Бункер

18+

1.

2000-й год.
Российская Федерация. Тверская область.

Заброшенный бункер в глухом лесу.

Найти бункер непросто, даже если иметь точные координаты. С трёх сторон – это обычный холм, затерянный среди зарослей колючих кустов и хвойных деревьев, заваленный сломанными ветками и засыпанный снегом.

С четвёртой, в небольшом углублении – бетонная стена в форме трапеции, – в застывших соплях сосулек, почерневшая, покрытая мхом, плесенью и грибами.

Там же и входная дверь –  в чешуе отслоившейся краски и в ржавчине, кое-где виднеются остатки процарапанных надписей, но их не разобрать.

На снегу возле входа в бункер – многочисленные следы, которые начинаются как бы из ниоткуда.
Следы уже изрядно запорошены снегом, но всё еще видны.

Бункер глубокий.
Со стен сочится и гулко падает вниз коричнево-ржавая вода – кап-кап-кап-кап.

Желтоватый свет пробивается сквозь решетку светильника, покрытую хлопьями паутины.
Вниз ведёт металлическая винтовая лестница.

На всём пути лестница огибает нечто, похожее на лифт: кабина, вокруг которой свисают тросы, только нет ни дверей, ни окон.

Осторожно спускаемся. После третьего витка наступает кромешная темнота. Держимся за влажные шершавые стены и шагаем наощупь.

После шестого мрак начинает рассеиваться, только свет пробивается уже снизу.

Внизу оборудована комната, размерами где-то 10х10 м.

В комнате обшитые панелями ДСП стены, массивный круглый стол, дюжина ученических стульев на полозьях. По правой стене – ряд стеллажных шкафов с разложенными противогазами, измерительными приборами в черных блестящих корпусах, а также непонятные железяки, провода, плакаты, журналы и пишущая машинка марки «Ятрань».

Вместо окна – огромная карта мира времён СССР.

Бетонные пол и потолок грязно-серого цвета.

Люминесцентный свет – стратёры потрескивают, лампы гудят, свет время от времени дрожит и подмигивает.

В комнате собрались люди…
или не люди…

В количестве десяти человек…
или не человек…

Короче, особей мужского пола (далее, для удобства и пока до конца ни разберёмся в чём дело, будем их называть сокращенно – ОМП).

2.

ОМП расселись вокруг стола, озираясь по сторонам и с удивлением разглядывая друг друга.

- А это что ещё за хмырь? Троцкий? Калинин? Курчатов?

- Это… товарищ Эдуард… понимаешь, Вениаминович. Только что, так сказать, прибыл… Прошу любить и жаловать!

- Так он же, ****ь, матерщинник!

- Ну, хватит, Виктор Степанович! Все кандидатуры утверждены Самим, вы же знаете... 

Собрание вёл пожилой ОМП с копной волнистых седых волос, хитроватым прищуром и значком народного депутата:
- Товарищи! Закрытое заседание Первого Международного Конгресса Пятого Коммунистического Интернационала (в изгнании) торжественно объявляю открытым!

- Позвольте, любезный, а зачем этот пошлый застойный пафос имени XXVII партсъезда, а?
Не, ну, коллеги, действительно…
Ты нам лучше уж это… на ложках сыграй, аппаратная шлюха. – довольный произнесенной тирадой (последнюю фразу которой, надо признать, он произнёс почти шёпотом), новоприбывший протёр запотевшие от влажности очки и шумно высморкался в роскошный шёлковый платок, расшитый золотыми драконами.

Ведущий скривил губу, синеватого оттенка подбородок – бабий, мясистый – еле заметно подрагивал.

Возникла неловкая пауза.
 
- Не так сели! – вдруг рявкнул Ведущий; да, ему тоже было непонятно – зачем, почему на самом последнем этапе подготовки Самому вдруг понадобилась кандидатура этого гомосека Лимонова...

- Евгений Максимович, пересядьте, вы первый зам. Шта? Я подожду… Мы, понимаешь, подождём… Докладывайте обстановку, Евгений Максимович.

