Окунёвое место

Жаркий  час  полудня.
Опушка, как в  оправе  мелких  кустов: сквозь них  просвечиваются литые бронзовые  стволы  сосен. Далеко  виднелись  зелёные  паруса  берёз.
В середине  луга  заскрипел  натужно  коростель, из  сосняка ему  откликнулся  всхлипом  дергач. В  берёзовом  подлеске дёрнулась  маленькая  птаха:» Ты чей… ты чей» - продрался  сквозь  кусты её  тоненький  голосок. В  сумрачном  ельнике явственно  ударил  крепким  клювом  глухарь, сухо, протяжно  скрипнуло, заскрежетало, забормотал  в  тиши.   В  сосняке  закуковала  кукушка.
Свист  утиных  крыльев и шелест, шёпот  тростника – всё  было знакомо и привычно  с детства.
Возглас, будто  рыбий  плеск, повторился. Просвистел  крыльями  селезень, шлёпнулся в омут  речки  Пекши.
Тропинка вывела меня  в молодой  подлесок,  и  тут  я увидел картину, от  которой  замер  на месте: поперёк  тропинки стояла  крупная, серая, с длинными  белесыми  ногами  лосиха с  двумя  лосятами.  Лосята сосали  молоко, полностью доверив  себя  матери.
Иволга  попробовала  петь, но у  неё, что  не получилось, и она  уступила свой  сольный  номер  дрозду. Дрозд зажурчал, как  будто ручейком. И  тут  я  услышал  дивную  песню  соловья:» Ти- ти… ив – ив… Чурр – чурр… цок – цок». И  днём  запел соловушка  от избытка  весенних  чувств.
Раз птицы  песенки  поют,  живётся им  весело.
    В  самом  устье  речки  Пекши  доносился  стрекот  сорок,  тенькала  весело синица, а по  песчаной  отмели что – то  весело насвистывая,  бродили  крошечные  кулички.   
На  другом  берегу гулко  раздавался  далёкий  перестук  дятла -  желна, часто  куковала  кукушка.
Тропка  косо режет  опушку  леса, петляет из стороны в  сторону, то  изогнётся, то распрямится,  опутанная зелёными  шнурами  хмеля.
 Стою, слушаю  рассыпчатую  песню  зяблика. Едва  ли  есть ещё  такие  певцы, как  наш  зяблик.
Стайка  мальков, уткнувшись  в корягу  возле  берега, казались сказочными  видениями. Я  постепенно  узнавал  окунёвое  место, где первого  поймал  скоро. Здорово  клевало, то и  дело вытаскивал «матросов». Ещё, ещё, ещё!  Вот  это  окунь- великан, больше  ладони! 
С  луговины  доносились  скрипучие вопли, звуки  коростеля.
До сумерек  было ещё  далеко, но  было  заметно, что  день  уже  угасал. В небе появились  розоватые с  одного  бока  облака.
Вот в  середине  ельника, в  сумраке, что – то зашуршало, шумно вздохнуло, чмокнуло. Кто – то  шумно  проломился свозь  ельник и подался  в сторону  устья, кажется  сохатый?
Клест  добыл себе  семечко  и  перепорхнул  на  шатровую  ёлку.  Там у  него с  подругой и  было гнездо, тёплое, надёжное – из пуха да перьев.
Вот  и   камышовый  островок. Я  остановился и долго стоял,  в тишине  разглядывая, как  плавает  голавль, таится  под  кустом  ивы  щука.
Меня  привлёк необычный  азартный  галдёж  сорок на  берегу. Птицы  тревожно  кричали, стрекотали: кем – то  было нарушено  их  спокойствие.
Виновницей  птичьего  переполоха  была  куница. Она  растелилась  на ветке  сосны и  пристально  следила  за мной. Ей в  этот момент  по –видимому, большую  опасность, чем  сороки, представлял  человек.
Перепрыгивая с  дерева  на дерево,  хищница  ускакала  в глубину  лесную.
     Дерзко  хватает  наживку  ёрш! Клюёт на  отбой, и сам  с  мизинец. Зато вооружён  знатно: распустит  спинной  плавник, взгорбится весь, выкинет свои  иглы – щука  перед ним  пасует!
Ну  и  рыба! Как  здорово,  дёргает, клюёт :- наверное, крупная  щука  попалась. Очень  хорошо идёт. А  щука затихла. Вытащил всего краснопёрого  окунька, с ладошку.
Стою не шевелясь и слушаю, как  старается соловей  высвистывая:» -Ти –и- ив… Тпорли…
Терлю – терлю… Чурр – чурр».
Опустилась стрекоза на свои  необыкновенные  качели – тугую  головку  береговой  купальницы.
Не  тороплюсь, но вот поплавок медленно, но верно пошёл  вниз, удочка  пошла  вверх, делает  дугу  и в сачок  опускается жирный  лещ.      
Он  был  невелик и складен, как  женская  рукавица. Глазки, как пуговицы, ещё  не успели потухнуть. Все   жабры  в  сгустках   крови -  боролся. 
Окуни  плыли, плыли, но вдруг  уступили  течению и их снесло  за  островок, тут  они  спохватились и  виляя  хвостами, шевеля  плавниками, подплыли  под  ветку свисающей  к воде  ивы и стояли, будто  отдыхали,  против  течения на  корягу, как  стрела  летела, неслась щука.      
Щука  глазом  не повела на приманку, проплыла  мимо, то ли  поняла, что  тут  опасно,  то ли  была  слишком,  сыта.
Солнце ушло  за гребень  берегового откоса и на  речку, на лес поползли  мягкие  раздумчивые  сумерки.