Новокшонов из ЧеКа и арест Колчака

Над текстом - одна из немногих фотографий Новокшонова Ивана Михайловича времён Гражданскй войны. Он создатель конного партизанского отряда в окрестностях города Зимы, в большинстве своём состоящего из местной молодёжи. Перед Гражданской войной Новокшонов И.М. стоял у истоков комсомольского движения в Иркутской губернии и возглавлял первую комсомольскую ячейку. На этом фото он в самом начале создания им 5-го кавалерийского полка имени Гершевича. Есть ещё одно фото Новокшонова в свободном доступе - там он более матёрый. Оригинал этой фотографии находится у руководителя клуба "Краевед" при Центральной библиотеке города Зима - Гавриловой Светланы Владимировны, а эта электронная копия выставлена на сайте библиотеки "Новокшонов | biblio
zimacbs.wixsite.com›biblio/kopiya-ostapenko".

Сто лет назад, а именно 13 января 1920 года, в железнодорожном посёлке Зима случился большой переполох. На перрон станции, охраняемой колчаковской ротой железнодорожной охраны, торжественно вышла группа из 6-ти человек. Военная форма на троих из них была вызывающе парадной – длинные бурятские шубы, пошитые мехом наверх, были перетянуты портупеями, на груди широкие алые ленты с надписью «Вся власть Советам», на высоких папахах, вместо кокарды, красные треугольники. Сабли, маузеры, револьверы и гранаты оттягивали портупеи и подчёркивали важность момента. Это была немыслимая дерзость – все пути, до отказа, были забиты эшелонами из вагонов-теплушек, в которых спасались бегством интервенты – чехи, поляки, румыны. Движущаяся с запада на восток лавина Красной Армии продемонстрировала оккупантам свою мощь, и те, отступая, несли большие потери. Политическая ситуация в Иркутской губернии, на тот момент, была такова – в результате декабрьского восстания, на штыках партизан, к власти в Иркутске пришёл эсэровский Политцентр. А какая власть была в Зиме в середине января 1920 года - сам Бог ведает, но точно не советская. Поэтому вызывающее появление красных партизан на станции не предвещало ничего хорошего. Мгновенно возникла давка, толкотня, шум и гам – обыватели и торговки разбегались кто-куда. Дело намечалось не шуточное, и всё шло к ожесточённой перестрелке. Но кто мог так обнаглеть и провоцировать «вооружённый до зубов» многочисленный чехословацкий гарнизон, охранявший стратегически важную станцию, где менялись паровозные бригады и локомотивы? Чехи имели на вооружении не только стрелковое оружие и сабли, но и артиллерию, а также бронепоезда. И что, собственно, этим товарищам было нужно? Оказалось, что нарушители спокойствия - это зиминские подпольщики и партизаны. Возглавляли группу Новокшонов Иван Михайлович с адъютантом Соседко и командиром кавалерийского эскадрона Угроватовым, за ними следовали члены большевистского ревкома – Трифонов, Уразметов и Добрыйдень. Они важно и уверенно двинулись к штабному вагону, где находился начальник гарнизона и комендант станции, которого местные жители знали как полковника Ваню. Выговаривать чешские имена зиминцам было не легко, и они называли чехов на свой манер – общаться то как-то надо было. Скорее всего, чешский полковник был таким же Ваней, как и простой легионер Веселков, который сотрудничал с партизанами и передавал им важную информацию – настоящая фамилия Веселкова оказалась Крахотвил. Так вот - этот Крахотвил накануне вышел на связь и сообщил зиминским подпольщикам невероятную новость – в литерном поезде 58 – БИС на станцию Зима вот-вот прибудет адмирал Колчак в вагоне, украшенном флагами союзников – Англии, Франции, США, Японии и Чехословакии, что символизирует их высокое покровительство адмиралу. Так вот, партизанская делегация шла предъявить начальнику чехословацкого гарнизона ультиматум с требованием выдать им адмирала, ну или, хотя бы, проверить достоверность информации. Обвешенные оружием партизаны беспрепятственно прошли к вагону коменданта станции, вежливо постучались и ординарец полковника, с его разрешения, впустил непрошенных гостей. Хозяин поздоровался со всеми за руку и полюбопытствовал о цели их прибытия. Далее будет правильным процитировать выдержки из очерка самого Новокшонова «Вокруг ареста Колчака». Итак: 
« - Дело, видите ли, в следующем, - начал я, - мой штаб получил сведения о том, что сегодня с поездом 58- БИС в офицерском вагоне едет Колчак. Я пришёл к вам… требовать его выдачи.