ОМП с внешностью какого-то доисторического животного из семейства пресмыкающихся немедленно закопался в бумагах, затем долго и старательно откашливался:
- На сегодняшний день вирус унёс более 60% населения Земли. При этом, начиная с конца осени вирус начал мутировать – случав заражения стало значительно меньше, но смертность от него гораздо выше – более 50%. По прогнозам…

- Понятно-понятно. Политическая обстановка?

- ЕЭС практически прекратил своё существование. Официально из состава вышли Италия и Испания. В США реальная власть перешла к штатам, Техас объявил о независимости и сформировал собственные вооруженные силы. В целом обстановка максимально приблизилась к определенной нами критической точке, как мы и планировали. Дальнейшее оттягивание реализации наших планов и договорённостей видится мне контрпродуктивным…

- Что там в матушке-России? – грубовато перебил докладчика ОМП в гражданском костюме, но с кирпичным лицом и офицерской выправкой.

- Власть по сути находится в руках незаконных вооруженных формирований и ОПГ, действующих в связке с силовыми структурами. Деньги никого не интересуют – всем нужен товар: в основном продукты длительного хранения, самогон, золото, ювелирные изделия и художественные ценности.  Курильские острова на 150 лет переданы в аренду Японии, но с правом совместного рыболовства. Нефть…

- Эх, ****и! Ну какие же вы ****и! Такую страну просрали! – театрально всплеснул руками Ведущий.

- Ой, не вам это говорить, Борис Николаевич, ой не вам… – в унисон Ведущему запричитал лысоватый ОМП неарийской внешности.

- Я, Борис Абрамович, с себя ответственности не снимаю… Поэтому мы здесь сегодня, понимаешь, и собрались.

- Ладно-ладно, это я так, нервишки, знаете ли, пошаливают. А что это у нас интуристы скучают?

- Товарищи, уважаемые иностранные гости, наденьте, пожалуйста наушники – вы же ни черта не поймёте! – лысоватый обратился на чистом английском языке к четвёрке бородатых ОМП, расположившихся отдельной группой напротив Ведущего.

3.

Медведь выбрался из сугроба,
разбросал ветки,
которыми пытался укрыться,
и с трудом, пьяно пошатываясь, привстал на задние лапы.

И не было ничего ужаснее его вида –
облезлый, худой, шерсть покрыта ледяной коркой
как кольчугой,
нос разворочен, морда разодрана,
один глаз вытек и превратился в кровавую ледышку,
другой был пока цел и всё ещё посверкивал из глазницы как отполированный черный агат на пальце у… ну, в общем, это не важно.

Медведь сгорбился и, опираясь на деревья, пробирался сквозь чащу.
Сотней хрустальных колокольчиков, сопровождая его каждый, с дикой болью дающийся шаг, позванивали ледышки.

Он настолько исхудал,
что даже тонкий наст выдерживал его.

Продираясь сквозь чащу,
шатун вышел к бункеру.

Осмотрелся, насторожился,
обнюхал уже совсем невидимые следы.

Лёг прямо на них,
выпрямил лапы
и стал, сначала осторожно,
а потом всё быстрее и быстрее
перекатываться на снегу.

Колокольчики превратились в осколки бутылочного стекла
и вгрызались, резали его кожу и мясо,
а он ревел и катался.

Катался и ревел.

И не было ничего ужаснее этого рёва.

4.

- Мужики, а вам не кажется, что кто-то ломится к нам сюда, в бункер?
 
- Точно, Стаканыч! Вот как раз такой случай был со мной в 92-м, В Приднестровье…

- Ну, хватит уже, Виктор Степанович! Александр Иванович! Ну, шта вы… как маленькие дети. Это ветер стучит в… окошки. Всё, давайте уже к делу.
Ведущий крякнул, пошарил под ногами, и водрузил на стол объемный, черной кожи чемодан типа «дипломат».

- Так вот, с этой минуты попрошу соблюдать режим особой, понимаешь, конспирации. Обращаться друг другу будем только по партийным кличкам. Вы их знаете. Или не знаете?

- Так точно, Борис Николаич!

