Рассказ сержанта медслужбы

В Автографе-2  приведены воспоминания жены моего двоюродного брата Евгения Павловича Поннац, сержанта медслужбы Антонины Петровны Черновой о своём участии в ВОВ. Ниже приведены эти воспоминания(см. Евгений МЕЛ Автограф-2. И ВДРУГ ВЫЯСНЯЕТСЯ. Изд-во Zaklad poligraf. MADAS,150 с.2015, хранится в Национальной Публичной библиотеке  г.Варшавы).

Моя служба в Красной Армии началась после освобождения Харькова от немецко-фашистских захватчиков. Мы, шестнадцатилетние подростки, отступали вместе с войсками Красной Армии. Весь день бежали по мартовскому снегу, скрываясь в лесу. К вечеру немецкие автоматчики выгнали нас из леса на открытое поле, но мы все продолжали бежать. Бойцы сбрасывали полушубки и мокрые валенки, изнемогая от усталости. В тот трудный час над нами пролетали самолеты с красными звёздочками, и это добавляло сил. Но самолеты пролетели и стали бомбить какой-то объект в той стороне, куда отступали наши войска. Таким образом, мы оказались в окружении. Неделю шел бой. Затем все стихло. Наши отступали, а мы вынуждены были вернуться домой.

Озверевшие фашисты демонстративно расстреливали ни в чём неповинных людей. В домах по улице Свердлова на балконах висели трупы с табличками на груди «партизан». Когда 23 августа 1943 года вновь освободили Харьков, то мы, подростки, добровольно пошли работать в первый въехавший к нам госпиталь санитарками и прачками. Документов у нас не было, а чтобы не отчислили, прибавили себе по два года. В растворе с каустической содой стирали окровавленное, завшивленное белье. И хотя было видно, что мы подростки, требования к нам были наравне со взрослыми. И мы хорошо понимали, что раненые очень нуждались в нашей помощи.

После окончания курсов санинструкторов мне было присвоено звание сержанта медицинской службы, и меня должны были отправить в часть на передовую. Но на базе госпиталя организовали курсы медицинских сестёр, и после обучения меня оставили работать при госпитале.

В Кировоградской области пять месяцев простояли в обороне. Жили по хаткам, болели чесоткой и боролись со вшами. При освобождении Полтавской области, не доезжая 20 километров до Полтавы, наш санитарный состав, стоявший у семафора (а это были теплушки с нарами), начали бомбить немецкие самолеты. Первые бомбы разбили паровоз, три вагона и железнодорожные пути. Вторым заходом бросили зажигательные бомбы, вспыхнуло несколько вагонов, в том числе вагон-перевязочная. Нас учили, как вести себя в такой обстановке. Бросились расцеплять вагоны, хотя и не умели, но тут же прозвучала команда: «От вагонов!». Не успели мы скатиться с насыпи, как засыпало нас землей от рядом взорвавшейся бомбы. Взрыв был страшный, многие после него уже не поднялись...
Когда я пришла в себя, увидела ужасную картину: состав горел, из Полтавы стреляли зенитки, а немецкие самолеты разбросали в небе осветительные ракеты и расстреливали бегущих по полю людей. По окончании налета мы до утра собирали раненых и убитых. Днём приехала ремонтная бригада, столкнули разбитые паровоз и вагоны, отремонтировали железнодорожные пути. Обгоревший состав доставили в Полтаву на переформирование.

А вечером снова налет, бомбежка. Мы перепуганные, еще не привыкшие к фронтовой жизни, молоденькие девчонки-харьковчанки, убежали от станции подальше, а московские девочки уже привыкли и остались там. Какая-то добрая женщина (а во время войны было много добрых людей) накормила нас чем могла и уложила спать. Утром мы вернулись к эшелону, и нас за ночное отсутствие посадили на трое суток на гауптвахту. Сидели в своём вагоне, состав двигался к Кременчугу.

 При форсировании Днепра госпиталь развернули в 1-ой городской больнице Кременчуга. Ночью привезли двух раненых немецких солдат, наши разведчики взяли их в качестве «языков» на том берегу Днепра. Их оперировали хирурги, а мы, пережившие оккупацию, видевшие все ужасы, страшно злились. Нам не понятно было такое гуманное отношение к фашистам. Ведь наш состав был санитарным, а они его разбомбили, сожгли.

В Харькове же уничтожили все еврейское население, в том числе женщин и детей.

Работать в госпитале было очень трудно: штат 150 человек, а раненых было много. Госпиталь развёртывали в неприспособленных помещениях, в лучшем случае это была уцелевшая школа, а то и конюшни, сараи. В них делали нары, устилали соломой, обтягивали тиком и укладывали раненых. Персонал жил безо всяких удобств, а в госпитале работали преимущественно женщины: нетрудно предста-вить, каково было нам в части личной гигиены! Приходилось приспосабливаться к любым полевым условиям.

