de omnibus dubitandum 118. 140

ЧАСТЬ СТО ВОСЕМНАДЦАТАЯ (1917)

Глава 118.140. КАЗАЧИЙ БАНК…

    После свержения самодержавия Ярошинский, лишившись поддержки царского двора, не умерил свой пыл по части спекулятивно-предпринимательских действий и сумел провести ряд крупных сделок.

    Наиболее важной из них было приобретение столичного Русского для внешней торговли банка, который владел двумя сахарными компаниями, страховой фирмой и финансировал хлебное дело в Поволжье.

    Эту операцию Ярошинский осуществил вместе с петроградским Международным коммерческим банком, контролировавшим хлебную торговлю на Юге, крупнейшие угольные шахты и металлургические предприятия страны.

    "В связи с последствиями военных действий и изменившимся положением в стране (Февральским переворотом. – Л.С.), необходимостью объединения и взаимной помощи в дальнейшей деятельности Русского торгово-промышленного банка, петроградского Международного" коммерческого банка и Русского для внешней торговли банка, - гласил составленный по этому поводу меморандум, - Русский торгово-промышленный банк образовал консорциум для покупки и последующей реализации акций Русского для внешней торговли банка". Под контролем Ярошинского оказалось несколько десятков металлургических, нефтяных, механических, текстильных, пароходных, железнодорожных, сахарных и других предприятий страны.


    Ярошинский пользовался кредитом у Русско-Азиатского банка и получал у него многомиллионные ссуды, брал деньги взаймы и за границей, в частности подписал соглашение с лондонским "Бритиш бэнк оф форин трейд" и установил тесный контакт с "Лондон Сити энд Мидленд бэнк", который стал впоследствии его главным британским контрагентом.

    В июне 1916 г. Ярошинский при содействии Ашберга попытался заключить соглашение о крупном займе с американскими капиталистами, которые предоставили бы группе русских промышленников, возглавленной Ярошинским, "капиталы в размере до 100 млн. руб. на нужды русской промышленности и торговли" сроком на пять лет. "Он пригласил меня к себе во дворец, - вспоминал Ашберг, - и рассказал о своих обширных планах эксплуатации природных богатств России. Он сказал: "Для этого мне нужен займ из-за границы".

    Изложив мои соображения, я в заключение просил Ярошинского, в виде личного одолжения, по возможности не вводить меня в сношения по работе с занимавшим, по моим сведениям, видную должность в одном из его банков моим двоюродным братом Алексеем Александровичем Лопухиным, бывшим директором департамента полиции*.

*) ЛОПУХИН Алексей Александрович (1864-1927/8) - директор Деп. полиции (1903 - февр. 1905), действ. статский советник. Из дворян Орловской губ. Окончил Моск. ун-т (юрид. ф-т) в 1886, друг детства П.А. Столыпина. По окончании ун-та служил по судебному ведомству. С 1890 - тов. прокурора окр. суда в провинции, в 1893-96 - в Москве, с 1896 - тверской прокурор окр. суда, с 1898 - московский, с 1900 - то же в СПб. Исполняя в 1902 должность прокурора Харьковской судебной палаты, сделал успешный доклад В.К. Плеве о следствии по делу об аграрных беспорядках, после чего 9 мая 1902 назначен и. д. директора Деп. полиции.
   В этом качестве Л. имел личные свидания с секретным агентом департамента, одним из лидеров БО ПСР Е.Ф. Азефом и получал от него информацию. В марте 1905 смещен с должности за не предотвращение убийства Вел. кн. Сергея Александровича, назначен Эстляндским губернатором. В конце 1905 уволен в отставку в связи с волнениями в Ревеле. Поступил на службу в Соединенный банк. В 1906 выступил в прессе с разоблачениями о печатании в типографии Деп. полиции погромных прокламаций, а его зять С.Д. Урусов повторил эти разоблачения в Гос. Думе. В 1908 Л. разоблачил службу Азефа в охранной агентуре: в сент. - в личном разговоре с В.Л. Бурцевым, в ноябре - перед членами ЦК ПСР в СПб, а 10 дек. - в Лондоне перед лидерами ПСР В.М. Черновым, А.А. Аргуновым и Б.В. Савинковым. По возвращении в СПб (янв. 1909) Л. был арестован и предан суду Особого Присутствия Правительств. Сената по обвинению в оказании существенного содействия револ. организации путем разоблачения службы Азефа в охранке. Л. Пояснил свой поступок желанием пресечь дальнейшие террористич. акты Азефа. В мае 1909 приговорен к лишению всех прав состояния и ссылке в каторжные работы на 5 лет. Общее собрание Сената заменило каторгу ссылкой на поселение в Сибирь, которую Л. отбывал в Красноярске. Помилован и восстановлен в правах Высочайшим повелением в дек. 1912.
   После этого служил в Москве вице-директором Сибирского Торгового банка. В 1917 участвовал в деятельности межбанковских организаций: в комиссиях "для предварительной разработки вопроса о хлебозалоговых операциях в условиях хлебной монополии" и "по вопросу об участии банков в финансировании лесопромышленности". После окт. 1917 жил в Москве. В 1923 выпустил ОТРЫВКИ ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ, написанные, по его словам, "по поводу воспоминаний гр. С.Ю. Витте", в них, в частности, писал: "...воспоминания мои и материалы к ним погибли вместе с моими домашними вещами в острый период революции". Намеревался восстановить полный корпус мемуаров, было ли это осуществлено - неизвестно

