de omnibus dubitandum 118. 130

ЧАСТЬ СТО ВОСЕМНАДЦАТАЯ (1917)

Глава 118.130. ВЗДОРНЫЙ СЛУХ…

    Времена были идиллические. Как-никак, если встать на точку зрения властей, говоривших о "саботаже", Таубе совершил немаловажный проступок. Способствуя раздаче служащим хотя и подаренных денег, он, конечно, способствовал тому, что разумелось под понятием саботажа.

    Лишенные средств к существованию, служащие скорее бы пошли на капитуляцию. Итак, по легкомыслию или нет, Таубе все-таки провинился перед властями основательно и серьезно. И, тем не менее, Поливанов обещал мне просить об его освобождении из-под ареста. И вечером того же дня веселый и радостный Таубе пал в объятия своей мамаши.
   
    Пообещав мне похлопотать об освобождении Таубе, Поливанов заговорил о приказе, исключавшем меня с некоторыми другими лицами со службы. "Это не направлено против вас. Напротив, Лев Давидович (Троцкий) хотел, пока остается открытым вопрос о вашей службе, подтвердить вашу солидарность с вашими товарищами".
   
    Памятуя, что слово серебро, а молчание золото, я промолчал. А хотелось спросить: "Ну, а скажите, пожалуйста, не исключив Нератова, Петряева и других, кроме меня и Татищева, начальников отдельных частей, вы, что же, не хотели их показать солидарными с прочими их товарищами? В этом смысл того обстоятельства, что они пропущены в приказе?".
   
    Расставшись со службою, я стал хлопотать о приискании частной квартиры для выезда с казенной. Не следовало с этим делом медлить. Няне моих детей сообщил дворник, что какие-то темные личности, появившиеся перед домом, в котором мы жили, пустили слух о том, будто "в квартире директора поставлены пулеметы, чтобы расстреливать народ".

    Подъем революционной волны был настолько еще высок, страсти в такой еще степени бушевали, что этот вздорный слух, несмотря на всю его вздорность, мог привести к весьма трагическим последствиям для меня и для моей семьи. Надо было подобру-поздорову убираться. Курьер особой комиссии верховного совета, которой я был так еще недавно управляющим делами {Верховный Совет по призрению семей лиц, призванных на войну, а также семей раненых и павших в войне был образован царским указом от 11 авг. 1914 под председательством имп. Александры Федоровны.

    В его состав входили председатели Гос. Совета и Гос. Думы, Главного Алексеевского и Романовского К-тов, министры, а также "лица обоего пола по назначению" императрицы. К ведению ВС вначале относились прием пожертвований, распределение средств между благотворит. организациями и т.п. Одновременно с учреждением ВС были образованы его к-ты в Москве и Петрограде. В царских указах подчеркивалось, что ВС, "не оказывая непосредственной помощи отдельным лицам, обращает находящиеся в его распоряжении денежные средства на выдачу пособий учреждениям, имеющим попечение о семьях и лицах, указанных выше, и устанавливает правила об условиях и порядке выдачи этих пособий".
   
    Деятельность ВС протекала в четырех комиссиях: подготовительной, финансовой, распорядительной и особой. Последняя (образована 8 янв. 1915) имела полное название: Особая комиссия по призрению воинских чинов и других лиц, пострадавших в продолжение войны, а также их семей.

    Ее обязанности определялись как "разработка и осуществление мероприятий по приисканию занятий и работ, а также по оказанию других видов призрения этим лицам". Кроме того, OK должна была координировать оказание помощи воинам, выпущенным из госпиталей, и дополнительное снабжение одеждой тех из них, что возвращались в строй.

    Из упомянутых в тексте лиц в состав ВС входили: П.Л. Барк, И.Л. Горемыкин, А.Н. Куломзин, H.H. Покровский (возглавлял финансовую и ревизионную комиссии, а в OK был тов. председательницы вел. княгини Ксении Александровны), С.Ф. Вебер (пред. постоянного при ВС Междуведомственного Совещания для рассмотрения вопросов по применению законодательства о призрении лиц, призванных на войну, и их семей).

