Ничего подобного

В субботу один из нас заступал на баню. Печь была никудышная, тепло держала очень плохо. Мы перекладывали и замазывали ее два-три раза в год, но она все равно чадила и коптила, приходилось топить ее целый день, только тогда она как следует прогревала парилку. Сначала нужно было набрать воду в бочку, которая была установлена в парилке, в ее верхней части было вырублено окно. Туда дежурный заливал воду, и, когда она закипала, опускал флотскую металлическую трехлитровую банку сгущенки, с той самой синей этикеткой, какая была на банках сгущенного молока обычного размера. Огромная банка обвязывалась швартовым тросом с проходящего судна. Такого добра в избытке хватало на отливе. Вареная сгущенка съедалась за неделю и жизнь шла по кругу.

Чтобы развлечься, можно было прогуляться по берегу. На выбор было три стороны мыса. После сильного шторма холодный океан приносил массу всевозможного хлама и разной живности, включая камчатских крабов, трепангов и морских ежей. Находилось несколько зеленых, черных или синих тапок, все левые или правые, как повезет, их смывало за борт с различных судов всех стран мира. Именно поэтому в кубрике трудно было кого-то удивить разными тапочками. Каждый раз на песке болталось несколько оранжевых или белых, шарообразных поплавков от рыбацких сетей и ловушек. Море щедро выбрасывало янтарь всевозможных оттенков, от светлого, чайного, до почти черного. Сыновья маячника находили в собирательстве на отливе особое удовольствие. Они хвастались перед нами, что нашли сегодня столько-то ежей, трепангов или осьминога. Для них это было событием, потому что жизнь изо дня в день проходила для них однообразно, на большой земле они бывали только раз в году, когда сдавали экзамены при переходе в следующий класс школы. Тетя Маша, их мать, жена маячника, женщина крупного телосложения, пекла для нас торты, когда у кого-то из моряков был День рождения. Мы приносили сгущенку для крема, остальное у нее было. Торт получался монументальным и каждый раз был одинаковым по форме и вкусу, с той лишь разницей, что крем на этот раз был персикового, а не бледно-зеленого цвета. Но это было именно то, что нужно.

Раз в неделю мы выезжали на крабовую ловлю. Мичман Иваньков находил в кубрике скучающих после вахты добровольцев. В транспорт закидывали пару синих прямоугольных пластмассовых сеток-корзин, и брали с собой вилы для сена. Проехав на гусеницах по бездорожью несколько километров, мы добирались до какой-нибудь спокойной бухты. Надев «химгандон», нижнюю часть от костюма химзащиты – широкие резиновые штаны на подтяжках, объединенные в единое целое с калошами, мы заходили в воду и вилами собирали усеянных шипами королевских крабов. Они боком передвигались по морскому дну и сверху напоминали гигантских пауков. Набрав минут за двадцать две большие сетки, мы отправлялись домой. Одну сетку чистого протеина мичман забирал домой, мы подшучивали – «для жены». Вторую мы варили у себя на камбузе. На столе в кубрике все время стояла какая-то еда. Когда я только прибыл на мыс, первые три месяца ел крабов с удовольствием. Потом почти их не касался, приелись. Красная икра стояла в кладовой в большом овальном банном тазу и была обыденностью. Изредка я ходил на ловлю чисто из спортивного интереса, отвести душу.

Коком у нас был кореец Коля. Он неплохо готовил супы и вторые блюда, отлично жарил свежую горбушу и кету, один раз даже угостил нас настоящим корейским «хе», это блюдо готовится из сырой белой рыбы с уксусом. Но лучше всего у него получался хлеб. Это было какое-то священнодействие. Все знали, что если с утра на камбуз закрыта дверь, значит кок печет хлеб. Настаивалась опара для теста. Не стоило соваться туда в этот день без особой необходимости. Колян, глядя на всех исподлобья, быстро выпроваживал нас и закрывал дверь. Широкая кость, накачанный, приземистый, смуглый, с недобрым взглядом на вспотевшем лице, он был похож на Боло Янга из фильма «Кровавый спорт». Он тоже умел делать тот-самый-почти-вертикальный-удар-ногой, как герой Ван Дамма. Было слышно, как он что-то там бурчит или напевает себе под нос. Дрожжи выдавались мичманом строго в руки кока на недельный запас хлеба. В отличие от погранцов, которые служили рядом, продуктовое снабжение у нас было приличное, нам завозили муку высшего сорта. К обеду на столе появлялись белые кирпичи, – высокие, румяные, ароматные буханки хлеба.

Вечером после службы мы устраивали чаепитие с гренками. В тарелку с водой добавляли несколько ложек сахара, в этот сироп обмакивали цельные куски хлеба и обжаривали их с обеих сторон на растительном бочковом масле, в смеси со сливочным – фасованным в круглые консервные банки-шайбы. Также к чаю мы делали леденцы. Секрет выяснили опытным путем – чтобы сахар не подгорал на столовой ложке, которая использовалась в качестве формы, нужно было добавить немного воды.

Еще до начала нереста горбушу ловили просто руками. Мы приходили на берег с корзиной или мешком от картошки. По морю шла рябь длиной до ста и шириной около пятидесяти метров, словно дул легкий бриз. Это играла горбуша, у нее начинался преднерестовый гон. Мы брали предварительно подготовленную «кошку» – огромный тройной крючок из очищенных электродов для сварки, с заточенными концами, длиной около тридцати сантиметров, с привязанной на конце веревкой или толстой леской. Нужно было зайти немного в море и бросить «кошку» в середину стаи, а затем просто тащить. Каждый заброс подсекалась крупная рыбина, мешок набивался за десять минут. Мы знали, что этот способ считается браконьерским, но нерест еще не начинался. На деле почти никогда не бывало раненой рыбы, мы старались вытащить все. Горбуша уходила на глубину и лов прекращался.

На камбузе кореец первым делом вырывал у рыбы жабры. Кок жарил сразу две большие квадратные флотские сковородки, и ставил рыбу на стол в кубрике рядом с большой тарелкой белого хлеба. Сладкий чай, кусок горячей горбуши и белый хлеб – иногда это все, что нужно для счастья.

Иван, мой флотский друг, сам был с Приморья, поэтому много всего знал. Он показал нам, как нужно выбирать капусту на салат. Запах гниющей морской капусты чувствовался издалека, весь берег бухты был буквально усыпан ламинарией. Волнистые стебли достигали длины в несколько десятков метров. Мы заходили в воду, чтобы выбрать лучшие куски и относили их на камбуз, там Ванька готовил салат-пятиминутку. Он нарезал капусту тонкой длинной соломкой и несколько минут варил ее. Йод сразу же окрашивал воду, она становилась желто-коричневой. Мастер добавлял в готовое блюдо растительное масло и щепотку перца. Капуста получалась упругая и как будто немного резиновая. Такой салат прекрасно подходил к нашему обильному морепродуктами столу, ни до, ни после службы на флоте я не пробовал ничего подобного.

(на флоте)

Фото из личного архива