чего она сделала вывод, что у него все прекрасно.
      Подняв лицо к небу, она зажмурилась от удовольствия и подумала, как было бы чудесно поехать только вдвоем, без охраны. Но это, разумеется, было невозможно. Четверо гвардейцев уже ждали, и ей оставалось только подчиниться этикету и здравому смыслу и поставить ногу на ладонь мужа, уже готового помочь ей сесть в седло.
      Ворота распахнулись, мост услужливо опустился, и княжеская чета в сопровождении стражи выехала за ворота.
      — Ну что, вперед? — бодро воскликнула Ретта, и Аудмунд вслед за ней пришпорил коня.
      Легкий ветерок приятно обдувал лицо. Шелестели травы, вереск склонял разноцветные головы, словно кланялся.
      — Нет, не сюда, — окликнул жену князь. — Левее.
      И та, уже собиравшаяся было свернуть на одну из городских улиц, послушно последовала за ним.
      Они направились в объезд городских предместий. По правую руку тянулись дома, слева колыхалось вересковое море, а впереди виднелась узкая полоска леса.
      — Куда мы едем? — спросила изнывающая от любопытства Ретта.
      Ибо видно было, что  супруг держит путь не просто абы куда, наобум, но явно в какое-то конкретное место.
      Аудмунд обернулся к ней, сощурился заговорщически и неопределенно ответил:
      — Скоро увидишь. Хочу кое-что тебе показать.
      Ретте оставалось только набраться терпения и подчиниться.
      Она хотела задать вопрос, часто ли князь может позволить себе вот так сбежать от двора, дел и свиты, но потом подумала, что вопрос сам по себе не имеет смысла. Он ведь государь, а не пленный, а вотростенский двор не столь формален, как месаинский.
      — Давно хочу спросить тебя, — сменила тему она, — сколько лет Рамору?
      — Шестьдесят восемь, — охотно ответил Аудмунд. — А Иласару пятьдесят.
      — А твоему деду?
      — Сто три.
      — А письмо ты им когда отдашь? — продолжала она.
      — По возвращении в замок.
      Он подъехал ближе и взял Ретту за руку. Пальцы их переплелись, и Аудмунд бережно погладил большим пальцем ее ладонь. Он улыбнулся нежно и ласково, и по телу Ретты разлилось приятное тепло. Невыносимо захотелось потянуться и достать запутавшийся в его волосах солнечный зайчик. Или хотя бы просто погладить. Но, конечно, подобного поведения в присутствии стражи позволить себе она не могла. Тогда Аудмунд, немного подождав, сам остановился и, дождавшись, пока она присоединится к нему, наклонился и осторожно поцеловал. Губы ее сами собой приоткрылись ему навстречу. С уст мужа сорвался глубокий, чуть слышный стон, и он обхватил ее за плечи, крепко прижав к груди.
      Внутри у Ретты запульсировало, она подняла руку и ласково погладила чуть шершавую щеку супруга.
      — Я люблю тебя, — выдохнул он ей прямо в губы.
      — Я тоже, очень, — ответила она и прислонилась щекой к его плечу.
      Некоторое время они так просто стояли, наслаждаясь мгновением полного, безоговорочного счастья. Стражи делали вид, что ничего не замечают, а может, занятые своими прямыми обязанностями, и в самом деле не обращали на князя с княгиней никакого внимания. Наконец, когда солнце, казалось, сделало по небу полный круг, или же всего через пару минут, тут Ретта затруднилась бы сказать точно, Аудмунд отстранился и сказал, поцеловав ее пальцы:
      — Ну что, поедем?
      Она кивнула, и их маленькая кавалькада продолжила путь в сторону виднеющегося невдалеке подлеска.
      — Тут есть одно дерево, — заговорил он наконец, при этом светло и немного мечтательно улыбаясь, — которое я очень любил ребенком. Оно древнее, возрастом не менее семи столетий, но еще крепкое. Это дуб. Мальчишкой я часто залезал на него, прятался в кроне и, удобно устроившись на одной из веток, наблюдал за едущими по тракту путниками. Гадал, куда они направляются и чем занимаются в жизни. Я мог так забавляться часами.
      — А тебя в это время искали в замке? — улыбнулась Ретта.
      Аудмунд в ответ покачал головой:
      — Вовсе нет. И отец, и Горгрид хорошо знали об этом месте, и если в Асгволде признаков наличия меня вдруг не обнаруживалось, то ехали прямиком сюда. Вот оно.
      Князь с княгиней остановились около мощного дуба, растущего прямо у кромки леса. Одним своим видом он внушал уважение. Ретта объехала вокруг, погладив шершавую кору.
      — Так вот он какой, еще один твой друг, — заметила она, с уважением разглядывая древесного старца.
      Аудмунд кивнул и оперся о луку седла:
      — Очень верное замечание. Именно друг. Ты знаешь, однажды я взял от него желуди и решил посадить внутри замковой ограды. Несколько лет потом терпеливо ухаживал, и в итоге целых три молодых дубочка взошли.
      — Прям небольшая рощица! — восхитилась Ретта.
      — Так и есть, — подтвердил Аудмунд. — Ты много раз мимо них проходила, но наверняка не обращала внимания. Они растут недалеко от беседки.
      — Покажешь мне потом? — попросила она.
      — Обязательно, — пообещал он.
      Они еще немного постояли, любуясь деревом, а потом вновь пустили отдохнувших коней, на этот раз в сторону моря.
      — Ты ведь, кроме Асгволда, ничего, по сути, в Вотростене не видела, — сказал ей Аудмунд. — И у тебя может сложиться ложное впечатление, будто наша страна — пустыня с редкими вкраплениями хуторов и деревень. А ведь это не так.
      — Ты хочешь показать мне порт? — обрадовалась Ретта и в нетерпении подалась вперед.
      — Да, — подтвердил он догадку.
      Она радостно вскрикнула, в победном жесте вскинув руку, и князь рассмеялся, то ли радуясь ребячеству супруги, то ли просто от хорошего настроения.
      Серая полоска моря впереди становилась все шире. Ветер трепал плащи и путал волосы. Травы ласкали ноги лошадей и всадников. Ретта то и дело оборачивалась на мужа, и тогда сердце ее сбивалось с ритма. Аудмунд, ловя ее взгляд, улыбался в ответ и брал за руку.
      Мощеная дорога под ногами постепенно становилась все шире и шире. Начали появляться дома, но не жилые, а склады и амбары. Чувствовался запах моря.
      Аудмунд и Ретта перешли на шаг, и гвардейцы подъехали ближе, пристроившись сзади и по бокам.
      Бодро трусивший в сторону порта мужичок, завидев князя, затормозил, но тот махнул рукой, предлагая обгонять. Низко поклонившись, путник пришпорил лошадь и вскоре скрылся из вида.
      Отчетливо потянуло рыбой. Шум и гам, крики матросов становились все громче. Впереди пронеслась в туче пыли ватага ребят, среди которых Ретта заметила и несколько девочек тоже.
      — Это ученики, да? — спросила она, проводив их взглядом.
      — Совершенно верно, — ответил муж. — Школа тут совсем рядом, на расстоянии полумили влево.