    Среди членов OK были: автор, жена и сын Горемыкина, жена Коковцова, А.А. Поливанов, жена Н.Н. Покровского - Екатерина Петровна, жена Родзянко, А.Б. Сазонова, ее сестра О.Б. (вдова Столыпина), их братья, М.Ф. Шиллинг. МИД в OK представлял статский советник Иван Петрович Дмитров. Позднее (в 1916) к канцелярии ВС были причислены: В.А. Бонди, Е.А. Висконти и Н.Н. Маслов. ВС и OK, по-видимому, прекратили свое существование в марте 1917}, подыскал мне небольшую квартиру в Заячьем переулке, в доме, где он был в свое время швейцаром. Туда мы и перебрались, проведя время ремонта в квартире моего брата {Лопухин Евгений Борисович (1878 - после 1940) - физик. Окончил СПб ун-т (1900). В 1903-13 служил в М-ве финансов. Затем - в Отд. промыш. училищ М-ва нар. просвещения и преподавал физику в вузах Пг (в 1917 - приват-доцент). В нач. 1920-х - помощник ректора Агрономич. ин-та по адм.-хоз. части. В сер. 1920-х переехал в Баку, был там проф. Азерб. ун-та и Политехнич. ин-та. В конце 1930-х вернулся в Ленинград. В 1917 жил на Знаменской, 34} и потом в квартире моей матери {Мать - Вера Ивановна Лопухина в 1917 жила на Звенигородской, 22}.

    Хотя Поливанов и телефонировал моей жене, что нам не надо торопиться с выездом с казенной квартиры, тем не менее матрос Маркин вежливо наведывался, когда мы полагаем освободить помещение.
   
    О Маркине, сделавшем впоследствии видную карьеру, я только и слышал в эти дни. Он, между прочим, специально занялся эвакуацией бывших чиновников министерства иностранных дел из казенных квартир, показав рекордную "производительность труда" в этой работе. Знал я о Маркине, однако, только по рассказам. Самому с ним встретиться мне не пришлось.
   
    А ресурсы таяли. У меня, да и у моей жены никакой недвижимой собственности, ни капитала никогда не было. Ни я, ни жена не успели ни от кого получить никакого наследства. Было припасено несколько сотен рублей, и то доставшихся путем учета в обществе взаимного кредита дружеских векселей.

    Когда будет истрачена последняя сторублевка (радужная ассигнация с портретом Екатерины II), останутся только 2-3 выигрышных билета внутренних займов да кое-какие ювелирные ценности жены, мои ордена, золотой портсигар, подаренный сослуживцами при уходе с должности управляющего делами особой комиссии по призрению больных и раненых воинов, да карманные золотые часы. Наиболее громоздкое из имеющихся ценностей - столовое серебро, ввиду ожидавшейся эвакуации Петербурга под нажимом германской армии, наступавшей на Псков, было сдано нами на хранение в Ссудную казну {Вероятно, описка и следует читать: "Ссудную кассу". - Публ.} и теперь оказывалось вне пределов досягаемости.
   
    Как хотите, нужно было думать о приискании какого-нибудь заработка, не доводя до израсходования последней сторублевки.
   
    Так думал я, так думали многие мне подобные, еще не додумавшись и не научившись обращать в рубли каждый стул, каждую штору и портьеру домашней обстановки. Этим впоследствии, в зависимости от количества и качества стульев и портьер, давалась владельцу более или менее длительная отсрочка голодовки.
   
    - Ну, а тебе нужно думать разве о том, как бы покрасивее устроить себе беззаботную и светлую жизнь на службе капитала! Я уже окончательно переговорил о тебе с Ярошинским*, и он ждет тебя к себе завтра в десять утра.

