Лёвка

Этот мальчик пришел к нам в 3-м классе. Помню, как мы сидели на уроке, учительница рассказывала нам что-то, и тут открылась дверь и в класс вошла наш директор. А за ней, робея, в класс вошел невысокий курчавый мальчик с огромным, больше его самого, ранцем за плечами.
- Познакомьтесь, ребята, - сказала директор, - это ваш новый одноклассник, его зовут Лёва Степченко.
- Давай, давай ко мне, у меня место свободное, - загалдели ребята на задних партах.
- Нет, ребята, - вмешалась учительница, - пусть Лёва сядет поближе, так ему проще будет втянуться в учебный процесс.
И Лёвку посадили ко мне. Так я мог получше разглядеть его. Нескладный, с курчавой, как у Пушкина головой, с огромными карими глазами Лёвка казался похожим на птенца, выпавшего из гнезда. Разумеется, на переменке мы все окружили его и, перебивая друг друга, засыпали его вопросами.
Он рассказал нам, что до того, как поступить к нам в школу, он учился в так называемой Лесной школе. Что это такое мы, конечно, не знали. Да и сейчас не каждый знает. Лесные школы открылись в нашей стране еще до революции и представляли собой школы-интернаты, в которых жили и учились физически слабые или больные дети, например, дети, страдающие заболеваниями легких. А название свое они получили из-за того, что располагались они, как правило, за городом или на окраине города. У Лёвки было какое-то заболевание, связанное с печенью или почками, я уже плохо помню. На наши вопросы он отвечал односложно, опустив голову, будто смущаясь чего то. И как то заумно, вроде:
- Да, разумеется.
Или:
- Нет, ни в коем разе.
Конечно, все мы очень захотели подружиться с новичком. Он казался добродушным и открытым парнем. Но мы, как оказалось, ошиблись.
Лёвка как то сразу отстранился от всего коллектива. В совместных играх на переменках, в различных конкурсах и спектаклях, в которых мы принимали участие всем классом, он не участвовал. С окружающими ребятами держался холодно и, не побоюсь этого слова, высокомерно. Учился он, в принципе, неплохо, но, опять же, не лучше и не хуже других. Помню, как однажды у меня на уроке закончилась ручка и я попросил у него запасную:
- Лёва, а у тебя нет случайно запасной, - обратился я к нему.
Недоверчиво зыркнув на меня с высоты своими огромными, как чайное блюдце глазами он ответил:
- Есть, конечно, но с какой стати я тебе должен ее дать? Свою иметь нужно.
Больше я у Лёвки никогда за время нашей совместной учебы ничего не просил.
Нет, не сказать, конечно, что я был душой компании в детстве. Я тоже был достаточно замкнутым мальчиком, но никогда не дистанцировался от всех. А Лёвка будто провел черту между нами и собой, замыкаясь на перемене с какой-нибудь заумной книжкой в уголке. Все попытки ребят как то сблизиться отсекал, будто бы взмахом руки. Если честно, я никогда в жизни впоследствии не встречал таких замкнутых в себе типов, как он.
Как то на переменке он не поделил что-то со Славкой Фоминым. Не знаю, из-за чего возникла перепалка, но, к сожалению, дело дошло до драки, в результате которой Лёвка, зажимая рукой нос, из которого текла кровь, с плачем бросился прочь. И не куда-нибудь, а в кабинет директора.
На следующем уроке директор, строгая пожилая женщина, пришла в наш класс и, поблескивая огромными очками, коротко заявила:
- Фомин, завтра с родителями в школу, к директору.
Славке вкатили двойку по поведению. А дома досталось от родителей так, что Славка потом несколько дней, сидя на уроке, постоянно ерзал, будто сидел на перевернутой кнопке.
- Фомин, хватит ерзать, - не выдерживала учительница, - выйди вон из класса и приведи себя в порядок.
После этого случая Славка возненавидел Лёвку, казалось, на всю оставшуюся жизнь.
В 1991 году, с развалом СССР, в школе появились первые признаки, так сказать, демократизации. В частности, была отменена обязательная школьная форма. Школа запестрела различными нарядами, модными тогда вьетнамскими джинсами на мальчишках и пестрыми модными юбками на девчонках. Но Лёвка и тут сумел отличиться, придя в школу в модных и, невероятно дорогих джинсах LEE, такой же джинсовой куртке и белых адидасовских кроссовках. Девчонки заглядывались на него, но он и виду не подавал. Тогда то и произошел этот забавный случай с Лёвкой. Виновника тех событий я не знаю до сих пор, но им вполне мог оказаться Славка.
Однажды, вернувшись в раздевалку после урока физкультуры, мы в спешке начали переодеваться, чтобы успеть на следующий урок. И тут дикий крик отчаяния пронзил раздевалку. Кричал Лёвка. Оказалось, что во время урока физкультуры какой-то находчивый умник приклеил клеем Лёвкины кроссовки подошвами к полу. Помните, как в мультике про Кваку-задаваку, когда хвастливого лягушонка перед соревнованиями по бегу незаметно приклеили лапками к  беговой дорожке. Объявили старт, лягушонок рвется-рвется, а ноги оторвать не может. Еще и песенка смешная при этом звучит:
А нам любое море по колено,
А нам любые горы по плечу.
Клей, которым приклеили Лёвкины кроссовки, оказался хорошим, прочным. Не каким то там канцелярским, а специальным, к тому же моментальным. Потом мы наблюдали, как наш физрук, вооружившись ножом, пытался оторвать подошвы кроссовок от пола. Операция по разделению кроссовок и пола раздевалки завершилась удачно, лишь на полу остались небольшие куски подошв со следами клея как напоминание об этом событии.
Лёвкина мама, высокая невероятно худая женщина, напоминающая внешне классную указку, прибежала на следующий день и ее крики из кабинета директора даже заглушали шум перемены. К сожалению, виновника найти не удалось. Или к счастью, во всяком случае для виновника – ибо простой двойкой по поведению дело бы не ограничилось.
Никогда не забуду тот пасмурный осенний вечер. За окном школы лил дождь. Уроки уже окончились. Надежда Александровна, учительница истории, проверяла классные работы за своим столом. Мы со Славкой остались в качестве дежурных – прибирали класс, расставляли стулья, протирали парты. Интересно, сейчас в школах еще назначают дежурных?
Вдруг – открывается дверь и входит Лёвка. В одних трусах и кроссовках. Волосы мокрые, растрепанные. На глазах слезы.
- Лёва, что случилось? – бросилась к нему учительница.
Оказалось, что Лёвку недалеко от школы встретили хулиганы. Угрожая мальчишке, они сняли с него модные джинсы и джинсовку.
- Там ключи и деньги остались, три рубля, - плакал он, сидя за партой.
Жалко Лёвку было. Учительница набросила на дрожащего Лёвку какую-то куртку и бросилась к директору вызывать милицию и звонить его маме. Я вынул из кармана яблоко и протянул ему.
- Вот, возьми.
- Не надо, - взвизгнув, оттолкнул мою руку Лёвка.
Яблоко упало на пол и закатилось под шкаф.
Стало как то противно и мерзко на душе…
На следующий день Лёвка в классе не появился. Не появился он и через неделю. Позднее мы узнали, что его перевели в другую школу. Про тех хулиганов не знаю, нашли или нет.
До сих пор меня гложет какое-то необъяснимое чувство вины перед Левкой. Что мы так и не смогли найти с ним общий язык. Кого в этом винить? Нас? Родителей мальчишки, воспитавших из него, не побоюсь этого слова, асоциального типа? До сих пор не знаю… Наверное, все мы виноваты в этом…