Три цвета депрессии

                Апатия



   А начинается всё со Скуки.
   В те дни над городом висела туча, и Скука просачивалась сквозь щели панельных домов, проникала через форточку и так или иначе оседала на умах в виде Желания. А что это было за Желание?

   О, лучше всего об этом знал Артур. Он чувствовал ЭТО постоянно стоило ему только закрыть глаза. Что это было за ощущение! Сбежать от всего на свете и спрятаться в небытие, и желать, ЖЕЛАТЬ одного: покоя, каким обладают кристаллы.

   Артур смотрел в потолок и лежал. Лежал долго, покуда спина не начала болеть.

   "Я не могу проснуться,"- подумал он.

   Колесо вновь закружилось. Через мгновения веки Артура стали свинцовыми и медленно-медленно закрылись.

   Он оказался на кухне, смотрел на синицу, и он видел, как синица улетает снова и снова, и понимает, что это опять сон, что он не может проснутся. 

   Артур попытался встать - его мутило. Он сидел и на его глазах день обернулся вначале сумерками, а потом ночью.

   Вода - это жизнь, спасение! Он влезал в неё руками, но не чувствовал влаги. Он мочил своё лицо, тело, тёр шею и руки, полностью просачив футболку, но всё было напрасно.
   
   "Сколько сейчас времени?" - спросил он себя охрипшим голосом. Посмотрел на часы, уже шесть.

   Ел ли он сегодня? Нужно поесть, иначе сил совсем не останется. Только не хочется. И жить не хочется.

   Стоило Артуру это произнести, как ему стало плохо. Дыхание спёрло: он не мог дышать. Тогда Артур заставил себя дышать. Сознательно вдыхал и выдыхал, пока, наконец, не успокоился.

   Капала вода за окном, гипнотизировала. Тело было парализовано, и оно не хотело двигаться. И сам Артур не хотел. В таком состоянии он не испытывал усталости, находясь в состоянии удовольствия после сна.



                Восторг.



   О человеке можно многое сказать по тому, как он проводит своё свободное время.
Когда у Артура был академический отпуск, свободного времени он имел так много, что оно заполнило его до краёв и, перелившись через край, понесло по дороге, которую люди с первого взгляда называют бездельем. Такая дорога обычно приводит человека к жизни за чужой счёт, однако Артур шёл не по ней, потому как его дорога вела его в пропасть: в сторону полного  духовного и физического разложения. Прийти к равновесию и не сорваться в пропасть ему помогла случайность: девочка по имени Ирина.

   В ту пору Артур искал ключ к своей внутренней гармонии, а если сказать проще, он искал счастье. У него была мысль, что все знают какой-то секрет, как быть счастливыми, и он пытался это постичь, копируя жизнь «нормальных» людей, в результате чего оказался в социуме и стал актёром. Тогда его театр ставил спектакль по книге Мустая Карима. Репетиции шли своим чередом, но на одной из них как-то раз появилась девушка. Она стояла в стороне и с интересом наблюдала за творческим процессом.

   Артур тоже был на репетиции. Он приметил эту девушку сразу. Внешне она не выделялась чем-то особенным. Скорее, наоборот, была самой обыкновенной. Но всё таки при взгляде на неё Артура что-то раздражало, словно её образ расплывался, мелко волнуясь подобно ряби, поэтому для концентрации он прищурился, и вдруг понял: эта девушка источала загадку.

   Каким образом пришло понимание, объяснить сложно. Загадка выражалась в том, как она стояла, смотрела на людей, как переваливалась с ноги на ногу, как ухмылялась. Для этого, конечно, нужно было знать, что загадка собой представляет. А наблюдавший знал, потому что эта загадка была и в нём.