      Астрагал сердито всхрапнул, и Ретта поспешила уступить дорогу какому-то моряку, тащившему на плечах бочку. Судя по запаху, в ней была соленая рыба.
      На пристани царил невообразимый гвалт. Сразу три судна швартовались, перебрасывали на берег сходни, и она поняла, что в такой суматохе их точно теперь никто не заметит.
      В море вдавались несколько длинных каменных причалов, внутренний и внешний рейд с двух сторон обнимали усыпанные галькой косы. На них гордо возвышались довольно толстые стены с башнями и бойницами.
      — Это на случай нападения, да? — предположила Ретта, оглянувшись на мужа.
      — Угадала, — ответил Аудмунд.
      Они поехали вдоль пристани. Море шумело, разбрызгивая соленые капли, Астрагал недовольно фыркал, обходя мешки, ящики и перешагивая валяющиеся под ногами бухты канатов. Кто-то совсем рядом над ухом пронзительно свистнул, Ретта испуганно вздрогнула и подняла глаза. Вдруг ей показалось, что она видит знакомые очертания.
      — Смотри, «Счастливый», — указала она рукой, обращая внимание Аудмунда.
      — Где? — встрепенулся тот и всмотрелся в то направление, куда она указывала.
      — Вот же он, — отозвалась Ретта, с интересом наблюдая, как меняется выражение лица мужа. Из отстраненно-мечтательного оно стало довольно-хищным. Он только что не облизывался, как кот, поймавший мышь.
      — Значит, скоро следует ждать доклада Кьярби, — прошептал он так, чтобы кроме жены его никто не услышал.
      — Неужели…
      Сердце подпрыгнуло и взволнованно заколотилось. Так значит, именно этот корабль был послан на Фатраин выполнять поручение?
      Князь кивнул и вслух добавил:
      — Но это все уже завтра. Теперь отчет — не срочное дело.
      — Ты абсолютно уверен? — поинтересовалась она.
      — Конечно. Иначе я бы уже давно обо всем знал. Но Кьярбьерн не торопится, а это значит, что сегодня я могу не менять планы и посвятить этот день тебе. Чего ты хочешь?
      Ретта задумалась. Было большое искушение сказать «тебя», но тогда они рискуют не успеть на праздник. Значит, следовало остановиться на другом желании, не менее увлекательном.
      — Вернуться в замок и пообедать в саду, — в конце концов сказала она.
      Аудмунд усмехнулся коварно, подъехал ближе и наклонился, делая вид, что говорит на ухо. На самом же деле он лизнул ее шею, осторожно прихватил зубами мочку уха и, положив руку на бедро Ретты, осторожно его погладил. Она закусила губу, с трудом удерживая стон.
      — Как пожелает моя госпожа, — негромко, вкрадчиво прошептал он и, развернув коня, скомандовал: — Вперед, в Асгволд!
      И снова замелькали уносящиеся вдаль поля. Кони радостно мчались домой, словно летели над землей, и ветер разносил их заливистое, бодрое ржание.
      Асгволд быстро рос впереди, и Ретта любовалась городом, успевшим стать ей всего за несколько дней родным. Сколь много прожито за такой короткий срок! Она мысленно оглядывалась назад и сама с трудом верила. А сколько еще предстоит пережить!
      Она посмотрела на мужа, и тот, почувствовав ее взгляд, тоже повернул голову и улыбнулся.
      «Когда у нас родится сын, — вдруг подумала она, — на кого он будет похож?»
      Впрочем, раз они оба светловолосы, то и ребенку суждено стать блондином, иначе и быть не может. Ну, возможно с легким намеком на рыжину, как Аудмунд. И уж конечно, оборотень — кесау ведь иных детей не рожают. Она со всей отчетливостью представила их будущего малыша, и мысль эта породила в груди восторг. Конечно, сына-оборотня еще предстоит научиться понимать, но уж тут она справится. Любимый поможет.
      Конечно, чтобы он появился на свет, должно сперва кое-что произойти. Но Ретта твердо решила, что после праздника обо всем объявит мужу. О том, что уже больше ничего не боится и что нет необходимости и дальше ждать. Уже совсем скоро.
      Они свернули на одну из главных улиц города и, перейдя с галопа на рысь, поехали к замку напрямик. Люди им уступали дорогу, махали вслед, собаки сердито брехали, не обращая ни малейшего внимания на титулы всадников, а Ретта оглядывалась по сторонам, присматриваясь, не встретится ли по пути подходящее для госпиталя место. Чуть позже, когда лорд Кьярбьерн отчитается Аудмунду о миссии на Фатраин, она вместе с князем сядет над картой и выберет участок под строительство. Но сперва, конечно, следовало поглядеть воочию. Мастер Ингдун уже обещал ей всяческую поддержку и помощь. Старик вообще отнесся к идее с энтузиазмом.
      Одно-двухэтажные дома ремесленников и торговцев стали расти, сменяясь дворцами знати и официальными учреждениями. Маленькая кавалькада свернула на соседнюю улицу и вскоре подъехала к воротам замка. Стражи опустили мост, и Аудмунд, едва они оказались во дворе, спешился и подошел, протягивая руки, чтобы снять с Астрагала жену.
      Ретта спрыгнула прямо в объятия оборотня, и он, пользуясь случаем, на короткое мгновение ее прижал, и она с удовольствием вдохнула его, ставший уже таким родным, запах.
      Люди-рыси безусловно чувствовали ароматы сильнее, тут даже двух мнений быть не могло. Но и она со своим человеческим обонянием сразу с закрытыми глазами узнавала мужа по запаху, присущему только ему одному. И, боги, до чего же он ей нравился!
      Она улыбнулась, глядя Аудмунду прямо в глаза, и он с удовольствием выпустил свои кошачьи клыки.
      — Ну что, идем пока в покои? — предложил муж. — Слугам понадобится немного времени, чтобы все подготовить.
      — Давай, — покладисто согласилась Ретта. — Мне все равно нужно несколько минут, чтобы привести себя в порядок.
      И они направились в донжон. Позвав служанок, она переоделась, умылась и заново уложила слегка растрепавшиеся от быстрой скачки волосы. Солнце уже успело перебраться на западную часть небосвода, и намеченный праздник становился все ближе. Однако на обед вдвоем у них времени все равно оставалось более чем достаточно.
      Она вновь подумала о муже, и чувство тепла, даже жара, ставшее уже за этот день привычным, снова разлилось по телу. Мысль о том, что, возможно, произойдет после, вызывала уже не страх, а только радостное предвкушение. Желание объявить обо всем Аудмунду прямо сейчас было велико, но Ретта решила, что не стоит, пожалуй, сбивать ему настроение.
      Усилием воли она привела смятенные мысли в порядок и вернулась в гостиную. Супруг уже ждал ее и, увидев, поднялся с кресла и протянул руку.
      — Готова? — уточнил он.
      — Да, — уверенно ответила она и вложила пальцы.
      Решив не отвлекать слуг, наводящих в замке последний лоск, они спустились в сад по одной из боковых лестниц.
      — Словно два заговорщика, — рассмеялась Ретта, с удовольствием вдыхая тяжелый аромат хвои и подставляя лицо солнышку.
      — Люблю иногда развлечься подобным образом, — признался муж.
