Ночь

Наташа была сверху. Она покачивалась на нем как на волнах, дразня своей блуждающей полуулыбкой. В лунном свете ее кожа казалась матовой, тяжёлые груди – мраморными.  Он сжимал их в руках, ласкал ей живот, плечи. Наташа тихо стонала, то откидываясь назад, то прижимаясь к нему всем телом. Ее длинные волосы падали ему на лицо. Было нестерпимо приятно.

– А! – проснулся Николай Петрович. Тихо охнул, провел рукой по пижаме – мокро. “Как мальчишка, ей-богу!” 

Он посмотрел на жену. Таля спала, по-детски причмокивая во сне губами. Николай Петрович поправил на ней одеяло, встал, прошел в ванную. Там опустил крышку унитаза и сел.  Вот уже год, как он плохо спал по ночам. Днем работал, отдыхал, дружил, женился. Был очень успешен, очень занят. Большой человек, он мог позволить себе практически все. В том числе и молодую жену. Такую, что друзья, при Наташе называвшие его подкаблучником, теперь считали молодцом:
 
– Ну, Петрович, ну удивил! Такую девчонку отхватил! 

По иронии судьбы, вторую жену тоже звали Наташей. Высокая, стройная, красивая. Ласковая как котёнок и очень домашняя. С ней Николай Петрович чувствовал себя спортсменом, выигравшим золотую медаль. Правда, язык не поворачивался назвать ее по имени. Только уменьшительно-ласкательно: “Наталя”, “Таля”. Вроде бы одно и то же, но другое. 

Первое время все было как в кино: обалденный секс, поездки за границу, романтика. Разговоры ни о чем, он – самый умный, главный. “Как много ты всего знаешь, Коля!” 
Николай Петрович мог только снисходительно улыбаться. Жизнь снова баловала его счастьем. Пусть не таким оглушительным, как раньше, зато надежным. 

И надо же было ему при таком богатстве увидеть во сне Наташу! Она пришла к нему из самого тайного, дорогого уголка памяти и обняла так, как умела обнимать она одна. В этом объятии была и нежность, и игривость, и ласка, и грусть. Волнистые волосы, синие глаза. Он узнал ее всю. Николай Петрович отчетливо помнил ту ночь в августе: еще вечером он заснул в обнимку со своей молодой женой, а следующим утром открыл глаза уже не любя.

В этом не было ее вины, не было его. Просто, даже уйдя в небытие, Наташа продолжала владеть всем его существом. Николай Петрович мог только покориться – подкаблучник!

Он не пошел в церковь, не признался Тале. Не сказал себе, что прошлым жить глупо. Взамен, он принял Наташино возвращение как неизбежность и стал ждать ее снова и снова. И она приходила к нему. Когда веселая, когда грустная, и Николай Петрович принимал ее в свои обьятия, и наутро просыпался с мешками под глазами.

Включился свет. Николай Петрович зажмурился.

– Что случилось? – увидела его Таля. Спросонья ее голос был совсем детским.
– Ничего, сердце немного прихватило. Хотел принять лекарство.
– В темноте? 
– Так лучше видно.

Он ополоснул лицо холодной водой. Вернулся с Талей в постель и, устроившись, посмотрел перед собой. Темнота улыбнулась в ответ.