   Могло показаться, что всё это время Артур смотрел на белокурую девушку с короткими волосами. Но это было не так. В какой-то момент глаза у Артура расширились. Он вдруг пришёл в такое возбуждение, что сердце его задрожало. «Не может быть,» - прошептал он, но вместо этого получился шелест. Артур не знал, откуда и кто она, не знал, как её зовут, но одно было ясно как день: он влюбился. После он написал для этой девушки стихотворение:

   За сонной массой, словно маска, Смотрю в тебя, поняв: убит. В тебе такая же загадка, Что дух мой бережно хранит.
   Глаза крепчают влажной силой И восстаёт из тьмы мой прах. С тобою встретившись, родился, Живя до этого во снах.
   Играешь роль, как Мата Хари, Но правду вижу: ты - вода, Что мчит потоком Ниагары, А после - с чистого листа.
   Убит. Душа кричит истошно, Точит, как небо, янтарём. Не капитан я, ненарочно Иду след в след за кораблём.

   Артур так восторженно себя чувствовал, что хотел отправить это признание сразу же, но передумал. Стихотворение он спрятал и взволнованно принялся искать девушку в социальных сетях.

   Из Инстаграма и ВКонтакте он узнал, что её зовут Ирина. Она гуманитарий и учится на рекламщика. Живёт в Уфе, любит старые дома, цветы и закаты. Ходит в Литературный клуб, пишет рассказы, любит животных, гуляет с собакой. Носит белые кеды. Шутит, что и собаку - для их общего сочетания. Классно пользуется макияжем. Любит фотографировать, гулять пешком, размышлять. Часто использует слово «атмосферно». Была в Крыму, в Питере, в Москве. Обожает корейскую культуру, корейскую музыку, фильм «Сумерки» и свою маму. У неё зелёные глаза и тёмные волосы, но носит их обесцвеченными, иногда подкрашивает. Испытывает проблемы с социализацией, много сидит дома, с усмешкой говорит о романтических отношениях. Пережила тяжёлый разрыв с лучшей подругой, после этого стала более закрытой и перестала чего-либо ждать от людей. Очень чувствительна.

   Половину из всего этого Артур уже знал, вернее, он безошибочно обо всем догадался ещё тогда, впервые её увидев. Он бы мог со стопроцентной вероятностью дополнить, что скорее всего, она также рисует, любит одиночество (вернее нуждается в нём) и, что самое главное, презирает всякую телесность. Ему становилось плохо от возбуждения и от времени, которое шло слишком медленно. Они должны были быть вместе. Само собой разумеется, Артур начал переписку. «Неужели, - думал он, дрожа, как осиновый лист - я нашёл ключ к своему счастью?» Его лисья душа, уставшая от скуки, вздыбилась, как во время охоты, и приобрела смысл, задачу и цель: сблизиться с Ириной во что бы то ни стало. И чем больше он с ней общался, тем сильнее было это желание. Вот отрывок из их переписки в ВК:

Артур: Что тебе больше всего нравится?
Ирина: Я так ответить не смогу. Мне всё нравится.
Артур: Завидую тебе. Как ты к этому пришла? Наверно, чувствуешь себя счастливой.
Ирина: Нет, я ноги режу, о чём ты.
Артур: Но ведь нравится.
Ирина: Счастливые люди так не делают. Никак не пришла, просто я занимаюсь всем.
Артур: Нравится и ты несчастлива? Звучит парадоксально.
Ирина: А то.
Артур: Не знаешь, почему так?
Ирина: Нет. Не то, чтобы нравится. Я просто занимаюсь всем. Но это не вызывает у меня чувство счастья.

   «Как она права! Как точно передано ощущение! В самом деле, я тоже занимаюсь всем, но делает ли это меня счастливым? Она понимает это, но не раскрывает своих мыслей так просто. Сколько же противоречия в тебе! Скрытная и печальная моя девочка.» От сознания своих чувств Артур хотел танцевать, нет, бесноваться до потери сил, падая обессиленным на пол, чтобы спать без чувств, что он и делал на самом деле! Любовь была ключом от болезни. И его он не отпустит ни в материальном мире, ни в эфемерном царстве фантазий. Ирина - это образ его спасения, и никому этого не понять. Только ему - Артуру!