Свою кровь сдавали, сколько было нужно, вливали её воинам любой национальности. Мы радовались за каждого, кто мог вернуться в строй. Был девиз: «Чем больше и лучше будем работать, тем быстрее окончится война». На подъезде к фронту срочно нужно было развернуть госпиталь, работали все, невзирая на звания и должности. И сразу же начинался поток раненых. Впереди был медсанбат, куда направляли для  оказания первой врачебной помощи, затем - к нам, в госпиталь. Раненых везли, сами шли. Почти весь медицинский персонал работал в приемно-сортировочном отделении. А когда спадал поток  раненых, каждый выполнял свои обязанности. Кроме всего, нужно было написать письма раненым, сообщить домой, прочитать газету, успокоить бойца. Но участвовали в художественной самодеятельности  и пели украинские песни.

Я была самая молодая в госпитале, но старалась выполнять все обязанности добросовестно, наравне со взрослыми. Меня оберегали и жалели. Врачи делились своими офицерскими дополнительными пайками. Раненые солдаты в хлеборезке делили хлеб и обязательно припрятывали горбушку для сестрёнки. Шеф-повар дядя Шура оставит косточку с мясом и ласково скажет: «Погрызи»... Начальник госпиталя полковник Добриков Орест Васильевич очень хорошо относился к людям, ценил и оберегал сестёр. Если какому-то офицеру вздумается, бывало, обидеть своим чрезмерным вниманием сестричку и она жаловалась, то обидчика выписывали на фронт в 24 часа. 

Армейский госпиталь постоянно передвигался за своей армией. Однажды, когда мы были в командировке в городе Дьен-Дьеж (Венгрия), немецкие танки прорвались в город. На окраине шли сильные бои, но мы продолжали работать. . . Отключался свет, сыпалась штукатурка, но раненым нужна была срочная помощь.

В апреле 1945 года армия участвовала в освобождении Чехословакии. При форсировании реки Грон госпиталь находился в городе Левице, в двух километрах от реки, за которой были немецкие войска. За ночь мы должны были развернуть госпиталь для приёма раненых. Когда въехали в город, то увидели, что наши «катюши» стоят под маскировочными сетками. Затем остался позади и медсанбат. В 5 часов утра началась артподготовка: работали «катюши». Нам приказали спуститься в бомбоубежище. Выйдя, увидела изумительную картину: через нас летели снопы огня. Но было не страшно, а радостно. Затем ответный налет с немецкой стороны - и мы оказались между двух огней.

В городе Левице к нам в госпиталь привезли трех тяжёлораненых. Один тут же на столе скончался. А сопровождавший майор даёт мне номер полевой почты, умоляя сообщить об их состоянии, и говорит: «Это же знаешь, какие люди! Это же разведчики!». Ведущий хирург госпиталя Бурштейн послал меня ночью сопровождать на грузовой машине этих раненых в другой госпиталь. Пока мы с водителем искали его в чужом городе, еще один скончался. Наконец я сдала чуть живого разведчика. И тут со мной случилась страшная истерика: я рыдала и от пережитого, и от беспомощности. Разве такое забудешь!

После Дня Победы к нам еще месяц поступали раненые. Немецкие войска пробивались из окружения, чтобы сдаться американцам. Затем свернули наш и еще несколько госпиталей, погрузили в эшелон, паровоз украсили портретом Сталина и цветами, и мы тронулись на восток. Мы ехали — на Родину, к маме.


К этому нужно добавить следующее: Тонечка после окончания медицинского училища была направлена на работу в детскую больницу. В 1948 г. вышла замуж и уехала в Каменск-Уральский к родственникам мужа, т. е. семье Медиокритского Леонида Петровича - «собирателя» - защитника семьи жены. Все сёстры мамы вместе с тёщей отца - моей бабушкой Аней,«которая всю свою жизнь посвятила воспитанию детей и внуков» (из анкеты 184539 ВГД), в том числе и меня, съехались со своими семьями во время войны и после неё в этот небольшой город - соцгород Уральского алюминиевого завода – УАЗ. Там сообща пережили, помогая друг другу, тяжёлые времена, период 1942-1952 гг.  На УАЗе Тонечка работала в первой городской больнице в хирургическом отделении. В 1956 г. семья Евгения Поннац переехала в г. Алма-Ата, где наша героиня работала в Казахском Республиканском институте в отделении радио-гинекологии 10 лет. А затем семья брата переехала в г.Николаев.