Пасынок

      Это сейчас я матёрый. А давно ли козлёночком был?!.. Беззаботный, безрогий. Ничто меня не волновало, кроме как наслаждаться, радоваться жизни. Пугал кур на дворе, задирал собаку. Хозяйка смеялась, трепала за холку, прощала грешки. И своя мамка с молоком тоже была. Всё хорошо, о плохом не думалось вовсе. Но беда нагрянула. Геологи забавы ради похитили меня прям с улицы. Затолкали в кузов машины, и я трясся всё дальше и дальше от родительского дома.
     Началась совершенно не понятная жизнь. Нет, не обижали, но и знаться никто не хотел, равнодушными были даже собаки. Вечерами грелся у костра, спал в палатке среди потных вонючих сапог, а кормили разбавленной сгущёнкой. Я пил и в том же виде выпрастывал. Люди поняли, какая морока со мной, и подкинули в совершенно мне незнакомую деревню.
     Опять привыкал. Матерел. Рога появились. С ребятнёй познакомился, не обижали. Подкармливали, когда хлебом, когда капустой или морковку дадут. Только собаки не взлюбили меня, и я их взаимно. Встреч избегал, прятался, но однажды. 
     Бабы копали в поле картошку, и я неподалёку травку щипал. Собаки шли по своим собачьим делам, но завидев меня, навстречу пошли… От них в поле не спрячешься, не убежишь. Куда деваться?..  Ближе всех, внаклонку Наталья была, вот я и нырнул к ней под юбку. Она испустила такой вопль! Собаки вмиг разбежались… Мне бы выбраться назад, но рогами запутался в юбке. Тогда я рванул вперёд, и Наталья села верхом на меня. Орёт оглашенно!.. Подслеповатая Мария, не разобравшись заверещала тоже: – Бабы, Наталья рожает! – Илюшка грузил мешки на телегу и тоже подтвердил: – Да-да! Уже рога появились.
     Бабы обступили, а Варвара от доброго сердца поднимать стала Натальину ногу. Я почувствовал свободу, рванул ей навстречу. Разодрал юбку и предстал похотливым козлом с женским бельём на рогах.
     Увидев та-ко-е, бабы врассыпную, вопить стали о ниспослании чёрта. Только Илья закатился хохотом, задрыгал ногами, свалился с телеги, запутался в вожжах и дёрнул нечаянно их. Лошадь понесла, он с матюгами бросился её догонять.
      Мы остались одни. Я стряхнул мануфактуру, и от Натальи уже не отходил. Твёрдо решил быть с ней, как-никак, мамкой назвали.  Да и сама она очухалась, смеялась, утирала слёзы разодранной юбкой. Гладила меня, сынком назвала, и увела к себе на подворье... Жизнь продолжалась, но потекла уже по-новому, совершенно радостному руслу