   Находясь в своей келье, Артур с новым усердием предавался нахлынувшим на него сновидениям. Предчувствуя счастье, ему стоило только закрыть глаза, чтобы очутиться в другом восхитительном мире. О, как это было чудесно! Он мог мастерски сновидеть, входя в мир грёз с лёгкостью новорожденного в колыбели. Из одних только фантазий он создавал целые миры, преисполненные красотой, достойной богов, и день за днём переживал в них удивительнейшие приключения.

   Пусть такая жизнь была извращенной, Артура это не волновало. Он начинал с того, что ложился на кровать, закрывал глаза и завязывал внутренний разговор. Этим он вводил себя в состояние транса: слова накладывались друг на друга, перемешивались и образовывали единый поток. Не подумайте, что Артур в этот момент сходил с ума. Он был в полном здравии. Всё происходящее с ним было не более, чем фантазией, прелюдией перед сном, вызванной эндорфинами, и лёгкий бред. Если потока слов не хватало для перехода, Артур входил в транс через сексуальное влечение. Безусловно, телесный контакт он представлял в последнюю очередь. Он думал об отношениях -  в его фантазиях они были очень красивыми и романтичными: тихий разговор, лёгкое касание рук, недвижимый поцелуй, похожий на дыхание.
Транс можно было сравнить с дрёмой, но Артур относился к нему, как к путешествию по империи подсонания. Этот акт был действительно слишком приятен, слишком...Возможно он был гением сновидения: ему удавалось претворять в жизнь всё самое прекрасное, когда только виденное им в жизни, изменяя лишь форму на подобии скульптора и художника, музыканта и писателя одновременно.

   Да! Это было его царство! Артуру был открыт не только мир вещей, но и вся Вселенная, другие планеты, сказочные измерения. Здесь он мог был гостем, участником запутанной истории, игроком, преодолевающим квесты. И каждый раз он удивлялся изобретательности своего подсознания, мириаду образов, в нём царившим, образующие бесчисленно множественную палитру ощущений. Он взлетал на подобии кометы, летел над полями, рисовал восходящий мир фразами из книг Гёте, воплощая их в жизнь одной силой мысли. Он будил поля, утопающие во влажном тумане, побуждая травы сбросить росу и усталость при помощи огненного меча в виде огромного фалоса, разрезающего облака. Он воспринимался, как взрыв света, но на самом деле был чистой, инфернальной музыкой Моцарта. Травы то ли от света, то ли от музыки лопались, превращаясь в цветы всех оттенков, и одурманивали своим благоуханием: Артур ведал, что это хорошо, весьма, весьма хорошо. Он брал эти цвета, словно краски и рисовал ими картины Мунка, а когда пресыщался занятием, брал в руки тела облаков и лепил из них античные скульптуры. По одному мановению он воплощал их в мельчайших деталях и в несметном количестве, а затем получал картинки, как на экране телефона, смотря на них с изумлением, будто не он только что  их создал. Когда фантастические видения заканчивались, Артур возвращался на Землю, где начинались его приключения. И там, на Земле, наконец, появилась Ирина.
Он видел её шедшей среди развалин. Каменные глыбы в отличии от неё не пережили вечности. От неё веяло несказанными словами, грустью и весной. Это было прекрасно. Это было вечно. Артур стоял перед ней, содрогаясь всем телом, как на причале - перед неистовством бури. Это была не просто Ирина, а воплощенная сила, воплощенное страдание. Эти сила и страдание лежали на глубине чистого озера, спрятанные за густой дымкой - аурой одиночества, которая окружала Ирину в точности как нимб окружает ангела.