- Александр Иваныч… то есть, отставить… Товарищ Генерал…

- Слушаюсь, товарищ… ЕБН!

- Вот-вот, пора, братцы, привыкать… Товарищ, как там тебя, Мяу… Мау… Товарищ Кадда… Тьфу ты! – ведущий извлёк из штанов скомканный листок бумаги и принялся изучать, – Товарищ Полковник, ну снимите вы, понимаешь, фуражку. Ну, как вы наушники надели? Вы же ничего не услышите… Ну, как хотите… Так о чём это я? Да, чемодан…

ЕБН взял длительную паузу и прикусил губу.

В комнате на минуту воцарилась полнейшая тишина, и только в ней присутствующие отчетливо услышали металлические звуки, похожие на несильное, но методичное поскрёбывание. Звуки шли сверху.

- Дверь режут, автогеном.

- Может, ремонт?

- Ну, какой к чёрту ремонт? Постеснялись бы интуристов! Товарищи… Примус и Стаканыч!Ветки это… Здесь уже восемь лет ни одной живой души не было.

Полковник снял фуражку, надел наушники оголовьем к подбородку и вновь водрузил свою щегольскую фуражку с какими-то экзотическими ветвями, лепестками, орлами и кривыми кинжалами.

Собравшиеся ещё пару минут погалдели, покашляли, посморкались, и заседание продолжилось.

- Так вот – чемодан!
 
5.

1992-й год.
Российская Федерация. Тверская область.

Бункер в глухом лесу.

- Сергей Сергеич! А лестницу-то что, тоже мыть?

- Да ты что, Галюша… её и за два дня не отмоешь. Да и не было такого указания – лестницу мыть, с комнатой вот заканчивай, и хорош.

- Да я уже почти. – Крепко сбитая женщина с рябоватым мужским лицом, лет сорока, в синем халате и с головой, покрытой ярким цветастым платком, распрямилась, бросила тряпку в ведро и, вновь согнувшись, начала энергично её прополаскивать.

Мужчина, лет пятидесяти, худощавый, с трёхдневной щетиной, тоже в синем халате и в панаме из газеты «Советский Спорт» отложил в сторону разводной ключ и с интересом наблюдал за мерными колыханиями её крупных и упругих ягодиц.

- Да я тоже почти всё, Галь. Чепуха осталась. Насосы и вентиляцию отключил… электричество на резерв перевёл…
Мужчина зажмурился и почесал бритый затылок.
- Галь, а Галь… может мы это… водочки с тобой выпьем…. У меня есть. По малёху. А? Чисто символически. За здоровье. Капелюшечку.

- Как ты достал уже, Сергеич, с этой своей водочкой! Знаю я как облупленные и эти твои «символически». Сначала хвалиться будешь, какой мол ты незаменимый работник, потом, молча и противно улыбаясь, сиськи мои начнешь мять, потом, заикаясь, в вечной любви будешь признаваться, замуж на коленях предлагать… Не, эту частушку я уже сотню раз слушала-переслушала. А когда оклемаешься, дня через три, и на работу наглой своей рожей заявишься – и мимо-мимо, гад такой, пройдешь как ни в чём не бывало, отвернёшь рожу-то свою паскудную и этак сквозь зубы: «Зрасьте, Галина Васильевна». Так бы и прибила, старый ты чёрт!

- Галчонок, да вот те крест, что не буду предлагать! Веришь? Всеми своими детьми поклясться могу, что не буду. Да и когда такое было?

- Так два месяца тому и было. Всё, Сергеич, закончен разговор.  Не хочу, надоело.

Галина намотала тряпку на швабру и удалилась в дальний угол комнаты домывать пол. Сергей Сергеевич с минуту постоял в рассеянности, затем подобрал разводной ключ, подошёл к двери лифта и принялся внимательно её рассматривать.

- Галь, а Галь! А тебе не кажется, что лифт странный!

- Тут всё странное!

- Дверь только одна! Наверху-то двери нет!

- Значит, так надо!

- Галь, а Галь! Подойди, а!

