Отражение в зеркале. 22. Одиночество вдвоем

          Александр заприметил ее сразу, как только появилась она в консерватории. Анна была красива, но при этом не было в ней ни капли развязности, которая так отталкивала его в других девушках. Было в ней и еще что-то необъяснимое, что вселяло в душу Александра непонятную робость.
Возможно причиной этого был ее спокойный, независимый, холодно-доброжелательный вид, или то, что она была выше него ростом, как знать. Но рядом с нею он ощущал нечто похожее на чувство собственной неполноценности. Это самое чувство, не вполне им даже осознаваемое, до сих пор и удерживало его от более близкого общения с женщинами. Ему было двадцать четыре года, а он все еще оставался девственником.
Тщательно это скрывая, в кругу приятелей он любил цинично отзываться о женщинах и рассказывать о своих мнимых победах и похождениях. Он очень боялся быть ими осмеянным.
     Внимательно приглядевшись к Анне, он решил, что она именно та, которая нужна ему – красива, талантлива, а главное, скромна. Вот только как к ней подступиться?
Поразмыслив и будучи парнем начитанным, он придумал хитрый план, взяв за образец “Маленького принца” Экзюпери.
     Действуя предельно осторожно, он запасся терпением и стал приближаться к ней крохотными шажками. Вначале все чаще задерживал на ней, по его мнению, влюбленный взгляд, изредка заговаривал на профессиональные темы.
А ему было что рассказать. Он учился в консерватории уже три года и считал себя намного опытнее Анны только-только начавшей постигать тайны вокального искусства.
     Чаще и чаще, будто бы случайно, он оказывался рядом с ней по пути в общежитие. Затем, как и учил Лис Маленького принца, в одно и то же время стал поджидать ее по утрам перед лекциями.
“Нужно соблюдать обряды” говорил Лис, и Александр придумал свой “обряд” – каждое воскресенье он заходил за Анной и вел ее гулять в парк или прокатиться на канатную дорогу. Анне не очень-то по душе были эти катания, она боялась высоты, но он был настойчив и внушал ей, что нужно себя воспитывать, а не идти на поводу у собственных страхов. Дескать, эта закалка пригодится после и на сцене.
     Со временем Анна привыкла к его постоянному присутствию, почти перестала бояться канатной дороги и очень полюбила прогулки в парке больше похожем на лес. Неискушенная в любовных делах она принимала все за чистую монету и совершенно не замечала в действиях настойчивого ухажера никакого плана и расчета. А расчет был.
     Александр много читал и знания почерпнутые в книгах всегда старался применять в жизни для своей пользы. Он не торопил события. Воспользовавшись испытанной уловкой записных ловеласов, он вдруг неожиданно исчезал на некоторое время из ее поля зрения. Анна начинала беспокоиться и даже ощущала уже некоторую пустоту без него. Она обнаружила, что ей страшно снова остаться одной. Ведь так уже был потерян Петр. Особых чувств к Александру она не испытывала, многое в нем ей не нравилось, но постепенно он приручил ее и она подумала, что может быть это и есть любовь. Какая-никакая.
     Странным казалось ей, однако то, что он ни разу не предпринимал никаких попыток сблизиться – хотя бы обнять ее, не говоря уже о том, чтобы поцеловать. По правде говоря, ей этого не очень и хотелось, так было даже лучше. Но подобная странность начинала все больше тревожить ее - было в этом что-то неестественное, неправильное и даже подозрительное.
