Вечный запевала

Диалог с профессиональным партийным работником КПСС, фронтовиком, майором в отставке Владимиром Тихоновичем ГОЛОВАЧЕВЫМ.
 
Ну, что за прелесть этот пиджак! Он спереди сплошь покрыт бесценным металлом орденов и медалей. Ордена на верхней линии выстроились в ряд дружно, соблюдая субординацию, а медали, как малые дети, непослушны и прилепились там, где нашли удобное для себя место. Пиджак этот последний в ряду одежд своего хозяина: крестьянская рубаха, солдатская гимнастерка, капитанский китель.
Интересно, не будь я знаком с моим старшим другом и товарищем, не знай о нем ничего, кроме этого парадного костюма, что бы мог сказать о его владельце? Два ордена Отечественной войны – значит фронтовик. Два ордена Красной Звезды – хорошо воевал, смело и дерзко. Еще советский «Знак Почета». Следовательно, и в мирной работе был не последним. А вот незнакомый знак, орден «Партийная доблесть», учрежден компартией России. Тут сомнений быть не может: коммунист.
Все так и есть. Это Головачев Владимир Тихонович, фронтовик, офицер, профессиональный партийный работник.
В 1941 году он окончил два курса техникума и приехал к родителям в Дубынку. На 29 июня назначили вечер, все-таки парню исполняется восемнадцать. А двадцать второго…
– И я сразу в военкомат, в Казанку. Десятки молодых людей уже осаждали здание комиссариата. Не только парни, но и девушки. Офицеры от нас отмахивались, им надо формировать команды из подготовленных резервистов, по поводу добровольцев еще никаких приказов не было. Мы выстроились в очередь к кабинету военкома.
Головачев в свои девяносто два резок и эмоционален, убежден и категоричен. Мой вопрос выслушивает напряженно: слух подводить начал.
– Владимир Тихонович, сегодня это страшно слышать: в очередь на войну! Не в пивбар за «Клинским», не на шоу Бори Моисеева, а на фронт, почти на верную гибель.
Взрывается порохом:
– Мы не могли поступать иначе, мы так были воспитаны, со школьной скамьи готовились к большой и серьезной жизни. И к борьбе за нее тоже готовились. Я с седьмого класса был комсомольцем, мы всем классом вступили. Был оборонно-спортивный комплекс «Готов к труду и обороне СССР» – я сдал нормативы и имел значок ГТО. Был норматив «Ворошиловский стрелок» – выполнил, получил значок и удостоверение к нему. Девушки изучали основы медицины, могли быть санитарками и медсестрами. Это была большая пропагандистская и воспитательная работа, идеологическая работа. А как вы хотели? Государство обязано думать о своей безопасности.
Его направили в пехотное училище в Тюмени, учили полгода, но занимались по восемнадцать часов. В соседней роте служил будущий народный артист СССР Евгений Матвеев. На тактические занятия ходили строем через весь город в район Оловянникова. Раннее утро, на улицах много женщин, проводивших мужей и сыновей, останавливаются, машут платками… Учили так, что за шесть месяцев курсанты сменили по шесть гимнастерок – сгорали от пота. Получили звания лейтенантов – и на фронт.
Тяжелые бои шли западнее Москвы. Минометный взвод Головачева освобождал Калининскую и Смоленскую области. 4 сентября 1942 года командир был серьезно ранен в ногу. Удалось избежать ампутации, но отправили лечиться в Боткинскую больницу Москвы, потом в Ишимский госпиталь. Медицинская комиссия признает ограниченно годным с переосвидетельствованием через полгода.
После лечения молодой лейтенант получил минометную батарею. Тактика такова: во время боя командир минометного взвода вместе с пехотным коллегой находится на переднем крае, вместе с атакующими, чтобы видеть обстановку и корректировать огонь минометов. Без этого мины полетят куда надо и не надо. И бежать вперед нужно как можно дальше, чтобы видеть лучше. Бывший комбат заразительно смеется:
– Бежишь, а за тобой свита, как я позже шутил, больше, чем за первым секретарем обкома партии: корректировщики, радисты, телефонисты с катушками проводов, мы их звали «паутинщиками». Изучаешь обстановку в стереотрубу, она дает десятикратное увеличение, указываешь минометчикам координаты целей. А на батарее старшим остается один из командиров взводов, он организует стрельбу. Вот так, ну, не скажу, что каждый день, но частенько. Потому фигура у меня была, как у джигита. Это только в современных фильмах советские офицеры хлещут спирт и тискают подчиненных девчонок.
Особо помнится освобождение Белоруссии. Головачев считает белорусский народ самым пострадавшим во Второй мировой войне, помнит благодарные слова и рукопожатия простых граждан, да и сегодня президент Александр Григорьевич Лукашенко знает всех освободителей, присылает юбилейные медали и благодарственные письма ко Дню Победы, к празднованию освобождения Минска.
– С Минском у меня связано очень памятное событие, здесь в июне 1944 года я вступил в коммунистическую партию. Мой активный партийный стаж больше семидесяти лет. Я не знаю, есть ли в области кто с большим стажем? Да, сегодня наша партия в оппозиции, но я горжусь, что в самое сложное время не отрекся от своих убеждений. И что удивительно: общество это ценит. Меня очень уважают в Казанке, всенародным обсуждением присвоили звание «Почетный гражданин района».