   «А вдруг, - думал Артур в полудрёме - озеро неглубоко, и нет в нём ничего особенного? Что если она не та, за кого я её принимаю?» Как раскат грома, эта мысль обрушивалась на него, разрушала его благоденствие. Однако не страх испытывал Артур, а мазохисткое наслаждение.

   «Что если я ошибся? - повторял он, бередя свою рану - Что если она не поймёт меня?» Его сердце сжималось до страдания, как будто над ним сгущались и сгущались тучи, поднимая сухой сильный ветер. Наступала такая тоска, в которой Артур буквально тонул, как в море, и видел себя монахом в пустыне, алчущего любви, который бродит в песках, и хранит под хитоном хрупкую, слабую, как голубку, надежду. С оргиастической силой он брал её и отрывал от груди, ввергал себя во мрак, предаваясь ужасу от сознания миража. Он повторял это снова и снова до тех пор, пока на него всей своей тяжестью не обрушивалось холодное одиночество. Придавленный и разбитый, с запечатанными в глазах слезами он поднимался, ресницами сбрасывая с себя воду, открывал глаза и смотрел на горизонт. Какое величие он испытывал! Какая сила разливалась по нему в этот момент! Он пил муки мученика бокал за бокалом, как драгоценнейший из напитков, и после был пьян и измотан, но при этом безумно счастливый.



                Тошнота



   Сон об Ирине отличался от других снов. Это был сон, в котором он никак не мог до неё добраться, поскольку сама Ирина, настоящая, пребывала в реальности. И чтобы закончить сновидение, необходимо было встретиться с ней. И это случилось. Случилось в тот редкий день, возникающий раз в четыре года, его как бы не существовало: это было 30 февраля, это был День рождения Артура.

   Зима в конце февраля воняла. Она давно уже потекла, превратившись в слякоть, и совокупность мерзких запахов была первым предвестником весны. В первую очередь вонял город в целом. Его запах состоял из выхлопных газов, мокрых экспериментов, выброшенных шприцов и презервативов. Для проезжавших мимо Уфы это становилось понятным сразу.

   Если проезжающий оказывался внутри города, то вонь буквально облепляла его. Дворы воняли жёлтым снегом, люди воняли потом, подъезды - куревом, площадь - канализацией, парки - гнилыми отходами. Из непроветренных квартир воняло пылью, от оконных стёкол - смесью гемолимфы с грязью. Дороги воняли химическими добавками, автобусные остановки - плевками и желчью. Все законсервированные, накопившиеся за зиму запахи под снежным саркофагом в эти дни вырывались наружу.
В День рождения Артура стояло безветрие, и обильно падал снег вперемешку с водой. Его было так много, что за мгновение ока сигареты курильщиков делались сырыми и не успевали зажечься. Так как в городе каждый второй или курил, или сплёвывал после курения, то из-за мокрого снега у каждого угла дома слышалось чертыхание, а иногда простое и ёмкое «нахуй».

   Но ещё хуже было бездомным. Как трупы, они лежали в лужах у светофоров, а также рядом с остановками: без ног, слепые и беззубые. Или же они были просто пьяные. От них воняло мочой, говном, потом, перегаром и кровью, они купались в слякоти, а для комфорта иногда ложились друг на друга, но без намёка на секс: просто так было теплее.

   День, в котором все пребывали, был серый, как рыбья чешуя, и только вода, вытекающая отовсюду, которая на лице у прохожих перемешивалась с соплями, делала запахи города чуть приглушеннее. В этом людям сегодня повезло: им было легче переживать свою жизнь. Но если кто-то в порыве надежды поднимал голову, принюхиваясь к небу, то всё равно чувствовал вонь и разочаровывался. В такие моменты человек завидовал небесному куполу, которое, по его мнению, было лишено обоняния. На самом деле небо не чувствовало вони, потому что из-за постоянных схваток у него болело нутро, а боль в высшей степени убивала всякую чувствительность к запахам.