      Она взяла его под руку, и оба направились неторопливым шагом к беседке.
      — Я приказал накрыть стол там, — сообщил тем временем Аудмунд. — Сначала хотел на траве, но земля теперь с каждым днем становится все более холодной, даже если постелить ковер и набросать подушки.
      — Как скажешь, — не стала спорить Ретта. — Тут тебе виднее. А у меня настроение слишком хорошее, чтобы его можно было испортить какой-то беседкой.
      Супруг рассмеялся и, наклонившись, быстро поцеловал ее в щеку.
      Скоро в конце дорожки показались дубки, и Аудмунд заметил, указав на них:
      — Те самые, за которыми я ухаживал.
      Ретта с восхищением посмотрела на них и покачала головой:
      — Могла ли я подумать там, в Месаине, что младший вотростенский принц окажется не только безжалостным полководцем, но еще заботливым мужем и трепетным садовником?
      Аудмунд в ответ весело фыркнул:
      — Все мы исполняем несколько совершенно разных ролей в жизни, и было бы слишком скучно во всех выглядеть одинаково.
      Ретта оглянулась на него, сощурившись. На смеющиеся и одновременно совершенно серьезные глаза с вертикальными зрачками, на усы и губы и ответила тихо:
      — Совершенно с тобой согласна.
      Они вошли в беседку, где их уже ждал накрытый столик, и Аудмунд, собрав разбросанные по скамейке подушки в кучу, помог Ретте сесть.
      Особой изысканностью обед не блистал — должно быть, повара приберегли фантазию до ужина. Однако была жареная с вяленым мясом капуста, румяные, наливные яблочки и хлеб. И, конечно, чай.
      Ретта спросила:
      — Послушай, а вина в Вотростене совсем не пьют?
      Аудмунд положил ей в тарелку карпа и ответил:
      — Как правило, нет. Во-первых, собственных виноградников у нас, как ты понимаешь, не имеется, а привозное стоит слишком дорого. Меды, конечно, варят вкусные, но их выставляют в основном на праздники, так что традиция пития не прижилась. А ты что, хочешь вина?
      — Ни в коем случае, — энергично помотала головой она. — Просто к слову пришлось. Хмельные напитки я почти не пью.
      И они приступили к рыбе. Ели молча, только время от времени поглядывая друг на друга, а чуть позже, когда дошла очередь до мяса, Аудмунд, видимо, в шутку, выпустил коготь и, подцепив тонкий ломтик, отправил его в рот. Ретта замерла, наблюдая это зрелище.
      — А мне? — наконец спросила она нарочито жалобно.
      Муж посмотрел на нее и, выбрав кусок покрупнее из ее порции, подцепил и поднес ко рту жены.
      Таким способом есть мясо ей, конечно, не приходилось. Она придвинулась ближе и положила голову на плечо Аудмунда, затем открыла рот пошире, и он аккуратно положил кусочек туда, а после потянулся за следующим. Происходящее было очень необычно и отчего-то волнующе. Когда тарелки опустели, Ретта объявила:
      — Было очень вкусно.
      — Очень рад, что тебе понравилось.
      — Какой удобный, однако, столовый прибор, — заметила она, оценивающе поглядев на его уже снова человеческую руку.
      — И, главное, всегда при мне! — с шутливой важностью ответил на это муж.
      Когда чай тоже был выпит, они посидели еще некоторое время, любуясь опускающимся к горизонту солнцем и постепенно темнеющим небом, а потом князь встал и, протянув жене руку, объявил:
      — Пора собираться.
      Она посмотрела на него долгим взглядом, затем кивнула и вложила пальцы. Заходящее солнце играло в его волосах, придавая им густой, глубокий оттенок, глаза казались темнее обычного, а черты резче. Он сам напоминал теперь творение талантливого скульптора, и Ретта на миг вдруг остро пожалела, что не умеет писать портретов.
      — Идем, — ответила она и выдохнула, переводя дыхание.
      А замок, полностью готовый к празднику, уже сверкал, словно фамильная драгоценность. Пламя тысяч свечей отражалось в зеркалах, окнах и в натертом до блеска паркете, так что с непривычки даже слепило глаза.
      — Я гляну быстренько? — спросила Аудмунда изнывающая от любопытства Ретта.
      — Разумеется, — улыбнулся супруг.
      Приоткрыв дверь в бальный зал, она увидела украшенные лентами и цветами простенки, флаги с гербами Вотростена, а также помост с двумя тронными креслами — один побольше, второй поменьше.
      — Второе для тебя, — прошептал муж, встав у нее за спиной и тоже глядя в зал.
      Она обернулась и прочла на лице его вдохновение и какое-то неуловимое величие, на ступеньку поднимающее своего обладателя над остальными смертными. Оно не являлось следствием определенной одежды, позы или выражения лица, но шло изнутри, из глубин души. Ретта потянулась и осторожно коснулась губами его щеки.
      — Необыкновенно красиво, — сказала она. — Спасибо!
      Он посмотрел на нее добрым, всепонимающим, мудрым взглядом, который гораздо уместнее смотрелся бы на лице Горгрида или Весгарда, и Ретта в который раз подумала, сколь много оборотням дает память.
      — Гости уже начинают потихоньку съезжаться, — сказал он. — Пойдем, оденемся.
      — Ты прав, поспешим! — живо откликнулась она, и оба поднялись в донжон.
      Аудмунд направился в свою часть гардеробной, а Ретта позвала служанок и велела им доставать давно уже выбранное платье из золотой парчи, расшитое бриллиантами и жемчугом.
      Она с любовью провела рукой по нарядной ткани. То самое, что она не надела на свадьбу с Бардульвом. Уж так вышло. Да и сама церемония в итоге получилась более чем странная и трагическая. Бой с магами, гибель Горгрида. Нет, столь изысканный наряд достоин лучшего обращения и антуража. И если сегодня ее, так сказать, посвящают в княгини, то не стоит ли и ей самой считать этот праздник второй свадьбой?
      Решив для себя таким образом, она оделась и села за столик, приказав уложить волосы. Помощницы засуетились, а Ретта тем временем принялась перебирать в памяти все события минувшего дня. Прогулка с мужем, его улыбка и счастье, так легко читавшееся на обычно серьезном лице. Они казались драгоценными жемчужинами, которые хотелось сохранить, сберечь, чтобы потом при случае с удовольствием разглядывать, достав из шкатулки.
      — Готово, госпожа, — объявили девушки, и Ретта, оглядев себя в зеркало, кивнула, довольная увиденным.
      На город уже успели опуститься сумерки. Дни теперь становились все меньше и меньше. Все раньше разжигались камины в покоях, и огонь теперь подолгу горел, отдавая тепло и придавая помещениям уют.
      Она вышла в спальню и огляделась по сторонам. Аудмунд, завидев ее, поднялся из кресла, и Ретта, восхищенная увиденным, перестала дышать. Казалось бы, все то же самое, что он надевал всегда. Но то ли сказывалось ее собственное настроение, то ли дело было в чем-то еще, она не знала ответа и уж конечно не собиралась его искать. Но самый вид мужа, одетого в рубаху из тонкой серой шерсти, в черную котту, отделанную серебристой нитью, и широкий пояс с тяжелой кованой пряжкой вызывал у нее перебои в сердцебиении. Волосы его, ничем не стянутые, свободно падали на плечи. На голове гордо поблескивал древний венец князей.