Медаль «За взятие Кенигсберга» редкая, и Головачев ею тоже гордится. Кенигсберг оставался одной из последних надежд Гитлера, с инженерной точки зрения был неприступен. Три кольца оборонительных сооружений, двадцать шесть фортов с набором вооружения, водный канал, проволочное заграждение и минные поля. Как брать такую крепость? Только силой. Считается, что такого количества бомб и снарядов не было выпущено ни по какому другому объекту. Город был полуразрушен, но взят.
После демобилизации Головачев сменил несколько должностей. Руководил культурой, при нем народный хор новоалександровского клуба в Свердловске на смотре настолько поразил зрителей и жюри, что местная киностудия сняла о коллективе фильм. Жаль, что мы не умеем хранить для истории. Директором районного Дома культуры был Иван Ермаков, будущий известный писатель. Они стали друзьями, и Владимир Тихонович не раз попадал в сказы Ермакова как капитан Головач. Книги с дарственными надписями друга стоят в шкафу на видном месте. Был комсомольским лидером. Потом инструктором в райкоме партии.
1 марта 1961 года по указанию руководителя страны Хрущева на селе произошли укрупнения совхозов, во вновь образованный Ильинский совхоз секретарем парткома направили Головачева. Партийная организация – 285 коммунистов, плюс 700 комсомольцев. Всех работающих 1700 человек. Огромное производство: 30 тысяч гектаров пахотных земель, 11 тысяч голов скота (3,5 тысячи коров), 13 тысяч свиней. Директором вскоре пришел молодой инженер, местный парень Вениамин Семенович Долгушин. Его назначал первый секретарь обкома Борис Евдокимович Щербина. Тогда он тихонько сказал парторгу:
– Комиссар, лепите из него хорошего руководителя, материал позволяет.
Они проработали вместе шесть лет, стали друзьями, и Головачев сильно переживал, когда Долгушина перевели в Тюмень. Его сменил совсем молодой, 26-летний агроном Юрий Николаевич Шустов. Пружина-человек, работал сутками, требовательность на пределе, не прощал обмана и непрофессионализма, таких людей немедленно убирал. Совхоз развивался, строился, богател.
– Родина высоко ценила достойных тружеников. Только у нас, в Ильинке, было пять кавалеров ордена Ленина. Это за труд. А какие у нас были фронтовики! Пять офицеров имели ордена Александра Невского. А Иван Матвеевич Камынин был награжден редким орденом Александра Суворова. С таким народом очень приятно было работать.
Умолчал, что «Знак Почета» получил именно за девять лет партийного секретарства в Ильинском совхозе. Потом до самой пенсии была рутинная работа заведующего орготделом райкома партии.
Иван Ермаков заметил однажды, что у каждого человека есть своя «чудинка». Точно следуя наблюдению своего друга, Головачев одну чудинку освоил еще в молодые годы, так натренировал память, что знал по имени-отчеству всех сколько-нибудь известных в стране людей, не говоря об областных и районных кадрах, даты всех значительных событий советской истории и много еще чего. Этим часто пользовались знакомые, особенно журналисты и студенты.
Вторую чудинку Головачев обнародовал после шестидесятилетия: стал ходить пешком, да не по улицам, квартал туда, квартал обратно, а до деревни Малые Ярки и по трассе до поворота на Ярки Большие. В обоих случаях это до пятнадцати километров. Ходил регулярно, в любую погоду. Бывший в то время главой района Владимир Барабанщиков рассказывал:
– Еду из Пешнево, а мороз сильный, догоняю мужчину в непродуваемом дождевике, какие когда-то пастухам выдавали, шапка подвязана, весь в куржаке. Я знал, что тут маршрут Головачева, остановился: «Владимир Тихонович, садись, ведь обморозишься!». А он отвечает: «Спасибо, Володя, но я не для того вышел, чтобы на попутках кататься».
В восемьдесят лет врачи посоветовали ходить поменьше и пореже, в неделю два раза по пять километров. В девяносто стал ограничиваться только прогулками.
Он очень рад, что дожил до семидесятилетия Великой Победы. Наверное, если позволит здоровье, наденет свой тяжелый пиджак с наградами и будет слушать слова благодарности, вспоминая поименно своих фронтовых товарищей и родных земляков, кого уже нет в этом торжественном строю. Как-то проговорился, что награды сдаст в местный музей, так сделали все его товарищи. А еще рассказал, что в Минском институте иностранных языков есть музей боевой славы, где размещены материалы о комбате Головачеве. И в музее Гродно, и в музее Калининграда есть материалы о юном капитане из Сибири.
Мы знакомы более полувека, я был школьным комсоргом, когда Головачев в совхозе возглавлял партийную организацию. Он был активным участником художественной самодеятельности, замечательно пел. Оказывается, был запевалой в военном училище, а потом всю жизнь запевалой больших и полезных дел. Уйдя на пенсию, снова громко запел и тридцать лет не сходил со сцены. Запевала, по всем статьям запевала. Как-то пожаловался:
– Очень жалею, что в свое время не научился на гармошке играть или на баяне. Как бы сейчас было здорово: сам играю, сам пою!
А на днях признался:
– Ты поверь мне, Коля, жизнь у меня не очень простая, любимая жена рано скончалась, сына первенца похоронил. А оглянусь: нет, я все равно счастливый человек, учился и получил хорошую профессию. Тридцать месяцев воевал, был ранен, никогда не прятался за спины товарищей и остался жив. Создал семью, у нас с Машей прекрасные дети. Всю жизнь работал там, куда направляла партия, и никогда не спрашивал: сколько же там платят? Наконец, меня знают и уважают в родном районе, в каждой, даже самой малой деревне, ко мне подходят и с улыбкой жмут руку. Вот все это и есть простое человеческое счастье.
Казанский район
Тюменская область.