Дороги любви непросты. Часть 3. Глава 5

Зоя и сама не поняла, спала она или пролежала с закрытыми глазами. Вроде бы забывалась на какое-то время, но здесь же вздрагивала как от толчка. Мысли, больше тревожные, то набегали одна на одну, то путались между собой, не давая возможности сосредоточиться на самой главной: что сказать Сашке? Ответа на этот вопрос не было, но то, что они должны расстаться – однозначно. Другого здесь не дано! Странно, почему он не знает о том, что приходится ей братом? Наверное, поэтому Маргарита Александровна её так невзлюбила и была против их дружбы. А её мать наоборот – всегда радовалась их общению и спокойно отпускала на вечеринки, если знала, что там будет Саша. Ещё бы! Брат всегда за сестру заступится, к тому же такой сильный и надёжный.

Вставать не хотелось. Внутренняя опустошённость вопреки всем законам ощущалась давящей тяжестью. Часов было не видно, но по играющим на стене косым лучам солнца Зойка поняла, что скоро полдень. 

- Ночь прогуляет, день проспит, - ворчливо выговаривала на кухне Прасковья.

- Пусть поспит, скоро в Ленинград ехать, там некогда будет, - а это уже дед, как всегда, в защиту встал.  Зоя невольно улыбнулась.

- Разбаловал дальше некуда! А коли экзамены не сдаст?! Куды тогда? На ферму?!

- Далась тебе эта ферма, Полюшка! А коли и на ферму, так в нашей стране любой труд в почёте! Да и, как ты говоришь, платят дояркам хорошо, больше, чем директорам нонешним.

Боясь, как бы ещё не поскандалили из-за неё, Зоя быстро поднялась с кровати.

- Доброе утро! – обычно звонкий голосок её, несмотря на все старания, прозвучал глухо и безрадостно.

- Доброе, доброе, - благодушно поприветствовал дед.

- День на дворе, а тебе, барыне, всё не выспаться. Каша того и гляди остыла, - глянула из-под сведённых к переносице некогда густых, а теперь поредевших и поседевших бровей Прасковья.

Пока Зоя умывалась, она развернула тщательно упакованный в полотенце и старую фуфайку чугунок; деревянным, со стёртой с годами росписью черпаком наложила в тарелку рисовой каши, щедро удобрив её куском масла.
Зоя с трудом впихивала в себя кашу, пряча от стариков виноватый взгляд.  Лучше бы ей не слышать их ночного разговора.

- Не приболела ли ты, гулёна? Ночи-то ещё холодные стоят, - встревожилась Прасковья.

- Не знаю, - рассеянно улыбнулась Зоя, но, увидев, что дед тут же отложил в сторону свою газету, поспешно добавила. – Температуры и кашля нет. Наверное, переспала.
 
- К экзаменам готовилась бы, а не с Сашкой по ночам шлындала! – не удержалась Устиновна, придирчиво осматривая внучку. – Вона бледная какая, ни кровинки в лице.

Зоя быстро доскребала остатки каши в тарелке, ей хотелось скорее убежать куда-нибудь подальше и вволю наплакаться. Слёзы уже стояли в глазах, она чувствовала их и боялась, что не выдержит и расплачется прямо сейчас.

- Спасибо, бабулечка! Я побежала, надо историю повторить, - втискивая ноги в шлёпанцы, проговорила она и, не прощаясь, торопливо выскользнула за дверь.

Зоя знала, что говорить с матерью на эту тему, бесполезно. Когда-то, в классе третьем или четвёртом, она попыталась узнать, кто её отец. До сих пор помнит враз ставшее отчуждённым её лицо и прозвучавший сквозь зубы ответ:

- Он умер ещё до твоего рождения!

Прибежав домой, она кинулась на свою кровать и зарылась лицом в подушку. Ревела от души: громко и протяжно, с подвыванием, как обычно принято на Руси оплакивать покойника. Мешать было некому: мать с Илюшей на работе, Вовчик – у бабушки Ани, которой последнее время частенько приходилось сидеть в няньках из-за его больных ушей.

Вволю наплакавшись, брызнула на лицо холодной водой, пару раз икнула и принялась за уборку. Мать редко ругала её, а вот за бардак в доме доставалось, она его не терпела. С Вовчиком же поддерживать порядок было проблематично. Собрав всю грязь на деревне, он добросовестно нёс её домой. Сапоги, ботинки, сандалики снимать у порога никогда не входило в его правила, здесь не то, что Зоины подзатыльники, даже родители были бессильны в обещании «дать ремня».

Выметая из-под кроватки Вовчика винтики, болтики, ржавые и погнутые гвозди, Зойка задумалась: перед её глазами медленно выплывали из памяти картины детства.

Она видела перед собой пьяную, раскинувшуюся на полу мать, её спутанные волосы, мутные от водки глаза, и себя, маленькую, беспомощную девчушку, присевшую рядом на корточках. Сколько раз слышала она от взрослых непонятное ей слово «сирота», не зная его значения, так и не решилась спросить, что же оно означает ни у матери, ни у бабушки. Для неё оно всегда стояло рядом со словами пьянство и водка. Узнала, когда пошла в первый класс. Она и сейчас помнит, как после уроков неуверенно подошла к учительнице и, опустив голову, еле слышно прошептала:

- Марья Савельевна, что такое сирота?

Добрый взгляд учительницы, поглаживание по голове и только после этого прозвучавший ответ:

- Сирота - это тот, кто один-одинёшенек на всём белом свете, у кого нет семьи...

- Так я не сирота, Марья Савельевна?! У меня же есть мама, бабушка, дедушка и Илюша, да?

- Конечно, Зоя, ты не сирота!

Тогда она так высоко подпрыгнула, что при возвращении на землю ощутила сильную боль в пятках. В порыве своего детского счастья обняла учительницу, прижалась к ней и, глубоко вдохнув в себя воздух, тут же с облегчением его выдохнула.

С раннего детства она боялась задавать матери вопросы, которые могли бы её огорчить или причинить боль, она их просто чувствовала своим сердечком. Детство ушло, а страх остался.

Продолжение:   http://proza.ru/2020/06/01/151