*) ЯРОШИНСКИЙ Карл Иосифович (вероятно, ниже в тексте автор ошибся в отчестве) - крупный сахарозаводчик и финансовый делец. Перед войной - владелец и директор-распорядитель Гниванского, Корделевского и Чарноминского свеклосахарных заводов (Украина). До 1916 жил в Киеве, затем - в Пг (Морская, 52). Сильно разбогател в годы войны благодаря скупке контрольных пакетов ряда банков и спекулятивным операциям с ценными бумагами. В 1914 приобрел от Азовско-Донского банка контрольный пакет Киевского частного коммерч. банка (стал там пред. совета), в янв. 1917 - владел 70 тыс. акций Русского Торгово-промышл. банка (по двойному курсу за 35 млн. руб., на средства подконтрольных ему к тому времени банков). Добился в последнем смены правления, причем сам стал чл. совета, "временно замещающим пред. правления". Такое положение давало Я. возможность, руководя банком, одновременно в нем кредитоваться, что не полагалось по уставу для избранных членов правления.
Использовав эти возможности, в апр. 1917 распространил свой контроль на Русский для внешней торговли банк. В окт. 1917 боролся за овладение контрольным пакетом Петрогр. междунар. банка (не удалось осуществить до конца в связи с последовавшей вскоре национализацией частных банков). К концу окт. возглавляемая Я. финансовая группа в дополнение к названным банкам полностью контролировала несколько десятков сахарных заводов во главе с Тульско-Черкасским Т-вом (бывш. братьев Терещенко, т.е. более половины сахарного производства страны), 8 металлич. и механич. заводов, несколько текстильных фабрик, пароходных и ж.-д. предприятий. По мнению советского исследователя, "не вкладывая в эти операции никаких собственных средств и передвигая паи и акции из одного подконтрольного предприятия в другое, Ярошинский присваивал многомиллионные доходы от роста курсов этих акций и паев, в то же время, не выпуская их из своих рук "Исторические записки", т. 66, 1960, с. 39).
Карл Иосифович Ярошинский был выходцем из семьи польских помещиков, владевших крупными имениями в районе Винницы. В 1834 г. Ярошинских возвели в дворянское достоинство. В 1911 г. при посещении Киева Николаем II брат Карла - Франц был произведен в камер-юнкеры, что приблизило Ярошинских к придворным кругам. Используя новые связи, они активно занялись предпринимательской деятельностью и в годы предвоенного промышленного подъема, а затем первой мировой войны значительно увеличили свое состояние. На март 1916 г. состояние К. Ярошинского оценивалось им самим в 26,1 млн. рублей. В апреле 1916 г. при содействии крупнейшего столичного банка, Русско-Азиатского, он купил одно из ведущих финансовых учреждений - Русский Торгово-промышленный коммерческий банк.
Когда в 1916 г. возникло объединение провинциальных банков в форме Союзного банка, вице-председателем его правления стал Ярошинский. К тому времени он переехал в Петроград и поселился в одном из дворцовых особняков на Морской улице (дом Половцова).
Знавший Ярошинского шведский финансист У. Ашберг писал, что тот "через Распутина завязал мощные связи среди русских аристократов, и поговаривали, что он должен жениться на одной из Великих княжон". О близости Ярошинского к распутинскому кружку и его контактах с царской семьей писал также в своих мемуарах П.М. Быков, который как председатель Екатеринбургского Совета рабочих и солдатских депутатов был хорошо осведомлен о последних месяцах жизни Романовых (царская семья провела их в Екатеринбурге).
30 ноября 1917 г. состоялась встреча Ярошинского с лидером Частного совещания членов Государственной думы М.В. Родзянко, во время которой зашла речь о финансовой помощи белому движению, после чего он стал регулярно посещать конспиративную явку на квартире дельца и авантюриста, участвовавшего в охоте за концессиями на Дальнем Востоке, В.М. Вонлярлярского. Здесь Ярошинский встречался не только с деятелями российской контрреволюции, но и с английскими представителями, которые стремились изыскать "каналы финансирования белых армий на Юге", а в долгосрочной перспективе - обеспечить английскому капиталу "господствующее положение в экономике России".