      — Ты прекрасен! — даже не пытаясь скрыть восхищения, сказала она.
      — То же самое я собирался сказать тебе, — улыбнулся он.
      Окинув ее фигуру долгим выразительным взглядом, он взял ее за руку и просто сказал:
      — Удивительна!
      Всего одно слово, но Ретте оно заменило долгую речь, столь много в нем было искреннего, неподдельного чувства.
      Она покраснела невольно, словно маленькая девочка, и князь добавил:
      — Ничего не бойся. Придворные за минувшие дни успели достаточно узнать тебя, так что сюрпризов не будет. И я рядом.
      — Как всегда, — откликнулась Ретта, и Аудмунд наклонился и поцеловал ее отчаянно пульсирующую жилку на шее.
      — Моя княгиня, — прошептал он таким тоном, от которого ее бросило в жар, а по коже словно закололи сотни крохотных, невидимых иголочек.
      Гвардейцы, повинуясь сигналу, распахнули двери, и вновь, как в день похорон, множество копий разом ударили об пол.
      Они спустились привычным уже путем в тронный зал, и голос советника Весгарда объявил:
      — Князь Аудмунд и княгиня Алеретт!
      Вдруг стало непривычно и странно слышать собственное полное имя. Ее так часто за последние дни называли кратким, что она успела отвыкнуть.
      Окинув взглядом полный народу зал, она заметила в нем не только советников и ожидающих своей очереди к представлению фрейлин, но также всех прочих представителей знати, их жен и детей.
      Вот только на месте старшего советника, не случись той беды, стоял бы сейчас не Весгард, а Горгрид. Сердце кольнуло, на душу на мгновение опустилась печаль. Она посмотрела на Аудмунда и по его помрачневшему лицу поняла, что он подумал о том же. Впрочем, довольно скоро князь вновь взял себя в руки, и Ретта поспешила последовать его примеру. Сегодня день радости.
      — Сограждане, — заговорил Аудмунд, и редкие шепотки в зале мгновенно смолкли. Внимание собравшихся обратилось к нему. — Сегодня торжественный, знаменательный день. Я рад объявить вам, что в Вотростене вновь после многих лет отсутствия появилась та, что составляет отныне счастье и радость княжеского дома. Она его опора и надежда. Без жены любой мужчина, будь он даже сам правитель, никто. Вам, лучшим людям нашей страны, я представляю свою прекрасную супругу — княгиню Алеретт.
      У Ретты от волнения слегка потемнело в глазах, а в ушах зашумело. Она почувствовала, как Аудмунд крепче сжал ее руку, и, найдя его вопросительный, немного встревоженный взгляд, улыбнулась:
      — Все хорошо, — одними губами прошептала она.
      Он в ответ слегка поднял бровь, будто спрашивал, уверена ли она, и Ретта кивнула.
      Зал загудел, взорвавшись приветственными криками. Лорды и леди громко рукоплескали, а дети, подбежав к помосту, принялись бросать лепестки цветов.
      «Ну что ж, первый шаг можно считать сделанным, — подумала молодая княгиня, улыбаясь светло и счастливо. — Теперь надо начинать обживаться».
      Ее новые фрейлины хлопали в ладоши, казалось, громче всех. Когда крики чуть-чуть утихли, лорд Весгард вышел на шаг вперед и заговорил, обращаясь к гостям:
      — Позвольте также представить вам, благородные лорды и леди, этих дам, новый двор нашей княгини. Леди Бериса…
      Только тут Ретта поняла, что ее няня тоже стоит среди присутствующих. Такая же красивая, изысканная и величавая, как другие женщины. Теперь было хорошо видно, что в жилах ее течет благородная кровь. Ретта улыбнулась своей первой статс-даме, и та в ответ незаметно, но весело подмигнула ей.
      — Леди Орнильд, — зачитывал дальше список Весгард, — леди Адэрун, леди Барнильд…
      Последняя, конечно, со своей ногой стоять не могла, а сидела на стуле немного в стороне. Айтольв, присутствовавший на празднике ради исполнения своих прямых служебных обязанностей, поискал ее взглядом и, заметив, что у нее все хорошо, успокоился. Ретта чуть заметно покачала головой.
      Старший советник закончил зачитывать список, и знать вновь поприветствовала рукоплесканиями, правда, более тихими, девушек и женщин двора.
      Лорд Весгард сделал чуть заметный знак рукой, и шум смолк. В одной из соседних комнат заиграла музыка, и Ретта узнала гимн Вотростена, который частенько слышала еще во время войны. Теперь он звучал для ее ушей не тревожно, а торжественно и жизнерадостно. Звуки летели ввысь, к расписному потолку, разносясь по замку, и обещали, казалось, тем, кто слышал его, мир и процветание. Во всяком случае, так показалось самой Ретте.
      Аудмунд стоял с самым серьезным лицом, чуть опустив голову, и прочие мужчины в зале вторили его позе. От дам подобного не требовалось, но и на их лицах нельзя было прочесть ни малейших признаков легкомыслия и веселья.
      Звуки смолкли, и Ретта, подняв глаза, посмотрела на Аудмунда.
      — Все хорошо, — сказал он тихо. — Ты умница.
      А она в который раз уже залюбовалась им, и сердце восторженно взмыло куда-то ввысь.
      — Ну что, идем? — спросил ее князь и подал руку.
      Ретта вложила пальцы, и гости расступились, образуя проход.
      — Одну секунду, — попросила она и обернулась к Айтольву. — Капитан, я полагаю, что князь не разгневается, если вы оставите на время свои обязанности и поможете невесте. Она без вас не справится.
      Аудмунд серьезно кивнул:
      — Я согласен.
      И, незаметно подмигнув жене, помог ей сойти с помоста и повел в обеденный зал. Чего только не было на столах! Лосось, треска, сельдь, форель, семга, палтус; мясо во всех видах — оленина, баранина, говядина, зайчатина, кабаны, а также не виданное прежде Реттой мясо кита и тюленя. Стояли несколько видов супов, сыры, пироги с ягодами — клюквой, брусникой, черникой, голубикой, малиной, а также множество сладких соусов.
Между блюдами красовались вазы с цветами, и можно было подумать, что дело происходит не на холодном севере, а теплом юге.
      Аудмунд посадил жену во главе стоящего на возвышении стола, и она, пользуясь случаем, прошептала:
      — Роскошная трапеза!
      Он наклонился и с улыбкой поцеловал кончики ее пальцев:
      — Благодарю!
      Прикосновение губ к руке взволновало, дыхание у Ретты перехватило, и она с удовольствием стала наблюдать за мужем, пока он шел к своему месту.
      Гости принялись рассаживаться, Айтольв, решив, по-видимому, не усложнять себе или леди Барнильд жизнь, просто перенес ее из тронного зала на руках.
      «Для начала неплохо», — одобрительно подумала Ретта и снова посмотрела на супруга.
      В этот самый момент его ноздри дрогнули, и она подумала, что же именно он почувствовал. Но задавать вопрос сейчас, разумеется, было как минимум неудобно — слишком далеко он сидел.
