Из повести - Живите опасно

    Собраться – подпоясаться:  взял  паспорт,  фотку  Влада,  бутербродов;  переобулся.
  А  где  взять  денег?  Хвотон  почти  всё  отсылал  «батькам»,  в  Украину,  и  сидел  на  мели.  Ну,  туда – электричкой  до  Уссурийска  хватит,  а  дальше? 
   Как  всякий  обычно  занимающий  другим,  Степан  не  умел  брать  в  долг.  Но  он  сообразил:  «Возьму  с  собой  горилку  и  продам  там.  Четыре  бутылки  «Столичной»  с  серебряными  этикетками  и  красными  головками».
  В  тот  год  водку  давали  по  карточкам:  бутылка  в  месяц  на  душу;  и  грех  был  не  отоварить  карточку  чуть  ли  не  в  драку.  Но  Степан  не  пил,  вот  и  накопилось.
5.
………………………………………………………………………………………………………………………..   
Хотел  бы  Степан  спросить,  где  тут  можно  водку  продать,  да  вдруг решил:  «На  курорте  продам;  там  и  денег  дадут  больше  измученные  нарзаном,  и  быстрее  купят».
……………………………………………………………………………………………………………………………
6.
    Уже почти  час  как  Степан  шёл  вдоль  трассы,  и  зной  допёк  его  не  по-детски.  Да  и  четыре  бутылки  водки – это,  со стеклотарой,  почти  три  кило.  И  ни  один  шофёр  попутных  машин  не  брал  его,  даже  газок  не  сбрасывал,  пролетая  мимо.  Чего  это  они?

    Хвотон  уже  отчаялся  и  высматривал  дерево  у  обочины,  где  можно  в  тени  ждать  автобус.  Вон  мотоцикл  с  коляской  догоняет;  да  ну  его!  Тем  более – водила  с  пассажиром.
  Но  «Иж-Юпитер»  вдруг  сам  лихо  подкатил  к  Чорновязу.  Молодой  парень  молча  вылез  из  коляски,  достал  из  неё  шлем  танкиста  и  сел  сзади  водителя.  А  тот,  не  говоря  ни  слова,  показал  Степану  в  люльку.

    Не  веря  счастью,  Хвотон  шустро  влез  на  место,  улыбаясь:  «Спасибо,  хлопцы!»  Ему  надели  шлем,  и  мотоцикл  рванул  с  места  в  карьер.
    Из  благодарности  Чорновяз  хотел  разговорами  развлекать  парней,  хотя  пришлось  бы  кричать поверх   рокота  мотоцикла.  Но сразу  уловил  полное  равнодушие  благодетелей  к  своей  персоне  и  умолк.

    Километров  десять  «Иж»   пролетел  стрелой,  благо  водитель  был  виртуозом  своего  дела.  И,  как  по  заказу,  свернул  с  трассы  к  Шмаковскому  санаторию.
  Не  успел  Степан  обрадоваться,  а  «ижак»  напротив  первой  многоэтажки,  ещё  почти  в  поле,  резко  тормознул.  Парень  с  заднего  сиденья  спрыгнул,  сорвал  с  головы  Хвотона  шлем,  нахлобучил  ему  свой  и  повелительно  указал  на  место,  где  он  только  что  сидел.

    Степан  подумал,  что  горилку  в  люльке  не  оставишь – побьётся;  а  держать  в  левой  руке  сумку,  уцепившись  одной  правой  за  кольцо  седла  водителя – риск.
  Он  посмотрел  вслед  побежавшему  к  многоэтажке  «танкисту»  и  сказал  водителю:
  - Ещё  раз  спасибо.  Я  отсюда  и  сам  доберусь…
  - Садись! – жёстко  велел  тот;  и  Хвотон  покорился,  успокаивая  себя:  «Ну,  к  лучшему:  до  санатория,  небось,  километр».

    Но  уже  на  въезде  в  «Горные  Ключи»  ждала  засада:  белая  «Хонда»  с  надписью  «Милиция»  рванулась  наперерез.  Мотоциклист  чудом  проскочил  перед  её  радиатором,  задрав  коляску  в  воздух.  Не  меньшее  чудо – Степан  удержался  в  седле:  сил  хватило!  Только  бутылки  звякнули,  будто   их  полдюжины.

    Пока  менты  поворачивали,  «ижак»  оторвался  метров  на  двести.  «Пилот»  свернул  влево  на  узкий  асфальт;  но  и  «Хонда»  вписалась  в  поворот.
    «Конечно,  поймают, - осознал  Хвотон, - куда  же  с  коляской…».  Но  мотоциклист  не  сдавался;  видимо,  он  отлично  знал  дорогу,  и  верил,  что  она  будет  свободна.

  Лента  асфальта  пошла  в  горку  серпантином.  Коляска  едва  не  цеплялась  за  столбы  и  столбики  справа.  Стёпа  живо  представил:  «Зацепимся – в  тот  скалистый  овраг  улечу.  А  спрыгнуть – без  шансов…».  Но  какой-то  фатализм  украинца  овладел  им;  даже  вспомнил  юмор  Тарапуньки:  «Як  зачепывся,  так  пид  мотоцыклом  очутывся».

    Парень  за  рулём  рвался  к  трассе;  но  милицейская  «Хонда»  всё-таки  прижала  его  к  обочине.  Он  резко  затормозил,  и  Степан  врезался  всем  телом  в  его  жёсткую  спину.

    Из  «ментовки»  споро  вышли  два  милиционера,  шофёр  остался  за  рулём.  «Не  разбилась  горилка, - удивился  Хвотон. – Вот  заберут  её;  хлопцу  статью  подвысят…  Да  и  меня  привлекут.  Ну,  влип!  Бежать?»

   Он  попробовал  отступать  назад;  менты  на  него – ноль  внимания.  А  парень  стоял  абсолютно  спокойно.  Подошедший  первым  резко  ударил  его  в  живот,  и  он  согнулся.
  Заломив  ему  руки,  менты  повели  его  к  «Хонде».

  И  тут  Степан  рванулся  к  ним,  подумав:  «Свидетелем  буду!»
    Парня  впихнули  на  заднее  сидение,  и  крайний  мент  вдруг  злобно  рявкнул  на  Хвотона:
  - Пошёл  вон! – и  добавил  гнусный  мат.

    Хвотон  остановился,  недоумевая:  «Даже  паспорт  мой  не  спросили,  не  обыскали  меня…».
  - Пошёл  вон,  дурак! – повторил  мент  уже  много  вежливее,  сел  за  руль  мотоцикла,  и  вся  их  компания  поехала  вперёд.

   «Не  нужен  им  свидетель, - понял  Хвотон. – Старые  счёты:  давно  уже  они  знакомы  с  этим  хлопцем;  да  и  он  с  ними».
    И  побрёл  Степан  в  санаторий.
7.
    Уже  на  подъёме  к  павильону  с  нарзаном,  за  сто  метров,  к  Степану  приклеился  мужичок  с  красноватеньким  носом.  Уловил  он  чуткими  ушами  музыку  бутылочного  звона  и  протянул  Хвотону  в  полтора  раза  больше  червонцев,  чем  тот  ожидал.

  Это  заметили  из  кустов  двое  в  пижамах  и  с  военной  выправкой;  и  пара  «Столичных»  ушла  за  ту  же  цену.
  Через  полсотни   метров  кавказец  купил  последнюю  согласно  таксе  и  вместо  «Спасибо»  сказал:  «Эщо  нэси!»  Степан  разбогател  несказанно.