Она успокаивала себя -  Александр просто старомоден и ведет себя так исключительно из порядочности. К тому же, он никому, и ей в том числе, не позволял называть себя уменьшительными именами – никаких Саш и Шуриков.
     Прошло немало времени, когда наконец он решил что она “созрела”, и сделал предложение с дарением кольца и целованием руки.
     - Еще бы колено преклонил, -  промелькнула саркастическая мыслишка у Анны. Но поскольку все выглядело довольно искренне и красиво, она сказала “да”, и мыслишку эту выбросила из головы. А напрасно.
     Много позже, припомнив день за днем историю их встреч, она поняла, что никакой любви у него к ней не было. Он посчитал ее удобной для себя и действовал по плану, а не по зову души, пусть даже план этот и был позаимствован из прекрасной сказки Экзюпери.
     Как-то во время ссоры, в пылу гнева,  Александр неосмотрительно признался ей, что хотелось ему приручить ее и воспитать из нее послушную, преданную жену. Воспитать для себя, а не для других. А она не оправдала его надежд.
     - Почему он к тебе прижимается? – докапывался он до нее, когда в троллейбусе какой-нибудь мужчина стоял, по его мнению, слишком близко возле нее. – Я знаю, тебе нравится это! Ты все время смотришь на других!
     Он донимал ее ревностью, находя поводы там, где их не было и быть не могло вообще. Ходил за ней по пятам, следил на репетициях, как она ведет себя с партнерами, тайно ездил за нею на гастроли. Искал любой повод, чтобы устроить безобразную сцену совершенно не стесняясь того, что свидетелями могут стать окружающие. Анна пыталась успокоить его, заверить, что он ошибается. Но все, что она говорила в свою защиту, неизменно оборачивалось против нее. Все попытки наладить отношения натыкались на недоверие, подозрительность и грубость.
     Ничего общего, никакой любви, ничего даже близко похожего на любовь, между ними не было. Необоснованная ревность, стремление управлять, что называется “прибрать ее к рукам”, было совсем не любовью с его стороны, а маскировкой слабости,  неуверенности в себе и жаждой самоутверждения. Ей стало даже немного жаль его.
     Рядом с нею был патологический ревнивец, у которого чувство неполноценности опасно сочеталось со стремлением к превосходству. Вместе это являло огромную разрушительную силу, делая его высокомерным, эгоцентричным, агрессивным.
     Когда однажды в приступе ярости он попытался ее ударить, Анне стало по-настоящему страшно. Она давно уже раскаялась в своем глупом самообмане, но до этого момента надеялась, что все как-то само собой наладится. Теперь же ничего не оставалось иного, как только прекратить эти ущербные отношения.
     Анна наконец поняла, что все это время обманывала себя. Стараясь избежать одиночества, она стала еще более одинокой, ибо нет ничего ужаснее, чем одиночество вдвоем.
     Втайне от Александра она подписала контракт с одним из театров и уехала в другой город.
     - Как же глупы мы бываем, принимая за любовь то, что и близко ею не является. А ведь любовь у меня была, - горевала Анна, - но вероятно только у меня, иначе не была бы я так внезапно и безвозвратно забыта.

