Космосага. Глава 6. Даэне

Спроси меня: «Чего же ты хочешь?» — и я отвечу: «Не знаю». Возможно ли что-то знать наверняка, если всю жизнь пребываешь в подвешенном состоянии? Не между небом и землей, а вне неба — и вне земли. В пустоте необъятного космоса, в закрытом пространстве иллюзорной преграды, что отделяет твой крохотный замкнутый мирок от равнодушного в своей бескрайности океана. Здесь нет ни направлений, ни ориентиров — это мы, люди, наделяем окружающие нас места и предметы протяженностью и иными характеристиками, которых вне нас по сути не существует. Вне нас есть лишь это безграничное ничто, лишенное объективных свойств, и от нас зависит, как воспринимать его. Ты можешь держать его за союзника или врага, или, что вернее, за того и другого одновременно, вот только домом своим тебе его никогда не назвать. Может ли ничто дать приют чему-либо?

«Это ты что-то сегодня расфилософствовалась», — сказала себе Даэне, лежа на кровати и упершись согнутыми ногами в стену. За окном клубился лазурью ледяной гигант, к которому «Река Бессмертия» подошла уже совсем близко. Такой спокойный, такой безмятежный с виду. Исполненный тишайших оттенков синевы подобно небесам лучших, самых безопасных планет Союза. Несведущий не угадает, какой бурлящий ад скрывается за этой безмятежной синью… «Может, довольно читать всякие книги о странном: нужного тебе ответа они все равно не дают, только запутывают еще больше. То, что сперва кажется логичным, на практике оказывается слабо применимо. Возможно, оттого, что ты слишком мала и слаба, чтобы задать правильный вопрос?»

«Кто я и что мне делать дальше?» Эта фраза уже давно крутилась у нее в голове не переставая. Когда же это началось? После той истории с дочерью музыканта? Или еще раньше были проблески? Говорят, что пилоты — сверхвнимательные люди, но здесь она была не в силах отследить породивший элемент. Возможно, именно переживание смерти, вернее, ее непосредственного результата, свидетелем которого ей пришлось быть в течение пусть непродолжительного, но остро ощущаемого времени, поставило перед ней давний вопрос с особой явственностью и болезненным нажимом…

Талантливый человек, не рассчитавший своих сил вдали от дома, возвращался домой. Чтобы быть преданным земле родного мира. Именно так на Паренсизе поступают со своими умершими. Передают в объятия планеты, породившей их. «В случае твоей смерти — чьи объятия примут тебя?» Раньше Даэне не волновала эта проблема. Что принято делать с безродными звездолетчиками? Отправить дрейфовать в открытый космос? Надо спросить у Капитана — он поди многое повидал на своем веку. Или Ониру озадачить: любопытно будет посмотреть на реакцию…

Даэне прикрыла глаза. Когда в груди цикл за циклом расползается огромная дыра, которую ничем не заткнуть, как ни силься, не залатать наспех выдуманными мотивациями, не залакировать слоями красивых сказок о себе и своем якобы величии, жить становится тускло, а преодолевать трудности — вовсе неинтересно. Они говорят: расширяйте горизонты. Должно быть, в этом есть какой-то подвох: отчаянная ее попытка расширить эти самые горизонты радикальным способом привела к тому, что пресловутая дыра не то что не затянулась, а, по ощущениям, многократно увеличилась в размерах. Сыграл ли в этом решающую роль тот, кто на время занял место Эйдана рядом с ней и оказался этого места менее всего достоин? Впрочем, авторитетные источники в области человекознания утверждают, что причина всего, что с нами происходит, не в ком-то другом, а лишь в нас самих… «Так что же тебе нужно и как все это исправить?»

