Лесу жить!

Солнце  вставало. Туман, что  окутал  сонную речушку  Липенку, сейчас  поднимался ввысь и в лугах  растаял. Небо  стало синее – синее, чуть – чуть  забеленное  облаками.
Ручей  пробил себе  щелку в густой  жёсткой осоке, убегал в  торфяную  канаву. Копился, копился  и  радостно  проворковав,  бросался с небольшого  переката в  речушку  Липенку.
Покой и такая  благодать разливается в лесу кругом, что хочется стоять  неподвижно под  береговыми  берёзами и слушать, и слушать таинственную  утреннюю  тишину.
Прошёл распахнутую опушку со  старыми  пнями, затерявшимися в густой  зелёной  траве.
Спустился  в низину перечёркнутую  тем  же  ручьём. В самом  начале осинника прятались, таились в  сочной  траве, как  солдаты в разведке  подосиновики. Мухоморы стояли  рядком, как  на  параде 
у  лосиной  тропы.
Очень  жарко  стало, пересохло  горло, захотелось  попить. Только  отвернул влево, остановился, прислушался, вот и  родничок.
Разбивается, смеётся, радужно  сверкает  на солнце  родниковая  вода.  Глоток, другой  и усталости  как не  бывало.  Живая  вода!
На  краю березняка, мне попался подберёзовик, серый – серый.
В  сумрачном  ельнике  нежданно встретился с  боровиками, целая  семья.
Рядками стояли сосенки,  посаженные,  костерёвскими   лесниками и  вид у них  был  задорный и  юный, что  душа порадовалась. Всё  было  в порядке: сосенки стройны, каждая веточка щедро опущена хвоей, попадались и ёлочки, как на подбор.
Весело  тенькала  синичка, вскрикивала  осторожная  сойка, дятел выбивал  дробь на вершине  кудрявой  сосны. Стою зачаровано слушаю. За  дятлом   донёсся тёплый, доверчивый, бархатный  голос  малиновки. 
В  метрах пятидесяти  шумно, раздражённо  фыркнул лось. Я  не спеша  ходил,   между  соснами, в  молодом  соснячке, трогал  пальцами  ветки  сосенок. И  верил, твёрдо  верил:  жить этому  лесу.  Жить! 
 Дикий хмель развесил свои  зелёные  плети  над  тропинкой. Попробуй,  пройди!
Молодые  сороки с  любопытством  нацелили головы  на  меня с  ветвистой  берёзы.  Скорее всего, в первый  раз  видят  человека  в лесу, и любопытно  же им: зачем  пришёл, что  будет  делать  дальше.
Может, часа два я брал  дикую  малину. Приподнимешь  ветку, а она густо обсыпана ягодами, шапочки  крупны, ярко –алы, теплы, легко снимается со  стерженьков. Малина и сладка, и чиста, и ароматна – до самого вечера  пахла  одежда  малиной.
Глаза  уже привычно  бегают  по рыже  -войлочной  подстилке  из  хвои. Вот  там что  - то вспучилось, кто – то  разорвал  хвойную мантию  подстилки, и под  ножиком  приятно  скрипнула  ножка гриба. Ещё  один  белый!
Остановился, отмахнулся  от  комаров, постоял  в соснячке, и  запомнил  каждую сосёнку  в  отдельности, удивился их  красоте. 
И  вот  неожиданно, то ли  из  поднебесья, то ли из  речной излуки  повеял  лёгкий ветерок, свежий, отрадный. Опахнул лицо, и сразу  дышалось  глубоко, отрадно.
Вот из  одной из огромной  чащи фиолетовой  колокольчика  пятится,  басовито  гудя,  шмель.   
Опушка  облита сильным  солнцем и гудит, гудит от  пчелиного  нашествия, в траве прыгают  лягушки. Ястреб, нагло  продолжает  сидеть на дубе, зорко неся  свою  вахту, чем  бы поживиться?
Маслята  только – только  вылупились  на свет: на шляпках чехлы из белесой  плёнки, а на  плотной  бело – жёлтой изнанке – росинки  молочка. Но  и за  это  спасибо. Ведь  грибы -колосовики -  это  разведка, а впереди  грибные  войска.
Тугие   шелесты берёз, глухое, гулкое   хлюпанье  трясины   болота, звучали  какой – то  мягкой, классической лесной  музыкой, мелодией  спелого  лета.