   А рожало небо сегодня уже в третий раз. С самого утра, тяжело нависнув над землёй, оно сжималось и всей сутью стремилось окончиться, оставив позади свои омерзительные роды. Получаемый от этих потугов липкий снег отличался от рыбьев потрохов только цветом. Он вышел из неба полностью, только когда схватки усилились. Грязный от крови нож, повернутый к наблюдателю наконечником, разрезал от пуповины новорожденное создание, и кусок мокрой плоти окончательно упал на плечи и головы, проходившие снизу, и умер мгновенно.

   В этот момент по улице шёл Артур. Снег, а вернее вода, застилала ему глаза, поэтому он шёл с закрытыми, и дорогу больше не знал, а угадывал, что впрочем не имело отличия. Но вот снег прекратился, и чувства внутри стали чётче.
«Со мной что-то происходит, - подумал Артур - я как будто болею.» Идея эта проникла в него исподтишка и завладела капля по капле: стало как-то неуютно и не по себе. Но мысль осела и Артур убедил себя, что тревога ложная, и с ним ничего не происходит. Какая это была ошибка!

   Когда ему нужно было перейти дорогу, он вдруг понял, что не может этого сделать: он не может нажать на кнопку светофора. Всё дело было в том, что эта кнопка, светофор и всё вокруг вдруг стали чем-то большими и отдельными со своей душой, характером и глубиной. Они делали его, Артура, просто напросто лишним. Вялым, расслабленным, непристойным - именно лишним (!). По сравнению с этой кнопкой он был ничтожеством, она была миру нужнее, чем он ему. Таким пустым и неинтересным осознал он себя! Этому миру не нужен был ни его труп, ни кровь - ничего, и то, что он вообще пытался взаимодействовать с объектами было полнейшим абсурдом. Существо столба просто не подпускало его к себе, а рука, его собственная рука, не могла приблизиться ближе, потому что её тошнило. Так Артур стоял около 10 минут, пока кто-то не подошёл и не включил светофор. «Что со мной происходит?» - он бросил глаза куда-то в сторону и ушёл в себя.

   «Я никогда не ощущал столь сильную оторванность от мира. Даже мои части тела как будто не принадлежат мне больше, а тоже существуют сами по себе. Но ведь я веду тихий образ жизни аскета, не совершаю зла и не думаю о плохом. Так почему, почему несмотря на это мир всё равно отторгает меня - ненавидит! - ведь это чувствуется, всегда чувствовалось, только сейчас сильнее...И пусть, пусть так, я не обижаюсь. Это не обида... Что-то в районе солнечного сплетения... Какое-то омерзение, но не субъективное, не то, что я породил мыслью, а внешнее, независимое, которое каким-то образом оказалось внутри, и застряло там. И то ли оно является причиной оторванности, то ли оторванность всегда жила во мне, и сейчас - именно в этот день - почему в этот день (?), она вдруг проявилась и вылилась в это самое чувство.»

   И даже не чувство, а предчувствие, но Артур до этого не догадался. Он шёл на свидание с Ириной и, оказавшись на месте, пытался привести свои чувства в порядок, успокоиться, пока, наконец, Ирина не пришла.

- Привет, как дела?
- Нормально.

   Артур глубоко вдохнул воздух. Ему было дурно. Ирина выглядела прекрасно. У неё была алая помада, завитые волосы и атласная розовая лента на шее в виде бабочки.