Ответа у нее так и не было. Даэне справилась о времени: вахта еще нескоро. Читать в который раз заумную книгу больше не хотелось, выполнять описанное в ней — тем более. Положа руку на сердце, она не могла не признать: ничего у нее не выходило с этими самыми чудо-практиками, сулившими освобождение души. Безнадежна — как есть, безнадежна. Вместо того, чтобы покинуть ее голову, мысли сбиваются, запинаются одна о другую — и нет конца их утомительному круговороту… Куда, черт возьми, подевался Эйдан? Опять гоняет огненный мяч с корабельными бугаями? Видел бы он, насколько не вписывается в это общество. Нет, не внешне. Тут нечто другое. Настолько другое, что выдает тебя с головой на фоне, казалось бы, равных тебе. Ее брат выглядел инопланетянином — в сравнении с такими же инопланетянами. «Мы все здесь чужие друг другу. Представители разных рас и миров. Но они — одно, тогда как мы с Эйданом — совсем, совсем другое». Она понимала это с самого начала. Уже тогда, когда в несознательном возрасте общалась со сверстниками на платформе, где прошло их детство. Людям Даэне всегда нравилась, да она и сама тянулась к ним — но вот этот зазор между собой и другими чувствовала всегда, хотя сперва долго пыталась делать вид, что его не существует, потом — что он несущественный, а на первый план все равно выходит иное, декларируемое обществом: единение и сотрудничество. Все это действительно было. Вот только зазора между «я» и «они» не отменяло. Ну а Эйдан… Эйдан всегда был самодостаточен, в отличие от нее. Пресловутый зазор был ему как раз неважен.

А она… Она долго пыталась отважно перепрыгнуть эту пропасть путем наведения мостов с людьми. Со стороны получалось у нее превосходно: другие, каким бы ни было их происхождение, зачастую чувствуют себя не менее одинокими и с радостью готовы прыгнуть навстречу. Не провалиться бы только в эту самую пропасть, встретившись в полете. И она проваливалась, не раз и не два, пусть никто, кроме нее, этого не замечал. И кажется, после последнего раза выбраться ей так и не удалось.

Так что там с дочерью музыканта? Кажется, эта девушка никогда не покидала родную планету. Не потому, что боялась летать или обладала слабым здоровьем. Ей это просто не было нужно: она была настолько полна собою, настолько самоцельна, что, казалось, ничто на свете не сможет заставить ее оторваться от земли и погнаться на другой край вселенной за чем-то, чего ей недостает. «Есть такие люди, внутренне парящие… То ли дело мы, неприкаянные». Тао-Ллиди, предлагал Аннелид отправиться в космическое путешествие — с неприкрытым романтическим подтекстом, разумеется — однако она вежливо, но твердо отказалась, сказав, что ей нет нужды куда-либо лететь, пока в ее родном мире еще остались места, где она не бывала. Наверное это правильно. Тем более что ее отцу путешествие на чужбину ничего хорошего не принесло. «Ну а вы-то что будете делать, граждане космоса, у которых и мира-то нет? Нет уж, довольно размышлять, раз уже дошла до самоиронии!» Случай с Аннелид ясно показал Даэне, что продолжать эту мелкую возню нет никакого смысла. Хоть разорвись, хоть вылези из кожи вон, ей никогда не построить собственный мир вокруг драконокапитана и не сделать «Аштару» своим домом. Нет у Даэне такого ресурса, который сполна имелся у Аннелид: врожденное это, что ли? Если бы не появление Эйдана, крутиться ей и дальше в этом колесе. «Вот что ты за человек — ничего не можешь в одиночку!» Хоть в чем-то судьба была к ней благосклонна, с самого начала поместив рядом родную душу. «Потому что одна ты бы просто пропала — вот и все дела». Конечно, перед лицом пустоты и двое тоже бессильны, но в эту самую пустоту гораздо веселее падать в компании. Чем она больше — тем падать веселее. В бытность ее и Эйдана курсантами академии их компанию периодически дополняли другие товарищи: чаще всего ухажеры Даэне, гораздо реже девушки Эйдана, первую из которых Даэне — да она самолично и сосватала ей брата — искренне считала своей ближайшей подругой и была сильно удивлена и опечалена, когда та безо всякого объяснения причин вдруг разорвала общение с ними обоими и запросила срочный перевод на другую базу… Почему-то никто из временных спутников не оставался рядом с близнецами надолго. В дальнейшем, уже работая по контракту, особо близких и доверительных отношений с товарищами по экипажу у них и не возникало. «Как же странно: вдвоем — и совсем одни. Что за инакость лезет из нас, и чем дальше, тем ее больше?» Она попыталась преодолеть эту тенденцию, резко все поменяв — но лучше не стало, и получилось в итоге то, что получилось. Хорошо хоть не потеряла с концами единственного близкого человека. «Эйдан, прости меня — дурной же я была сестрой…» Она видела, что брат делает все, чтобы ей было легче, и не его вина, что легче никак не становилось. Тоска по неведомому иногда отпускает, но лишь только для того, чтобы вскоре вновь вернуться. Экипаж нынешнего их пристанища — такое ощущение, что они совсем чужие. Да, Капитан — человек душевный. Спасибо, что душу вынуть не пытается. Впрочем, ему, конечно, не до того: шутка ли дело — тысяча опекаемых на шее. Еще есть Онира, четкая, стремительная. Которая всегда знает, что ей нужно — а заодно и что нужно всем остальным. Идет к своим целям, ни разу не ошибаясь: что задумала, то будет ее — рано или поздно, так или иначе. Программа, великолепно отлаженная программа, не способная дать сбой. «Что такой, как она, может быть нужно от такой, как я?» Даэне не могла не замечать, что строгая начальница относится к ней на порядок сердечней, чем к остальным, но этот факт рождал в ее душе лишь недоверие. Онира… Счастливая обладательница всего того, что лишена Даэне. Там, на теплой, гостеприимной Дораиде, Ониру ждал уютный дом, любимый мужчина и, самое главное — две дочери. «Ее будущее ясно определено, а узор его — самый радужный, моё же затеряно в тумане, и у меня не раз возникало чувство, что этот туман скрывает не более, чем пустоту… Так зачем же ты тянешься ко мне, Онира? Хочешь выглядеть еще благополучней на моем унылом фоне? Ну уж нет — этой радости я вам не доставлю!» После истории с подругой Эйдана Даэне не слишком доверяла женщинам, а потому Ониры сторонилась. Общение только в рамках должностных обязанностей. Ничего личного. Больше никакой близости с теми, кто тошнотворно-нормален и благополучно устроен. «Не смей подходить, пока ты не скажешь, кто ты такой».