- Ах так! – криво усмехнулся полковник. Что же… - и помолчав полминуты, вдруг резко добавил: Выдать Колчака я не могу.
- Но почему? – опять задал я вопрос.
- Потому, что он находится в распоряжении Высшего союзного командования.
- Тогда мы возьмём его силой, - посмотрев на полковника, проговорил я и повернулся к двери, где стоял Соседко.
- Товарищ Соседко! Отдавайте приказ, чтобы все наши части продвинулись к линии и ждали моих распоряжений.
- Как угодно, ответил полковник по уходу Соседко. – А если хотите драться, то я готов».
Не смотря на демонстрацию готовности к сражению никто из противников боя не желал. Причины для уклонения от боестолкновения были весьма просты. Чехи опасались, что партизаны взорвут мосты через Оку, Ухтуйку и Кимильтейку и отрежут путь к отступлению и тех частей, что уже прибыли на станцию, и тех, что 7 января были настигнуты атакующей красной армией под Красноярском и панически бежали в сторону Иркутска, но ещё не достигли Зимы. А Новокшонову было просто не под силу атаковать столь сильного противника численностью своего войска в 150 бойцов, половина из которых была вооружена берданками и дробовиками. Как излагает в очерке Иван Михайлович – в тот день часть отряда ушла под Нукут с единственным пулемётом. Информация о численности зиминских партизан была сильно раздута слухами и сплетнями, и противник в разы преувеличивал опасность угрожавшую ему. Так сколько же на самом деле было кавалеристов в 5-м полку имени Гершевича, которым командовал Новокшонов? На эту тайну проливает свет страница №33 из документа ГАИО хранящегося под номером 16, в фонде №3344, опись №1. Это рецензия капитана Нестерова, 15 января 1920 года арестовавшего Колчака в Иркутске. Рецезия написана на очерк Варгина Н.Ф. - офицера штаба, созданного для проведения Ухтуйского боя. Очерк как раз об Ухтуйском бое и есть и называется «Последние месяцы колчаковщины». Анализируя описание событий 30 января 1920 года в очерке, Нестеров делал поправки и вот что написал о Новокшонове и его кавалерийском полке: «Тов. Новокшонов весьма решительно отвергал свою подчинённость Дворянову и говорил, что его полк в двести сабель, не входит в состав партизанской дивизии Дворянова. Новокшонов именовал себя командующим Зиминским фронтом и заявлял, что подчиняется непосредственно т. Звереву (командующему всеми партизанами и красногвардейцами на территории губернии)». Но о том, что он командующий Зиминским фронтом, командир «кавалерийского полка» в двести сабель, официально заявил как раз по прибытии на станцию Зима для переговоров с полковником Ваней. Пока участники переговоров запугивали друг друга, прибыл литерный поезд с Колчаком и Новокшонов стал требовать предоставления ему телеграфа для переговоров с командующим войсками западных союзников генералом Жаненом.  Телеграфная линия была ему предоставлена и с нашего ж.д. вокзала на все станции от Зимы до Иркутска ушло сообщение: «Всем, всем, всем начальникам партизанских отрядов и рабочих дружин по линии Зима-Иркутск 13 января в Зиму  поездом 58 БИС в чешском офицерском вагоне прибыл Колчак. На моё требование о выдаче Колчака чешский комендант Ваня отказался его выдать. Случае прорыва Колчака через Зиму примите меры его задержанию Иркутске. Подпись – командующий Зиминским фронтом Новокшонов». А дальше командующий стал «тянуть резину», ожидая, что из Иркутска вышлют конвой для ареста адмирала. Получив от Жанена официальный отказ общаться с красными, он потребовал доставить «к проводу» в Иркутске командующего войсками Политцентра штабс-капитана Калашникова, доложил ему обстановку и стал настаивать на переговорах Калашникова с руководством союзников, о выдаче Колчака зиминским партизанам. Калашников приказал эшелон пропустить в Иркутск, где всё готово к аресту, но в Зиме командующим был Новокшонов и он ответил, что Политцентру не доверяет и хочет поговорить лично со Зверевым. Калашников посылает за Зверевым, тот прибывает «к аппарату» 14 января в 1час 45 минут ночи и убеждает Новокшонова в том, что союзники на арест Колчака в Зиме разрешения не дадут, значит, чехи применят вооружённую силу, если он заупрямятся. И всё-таки, Новокшонов арестовал адмирала – он настоял на том, чтобы Зверев решил вопрос с командованием