Одним из главных партнеров Ярошинского стал английский комиссионер Х. Э. Ф. Лич. Он приехал в Россию в 1912 г., после обучения бухгалтерскому делу в Манчестере и инженерному в Гамбурге, женился на уроженке г. Ростова-на-Дону и занялся нефтяным делом, в котором быстро преуспел. В условиях предвоенного промышленного подъема он неплохо заработал, сначала в нефтяной компании, а затем на посреднических операциях. "Лишь немногие знали, что в течение многих лет он был британским секретным агентом". Вместе с другим английским подданным Лич основал посредническую фирму "Лич и Файербрэйс", а после Октябрьского переворота возглавил британское пропагандистское бюро "Космос", финансировавшее контрреволюционную пропаганду в Москве и Петрограде и размещавшееся в здании Британского посольства.
Хотя Вонлярлярский утверждал, что Ярошинский впервые познакомился с Личем у него на квартире, по-видимому, они знали друг друга раньше. О встречах с Ярошинским и выработке совместного плана скупки акций и облигаций русских банков в связи с "сильным падением цен на все акции и процентные бумаги" Лич доложил британскому послу Дж. Бьюкенену. Тот поручил поближе познакомиться с Ярошинским офицеру военной миссии полковнику Т. Кизу, который был сотрудником Интеллидженс сервис, но более высокого ранга, имея за плечами опыт работы в Индии, затем в районе Персидского залива в качестве резидента английской разведки, наконец с 1916 г. в России.
Киз попросил Лича устроить ему встречу с Ярошинским. Она состоялась опять-таки на квартире Вонлярлярского, и Ярошинский заявил Кизу, что если Лондон выделит 200 млн. руб., то получит полный контроль над Русским для внешней торговли банком, петроградским Международным коммерческим, Русским торгово-промышленным коммерческим, Волжско-Камским коммерческим и Сибирским торговым банками; это позволит основать затем на Юге Казачий банк, который займется финансированием А.М. Каледина и М.В. Алексеева. Кизу проект понравился, и он сообщил о нем Бьюкенену. До того как определить окончательное отношение к делу, посол захотел выслушать мнение бывших царских министров, "которым он безусловно доверял". Вонлярлярский писал, что этими лицами были министр финансов, затем министр иностранных дел Н.Н. Покровский и председатель Совета министров А.Ф. Трепов, а по данным Кеттла, ими были Н.Н. Покровский и министр земледелия А.В. Кривошеин. Оба лица, к которым обратился Бьюкенен, ответили, что "считают проект Ярошинского заслуживающим серьезного внимания".
В начале декабря 1917 г. в Лондон было отправлено подробное изложение проекта Ярошинского, имя которого в целях конспирации не упоминалось. Ожидалось, что санкция последует немедленно, но ответа не поступало. Проявляя нетерпение, Ярошинский встретился с Личем и попросил передать Кизу, что ему срочно нужны 6 млн. для завершения операции по покупке Русского для внешней торговли банка. Лич постарался напугать шефов: если сумма выделена не будет, банк могут купить немцы. Не успев по болезни довести дело до конца, Лич перепоручил его своему партнеру Файербрэйсу. Последний обратился к советнику британского посольства по экономическим вопросам Ф. Линдлею. Тот отказал в содействии. Тогда Файербрэйс поехал к управляющему Русско-английским банком Г.О. Бененсону и договорился о краткосрочной ссуде. Когда Файербрэйс сообщил об этом Линдлею, тот рассвирепел, т.к. питал неприязнь к Бененсону, и на этот раз дал гарантию уплаты требуемой суммы британским посольством. "С тех пор, - отмечает Кеттл, - вопрос о финансировании Ярошинского в целях основания Казачьего банка оказался неразрывно связан с попытками Англии использовать его в качестве агента для получения контроля британского правительства над всеми основными банками России".