***


О, Вероника хорошо помнила какое раскаяние овладело ее душой, когда пришло горькое осознание чудовищной ошибки совершенной ею. Словно предала она того единственного, кто был по настоящему близок и любим, но кто забыл ее, и кого в порыве отчаяния попыталась она вычеркнуть из своей жизни таким недостойным образом.
     Снова перечитав историю Анны и Александра, она смяла и вырвала листы из тетради, но немного подумав, снова разгладила их ладонью и пришпилила скрепкой на место.
     - Пусть будет. Разве что придется мне внести в текст некоторые изменения. На самом-то деле все было почти так, как я и описала. Только хуже и тяжелее.
     Развод ознаменовался чередой безобразных скандалов. После этого, от назойливой опеки бывшего мужа считавшего, что без него она пропадет, ей пришлось тайком сбежать в небольшой провинциальный городок. Театра там не было, но была филармония, солисткой которой она и стала.
     Прежде чем нашелся для нее одноместный номер в более-менее приличной гостинице, она долгое время жила вместе с группой артисток танцевального ансамбля как в казарме.
     Полуподвальное помещение бывшей прачечной переоборудованное под общежитие было уставлено рядами кроватей, на которых в перерывах между гастролями ютились танцовщицы. Одежда и концертные костюмы развешивались над кроватями на крюках вбитых в стену. “Удобства” и общий душ находились в конце длинного темного коридора. Запах бывшей прачечной пропитавший помещение, забивавший дыхание и вызывающий у Вероники рефлекторный кашель, долго еще преследовал ее.
     Ничего, как-нибудь, - думала она, с содроганием вспоминая искаженное злобой лицо “любящего” супруга, целее буду. Потерплю немного.
     Терпеть пришлось целых семь месяцев, и это было адское время, описывать которое в своем романе у Вероники не было никакого желания. Но сама попытка хотя бы отчасти погрузить свою героиню в перипетии неудачной семейной жизни заставила Нику заново вспомнить и пережить самую неприятную страницу своей жизни.
     После работы в оперной студии, привыкать к прелестям "мелкогастрольной" филармонической жизни было невыносимо тяжело. Группа музыкального лектория моталась по фермам, полевым станам, машинотракторным станциям, домам культуры.
Трое певцов, администратор, баянист и лектор, знакомили трудовой народ с популярными творениями композиторов-классиков, причем совершенно для этого народа бесплатно - деньги перечислялись в филармонию заказчиками концертов - совхозами, заводами, или районными администрациями.
     “Живых” артистов принимали радушно и радостно, классику в их исполнении слушали затаив дыхание и всегда награждали искренними, бурными аплодисментами. Это было главным и единственным, что примиряло артистов со всеми их тяготами.
А тягот было немало. Два, три, а то и четыре концерта в день. Между ними - тряска по ухабам грунтовых дорог, ночевки в захудалых гостиницах, ранние выезды, часто в пять, а то и в половине четвертого. Первый концерт - в семь утра для рабочих машинотракторной станции, в металлическом ангаре. В это время многим и проснуться-то тяжело, а им нужно было петь, играть и быть в тонусе.
     Голос певца “просыпается” через два часа после того, как проснулся его обладатель, поэтому досыпать в автобусе было опасно – можно было потом во время выступления “накидать петухов”, что особенно актуально было для тенора, с которым уже однажды произошел подобный казус. Да и Веронике не удалось избежать неприятности.
     Однажды аккомпаниатор, баянист Паша, дабы взбодриться перед выходом на сцену, малость "приложился" за кулисами. По всей видимости, это ничуть не помогло ему прояснить сознание и, когда настал черед "Песни Сольвейг",* он хватил тональность на целую кварту выше.
Вероника и сама очумевшая от четырех предыдущих выступлений и езды в тряском, кишащем набившимися на молочной ферме мухами автобусе, почуяла неладное лишь на второй фразе. Не зная как быть, она попыталась справиться с ситуацией. Получилось смешно. Голос ее сорвался, и она растерянно смолкла. Недоуменные смешки в зале перешли в откровенный гогот. С позором и слезами она убежала за кулисы, сопровождаемая жидкими, издевательскими аплодисментами, хохотом развеселившейся деревенской публики и обидными выкриками.
     Так что досыпать в автобусе было нежелательно, разговаривать не хотелось, да и нельзя - нужно было беречь голос. Чтобы не уснуть, развлекались играми “в дурака” или в шашки. Весь день питались, чем Бог пошлет – на ферме наливали им на дорожку в бидон молока, на полевом стане набивали сумки помидорами, огурцами, в садах – фруктами. Зато вечерами, после концертов в Домах Культуры, для артистов устраивался банкет с сельскими разносолами и, как водится, с выпивкой. Особо никто не усердствовал – наутро снова ранний подъем. “Отрывались” лишь в последний день, перед возвращением “на базу”.
     Осенью стало совсем худо - наступили ранние заморозки. По утрам водитель Миша выметал из автобуса горы впавших в анабиоз мух, которые после концертов на молочных фермах снова набивались в огромных количествах, изгнать их из салона не было никакой возможности. Вероника приуныла и уже не единожды пожалела о своем бегстве, заметив, что начинает терять певческую форму.
     - Господи, - думала она, - что же останется от моего голоса? А как же театр?
В филармонии ее очень ценили, не отпускали, и уйти ей пришлось только со скандалом.
     Она возвратилась домой и узнала, что теперь совершенно свободна. Человек тиранивший ее столько времени отбыл в столицу, став солистом Ансамбля песни и пляски, чем наконец смог хотя бы отчасти удовлетворить свое эго.
     Вероника вздохнула с облегчением и дала зарок никогда больше не связывать себя узами брака, а полностью отдаться музыке. Но пережитые неурядицы не прошли бесследно – все чаще стала она болеть, и все чаще голос ее давал сбои.
_______________
Продолжение http://proza.ru/2020/05/11/1903
Предыдущая глава http://proza.ru/2020/05/11/949


Рецензии
Любопытные детали, Светлана.
Творческая кухня.
Вероника отдаёт своей героини частицу самой себя.
С интересом,

Геннадий Стальнич   04.04.2022 02:16     Заявить о нарушении
Все, что могу сказать Вам, Геннадий - это спасибо! От всего сердца СПАСИБО! Для меня это поддержка. Ситуация все та же.

Светлана Лескова   04.04.2022 11:24   Заявить о нарушении
На это произведение написаны 2 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.