Они более и не подходили, что, к мрачному торжеству некоей самой темной ее части, Даэне даже радовало. Пустота так пустота: полный, честный, ничем не прикрытый вакуум. Тотальное обнуление. Эйдан не считается: если посмотреть отвлеченно, откуда-то изнутри или извне, без привязки к этому миру, он такая же часть ее самой. Все остальные — пустота и никто… Из всех мужчин, с которыми ее сводила жизнь, ни в ком не смогла она найти пристанище и утешение, и, откровенно говоря, то была не их вина. Последняя история показала безысходность ситуации во всей ее неприглядной красе. Никто и никогда… Впрочем, никогда ли?

Не живи в ней слабый огонек надежды, разве сидела бы она на том астероиде, внимательно и напряженно вглядываясь в черный бархат неба, опоясанного мириадами звездных бусин? Разве вслушивалась бы в равнодушный эфир? И разве забилось бы сердце так, словно в него снова вдохнули жизнь, когда сквозь сухой треск помех вдруг с отчетливой ясностью проступил узор из слов, простых человеческих слов? «Эдрик Кээрлин на связи… Назовите себя». Несмотря на давно уже ставший привычным равнодушный тон ее ответа, радость загорелась внутри, словно долгожданная звезда прямо по курсу. И эту радость от протянувшегося к ней мостика человеческого общения ей все никак не забыть.

Эдрик Кээрлин… Почему сразу теплеет на душе от одного лишь воспоминания о нем? Приятный парень, обаятельный и добрый. Немного чудаковат. Жаль, что учёный. Впрочем, на обычного ученого он не слишком похож. У него был свой мир и свой дом — но в то же время чувствовались в нем инакость и неприкаянность, столь ей знакомые. Оттого ли, что активисты Союза сделали с Наамаарре? Но и для наамааррцев этот Эдрик не слишком типичен: те не летают за Край, да и вообще не любят перемещаться куда бы то ни было. Как могли они допустить такое преобразование родной планеты? Слишком бесхребетные от природы? Или так сложно устоять перед лицом центральной власти, прикрывающейся высшим благом? Если Кээрлин — представитель самой активной части наамааррцев, то прочие его сородичи, должно быть, вовсе лишены брутальности и умения давать отпор.

Так вот, Эдрик Кээрлин. Единственный из мужчин «Реки», на кого упал ее заинтересованный взгляд. Было ли то благодаря исключительным обстоятельствам, в которых им довелось свести знакомство, или всему причиной личные качества молодого ученого, но она сразу почувствовала к нему расположение. И что с того? В ответ тот не сделал ничего, чтобы продолжить знакомство. Она тоже понравилась ему — Даэне не могла этого не заметить — однако впервые в ее жизни столь очевидный взаимный интерес не вылился во что-то более серьезное. «Да, теряешь ты хватку», — сказала она себе. В прежние времена одна лишь ее улыбка побуждала мужчин тут же предлагать свидание. Едва загоралась малейшая искорка обоюдной симпатии, отношения выстраивались мгновенно. «Видимо, изъян во мне достиг такой величины, что стал очевиден и другим», — невесело констатировала Даэне. «Может ли что-либо исправить положение?» Ей хотелось верить, что может. Несмотря на сгустившийся в сердце мрак, она не была мертва, и та авария ясно дала ей это понять. Надежда еще не покинула ее. Как будто луч путеводной звезды, неяркий, но немеркнущий, настойчиво вел Даэне к призрачной цели…