    Действуй! - так не без некоторой театральности вещал мне большой любитель эффектов, мой школьный товарищ, журналист Владимир Александрович Бонди* у себя в кабинете великолепной его квартиры на Офицерской улице.

*) БОНДИ Владимир Александрович (1870-1934) - литератор. Род. в Рыбинске, где потом учился в одной гимназии с автором. В 1903-18 совместно с С.М. Проппером, И.И. Ясинским и др. редактировал газ. "Биржевые ведомости" (после окт. 1917 - "Новые ведомости") и многие ее приложения, в т.ч. журналы "Огонек", "Новая иллюстрация" и др. Чл. Особой комиссии Верх. совета и Скобелевского к-та Литераторов.

   - Постой, постой, - заговорил я, - не гони меня так стремительно. Теперь-то у тебя времени все-таки побольше, чем раньше. Издательство ваше на ладан дышит. Во-первых, прими мою благодарность за заботу. А во-вторых, расскажи кратко, но обстоятельно об Ярошинском и о том, что он имеет предложить мне. До сих пор до меня доходили о нем только какие-то волшебные сказки.
   
    - Не сказки! Они были бы бессильны изобразить могущество и великодушие Карла Карловича (Иосифовича – Л.С.). Все казавшееся тебе фантастическим в рассказах о нем бледнеет перед ослепительной действительностью. Ярошинский фактический собственник двенадцати крупных банков, сахарный король, единоличный владелец множества торгово-промышленных предприятий в России и за границей. По одному росчерку его пера открываются кредиты на миллионы любым заграничным банком. Имеется совет по управлению делами Карла Карловича (Иосифовича – Л.С.). В этот совет входят, в качестве членов, бывшие царские министры. Входит, между прочим, Коковцов*.

*) КОКОВЦОВ Владимир Николаевич (?)(1853-1943) - министр финансов (1904-05; 1906-14), пред. Совета министров (1911-14). Из старинного дворянского рода, помещик Новгородской губ. Дед К. - ярославский совестный судья, сотр. "Уединенного пошехонца". Одно из родовых имений К. было пожаловано царем Алексеем Михайловичем. Окончил 2-ю СПб гимназию, затем Александровский лицей (1873). С 1873 начал служить в М-ве юстиции. Командировался за границу для ознакомления с постановкой там тюремного дела. С 1879 - инспектор Гл. тюремного упр. МВД, с 1882 - пом. начальника ГТУ. Участвовал в подготовке нового издания УСТАВОВ О ССЫЛЬНЫХ И СОДЕРЖАЩИХСЯ ПОД СТРАЖЕЙ. В 1890 перешел в Гос. канцелярию, где был пом. статс-секретаря Гос. Совета, председателем Хоз. комитета, статс-секретарем Дел. экономии. В 1895 назначен тов. Гос. секретаря. В гос. 1896-1902 К. - тов. министра финансов (при С.Ю. Витте заведовал казначейской и податной частями). В 1902 К. назначен Гос. секретарем, в это время был чл. Особого Совещания о нуждах с.-х. промышленности. Будучи назначен в февр. 1904 министром финансов, начал свою деятельность с попыток приспособления текущего бюджета страны к нуждам русско-японской войны. Сохранял этот пост в правительствах Витте (с перерывом в окт. 1905 - апр. 1906), Горемыкина и Столыпина, а также с сент. 1911 по янв. 1914 в возглавляемом им самим пр-ве.
   
    О нем в это время автор пишет так: "К. был в упоении власти. Наступила для него эра никем и ничем не стесняемой и не сдерживаемой болтовни, составлявшей преобладавшее его пристрастие, <...> он окончательно свел свою финансовую политику к одной непроизводительной охране казенного сундука, всячески урезывая испрашивавшиеся ассигнования на самые неотложные нужды".
   