- Хосссподе… Ну, что тебе?! Иду…

6.

Ведущий вывалил содержимое чемодана на стол. Цветные и серые пакеты и папки, картонные коробки, заклеенные синими печатями.

- Здесь, понимаешь, всё необходимое. Планы, инструкции. Вы их знаете. Или не знаете? Паспорта, там. Телефоны…

ЕБН замолчал, прикусил губу и, будто вспомнив или, наоборот, забыв нечто чрезвычайно важное, вдруг принялся спешно сгребать со стола и засовывать коробки и документы обратно в чемодан.

Собравшиеся, не отводя глаз, следили за его хаотичными действиями: пальцы не слушались, коробки не вставали на место, папки сминались и никак не хотели засовываться...

Примус также, как и все, не отрываясь, смотрел на Шефа, но при этом в голове его бродили – то сплетаясь в змеиный клубок, то разлетаясь как брызги шампанского, то сталкиваясь как несущиеся на встречу друг другу потерявшие управление гоночные болиды – сложные и глубокие мыслительные процессы. Желваки его морщинистых дряблых скул, оба подбородка и влажные губы находились в непрестанном движении, на лбу появилась сильнейшая испарина, пот стекал на полузакрытые старческие глаза. Казалось, что этот мудрый, цельный и решительный человек за каких-то несколько минут ещё более постарел и усох, что он просто сдался. Что он беззвучно и беспомощно плачет, плачет как маленький ребёнок, как брошенный и подавленный маленький ребёнок.

Но нет! Нет-нет-нет! И ещё раз нет! Внутри у него уже зарождалось, формировалось, крепло и пыталось вырваться наружу его самое трудное, мучительное и такое архиважное решение. Решение всей его жизни. Да-да-да!

Мучительнее и труднее того самого решения, важнее которого казалось и быть уже не может, того самого – в марте 1999 года, в воздухе над Атлантикой.
И вот буквально в считанные минуты черты его постепенно разгладились, пот высох. Примус, прищурившись, оценивающе оглядел всех собравшихся, дипломатично прокашлялся, слегка поиграл бровями, а затем вдруг резко приподнялся, пронзительно заскрежетав полозьями ученического стула, надел круглые очки, становясь ещё более похожим на какое-то доисторическое животное семейства пресмыкающихся и, устремив взгляд к висевшей напротив карте СССР, сначала не совсем уверенно, а затем всё твёрже и громче заговорил:
- Это не просто сотовые телефоны, товарищи! Это новейшая и уникальная разработка нашей оборонной промышленности! По телефону вы будете получать все необходимые инструкции и оперативные задания, отправлять в Центр донесения, фото, аудио и видео материалы. Телефон интуитивно настраивается на обнаружение всевозможных жучков, иных средств, одновременно и сам являясь таковым средством, только гораздо более мощным и совершенным.
Безусловно и то, что отследить и тем более обнаружить, что архиважно, такой телефон внешними средствами разведки, существующими в мире по состоянию на 2019 год, не представляется возможным.
Также при необходимости телефон может быть настроен и на физическое устранение вероятного противника. А камера телефона в нормальном разрешении покажет любую точку в вашей зоне ответственности, включая здания, сооружения, как снаружи, так и внутри.

- Вот это да!

- Етитский корень!

- А нормальное оружие будет? Пистолеты там, ружья, гранатомёты?

- Звонить-то по нему можно?

- Безусловно, связь будет рабочей, причём даже в тех местах, где никакой связи и в принципе не существует. При самой крайней необходимости при помощи своего телефона вы сможете связаться даже… с Самим… Ну, не напрямую, конечно… Вы сможете (повторюсь, что только в экстренном случае крайней необходимости) сформировать при помощи закрытого меню телефона соответствующий запрос.  Запрос будет в установленные сроки рассмотрен, о чём вас по телефону же и проинформируют путём отправки специального сигнала. Однако и Сам в любой момент может выйти с вами на прямую связь, то есть минуя колл-центр секретариата президиума.

- Ого!

- Я бы даже сказал: Ого-го!

