Великолепный шалаш

Зной  уже начал  спадать, в  далёком  березняке  закуковала  кукушка. Временами набегал  ветерок, но  его  дыханье  было  слабым, немощным, точно  он сам  изнывал от  жары.
Выбравшись из  деревни  Ситниково на  утоптанную  местными  жителями  тропинку, вышел я на  речную  луговину, к  речушке  Липенки.
Россыпи  спелой  земляники подходили  к  лесной  самой  опушке. Только  пчёлы  гудят, да сосны  упираются  вершинами в небосвод. В  голосе  певчих  птиц  проскальзывали  робкие, грустные ноты.
  Около  соснового  пня, в траве  нашёл  гнездо. Пять  голых  птенцов  тянули крохотные  головки, а серенькая  птичка – невеличка, не выпускала червяка из клюва, испуганно  порхала  возле  пня.
Отчётливо  слышались сигналы морзянки  дятла:» Тук…тук… тук…».
По  краям  березняка, в  папоротнике, заросли  виднеются  рубиновых  ягод - костеники. Бабочки  встречались и снова  разлетались, догоняя,  друг  дружку, лёгкие, приметные, со  сказочными рисунками на крыльях. 
Причудливо петляла  по лесу  заросшая  вереском, кустами  ольхи и осины  тропинка. Неожиданно  разом  открылась поляна, круглая, как  чаща. С  пушистыми  рядками  ёлочек по  краям. 
Будто  родные  сёстры  обрамляли  край  левый   поляны   берёзы, облитые  предзакатным  солнцем. В  самой  середине – огромная  шатровая  ель с серо – фиолетовым  стволом, иные  лапы  провисли.
Небо  потемнело, выползала  из – за  луговины  тяжёлая  тёмная  туча. Громыхнуло раз, второй, сизыми полосами полил  дождь. Лес, словно  ожил, зашумел.
  И  тут  я увидел  знакомую  необыкновенную  разлапистую  ель. Росла  она  конечно, в самом  центре  первой  земляничной  поляны, и оттого была  густа, пушиста, словно  великолепный  шалаш. Так  я очутился в еловом  укрытии.
Невозможно  передать  словами всю  прелесть  пребывания  под  шатровой  елью, в еловом  шалаше
 во  время  тёплого, быстрого  летнего  дождя.
На  самую  вершину – маковку прилетела, уселась сорока и громко  застрекотала. К  серому  комлю  пришлёпал  ёжик и спрятался  под  провисшими  до самой  земли  лапами.
Вот  туча  стала  прореживаться, дождь  ослаб, и  совсем  затих. Выглянуло  закатное  солнышко, отяжелевшие  от влаги на поляне колокольчики,  стали  прихорашиваться, нехотя  отливая  из  своих  огромных  чаш  лишние капли  дождя. Капли  падали, задевая  травинки, провисая  на стеблях, тихонько  вздрагивали. Происходило среди  густых – густых  трав  едва  заметное  шевеление.
 Птичка – трясогузка  забегала  по краю  дождевой  лужи и вдруг:- Цап  червя! Цап  другого! И  опять  принялась  бегать взад и вперёд.
Птичьи перекаты  голосов  посыпались со всех  сторон. Молодая  белка, увидев  меня, прижалась  к  ветке  шатровой  ели, где  был  шалаш. Забравшись на вершину  берёзы, что –то  выкрикивала в  зелени  густой, умытой дождём  листвы  малиновка.
 Аромат  цветов и трав был необычно густ. В  правом  углу поляны  цвели  купальницы. На цветах лениво  паслись пчёлы.                И  среди  удивительного моря  цветов  особенно выделялись в траве алеющие лепестки  багровой  гвоздики. 
А  это  что за  травка  с голубенькими цветочками? Нежность  глазури небесной. Так  и радует  глаз. Так  это – незабудки.
Тишину  наполнял  звон  комаров. Комары поодиночке с  короткими  промежутками и писком  атаковали  моё  лицо.
К шатровой  ели  прилетела  рыженькая, с кривым  клювом птичка- клест. Смелая  и любопытная, она  косилась на меня, выпуклыми чёрными  глазами и тихонько попискивала.
  На  кустиках вереска, на траве, на цветах, на листьях берёз- везде  дрожали  серебряные бусинки, капли  дождя, переливались синими  таинственными  искрами.
Сороки, занявшие свои  дозорные  места,  радуясь   тёплому  дождю,  стрекотали. 
На  ветке  старца – дуба  послышалось чоканье  чечётки. Потревоженная  мной  стрекоза, заработала  над лужей  своими  прозрачными  крылышками, как  вертолёт на одном  месте, снова  опустилась на свои  необыкновенные  качели – тугую головку  жёлтой  купальницы. Приятную  песенку  спела  горихвостка.  Прямо  из -  под  ног выпорхнула
из  кустов  овсянка и  круто взмыла к верху, куда – то  торопясь.
Я  видел, как  на моих глазах всё  быстро  менялось: на  небе проступали  краски  вечерней зари.
Было  что – то  торжественное, необычное в лесной  картине. Капли  дождя, обильно провисшие  на  ветках, на  листьях, на  траве, живыми хрусталиками  переливались под  последними  бликами  заходящего  солнца.
Слабый, свежий  ветерок, раскачивал  капли, и тогда  они на  мгновение, загорались  синим  цветом, то неожиданно гасли, то снова  вспыхивали, лучились.
Вечерело. Над  поляной  разгоралось  закатное  зарево. Сгущались  сумерки. В  темнеющем  небе  тускло, замерцали звёзды. Сквозь узкие  разводы  темнеющих  облаков, проглянул  серебристый  лик  луны.   
Наступала  ночь.