      Где-то вдалеке играла, создавая фон, ненавязчивая, легкая музыка. Гости за столами негромко переговаривались. У Ретты в тарелке исходил паром черепаховый суп, однако она от волнения почти не могла есть. Перед мысленным взором вставали картины одна горячей другой. Вспоминался Аудмунд, каким она его увидела накануне вечером, и тогда сегодняшний праздник начинал казаться ей невыносимо длинным. Стучало в висках, почти невозможно было сидеть. Как вдруг она заметила, что муж нахмурился, резко втянул носом воздух, и ноздри его хищно расширились. Он бросил на нее прямой пристальный взгляд, и Ретта почувствовала, что у нее вспотели ладони. Князь отодвинул собственный стул и встал. Обойдя стол быстрым шагом, он подал ей руку и спросил:
      — Потанцуешь со мной?
      Растерянно кивнув, она вложила пальцы и пошла вместе с ним в середину зала. Музыка заиграла громче, разлившись бурным каскадом, а после потекла, словно плавный ручей. Аудмунд привлек ее к себе, и она положила руку на его плечо.
      — Почему ты молчишь? — спросил он шепотом, наклонившись к самому уху. — Почему не говоришь ничего?
      — О чем? — неловко попыталась выкрутиться она.
      В самом деле, сейчас же праздник. К тому же она никак не могла сообразить, какими словами ему обо всем сказать. Ведь он не просто супруг, он привлекательный, необыкновенно красивый мужчина, к которому ее влечет! Да у нее же просто язык отнимается!
      Аудмунд сдавленно зашипел, и верхняя губа его дрогнула:
      — Никогда не пытайся лгать мне о таких вещах! Ты уже забыла, что я наполовину зверь и чувствую твое возбуждение? Пойдем!
      Он прервал танец и, подав Ретте руку, направился вместе с ней к выходу. Остановившись около старшего советника, сказал ему:
      — Лорд Весгард, прошу нас извинить, но мы с княгиней вынуждены вас теперь покинуть. Продолжайте праздник без нас.
      — Ваша воля, мой повелитель, — почтительно склонил голову тот.
      — Хорошего вечера.
      Они покинули столовую и свернули в один из боковых коридоров. Коротко рыкнув, Аудмунд с силой прижал жену спиной к стене и вдохнул ее запах.
      — Ну же, Ретта, — прошептал он ей почти в самую шею. — Ты ничего не хочешь мне сказать?
      Он крепко обнял ее за бедра и прижал к себе. Отчетливое ощущение его силы заставило огнем запылать ее щеки. Ноги ослабели, и она, возможно, упала бы, если бы Аудмунд ее не держал.
      — Хочу, — пробормотала она, плохо понимая, что происходит вокруг.
      Где они? Видит ли их кто-нибудь? А впрочем, какое это теперь имеет значение?
      Он наклонился и осторожно коснулся губами шеи, одновременно пропустив ладонь между ее бедер, и Ретта на этот раз уже не смогла сдержать стон.
      — Ну же, — продолжал настаивать муж. — Скажи это. Скажи вслух, Ретта, и я клянусь, что ты не пожалеешь!
      — Я хочу тебя, — послушно пробормотала она и, закусив губу, посмотрела прямо на мужа. Зрачки его превратились в две узкие щелочки.
      — Я хочу тебя, Аудмунд, — повторила она, на этот раз громко и твердо. — Сейчас. И плевать, увидят нас потом дети или нет.
      — Наконец-то! — выдохнул он и подхватил ее на руки.
      Поднявшись в покои, он пронес ее мимо стражи и пинком распахнул дверь. Отпустив Ретту, принялся ее раздевать. Точнее, он просто расстегнул несколько верхних застежек, а затем задрал юбку и стянул платье через голову. Несколько жемчужных пуговиц упали на пол. Ретта сняла с волос сетку, вынула заколки и шпильки и зашвырнула их куда-то в сторону, не глядя.
      — Моя! — почти по-звериному прорычал Аудмунд и, накрыв ее грудь одной рукой, второй провел ладонью по внутренней стороне бедра. Боясь упасть, она с силой вцепилась ему в плечи. Муж вновь подхватил ее и перенес в кровать.
      — Моя, — прошептал он, на этот раз нежно и, склонившись, жадно поцеловал.
      Ретта нетерпеливо потянулась к пряжке на его поясе, и Аудмунд, рывком сорвав его, стащил с себя одежды. На мгновение он замер, позволяя восторженному взгляду жены себя разглядеть и, заметив, как она вновь потянулась к нему, еще раз коротко рыкнул и присоединился к ней.

Глава 11. Доклад

Луч солнца, подобно вражескому лазутчику, осторожно заглянул в окно и, не заметив препятствий, пробежал по полу, добрался до кровати и осветил лица спящих. Аудмунд нахмурился, поднял руку, словно хотел его отогнать, а после зевнул, обреченно вздохнул и открыл глаза. Спать хотелось просто неимоверно, но утро уже успело начаться, одним фактом своего существования напоминая о длинном списке намеченных на сегодня дел.
      Повернув голову, он посмотрел на Ретту, и лицо его осветила нежная, ласковая улыбка. Сразу вспомнилась минувшая ночь и страсть жены, которая довела их обоих, к полному взаимному удовольствию, до абсолютного изнеможения. Впрочем, тут они вместе постарались на славу — сам он тоже благополучно забыл, что для любимой это все было в первый раз и стоило бы, по хорошему счету, попридержать коней. Они засыпали, потом просыпались и снова давали волю чувствам. Аудмунд буквально потерял голову. Ни к чему подобному память предков его не готовила, ведь глубину испытанных ощущений нельзя передать по наследству. Эмоции захлестывали, а удовольствие заполняло тело целиком, до самых кончиков когтей. Но, разделенное на двоих, оно становилось еще ярче.
      Он коротко рыкнул, с сожалением выныривая из воспоминаний, и, поднявшись с постели, обошел кровать и поправил на жене одеяло. Она спала, ее волосы перепутались, разметавшись в беспорядке по подушкам, а на губах застыла легкая, удивительно светлая улыбка. Аудмунд улыбнулся в ответ и задернул полог балдахина. Пусть отдыхает, а ему самому пора на тренировку.
      Прислушавшись, он понял, что с площадки под окнами не доносится обычных для этого времени суток звуков. Ни голосов, ни звона оружия.
      «Ну, если они проспали», — с ленивой решительностью подумал он.
      Наскоро умывшись и приведя себя в порядок, он оделся в ставшую уже за последние дни привычной кольчугу и вышел из покоев.
      — Княгиню не беспокоить, пока сама не проснется, — велел он дежурившим в дверях стражам.
      Те вытянулись в струнку, давая понять, что услышали приказание, однако Аудмунд успел перехватить их странный, как ему показалось, изучающий, взгляд. Мысленно сделав себе зарубку подумать над этим позже, он сбежал по лестнице на тренировочный двор. Солнце уже успело взобраться достаточно высоко, и князь всерьез опасался, что получит от Бёрдбрандта выволочку.
      На мгновение нахмурившись, Аудмунд покачал головой. Старый товарищ дрался в последнее время куда яростнее обычного, словно выплескивал таким незамысловатым, однако проверенным способом скопившуюся боль.