Мягко отъехала в сторону дверь, пропустив в каюту Эйдана. «К черту остальных! Вот тот, кто с тобой всегда, а не только когда ты искришься весельем и преисполнена обаяния». Даэне не нужно было смотреть в сторону брата, чтобы почувствовать, что в нем что-то изменилось. Она повернула голову и издала ехидный смешок при виде пузатой емкости в его руках. Эйдан и выпивка? Подобное было на него решительно не похоже, и эта мысль заставила ее подскочить на кровати. Даэне уселась и грозно сдвинула брови, хотя вид Эйдана, неловко замершего у входа с виноватым лицом, ее откровенно забавлял.

— Та-ак. Значит теперь вместо спортзала ты стал захаживать в местные забегаловки! Надеюсь, ты рассчитал свои силы. Если Онира завтра что-то учует, скандал будет на весь Центр управления. У нее с этим строго, сам знаешь.

— Ничего, все путем, — нарочито беззаботным тоном ответил Эйдан. Не вполне твердой походкой он направился к сестре и уселся прямо на пол у ее ног. Сняв с руки инфоноситель, он устало отбросил его в сторону, и закрыл глаза. — Однако забористой оказалась та штука, да еще с отсроченным действием. В голове дикий туман. Пока сюда шел, ничего вроде не было. Хорошо хоть эту не начали, — он кивнул на янтарную субстанцию в бутыли.

— Ну-ну, — иронично протянула Даэне, аккуратно вынимая емкость из рук Эйдана. — Так, что это тут у нас? О как: зилестра! То есть остатки соображения у тебя все-таки в наличии. Я тебе скажу, что употреби ты внутрь еще и вот это, мне пришлось бы отмазывать тебя от гнева Ониры как минимум две вахты подряд. Таким непривычным, как ты, подобные штуки строго противопоказаны, чтоб ты знал. Уберу-ка я ее подальше — чую, еще пригодится. Для особого случая, — и она ловко поместила тяжелую бутыль в секцию со своими вещами. — Да, я знаю, что это за зелье, — с видимым удовольствием произнесла Даэне в ответ на недоуменный взгляд брата. — На «Аштаре», бывало, всяким баловались. Его драконоподобие зилестру эту особо уважали и меня научили, — она не без удивления отметила про себя, что может, оказывается, спокойно упоминать Тао-Ллиди в разговоре и при этом ровным счетом ничего не чувствовать. — Главное меру знать. Но здесь такие выкрутасы стопроцентно не пройдут. А теперь рассказывай, кто это тебя так надоумил. Затащил в бар, зилестру выдал. Спорю на что угодно, тебе одному такое и в голову бы не пришло!

— А ты его знаешь, — Эйдан посмотрел на нее снизу вверх, его губы изогнулись в рассеянной улыбке. — Эдрик Кээрлин, спаситель твой. Привет, кстати, тебе от него.

— От же ж как, а! — вырвалось у Даэне. — Ай да Эдрик, ай да Кээрлин! А еще говорят: наамааррцы, философы… — и с легкой тенью досады в голосе: — Меня он, значит, избегает, а тебя опоил неслабо так… С чего бы, интересно? Ему что-то надо от тебя?

— Да брось ты, Даэне! Совсем подозрительная стала. Ну, столкнулись в коридоре, случайно, разговорились. Пошли в бар, потом еще кое-куда… Обычное дело. И уж если на то пошло, то не ему что-то от меня нужно, а, как выяснилось, наоборот. Но я тебе пока ничего не скажу, потому что ты больно вредная нынче, — спохватился Эйдан и подмигнул ей, с таинственным видом приложив палец к губам.

— Ну-ну. До чего это вы там договорились? Поди гениальный план готовите, по захвату мира, куда мы скоро прибудем, — в тон ему ответила Даэне. — Какие еще идеи могут прийти в голову в пивбаре, — досада в ее голосе стала слишком явной, она и не пыталась скрыть ее. — Ладно, творите, что хотите, с этим Кээрлином, главное меня в это не впутывайте.