интервентов о сопровождении Колчака зиминскими партизанами. В два ноль-ноль разрешение было получено – разрешено было посадить в вагон одного бойца. Но Иван Михайлович решил убедиться, что бывший Верховный правитель действительно едет в этом вагоне. В сопровождении двух чешских офицеров он безоружный входит в вагон и осматривает купе – адмирал на месте. Вот как описывает это сам Новокшонов – «Он был одет в чёрный френч с адмиральскими погонами, без пояса. При моём входе он опустил газету на колени, пристально посмотрел на меня, затем встал, намереваясь что-то сказать, но, увидев стоящих в дверях чешских офицеров, сел на прежнее место и углубился в чтение». Чехи не допустили общения между противниками и проводили амбициозного командира партизанского отряда на выход. Со станции Зима, Колчак поехал уже под охраной усиленной адъютантом Новокшонова. В этом очерке автор сообщает, что задержал литерный поезд на станции Зима целых 28 часов. Можно ли ему верить? Как уже было сказано выше – капитан Нестеров арестовал адмирала в Иркутске утром 15 января, а зиминские партизаны посетили чешский штабной вагон 13-го числа, тоже утром. Телеграфная связь – это отправка телеграмм, которые фиксируются по времени и дате, а то, что  новокшоновское «всем, всем, всем…» дошло до адресатов упоминается во многих источниках. Да кто он, вообще, такой этот Новокшонов, чтобы «мурыжить» и своё и чужое высшее руководство больше суток? Да, ничего особенного – «голытьба». Образование три класса, мальчик на побегушках в магазине иркутского купца, грузчик, батрак, перегонщик скота из Монголии, послужил, правда, немного псаломщиком при храме, да не понравилось ему – ночью нужно было читать молитвы над умершими, а он боялся покойников, вот и сбежал к пастухам. В Первую Мировую на фронт не попал – отсиделся, так сказать, в тылу, но звание унтер-офицера получил. А тут случилась пролетарская революция и он, как истинный пролетарий, взял в руки оружие и принял участие в установлении советской власти в Иркутске. Служил в оперативном отделе штаба Красной гвардии при Центросибири. В общем, - был чекистом. За это пришлось ответить после свержения советской власти участниками чешского мятежа, вспыхнувшего в Нижнеудинске и Челябинске, и охватившего всю Сибирь. Иван был брошен в Иркутскую тюрьму и расстрелян. Есть и другая версия - якобы, существует покаянная записка Новокшонова с просьбой оставить его в живых, на основании которой, он был освобождён из под стражи и отпущен на все четыре стороны. Если бы всё было так просто в Гражданскую войну, то все пленные чекисты каялись бы безо всякого стыда и шли домой, или в лес, как Новокшонов, чтобы создать в Зиме партизанский отряд, а то, ведь, их расстреливали при задержании без суда и следствия. Поэтому, версия того, что будущий командир партизанского отряда, созданного им в Зиме, был расстрелян, наиболее вероятна. Сам казнённый объяснял своё чудесное спасение тем, что он упал в яму до того, как в него попала пуля, а сверху его завалили трупы расстрелянных товарищей. И такие случаи были не единичны и в Гражданскую, и в Отечественную войну. Ну а дальше всё просто – бежал подальше от Иркутска и спрятался в лесу возле села  Филипповск, на заимке. Вскоре выяснилось, что по заимкам прячется полно дезертиров, уклоняющихся от службы в армии Колчака. Вот, к примеру, призвали 17-ти летнего Давида Пятигорского, увезли в Иркутск, а когда состав ехал на фронт мимо Зимы – он сбежал вместе с товарищами к партизанам. Мало того, в доме Пятигорских разместился партизанский штаб. Раз создался партизанский отряд, то понадобилось боевое оружие – с одними берданками и дробовиками много не навоюешь, поэтому была атакована местная милиция. Результатом налёта стали десять винтовок и тысяча патронов к ним. Об этом пишет житель села Покровка Ланчеков Д.Ф. (ГАНИИО, фонд 393, опись 5, дело 59), а это значит, что в отряд Новокшонова массово вступали глубоко верующие люди - «субботники». Подтверждением тому служит книга Андрея Алдан-Семёнова  «Красные и белые» Вот выдержка из текста: «На хуторе здесь тихо, спокойно. Новокшонов уехал. Андрей остался в землянке. Старик партизан принёс ему варёной картошки, солёных груздей, краюшку хлеба. Андрей поел и попросил самосаду.
