Изумрудно зелёный ковёр

   Светало. Утренняя  заря  разлилась красной  полоской по  небосводу. Солнце  вставало, разом  пробило туманную завесу, щедро  засветило, и  воздухе  разлилась  влажная  теплынь.
Жёлтые солнечные  пятна  пересыпали  тропинку. Оранжевые  стволы  сосен  светились  мягко, тепло. Солнцем  были  пронизаны  березняки.
Радуясь  ласковому, лучистому  солнцу  на  все  лады  запели  пернатые. С  опушки леса, нежданно вскинулось:» Ку- ку, ку –ку». Заливалась  в  кустах  калины ярко- жёлтая  птичка- иволга. Запела  свою чудесную  песенку  пеночка, тонко - тонко
попискивая.  Отчётливо  послышался  клекот, трели  дроздов.
Выпавшая на  травах  роса, серебристо  переливалась в  лучах  солнца, дымилась, как  марево.
Лес, словно  поглотил  меня. Дикой  прелестью  лосиных  троп повеяло  кругом.
Над  самым  ухом  тонко  пищали, звенели  комары, предвещая  солнечный  день.
Река  Клязьма  прижималась к самому  лесу, к  болотам. Берёзовый, сосновый, еловый  подрост чередовался с заболоченными  торфяниками. Широкие  просеки  насквозь  резали сосняки, березняки, ельники.
Кусты  голубики  росли вперемешку с  черникой, сабельником, багульником. Вся  болото  утопала в  зелёных  перинах        изумрудного  мха. Нога  проваливалась в изумрудно - зелёных  коврах.                Как  сладка, как  нежна мягкая  на  ощупь черника -  лесной  гостинец  Берендея.
По  краю  болота, как  синие  разливы -  кусты  черники. Только  кружи, только приседай….
Я вышел  на  сосновую  просеку, земля под ногами  мягко  зыбилась. А  по  краям  сосняка отдельными  островками росли  заросли  голубики. Голубика  уже  поспела. 
Высокие  кусты,  густо обсыпанные  сине- голубой  ягодой. Рука  сама  тянется  к  кусту, чтобы собрать  гость  голубых  горошин, насладиться  свежим  соком.
По  всей  просеке остро струился  запах  багульника. Влажные моховые  кочки  были  щедро  обкиданы однобокой розоватой  брусникой, брусника только подходила, поспевала.
Тишина. Только  где –то в низкорослых  сосёнках  пересвистывались  рябенькие  рябчики, вскрикивала  пугливая  сойка, да  далеко  разносился  стук  дровосека -  дятла.
   Едва  заметная  тропинка  терялась в ковре  зелёном  мха, то  снова  появлялась, выныривала из  кустов  багульника.     Тетерев -  косач во  всё  горло  бормотал на  вершине  кудрявой  сосны.   
Как – то  необыкновенно было  приятно  слушать  тихую  песенку  лазоревки. Пусть  эта песенка не  звонкая, но мелодичная, заставляет настроиться  на  лирический  лад  душу.
А  душа в  лесу, словно поёт:  забываются  все  жизненные  неприятности, невзгоды, заботы, болезни.
Иду  дальше и опять  отдыхаю. Из  ближнего  ко мне  болота  тянуло  отрадной  прохладой
У  зачернённого  комля  сосны  копошились
муравьи. Муравейника  поблизости не  было видно, издалека  приползли. Или  трухлявый пень им  служит  муравейником? Ответа  так  я  не нашёл.
В  островке  голубики птичка  чечётка запела свою  удивительно звонкую песенку: « Ви-тю, Ви – тю… ви – жу… ви- жу».
Мне  показалось, что  птаха, не Витю видит, а голубые  бусинки  ягод.
Вокруг  не было ни  души. Таинственное  безмолвие  кругом. Болото  поражало своей  нетронутой, дикой  красотой. По зелёным  краям, на  болотных  кочках, по  изумрудному  ковру  мхов  тянулись зелёные  нити  клюквы. Глаз  радовался зелёным  кочкам  густо  обсыпанных  ещё  не  поспевшей  клюквой.
Глухомань, болотная  крепь, марь  ревностно  хранила свои  тайны.
Стая  куличков, как самолёты -  ястребки, стремительно пронеслись  куда –то, и так  же стремительно вернулись  в  болото.
Огромное  малиновое  солнце  садилось. В  небе  разлился  закат. Запах  багульника смешивался  с запахом  хвои, можжевельника.  Было  тихо – тихо.