- Ирина, я хотел признаться тебе. Ты, конечно, это и так знаешь, но, думаю, ты не совсем понимаешь, что я чувствую на самом деле, то есть в чём истинная причина. - Дыхание у Артура спёрло, но он преодолел спазм в горле, надеясь, что она этого не заметила. - Я гораздо глубже вижу наши отношения, то есть их отсутствие. Ты мне нравишься, и я очень сильно хотел бы стать тебе другом, но это не главное. А главное в том, что мы на самом деле очень похожи. - В этот момент Артур ощутил неприятное чувство внутри живота. - Я всё хотел тебе передать это в наших переписках, но у меня не получалось. Я на самом деле ужасно одинок, меня никто не понимает в этой жизни, я каждый день сталкиваюсь с пошлостью и грубостью, меня так тошнит от всего этого. - Он посмотрел на жёлтую лужицу снега, по нему пробежала дрожь и стало холодно. - Я знаю, что есть на самом деле прекрасный мир, я его предчувствую и знаю, что он реальный. Мне никогда не хотелось так стать реальным ,как теперь, вместе с тобой ,потому что, мне кажется, вместе мы смогли бы создать этот мир. Мне так кажется, потому что я знаю, что ты тоже терзаешься противоречиями, тебе тоже противно от всего этого, и это то, что объединяет нас. - Артур непроизвольно рыгнул, голова у него закружилась. - Я всю жизнь был одиноким, меня никто не понимал, и мне бы хотелось рассказать тебе о себе, о своей жизни, о своём сердце, и также понять тебя, потому что я считаю ,что любовь именно в этом и заключается, то есть, истинная любовь, когда двое стремятся познать глубину друг друга, и что пока в них есть это желание, тогда, только тогда они и любят. Я говорю, что люблю тебя, но подразумеваю под этим желание понять тебя. - Кислород в нём резко закончился, и Артур на несколько секунд стал похож на рыбу, которая хватает воздух. - Ты скажешь ,что как я мог полюбить тебя, если мы не знакомы, если не знаем друг друга, но я это чувствую, вот именно, что чувствую, не знаю, как передать...я знаю, что наши души родственные и в нас в обоих заключена загадка, которая делает нас странными и не такими, как все остальные.

   Артур, недоговорив, посмотрел на Ирину, и в нём возникло какое-то мерзкое предчувстие.

- Извини, я не думаю, что мы подходим друг другу как парень и девушка. Чтобы встречаться с кем-то, нужно сначала полюбить себя.
- Ты правда так думаешь?
- Да.
- Я могу просто гулять с тобой и общаться?
- Только с расчетом на то, что мы будем друзьями.

   Только сейчас Артур обратил внимание, что кожа Ирины имеет землистый оттенок. Он как-то печально улыбнулся, но Ирина расценила эту улыбку по-своему и, растегнув куртку, засунула туда руку, куда-то под кофту, и вытащила кулак с зажатыми в нем тремя ирисками. Одну она взяла себе, а две протянула Артуру.

- Спасибо. Ты куда-то торопишься?
- Да, мне нужно на репетицию, я теперь танцую.
- Понятно. Ладно, тогда увидимся.
- Пока, Артур.

   Он уходил в одиночестве, расплёскивая воду из луж. Во рту у него была ириска, и вдруг он представил, что сосёт сейчас не конфету, а грудь Ирины. От этого что-то подкатило к горлу Артура, то, что копилось в нём в течение дня, что влияло на его отношение к миру, и, наконец, обрушилось, как волна. Его стошнило. Артур вырвал всё, что в нём была с пятого или шестого раза, а затем рвал просто водой вперемежку с желудочным соком. Вытошнив и вырвав воду, он стал выташнивать и вырыгивать желчью. Только когда зажглись фонари, рвота отпустила его, и он почувствовал облегчение.

   Артур посмотрел на мир снова. Солнце садилось и красиво рисовало закат. Артур сделал шаг, второй и пошёл вперед. Таким образом он оказался у автобусной остановки. Там на сидении лежал бездомный. Вдруг Артур проникся сильным желанием помочь ему. Он сел рядом и попытался заговорить. На запах перегара он не обращал никакого внимания. Было ясно, что бедняге нужна была врачебная помощь. Его рот был испачкан какими-то испражнениями, словно от голода он ел собственный кал. Артур помог бездомному встать, умыл его мокрым снегом и, дав оставшуюся последнюю ириску, зашагал с ним в обнимку в сторону больницы, которая находилась неподалёку.