      Окинув выразительным взглядом и впрямь полупустое пространство, Аудмунд коротким взмахом руки поприветствовал Бёрди.
      — Ты смотри, пришел-таки, —протянул тот в ответ слегка удивленно.
      Князь вопросительно приподнял брови, тем самым недвусмысленно намекая на необходимость разъяснений, но друг просто покачал головой и больше ничего добавлять не стал. Впрочем, Аудмунд догадывался, что тот может иметь в виду, и именно по этой самой причине решил не настаивать. Взяв в руки меч, он встал наизготовку, предоставляя возможность товарищу самому на этот раз нанести удар.
      Двор постепенно наполнялся людьми, но, странное дело, все они сегодня вели себя гораздо тише обычного. Князь то и дело призывал рассеянный ум сосредоточиться, однако без особого результата — мысли в голове словно заволокло туманом, а еще просто зверски хотелось спать. Бессонные ночи, конечно, случались в его жизни и прежде — в конце концов, ведь он воин. Но еще ни разу во время вынужденных бодрствований он так не выматывался.
      Когда он уже в пятый раз пропустил удар, Бёрдбрандт не выдержал.
      — Проклятье, Аудмунд! — воскликнул друг, опуская меч. — Я, конечно, счастлив, что у тебя наладилась личная жизнь, но от тебя сегодня толку никакого. Может, перенесем тренировку на завтра?
      Аудмунд от души зевнул и тоже опустил оружие. Посмотрев с нескрываемым интересом, спросил:
      — Ты-то откуда знаешь, что у меня там наладилось?
      Бёрди выразительно поднял брови:
      — Я? Да уже вся казарма в курсе дела. Я лично слышал, как стражи, дежурившие ночью у твоей спальни, сегодня утром в красках расписывали, какие именно оттуда до самого утра доносились звуки.
      Аудмунд коротко выругался и оскалил прорезавшиеся рысиные зубы:
      — Трепачи. Я им точно в следующий раз хвосты оторву.
      Бёрдбрандт покачал головой и серьезно посоветовал:
      — Не злись. Ты знаешь, по-моему, они просто завидовали. Меня, если честно, самого подмывает выспросить у тебя подробности, вдруг пригодятся потом в семейной жизни. Но, поскольку Ретта все-таки твоя жена, а не дворовая девка, я оставляю любопытство при себе. Цени!
      Аудмунд задумчиво разглядывал поблескивающие на солнце копья стоящих в карауле стражей и думал о том, что на первый раз с наказанием в самом деле, пожалуй, стоит воздержаться. Да и, зная Бёрди, можно было предположить, что разговоры он уже пресек.
      — Ладно, пусть живут пока, — наконец решил он. — Но если слухи дойдут до Ретты…
      — Понял тебя, — серьезно кивнул молодой советник. — Не дойдут, не беспокойся.
      — Хорошо. Тогда закончим на этом.
      С моря подул тем временем резкий, порывистый ветер, и небо стало поспешно закрываться тучами.
      — Как там Тэньяти? — сменил тему князь.
      — Приходит в себя, — ответил Бёрдбрандт. — Конечно, судить еще рано, но, мне кажется, что он меняется: становится тверже и жестче. Прежде он был слишком нежный и чувствительный, теперь нет. Но знаешь, Аудмунд, я не уверен, нравится мне этот процесс или все же не очень. В нем говорит разбитое сердце.
      Князь снова нахмурился:
      — Что ж, поглядим. Но я, если честно, надеюсь, что все обойдется. В конце концов, твердость характера гораздо больше подходит для главы военной разведки. А боль… Она пройдет. Мы ему поможем.
      Советник вздохнул:
      — Надеюсь, что так. Ты знаешь, когда отец объявил мне о рождении еще одного младшенького, оборотня, я вовсе не был в восторге. Опасался, что тот вдруг однажды захочет посягнуть на мои права. Отцу пришлось потрудиться, объясняя, что Тэньяти вполне достаточно тех прав, что он унаследует от матери. Теперь же я за него волнуюсь не меньше, чем за единоутробных братьев.
      — Мы справимся, — ответил на речь Аудмунд. — Я завтра зайду к нему.
      — Будем ждать, — кивнул Бёрдбрандт и добавил: — Шел бы ты еще поспал.
      Однако князь мотнул головой:
      — Не могу. Скоро должен прийти Кьярбьерн.
      — Миссия увенчалась успехом? — живо поинтересовался Бёрди.
      — Да. Ты, кстати, тоже приходи.
      — Непременно.
      В этот момент за стеной замка раздался шум. Негромкий, не слышимый никому, кроме оборотня. Выразительно приложив палец к губам, Аудмунд проворно пересек тренировочную площадку и взбежал на одну из сторожевых башен. Представшая ему картина была достойна кисти художника. Дочка Холварса стояла и, нимало не смущаясь, отчитывала Бенвальда:
      — Я тебя сейчас побью, и мне ничего за это не будет! — бушевала она. — В прошлый раз ты хотя бы прислал записку, и на том спасибо! Но теперь вообще смылся, не сказав ни слова и не дав знать! А я тут что, волноваться должна?!
      Она гневно сверкнула глазами и уперла кулаки в бока. Аудмунд ухмыльнулся и, покачав головой, принялся спускаться. Однако до него еще некоторое время долетал голос солдата, неловко пытающегося оправдаться.
      — Не дождешься! — по-прежнему сердито отвечала ему девица.
      — А если я кое-что тебе предложу? — спросил наконец Бенвальд. — Это не сможет искупить мою вину?
      — А ты рискни! Но я на твоем месте особенно не рассчитывала бы.
      Аудмунд уже догадался, что он услышит дальше.
      — Замуж за меня пойдешь? — оправдал его ожидания тот.
      Дальше слушать князь не стал.
      — Я пока к себе, — сказал он другу.
      — Мы скоро будем, — отозвался тот.
      Взбежав по лестнице, Аудмунд толкнул дверь и вошел в покои. Балдахин все еще был задернут.
      Подойдя к кровати, он заглянул внутрь и увидел, что Ретта все еще спит. В груди потеплело, и все заботы и тревоги сразу отступили на второй план. Наклонившись, он осторожно провел пальцем по щеке жены, а потом наклонился и поцеловал ее.
      «Не всем оборотням везет найти свою истинную пару, — подумал он. — Мне посчастливилось. Никуда от тебя не уеду, если только обстоятельства не вынудят».
      Впрочем, эти самые обстоятельства при желании можно и нужно контролировать. Помимо меча в арсенале правителя есть еще старые добрые политические интриги, а уж стремления и возможностей у него хоть отбавляй. Им ведь и так очень мало отпущено вместе! Сколько лет проживет любимая? Семьдесят? Восемьдесят? Для оборотня это еще не возраст — он по-прежнему будет молод, когда останется один. Поэтом теперь, пока жена с ним рядом, терять драгоценные года на войну вдали от нее он не намерен.
      Подойдя к столу, Аудмунд взял перо и бумагу и написал записку: «С добрым утром, родная, обнимаю и целую. Ты так сладко спала, что я не решился тебя потревожить. А вот мне дела задерживаться в постели, увы, не позволяют. Если я не вернусь к тому моменту, когда ты проснешься, то ты найдешь меня в кабинете. Люблю тебя. Твой муж».
