39. Нитки. Олег

В старших классах у меня был идейный враг. Его звали Олег. При всём внешнем достаточно хорошем общении, которое между нами было, я его ненавидела. Причина была не в том, что он был круглый, умный мальчик из хорошей семьи (таких я недолюбливала с детства, наверно из зависти), а в том, что он был своеобразным кумиром для моей матери. Приходя со школы домой и рассказывая, как прошли дела, я должна была не только говорить, что и как было на уроках, какие оценки я получила, что нового узнала, но и освещать все действия, которые совершал Олег. Нас постоянно сравнивали. Получить четвёрку на контрольной я могла только в одном случае – если у Олега была четвёрка.

Эта постоянная, навязанная мне конкуренция, умноженная на кучу «бытовых», как я их называла, проблем (связанных с нехорошим зрением и пластинками во рту), изматывала меня, унижала и раздражала.

Общаясь с матерью Олега по телефону, мама часто сидела в задумчивости, потом поднимала на меня глаза и говорила, опечаленная: «Катя, мама Олега сказала, что он делает уроки по 3-4 часа. А ты у меня за полчаса–час что-то накидаешь в тетради и бежишь гулять или за книжку хватаешься. Это неправильно». На мои логичные возражения о том, что значит мне и не нужны эти 3-4 часа, чтобы нормально учиться, она только качала головой. Справедливости ради стоит сказать, что многие домашние задания, данные нам, я действительно не делала дома.

Первое, за что я бралась, была математика, я получала какое- то просто нереальное удовлетворение, решив все примеры из задачника и сверив с ответами решение. Потом я выполняла упражнения по русскому языку и пролистывала заданную по литературе главу (все произведения были прочитаны ещё летом, заранее). Историю и географию я читала перед уроками, на перемене. Это был единственный способ сохранить знания хотя бы до конца занятия – даты, фамилии и географические названия, как я ни старалась, не оседали в моей голове и на пару часов. Физику я ненавидела, поэтому редкие задачи списывала. Иногда делала биологию, расцвет моих знаний по ней пришёлся на анатомию и задачи по генетике – это действительно меня увлекло.

Химии в старших классах у нас не было. Точнее, формально она была: первые полгода её преподавала немолодая, но очень привлекательная женщина, которая к концу года ушла в декрет. Вместо неё была подыскана аспирантка, которая начинала урок со страниц учебника, которые мы должны были прочитать, а затем засаживалась за свои конспекты и тетради, готовилась к экзаменам на кандидатский минимум.

Самые неприятные дни, ещё со средних классов, были родительские собрания. Во-первых, на них всегда вскрывались редкие тройки, которые мне иногда ставили. Во-вторых, после них раскрывалась вся суть отношения матери к моему обучению и личности в целом. Эта суть формулировалась следующим образом. Мать, всегда с печальным и раздосадованным лицом, молча входила в квартиру. Полчаса –час она молчала. Я крутилась вокруг и заглядывала ей в глаза. Потом мать говорила про тройки. Выслушивала мои объяснения по их поводу (всё давно исправлено, их «закрывают» другие, более высокие по достоинству оценки), потом качала и говорила: «Катя, конечно, все учителя тебя хвалили и говорили, что ты очень умная девочка. Именно поэтому мне особенно горько осознавать, что ты так небрежно учишься. Ты можешь больше!». На этом наш разговор заканчивался. За хорошие оценки, а главное, за то, что я искренне любила математику, неплохо соображала и была достаточно эрудированна и начитана, она меня не хвалила.

Ты можешь больше. А сейчас ты не делаешь всего, что можешь. Больше, давай, сильнее, выше, быстрее. Больше. Старайся! Лучше! Это было бесконечно. Я ощущала, что в конце каждого предложения моих действий, когда хочется поставить точку, ставилась запятая, а я не могла успокоиться и взяться за что-то другое. Эта ненавистная мне фраза, словно крепкие розги гнала меня всё сильнее и сильнее.  Самое ужасное, что эта фраза напрочь лишила меня чувства удовлетворения от всего, что я делаю. Я ведь могу больше! А это значит, что, когда ни остановись, больше и лучше ждёт меня только дальше. В конце концов, измученная и неудовлетворённая, обессиленная в поисках этого большего, я впадала в отчаяние.

Я категорически против того, чтобы родители спрашивали детей об оценках. Почему? Я хочу, чтобы хоть кто-то мне объяснил, почему пятизначная цифра, поставленная, возможно, больной, неудовлетворённой, измученной низкой зарплатой или выбранной профессией дама или мужчина, зовущиеся учителями, важнее, чем то, что ребёнок узнал на этих самых уроках перед получением этой оценки. Почему бы не спрашивать детей о том, насколько им интересен тот или иной предмет, почему бы не попытаться объяснять ему, что физика, биология или химия – это науки, которые описывают практически все жизненные процессы человека (заодно снимая любимый школьный вопрос «зачем мне эта физика итд»). Почему? Советское, а теперь и российское образование не отвечают на эти вопросы. По сути, дети лишь приучаются, словно собаки Павлова, получать куски мяса, выполняя правильные действия. В большинстве случаев такой подход вызывает только две реакции: возмущение и бунт, либо апатию и полное безразличие к процессу обучения как таковому.