ОМП задвигали стульями, зашелестели инструкциями, заголосили. Интуристы теснее прижали к себе наушники, боясь пропустить особенно важное.

Стаканыч что-то шепнул на ухо БАБу, и оба громко заржали.

Команданте в возбуждении вырвал из бороды длинный седой волос.
 
Индеец отстукивал каблуками нечто ритмичное и духоподъемное.

Мясник пальцами рук наигрывал на воображаемом фортепьяно.

Примус, с глубоким удовлетворением отмечая тот факт, что за максимально короткое время смог легко и непринуждённо приковать к себе пристальное внимание, и сам заметно оживился: передвинул от скучающего ЕБН чемодан и ловкими движениями пухлых пальцев аккуратно рассортировал содержимое и бодро щелкнул замками.

- А кому – чемодан?

- Да, чемодан-то кто понесёт?

Вновь возникла неловкая пауза, которую нарушил будто бы очнувшийся от глубокого и тяжелого сна ЕБН:
- Ни-ко-му! Чемодан по прибытию на место следует передать товарищу Руцкому. Александру Владимировичу. Он нас там, понимаешь, и встретит.

ОМП многозначительно переглянулись.
- Почему вы так говорите: «Руцкому», Борис Николаевич?  Разве у него нету партийной клички?

БАБ ухмыльнулся и что-то зашептал на ухо Стаканычу. Оба прыснули, закрываясь руками.

ЕБН скривился, но всё-таки полез в штаны и извлёк тот самый мятый клочок бумаги, и вновь внимательнейшим образом его изучил.
- Нет, товарищи. Партийной клички, понимаешь, у товарища Руцкого нет…

- Товарищи, пара слов собственно о перемещении. – Примус посмотрел на Шефа и тот еле заметно качнул головой. – Портал перемещения во времени открыт на двадцать лет. Теоретически есть возможность переместиться как вперёд, так и назад, но нас, как вы понимаете интересует год 2020-й. День отправления соответствует дню прибытия.
Примус посмотрел на свои титановые часы известной швейцарской марки:
- Сегодня 28-е декабря. Следовательно…

- Скоро Новый год! Предлагаю, товарищи, выпить по бокалу шампанского!  – подхватил неунывающий Стаканыч.

- Алкаш! – довольно громко произнёс Лимонов и шумно высморкался в свой шёлковый носовой платок, расшитый золотыми драконами.

- Салюд!

- С наступающим!

- Ли хайм!

- На здаровие!

- Предложение товарища Стаканыча – ЕБН встал и энергично рубанул воздух обеими руками – принимается!
Таким образом Торжественное заседание считаю полностью закрытым и приглашаю уважаемых коллег на небольшой дружественный фуршет!

Прищурился и улыбнулся свой, знаменитой на весь мир, широкой улыбкой. До ушей...

7.

Медвежонка спасали два раза.

Первый раз –  когда он неожиданно появился на территории военного аэродрома в Тверской области.
 
Он был совершенно один, мокрый, грязный, растерянный и очень голодный.
Что произошло – не знает никто.

Возможно, его маму – медведицу застрелили охотники и подбросили осиротевшего малыша к взлётно-посадочной полосе, и медвежонок остался один.

Медвежонку дали имя – Анатольич и оставили жить на аэродроме.

Вскоре Анатольич освоился, часами играл с инструментами, лазил по трапам и стремянкам, пил коровье молоко из бутылочки, подружился с немецкой овчаркой Адольфычем, но больше всего с пилотом – Анатолием Петровичем.

Медвежонку завели аккаунт в Инстаграме и выкладывали забавные видео: Анатольич играет с Адольфычем, Анатольич за штурвалом истребителя, Анатольич обнимается с Анатолием Петровичем.  Нашли ветеринара, который при необходимости консультировал лётчиков по питанию и уходу за медведем.

В общем, не жизнь была, а малина.

Но время шло, и настала пора задуматься о будущем Анатольича. Он уже долго жил среди людей и крепко привязался к ним.

Даже полюбил слушать гул взлетающих самолётов.