      Пройдя в гардеробную, он помылся, привел себя в порядок и переоделся в рубаху и котту. Вернувшись в спальню, оставил послание на своей подушке, где Ретта его наверняка найдет, и, полюбовавшись женой еще несколько минут, вновь задернул полог и вышел из покоев.
      К приходу Кьярби нужно обязательно успеть прочесть почту, а еще неплохо было бы поесть. Завтрак он благополучно проспал, однако в подобных случаях еду ему всегда приносили в кабинет.
      Поприветствовав кивком вставшего ему навстречу секретаря, худого, вечно сутулящегося мужчину лет сорока, он прошел к себе и обнаружил на столе поднос, а на нем хлеб с холодным мясом, яблоки и стакан молока.
      — Благодарю вас, — сказал он, выглянув в приемную.
      Секретарь с достоинством кивнул, а князь закрыл плотно дверь и, с комфортом устроившись в кресле, соорудил себе внушительной толщины бутерброд и принялся за еду.
На столе ждала своей очереди стопка бумаг, однако два конверта лежали отдельно. Присмотревшись, Аудмунд заметил имя Теональда, брата Ретты.
      «Значит, наследник прочно обосновался на троне Месаины, — понял князь, — раз официальные послания подписывает именно он. Что ж, тем лучше — он толковый парень, а молодость не порок. С ним можно иметь дело».
      Однако подобное письмо требовало сосредоточенного чтения, именно поэтому Аудмунд сперва решил закончить с завтраком. Доев хлеб и мясо, он с аппетитом съел сразу два яблока и запил стаканом своего любимого молока. Довольно облизнувшись, он отодвинул поднос и взял ожидающие его письма. Одно, впрочем, предназначалось Ретте, поэтому он сразу убрал его в карман, чтобы после передать, и принялся с интересом читать второе.
      «…В первую очередь позвольте вас поздравить с вступлением на престол и со свадьбой, — писал Теональд. — Признаюсь откровенно, второе событие не удивило меня. Я хорошо понимаю, что ваш брат с самого начала не подходил моей сестре. Я знаю, какие мотивы побудили отца дать согласие, и все же считаю, что его поступку нет оправдания. В то время как вы иное дело. Надеюсь и верю, что с вами Ретта будет счастлива.
      Теперь о делах. От всей души благодарю за своевременную информацию. Я подозревал, кому могла быть выгодна война между Вотростеном и Месаиной, но не имел доказательств. Ваша помощь позволила избежать новых ненужных жертв. Я казнил Валерэна. Его жена и дети оставлены пока под негласным надзором, однако официальных мер против них я решил не предпринимать…»
      Аудмунд дочитал письмо до конца и отложил его в сторону. Ответ необходимо будет составить сегодня же. Разумеется, Ретта тоже наверняка захочет приложить свой конверт.
      Мысль о жене вновь озарила сердце, словно яркий солнечный луч на пасмурном небе. Закрыв глаза, он от души поблагодарил Тату за то, что она послала ему возлюбленную. Иные оборотни и к семидесяти годам не могут найти ту единственную, запах которой привлечет, и тогда решаются на временный союз ради рождения детей, а ему в двадцать повезло, причем тогда, когда о спутнице жизни он не помышлял вообще.
      «Спасибо тебе!» — вновь вознес он молитву богине.
      И в этот самый момент в конце коридора раздались шаги.
      «Кьярбьерн и Бёрди», — узнал Аудмунд.
      Дверь отворилась, и князь встал, приветствуя вошедших советников.
      — Рад видеть вас, — кивнул он им в знак приветствия. — С добрым утром, Кьярби.
      — С добрым утром, князь, — отозвался тот, по привычке устраиваясь у стола и открывая папку с бумагами.
      Бёрдбрандт уселся на тот самый диван, на котором частенько любил сидеть Горгрид, и сердце Аудмунда болезненно сжалось.
      Сколь бы много ни прошло времени, подобные утраты не забываются. Когда ушел отец, именно Горгрид помог ему пережить потерю. Но теперь и его рядом нет. А что осталось?
      «Не так уж мало, — тут же напомнил он сам себе. — Остался Вотростен, ответственность за будущее которого теперь лежит на мне, и еще есть любимая. И может быть, однажды родится сын».
      Конечно, ему безумно хотелось бы, чтобы отец и Горгрид были рядом с ним в минуту радости, когда он женился, и потом, когда появится ребенок. Но что же делать, если боги не позволили? И, как бы ни было тяжело, надо дальше жить.
      Князь встал, заложил руки за спину и принялся неторопливо расхаживать по кабинету, слушая доклад Кьярбьерна.
      — …Таким образом, миссия увенчалась абсолютным успехом, — закончил тот и закрыл папку. — Магистр Джараак мертв, а народ Фатраина считает, что тот не пережил потерю Вотростена, и его на этой почве хватил удар. Наши постоянные агенты докладывают, что за верховную власть уже сцепились три мага — один некромант и два природных.
      Бёрдбранд при этих словах выразительно хмыкнул и, не удержавшись, покачал головой. Аудмунд кивнул, давая понять, что в целом согласен с его оценкой ситуации, и уточнил вслух:
      — Это все возможные претенденты?
      — Нет, — не раздумывая, ответил глава разведки. — Есть еще двое, однако они пока активных действий не предпринимали.
      Князь подошел к окну и посмотрел во двор. Небо хмурилось, грозя разразиться проливным дождем, порывистый ветер, внезапно налетая, клонил верхушки елей.
      — Что ж, пусть дерутся, — в конце концов сказал он. — А мы будем внимательно наблюдать. И в случае необходимости поможем. Магистром должен стать удобный для нас кандидат.
      — Я понял вас, князь, — отозвался Кьярбьерн.
      — Ни секунды в этом не сомневался, — заметил тот и добавил: — Да, у меня к вам будет еще одна просьба. Пожалуйста, постарайтесь выяснить, откуда в семье покойного лорда Валерэна взялся наделенный столь необычными способностями сын. Жена ли его изменяла мужу или в постели одной из прабабок побывал какой-нибудь маг. Пока нам эта информация, конечно, не пригодится, но кто знает, что может случиться в будущем. Никогда не помешает иметь лишний козырь в рукаве.
      — Конечно, мой князь, — ответил Кьярбьерн. — Я все выясню.
      — Благодарю вас, — ответил Аудмунд и, встрепенувшись, прислушался.
      В дальнем конце коридора послышались легкие, торопливые шаги жены и более тяжелые Берисы. Лицо князя осветила улыбка.
      — Ретта проснулась, — сказал он, и оба советника торопливо поднялись, чтобы приветствовать княгиню.
      Дверь распахнулась, и Аудмунд бросился вперед к вбежавшей супруге.
      — С добрым утром, родная, — прошептал он и поцеловал ее лучащееся счастьем лицо.

Эпилог

Медленно поднимающееся на небосвод солнце золотило верхушки деревьев и вересковые поля.
      — Сел бы ты, а? — уже в который раз предложил Бёрдбрандт.
      Аудмунд остановился, посмотрел исподлобья на друга и, тяжело вздохнув, опустился в кресло.