- У нас чёртова зелья нет. Грех! – нахмурился старик.
- Вера, что ли, запрещает?
- Правда, иудаисты мы…
Андрей разговорился с партизаном – таким же белобрысым и синеглазым, как Новокшонов. Узнав, что партизана зовут Юдой Соломоновичем, удивлённо заметил:
- Ты на еврея то совсем не похож.
- Да мы ж псковские, из Псковской губернии выходцы, но в Старой Зиме чуть ли не все Абрамы, Соломоны, да Моисеи.
Повоевал Иван Новокшонов в Гражданскую и с чехословаками, и с белыми в Зиминской волости и на прилегающих к ней территориях, и преследовал противника по южному берегу Байкала, и атаковал его в Читинской губернии пока война не замирилась. А после передачи полка, принявшего участие в боях на территории Бурятии и Забайкалья,  И.М. Новокшонов работал в секретно-оперативном отделе Сибирской ЧК, начальником охраны топливных маршрутов, начальником административно-организационного управления Сибирской ЧК. Всё изменилось в 1921 году – большевик Новокшонов был вызван в Москву и исключён из партии за участие в деятельности «Рабочей оппозиции Сибири». Дорога в ЧК и другие государственные структуры была закрыта. Возвращаться в Сибирь он не стал и примкнул к столичным литераторам, так как имел опыт фронтовых газетных публикаций и сочинял стихи. А ещё, разыскал я в недрах Государственного архива новейшей истории Иркутской области фотографию, на обратной стороне которой написано, что снимок сделан в честь приезда в Зиму Новокшонова И.М. в 1929 году. К тому времени Иван Михайлович надёжно закрепился в Москве и уже вполне известный писатель. За год до этого он сфотографировался с самим  Горьким.  Он уже не просто член Союза крестьянских писателей, но и занимает высокие должности в структурах Литфонда. С тремя классами известным литератором не станешь, значит в Москве бывший красный командир и чекист обучался в учебных заведениях с литературным уклоном. В начале 30-х уже широко известный в Литературных кругах Новокшонов переехал в Екатеринбург (Свердловск) и стал работать в профессии далёкой от литературы. Я не очень себе представляю специфику работы начальника сектора технической пропаганды всесоюзного объединения «Востоксталь», где трудился Новокшонов, но его рекомендовал на эту должность нарком Серго Орджоникидзе, значит эта организация нуждалась в таком творческом специалисте как Иван Михайлович. Он принимал активное участие в организации выставки достижений хозяйственного и культурного строительства Урала. Был первым директором Дома литературы и искусств в Екатеринбурге. В 1933 году Серго Орджоникидзе встретил на железнодорожном вокзале Свердловска голодного плачущего мальчишку. Он привел его в кабинет к Новокшонову и дал задание — собрать всех беспризорных детей и открыть для них санаторий.
Такой санаторий был открыт в Уктусе. На фотографии того периода запечатлены ребятишки, греющиеся на солнышке в этом санатории. Невозможно без жалости смотреть на них, в то же время фотография вызывает чувство гордости за нашу родину, спасавшую свое будущее. Звучит красиво, а легко ли это было открыть в Советском Союзе санаторий для бездомных детей человеку, не имеющему к этой сфере деятельности никакого отношения? И ведь смог! Много чего смог Иван Михайлович Новокшонов и Колчака выследил, и в Ухтуйском бою сдерживал и белых и чехов, прикрывая отход партизан к Балаганску, и в литературном творчестве был силён, и детям санаторий открыл, потому что больше было некому. И как его отблагодарила Советская власть? По всей строгости закона отблагодарила – в 37 году обвинили его в «красном бандитизме», осудили на 10-ть лет. Зиминский герой Гражданской войны был арестован 20 июля, затем осужден 14 августа 1938 года. Все источники сообщают о том, что он скончался в 1943 году,  но причина не указана. Однако в ходе беседы с Назарчук Людмилой Васильевной – руководителем краеведов детского клуба «Ровесник», я узнал, что в её школьные годы, в Зиму приезжал сын Новокшонова И.М., который о причине смерти отца в тюрьме сообщил потрясающую информацию. Оказывается, Свердловская тюрьма подверглась затоплению во время паводка на реке Исеть и Новокшонов И.М., находившийся в камере на первом этаже,  утонул. Впоследствии он был реабилитирован – оказалось, что его оговорили. Память о командире 5-го кавалерийского полка осталась в его художественных произведениях, да на пожелтевших фотографиях.