— А вот это очень и очень жаль, — усмехнулся Эйдан. — Будь ты в духе, тебе б понравилась наша задумка: готов поспорить, ничего подобного ты не видела. Кстати, он спрашивал про тебя, — Эйдан сдвинул брови, припоминая, — по-моему, даже не раз и не два.

— Вот как? И что же? — голос Даэне против ее воли потеплел.

— Да так, — уклончиво ответил Эйдан, — общие факты биографии. Ты определенно его интересуешь.

— Если бы это было так, — делано-равнодушно отозвалась Даэне, — он давно бы нашел способ пообщаться со мной лично, не прибегая к помощи моего брата. Я, вроде бы, не кусаюсь.

— Ты думаешь? — со смехом возразил Эйдан. — «Не входи: убьет!» — вот что у тебя на лице написано. Говорят, — поспешно прибавил он.

Даэне удивленно воззрилась на брата. Неужели она и правда производит такое впечатление? Милая, звездная девочка Даэне из летной академии — в каком же невообразимом прошлом ты потерялась… Ей стало тоскливо. И очень грустно оттого, что Эдрик Кээрлин, этот приятный парень с добрым и открытым взглядом, с такой обаятельной улыбкой, мог подумать о ней не слишком хорошо.

— В общем, я бы посоветовал тебе повнимательней присмотреться к Кээрлину, — продолжил Эйдан после паузы. — Он самое что надо. А тебе хватит уж страдать.

Даэне хмуро пожала плечами. Эйдан все так же сидел у ее ног, склонившись головой к ее коленям. Она задумчиво провела рукой по его светлым волосам и отрицательно покачала головой, глядя куда-то в бесконечность.

— Кто сказал, что я страдаю? Ты лучше спой мне, Эйдан.

Эйдан пристально посмотрел на нее. Даэне стала испытывать тягу к пению с тех пор, как они покинули Упанеус. Перед отлетом с Паренсизы Аннелид подарила ей кристалл с записями композиций своего отца. Помимо инструментала, там были песни разных исполнителей, музыку к которым он сочинил. Даэне ими прониклась и, впадая иной раз в лирическое расположение духа, сама стала их исполнять, втянув в это дело и Эйдана. Они пели, когда оставались вдвоем и их никто не мог услышать. Собственным исполнением Даэне не была довольна, однако брата слушать полюбила. Его задумчивая манера ложилась ей на сердце, как ласковое прикосновение невидимой руки.

— Спеть? Хорошо, если ты так хочешь…

Эйдан потянулся к своей секции и извлек рильд, струнный музыкальный инструмент, популярный среди путешественников из-за своей простоты и компактности. Он получил его от какого-то отвязного члена экипажа, которого Даэне не знала — большого, по словам брата, знатока музыки. Легко перебирая струны, Эйдан запел в такт ставшему уже знакомым мотиву. Даэне сползла на пол и уселась рядом. Она внимала ему, прикрыв глаза, и ей казалось, что туман, окутавший ее беспокойный ум, понемногу рассеивается, уступая место… чему? — того она не знала. Голос Эйдана проникал в нее, легким ветром задувая невидимые раны, унося старую боль и принося новые смыслы — того, что еще не произошло, но уже стояло на пороге.

Я не могу остаться здесь, душа моя в пути.

Задуйте свеч дрожащих свет и дайте мне уйти.

Я слишком вас люблю и потому уйти я должен,

Чтобы свет ваш на ладонях унести.

Молитесь за меня, пусть я не буду одинок,

И без того до боли мал отпущенный мне срок.

Бессмертны только песни, лепестки которых я собрал

На перекрестке тысячи дорог…*


«Река Бессмертия» медленно, но верно продвигалась к месту назначения, исследуя по пути самые примечательные объекты этой звездной системы. Даэне наблюдала за всем словно бы со стороны, почти не принимая участия в вылазках. Только один раз она подписалась на вылет к тому ледяному гиганту — отчасти потому, что планета цепляла что-то в ней самой, а может затем, что просто хотела развеяться, в очередной раз почерпнув силы извне. В период между основными дежурствами, по уже сложившейся традиции не поставив в известность Эйдана, она взяла и подала заявку на сопровождение двоих экспедиантов, которых совсем не знала — и, если честно, даже не стремилась хоть сколько-нибудь узнать. Конечно же, это была пара учёных, но в кои-то веки сей факт не вызывал у нее никаких эмоций. Как и то, что в данном случае без профессионального пилота им было никак не обойтись — мирная с виду планета казалась таковой только на большом расстоянии. На деле же этот мир был океаном бурь, не прекращавшихся ни на миг — вечнокипящим, ледяным, смертельным для человека. Скорость ветра в атмосфере в десятки, а то и в сотни раз превышала таковую на планетах, комфортных для обитания, так что расслабляться при перемещении даже на самом прочном из летательных аппаратов не приходилось.