      — Вот и умница, — прокомментировал молодой советник.
      В этот самый момент в коридоре раздались шаги. Дверь отворилась, и вошедший Весгард положил на стол Рог Далиры. Аудмунд поднял голову и посмотрел на старшего советника.
      — Нет пока, — ответил тот на немой вопрос.
      Князь лишь тяжело вздохнул.
      — Не слишком долго? — спросил у Весгарда Бёрдбрандт.
      — Нет, — уверенно ответил тот. — Роды ведь первые, они и должны длиться дольше. В следующий раз ребенок появится на свет быстрее.
      Аудмунд вновь пружинисто вскочил на ноги и продолжил протаптывать дорожку на полу. Бёрди открыл было рот, явно намереваясь что-то сказать, но потом обреченно махнул рукой и опять закрыл.
      — Я видел дочь, — продолжил Весгард. — Она говорит, что уже скоро.
      — Она-то откуда знает? — уточнил Бёрди.
      — От повитухи.
      — Ясно, — лаконично ответил тот, и в кабинете воцарилось нетерпеливое, тягостное молчание.
      Говорить, собственно, было особо не о чем. Со вчерашнего вечера весь Асгволд ждал рождения наследника. Весть по столице разнеслась в мгновенье ока, и уже с середины ночи к воротам замка начали стекаться любопытные горожане.
      Аудмунд до рези в глазах всматривался в горизонт; чтобы отвлечься, строил планы на ближайшее время. Написать в Исталу к Тэньяти и деду, подумать вместе с Реттой над подарком Айтольву и Барнильд, тоже с недавних пор ждущим ребенка. Ингдун заверял будущего отца, что вторая жена его, в отличие от первой, совершенно здоровая женщина правильного сложения, и нет абсолютно никаких оснований опасаться за ее жизнь.
      Но самое главное дело, безусловно, это провести церемонию имянаречения для ребенка. Но тут, конечно, следовало сперва дождаться появления малыша.
      Легкий ветерок нежно гладил уже подросшие травы. Пели птицы, и иногда на короткое время ему удавалось забыть о тревоге. Впрочем, та довольно быстро возвращалась.
      «Как там Ретта?» — думал он и еще сильнее сжимал в волнении руки. На лбу его блестели капельки пота.
      Тут в коридоре снова раздались шаги, но не мужские, а легкие, женские. Князь стремительно обернулся, уставившись на дверь, и в следующее мгновение в кабинет вбежала запыхавшаяся Орнильд, жена Бёрди.
      — Повелитель, мальчик! — воскликнула она радостно и добавила, переведя дух: — И он, и княгиня чувствуют себя хорошо.
      Аудмунд шумно выдохнул и, закрыв ладонями лицо, вознес благодарственную молитву Тате:
      «Спасибо тебе, Великая Мать, за сына и за то, что с Реттой все в порядке!»
      Сорвавшись с места, он опрометью кинулся к дверям.
      — Постой! — крикнул вслед Весгард.
      Князь остановился и с некоторым недоумением посмотрел на старшего советника. А тот молча встал, взял со стола Рог и подал Аудмунду.
      — Благодарю, — ответил он и, прицепив его к поясу, поспешил в покои.
      В донжоне было тихо. Не перекликались стражи, не галдели фрейлины. Даже слуги, казалось, ходили на цыпочках.
      Толкнув дверь, Аудмунд переступил порог спальни и остановился с благоговением, затаив дыхание.
      На постели лежала побледневшая и осунувшаяся, но все же улыбающаяся Ретта, а около нее в люльке посапывал младенец.
      — Сын, — с достоинством сказала Бериса и, коротко поклонившись князю, покинула покои.
      Аудмунд закрыл поплотнее дверь и подошел к кровати.
      — Спасибо, родная, — прошептал он и, наклонившись, поцеловал.
      И всю ту радость, что рвалась из души, грозя снести на своем пути хрупкие преграды, все пережитое волнение он постарался вложить в этот поцелуй.
      — Все хорошо, — ответила Ретта, когда они оба смогли отдышаться. — Взгляни на него.
      Аудмунд кивнул ей, подошел к колыбели и бережным, но ловким движением взял сына на руки. Тот завозился в ответ, причмокнул, пошевелил ручками и посмотрел на отца. Взору Аудмунда предстали голубые глаза с вертикальными рысиными зрачками. Он улыбнулся ласково и проговорил:
      — Совершенно очаровательный котенок!
      — Как ты назовешь его? — поинтересовалась Ретта.
      — Арндольв, — не раздумывая, ответил Аудмунд. — Если ты не возражаешь, конечно.
      — Ничуть, — с улыбкой энергично помотала головой та. — «Сокол Севера». Чудесное имя, мне очень нравится.
      Он сел на кровать и вновь, наклонившись, ласково поцеловал супругу.
      — Он будет стремительно расти, — заметил князь. — Уже через три месяца начнет ползать, а к четырем бегать. К полугоду заговорит.
      — Будешь меня направлять и подсказывать? — спросила Ретта мужа.
      — Обязательно, — ответил он ей. — Ты непременно научишься понимать его, родная. А теперь подожди минутку.
      Аккуратно положив сына на кровать, взял в руки Рог и подошел к окну. Распахнув створки, зажмурился, полной грудью вдохнув пряный от трав, чуть солоноватый воздух, и поднес древний Рог к губам.
      — Он поет, когда случается либо что-то очень плохое, либо очень хорошее, — задумчиво, словно разговаривая сам с собой, прошептал князь. — Сегодня он возвестит рождение наследника.
      И, набрав полную грудь воздуха, протрубил.
      Знакомая каждому вотростенцу песнь разнеслась над городом, заставляя тех, кто до сих пор по досадной случайности сидел дома, выскочить на улицу. Народ у ворот замка радостно заорал, а самые нетерпеливые кинулись к страже с вопросами:
      — Кто родился? Принц или принцесса?
      Привыкшие к подобным моментам охранники стоически молчали. Наконец, ворота распахнулись, и к горожанам вышел лорд Весгард. Он поднял руку, призывая к тишине, и все звуки быстро умолкли. Спокойно, не повышая голоса, но от того не менее серьезно и значимо, он сказал:
      — Сегодня утром на свет появился наследник, принц Арндольв.
      И даже если бы он и хотел что-то добавить, возможности такой ему не оставили. Радостные крики людей донеслись даже до окон покоев князя.
      А тот, постояв и послушав еще несколько секунд, закрыл окно и, положив Рог на стол, вернулся к жене и сыну и сел на кровать.
      — Теперь начинается новая глава в истории Вотростена, — заметил он и посмотрел одновременно серьезно и с нежностью.
      — Это какая же? — мгновенно заинтересовалась та.
      — Династия оборотней на троне Вотростена.
      — Хм-м-м, — неопределенно промычала Ретта и наконец спросила: — А разве она началась сегодня, а не в тот день, когда князь Эргард решил отправиться в Аст-Ино?
      Теперь уже озадаченно задумался Аудмунд.
      — Не знаю, дорогая, — в конце концов честно ответил он и пожал плечами. — Об этом еще нужно подумать.
      Ретта с улыбкой покачала головой, и Аудмунд, потянувшись к ней, осторожно и бережно взял жену за руку.