    В янв. 1914 К. уволен в отставку в чине действ. тайного советника, с назначением чл. Гос. Совета и пожалованием ему титула графа. Среди причин, называвшихся официально: "казначейская узость", "гипертрофическое поощрение непопулярной винной монополии", принесение интересов общей политики в жертву фиску и проч., среди неофициальных - "заигрывания с Государственной Думой", отрицательное отношение к Распутину. В 1914-18 занимал ответств. посты в ряде крупных частных банков (в 1917 - чл. совета Русского для внешней торговли банка), был почетным членом ряда благотворит. организаций. С ноября 1918 - во Франции. По сведениям Д.Л. Голинкова, в 1921 вместе с П.Б. Струве организовывал финансовые круги для оказания финансовой и продовольств. помощи Петрограду после переворота, готовившегося "Пг боевой организацией". В Париже К. был председателем International Bank of Commerce (бывш. отд-ния Пг междунар. коммерч. банка), редактировал книги по экономике России, оставил воспоминания ИЗ МОЕГО ПРОШЛОГО (тт. 1-2, Париж, 1933).

    Тебя, как имеющего опыт организации и администрирования заграничной службы, Карл Карлович (Иосифович – Л.С.) хочет поставить во главе персонала своих заграничных предприятий, хочет, как он выразился, сделать тебя своим министром иностранных дел. Можешь себе представить, какие тебя ждут гонорары, когда состоящий при Ярошинском для мелких поручений наш общий с тобою гимназический товарищ Алевский* получает в качестве члена правления какого-то банка тридцать тысяч рублей!

*) АЛЕВСКИЙ Владимир Николаевич (1870- ?) - гимназич. товарищ автора, в 1917 - чл. правления Русского торгово-промышл. банка и его агент по контролю над 1-м О-вом пароходства по Днепру (в котором тоже чл. правления). Окончил после Рыбинской гимназии ун-т Св. Владимира (Киев, 1896). Служил в аппарате М-ва финансов (в 1916 - коллежский советник, старш. бухгалтер Киевской конторы Госбанка).

   - Все это слишком хорошо на сегодняшний день. Если бы был 16-й год, а не конец 17-го, то можно было бы еще ждать - по крайней мере, на некоторое время - осуществления планов Ярошинского.

    Но неужели он не понимает, что Ярошинский как олицетворение капитала и большевики как марксисты исключают друг друга и что он будет исключен большевиками, а не наоборот, ибо они уже государство и по учению своему хотят - не хотят, а обязаны уничтожить его.

    Он лишится всего в России, и едва ли тогда не затрещат и заграничные его предприятия. Нечем будет мне заведовать. Вот что мне подсказывает здравый смысл. Но я все-таки побеседую с Ярошинский. Мало ли чего не бывает. Все предугадать нельзя. И иногда сбывается невозможное.
   
    Я отправился к Ярошинскому, в его дом на Морской. Приемная его кишела народом. Тем не менее, я был принят тотчас.
   
    Великолепный кабинет не подавлял своей строгою роскошью и громадными размерами статной и мощной фигуры хозяина (см. фото). Последний выглядел еще молодым, лет сорока с небольшим, цветущего здоровья. Был полон сил, недурен собою, с правильными чертами лица, коротко подстриженными волосами головы и усов, бритым подбородком. Движения все говорили о спокойной уверенности в себе. И уверенность звучала в громком, но мягком голосе.
   
    - Россия осрамлена и унижена, - заговорил Ярошинский, посадив меня после краткого приветствия в кресло против себя, - и я не знаю, как и когда она сможет оправиться и заставить забыть свое унижение. Все-таки никто, я полагаю, не должен опускать рук. Надо работать изо всех сил, несмотря ни на что, как будто ничего не случилось! Я рассчитываю на вашу помощь!
   
    И он пустился в пространное объяснение своих видов на меня, в общем правильно мне переданных В.А. Бонди. Объяснения перешли в диалог на деловые темы.