Ей нравилось преодолевать эти потоки невероятной силы, пронзая в полёте над едва угадываемой ледяной поверхностью бескрайний океан из гигантских облаков, ежесекундно менявших очертания. Даэне с торжествующей решимостью окунала аппарат вместе с собой и доверившимися ей в этот клубящийся беспредел, то поднимаясь выше, то спускаясь почти что к самой ледяной корке. Это было рискованно, и она отдавала себе в этом отчет. Спутников своих, от неожиданности и слишком высоких скоростей вжавшихся в кресла позади нее, Даэне едва замечала, отвлеченно размышляя о том, что будет, если она сама, безо всякой защиты, погрузится в эту пелену за бортом, пробьет ледяную оболочку и рано или поздно доберется до самого сердца планеты — раскаленного ядра, испускаемый которым жар и вызывал эти запредельные ветра. Вроде бы она даже озвучила это товарищам по вылету, и оба они странно посмотрели на нее, воздержавшись от комментариев. В глазах их плескался страх. Ей было все равно. Она улыбнулась и мысленно похвалила себя за оригинальную идею. По крайней мере теперь они не станут допекать ее разговорами: странного пилота отвлекать от управления кораблем — себе дороже.

Притихшие учёные проводили замеры, насколько это было возможно при такой немилосердной тряске. О полноценной высадке речи не шло — снесёт к чертям, зацепиться особо не за что.

— Интересно, что бы было, случись такая погодка, скажем, на Упанеусе, — озвучила Даэне очередную пришедшую в голову светлую мысль. Готова поспорить, камня на камне бы не осталось. Вот было бы весело! Дуй, ветер, дуй!

— Или на Сигиддэ, — подал голос один из учёных. Даэне кинула на него любопытный взгляд, и аппарат как следует тряхнуло. Компактный облик и блестящие черные глаза выдавали в парне сигиддонца, совсем еще юного. «Как его могло занести в такие дали?» — удивилась Даэне. Сигиддэ считалась едва ли не самым драгоценным камнем известного космоса, жемчужиной миров Союза. «Да уж, нездоровый юмор у мальчика в наличии. Ладно Упанеус, но представлять, как жестокие ветры ровняют с землей прекрасную Сигиддэ — кощунство даже для меня в крайней степени цинизма. А этот выкормыш, вчерашний студент говорит такое о своем родном мире! Ох и не тихо у него в голове — а с виду весь из себя благополучный». От мысли, что рядом нашелся кто-то с такой же, как у нее, внутренней смутой, ей стало не так одиноко.

Даэне ожидала, что после окончания экспедиции оба учёных предпочтут держаться от нее подальше, если не нажалуются начальству на безумного пилота, однако, к ее удивлению, молодой сигиддонец догнал ее в шлюзе прибытия и горячо затряс ей руку, благодаря за полет. Мол, такого мастерства и хладнокровия он на своем веку еще не встречал. Слышать подобное из уст мальчишки, вряд ли успевшего испытать что-то серьезное на этом самом «веку» — мелочь, конечно, но приятно… Нет, все же это был удивительный полет. Как и происшествие на астероиде, он добавил Даэне бодрости духа, которая, хоть по-прежнему и сменялась периодами упадка, с течением времени становилась все более частым гостем в ее владениях.

Тем временем ее брат и Эдрик проводили немало времени в компании друг друга. Даэне немного обижалась, что они держат свой проект в тайне от нее и на все просьбы поделиться информацией отшучиваются, что это, мол, большой сюрприз. Она вздыхала — не без притворства, ибо на самом деле эта ситуация скорее забавляла ее — и, одновременно досадуя и посмеиваясь про себя, отправлялась заниматься очередной заумной практикой из пресловутой книги: как правило, не слишком успешно.