Но особенно полюбил медведь обниматься и целоваться с Анатолием Петровичем.
Анатолий Петрович с коллегами обзванивали зоопарки, но ответ всегда был один: извините, нет, дефицита в медведях не испытываем.

Тогда кто-то из пилотов раздобыл контакты надёжного человека, который обещал пристроить Анатольича в природный заповедник.

- Даже не сомневайтесь, ваш мишка будет жить у нас припеваючи. – подлил липового медку по телефону надёжный, и это решило дело.

Отдавали Анатольича с тяжёлым сердцем.  «Там ему будет лучше», - уверяли себя пилоты, но на душе было всё равно неспокойно.

Люди, которые приехали забирать медведя, лётчикам сразу не понравились. Они были больше похожи на угрюмых и равнодушных рэкетиров из девяностых, чем на улыбчивых и добрых ведущих телепередачи «В мире животных» (которых заранее нафантазировал Анатолий Петрович, представляя себе расставание с мохнатым воспитанником).
 
Приезжие молча погрузили Анатольича в клетку и увезли.

Однако при первой возможности лётчики решили проведать Анатольича.
Но не тут-то было. «Надёжные» всячески уклонялись от встречи, а затем и вовсе перестали выходить на связь.

Анатолий Петрович с товарищами провели собственное расследование и выяснили: их доверчивый Анатольич попал на притравочную станцию.

Вызволять отправились почти всем лётным составом. Уже на подъезде к станции они услышали жалобный рёв Анатольича: Мама-мама-мама!

Внешний вид медведя поразил бывалых пилотов, от прежнего жизнерадостного и ухоженного Анатольича не осталось и следа: шерсть свалявшаяся и грязная, на носу кровоточили глубокие раны от собачьих укусов. 

- Анатольич! Анатольич, родной! – зверь замер от удивления. А когда взломали клетку – сражу же бросился в объятья Анатолия Петровича.

Анатольича отмыли, накормили, а он всю дорогу сидел молча, приклеившись кожаным носом к стеклу автомобиля.

Так медведя спасли во второй раз.

И после этой истории было окончательно решено – больше Анатольича не отдавать.
Его перевезли на соседний аэродром – тот бы гораздо просторнее прежнего. Огородили большой участок, построили вольер на пожертвования, которых от пользователей интернета пришло раза в два больше, чем требовалось. Планировали установить веб-камеры, чтобы за жизнью Анатольича можно было наблюдать в интернете в режиме реального времени.

Но не успели.

Так вышло.

Однажды, ранним утром, всю эскадрилью подняли по боевой тревоге, летчики быстро оделись, схватили вещмешки, погрузились на свои истребители и улетели на общевойсковые учения, куда-то далеко, за Урал.

На аэродроме остался только семидесятилетний Карим – сторож и, одновременно, завхоз аэродрома.

Кариму не успели дать никаких указаний насчет Анатольича, и он поступил так, как обычно поступал в подобных обстоятельствах – запил. И запил крепко.

Анатольич нервничал, не понимая, что происходит. Почему они не возвращаются? Почему не приносят еду? Почему не приходит Анатолий Петрович? Он то метался по вольеру, то начинал рыть ямы, то просто лежал, распластавшись на траве и жалобно ревел: ну что же вы, где вы, мне страшно, и я очень хочу есть!

На третий день Анатольич проломил заградительную сетку и ушёл в лес…

Медведь умирал.

Каким-то образом он забрался на холм и, не двигаясь, лежал, засыпаемый снегом. Вспоминал свою маму – Анатолия Петровича: как они дурачились, обнимались, как он облизывал мамино небритое лицо, а мама, улыбаясь, что-то шептала ему на ухо.
Медведь замерзал, но не чувствовал этого – наоборот, ему казалось, что стало тепло, совсем тепло – как летом, под солнышком, на зелёной и сочной травке, как с мамой. Ночью снег прекратился, небо немного очистилось, и на нём высыпали яркие-яркие звёзды. И Анатольича не стало.

А к утру снова пошёл снег, и как тёплое ватное одеяло накрыл бедолагу целиком, с головой.


ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...