Кээрлин все чаще стал присоединяться к ним за общим столом, оставляя ради этого двух своих — кошмарных, на ее взгляд — раздолбаев-товарищей. Что только могло свести вместе такого, как он, и этих стукнутых на голову экспонатов? Небо и земля, как говорят в неблагополучных окраинных мирах. Причем с полпинка понятно, кто небо. Друзья Эдрика сделали было попытку привлечь ее внимание, но ей хватило одного весьма красноречивого взгляда, чтобы они оставили всякую надежду. С Эдриком же ей, напротив, общаться нравилось. Его влечение к ней давно уже перестало быть для Даэне секретом. Она была не из тех, кто предпочитает не замечать направленной в свою сторону страсти. Эдрик по-прежнему не делал решительных шагов в сторону окончательного сближения, но она пока и не нуждалась в этом, порой даже сознательно притормаживая развитие событий. Для всего должно наступить свое время — это она теперь знала наверняка. Да и торопить наамааррца — только портить изысканную красоту процесса. Любой плод должен вызреть. Зарождение звезды — результат сгущения материи в течение многих и многих циклов. Даэне грелась в лучах безмолвного Эдрикового обожания, вслушиваясь в самое себя и с удивлением отмечая, что сквозь, казалось бы, безвозвратно порушенные структуры прорастает что-то новое: доселе неизвестное, таинственное и более волнующее, чем то, что ей довелось испытать с другими. Она ждала и пребывала в спокойной уверенности, что, когда нужный час пробьет, она почувствует это.


Между планетами системы они перемещались короткими прыжками, и наконец наступил день, когда мир их назначения оказался следующим в очереди. Даэне специально подгадала так, чтобы в самый момент прибытия ей не пришлось нести дежурство — хотелось посмотреть на планету, которую выбрал для нее Эйдан, взглядом стороннего наблюдателя, а не в гуще рабочих обязанностей, отвлекающих от главного.

И она оправдала ее ожидания, на все двести процентов. Момент, когда они вышли из прыжка и перед «Рекой Бессмертия», безо всякого предупреждения, развернулась во всей своей красе бело-голубая планета, ей не забыть до конца жизни…

Казалось бы, мир как мир. Как Борэкришта, Сигиддэ, прочие исконные планеты, предназначенные для человеческого обитания — та же Наамаарре до массовых преобразований, в конце концов. То да не то. Уже при первом взгляде на планету в глаза Даэне бросилась какая-то, неочевидная для всех прочих — но слишком очевидная для нее самой — непохожесть на другие известные ей обитаемые миры. И непохожесть эта была столь остра для ее восприятия, что слезы сами собой навернулись на глаза. Она стояла вместе со всеми в главном зале, смотря на эту планетарную жемчужину в безграничном космическом океане, не в силах вымолвить ни слова. Что-то происходило в ней. Что-то, совершенно неведомое до этого момента, обездвиживающее, позволяющее лишь прижаться к стеклу и повторять про себя неясные слова, о смысле которых она сама даже не догадывалась. Наваждение? Вспоминание? Но с чего бы? В области за Краем? В этих диких местах с редкими каплями звезд на небосводе? Невероятно. Подобно остальным собравшимся, она неотрывно созерцала прекрасную планету, неспешно плывущую сквозь дымку снов к своему неизвестному будущему. До того Даэне не слишком заботило, чем живет этот мир, какие в нем есть поселения и ландшафты, но сейчас все это вдруг живо встало у нее перед глазами, и она силилась вспомнить биоисториографию по теме. Мысли смешивались в голове, перескакивая с одного факта на другой. Даэне сдалась и стала просто безмолвно любоваться удивительной планетой. Изобилием ее вод, изящными очертаниями континентов, причудливым узором из облаков над теми или иными областями. Она словно пыталась прожить ее собой, хотя бы в самом первом приближении.

Невыразимое безмолвие охватило ее. Не то ли самое, о котором говорилось в той странной книге? Только для достижения его ей не потребовалось ничего совершать. Никаких заумных ментальных упражнений. Оно наступило просто так. Погруженная в это новое для себя состояние Даэне не заметила, как почти все, кто собрался в зале, разошлись. Не заметила она и Начальника Экспедиции, который словно из ниоткуда возник у нее за спиной и одной своей фразой выдернул ее из созерцательного сосредоточения — а ведь она почти уже была там, в этом манящем мире, еще чуть-чуть и…

— Не подобрать слов, правда?

Даэне вздрогнула от неожиданности и обернулась. Он будто прочитал ее состояние каким-то неизвестным ей способом — слова и особенно улыбка его выражали именно это. Он знал — в этом она была уверена, и данный факт заставил Даэне внутренне содрогнуться. Во взгляде главного по науке она прочла понимание и даже что-то вроде отеческого участия. Но все равно — подозрительный тип. Даэне избегала Начальника Экспедиции с того самого интервью при приеме на работу, радуясь, что не является его подчиненной. Какого рожна он подкрадывается в столь неподходящий момент? Впрочем, с этим — любой момент неподходящий. Даэне одарила Начальника Экспедиции взглядом, в котором читалось неприкрытое раздражение. В ответ на это тот с легкой, даже немного ироничной улыбкой напомнил, что обитаемость планеты делает ее объектом, невозможным для колонизации союзными силами. Ага-ага, все годные планеты уже кем-то заняты — знает же, где ткнуть в больное, гад! Еще и про какое-то древо мира вещает, место под которым якобы всем найдется. Ждали нас под этим древом, как же… Уж кто-кто, а глава научной экспедиции мог бы и не транслировать местные небылицы. Холодно извинившись, Даэне побрела к выходу в поисках Эйдана, с которым ей скоро предстояло заступать на дежурство. А с местным фольклором неплохо было бы все же ознакомиться — так, для общего развития…

— Вот, я же говорил! — заулыбался Эйдан, довольно потирая руки. — Я сразу понял, что это место прямо на тебя смотрит. В нем было нечто такое, чего даже на фото не скроешь… не знаю, сложно выразить. Очень похожее на тебя. Как будто из ниоткуда что-то взяло и шепнуло: «А вам туда…» Звучит, понимаю, бредово, но как-то так оно и было. Я слышал, высадку разрешат нескоро, но можно принять участие в орбитальных наблюдениях с близкого расстояния. Я ж неспроста вожусь с этим своим проектом — его реализация дает мне права исследователя. Ну а ты пройдешь как пилот. Подам на нас заявку главному по науке.

— На вашем месте я бы туда не торопилась, — раздался резкий голос прямо у них над ухом. — Мир чужой, не союзный. Очень странный вдобавок. И стратегия его изучения тоже весьма странная. Будь я в научном секторе, назадавала бы этому самому главному немало предметных вопросов…

Онира. Мать-наседка… Лучше б о приборной панели пеклась. Начальница иногда раздражала Даэне своей излишней тревожностью и осмотрительностью, своей разительной непохожестью на нее, так до сих пор и не решившую, что же она хочет, как хочет — и, главное, зачем… Уж Онира-то всегда отдавала себе отчет в своих желаниях. Впрочем, у Матери Навигации не было желаний. Только цели. Которые она предельно четко ставила и непременно достигала. Ясно понимая при том, зачем она это делает.

«Она бы никогда — ни-ког-да — не вляпалась в то, во что вляпалась ты. Этот твой «Аштарский забег» — Онире такое и в голову бы не пришло. А если б все же пришло — тут же покинуло бы ее, за крайней нецелесообразностью этого дела. Есть люди, которые ни одного своего ресурса не тратят впустую, ни единого. Вкладываясь во что-то, они неизбежно получают ответный выхлоп, адекватный к тому же. Потому что достаточно разумны, чтобы точно знать, во что им вкладываться, а во что нет. А ты не такая. Вот скажи, планета эта на что тебе сдалась? А ну как права Онира, и нечего нам там делать? Разумные люди — они часто бывают правы, как бы тебе ни желалось обратного…»

И все же голос рассудка в ней перебивало что-то другое. Это что-то настолько сильно фонило с того самого момента, когда она увидела сияющий шар планеты прямо перед глазами, что не обращать на это внимания, прикрываясь несвойственной ей разумностью, Даэне не могла. Поэтому, сделав вид, что не слышит слов Ониры, она сказала брату:

— Разумеется. Мне эта идея первым делом пришла в голову. Теперь, когда мы вышли из гипера, «Река» не нуждается в пилотах первой линии, до самого отлёта. Можем с чистой совестью заниматься тем, чем нравится. Я готова променять формальные дежурства на сопровождение научной работы. Только утвердить переоформление надо как можно быстрее. Боюсь, желающих будет слишком много. Так что отправь сообщение Кээрлину, проси его быть третьим — без полноценного ученого в составе нам вряд ли что одобрят.

Даэне явственно ощутила, как где-то у них за спиной Онира поперхнулась очередной порцией нравоучений.


Спроси меня: «Так чего же ты хочешь?» Постепенно все начинает вставать на свои места, и образы, до этого смутные, неясные, приобретают четкие очертания. Теперь я знаю, что именно я хочу.



* Аквариум, «Записки о флоре и фауне» (1982). Автор слов — Д. Романов.