   - Нам не должно встречаться, - пояснил я, - я его не люблю, не уважаю, и у меня старые счеты с ним. Несколько лет тому назад я был вынужден предупредить его письменно о том, чтобы он избегал встречи со мной.
   
    - На этот счет вам беспокоиться нечего. Вы можете совершенно его игнорировать. Я сам не очень очарован вашим кузеном. Да и не вечен он среди нас. Вот, видите шкалик? В нем хранятся заранее написанные и подписанные просьбы об увольнении каждого из директоров и членов правлений наших банков. Таков у нас порядок, что перед занятием должности директора или члена правления подписывается такая бумажка. В нужный момент она извлекается из шкалика - и содержащаяся в ней просьба удовлетворяется.
   
    Обменялись еще двумя-тремя словами уже Reverso Context  {Бессвязно (франц.).}. Я почувствовал, что на сегодняшний день разговор исчерпан. И приподнялся.
   
    - Дня через два, - сказал, прощаясь, Ярошинский, - я приглашу вас вновь зайти, чтобы уговориться о подробностях и оформить наши взаимоотношения.
   
    Но я интуитивно почувствовал, что больше его не увижу.
   
    Действительно, "дня через два" В.А. Бонди сообщил мне, что Ярошинский был вынужден весьма поспешно скрыться за границу. Оправдались мои слова.
   
    - Только ты не думай, - пояснил В. А., - что он совсем уехал. В самом непродолжительном времени вернется. И ты оформишь свое положение!
   
    Не стоило возражать. Мы все одинаково не понимали в те дни, вся так называемая интеллигенция, за исключением социалистов, что такое произошло 25 октября. Но различно трактовали создавшееся положение. Ставили различные прогнозы его перспектив.
   
    Сходясь далее в долгое время державшейся уверенности, что большевистская власть непрочна, ограничивали ее существование разными сроками. Одни - настолько короткими, что отпадал вопрос о том, успеют ли большевики осуществить свою программу. Другие допускали, что новая власть продержится долгое время и придется пережить все стадии коренного переустройства общества, причем предсказывали конечный провал предстоявших социальных реформ, почитавшихся утопистскими.
   
    Нужны были победа большевиков в несколько лет продолжавшейся гражданской войне и интервенции, крах противившихся течений и первые успехи социализации и восстановления обороноспособности страны, чтобы интеллигенция всё, наконец, поняла и зашагала в ногу с большевиками по путям социализма.

    В описываемые дни было, однако, еще далеко до этого прозрения. Интеллигенция жила, старалась жить, как будто ничего не случилось. Опиравшиеся на капитал допускали убытки, потери, но твердо верили, что сокрушить капитал не под силу никакому режиму, кто перед ним устоит? "Все возьму, сказало злато" - отступал и всегда отступит "булат".

    В.А. Бонди казалось, что Ярошинский скрылся потому, что рассудил скрыться, и вернется, когда рассудит вернуться. Я же полагал, что крайне надолго, если не навсегда, большевики неукоснительно будут проводить свою программу, в частности, хлопнут по капиталу. Отступит не булат, а злато. Ярошинскому не придется в России и по предприятиям, и по капиталам, находящимся в России, проявлять свою волю. И остается ему оставаться там, куда привел его Рок.

    Моя попытка устроиться на работу у Ярошинского сорвалась. Потянулись непонятные дни.

    Подробные обстоятельства функционирования Ярошинского в 1917 - 1918 гг. стали известны только после публикации книги британского журналиста М. Кеттла*, написанной с привлечением материалов английского Военного кабинета, министерства иностранных дел и разведки.

    Автор исследовал "попытки союзников предупредить, а затем и повернуть вспять большевистскую революцию". Данные Кеттла подтверждаются документами ЦГИА СССР, ранее не полностью введенными в научный оборот или вообще не использовавшимися.

    14 (27) декабря 1917 г. Советское правительство издало декрет о национализации частных банков, их объединении с Государственным банком и создании единого Народного банка Российской Республики. Выступая в тот день на заседании, ВЦИК, В.И. Ленин говорил: "Мы хотели идти по пути соглашения с банками, но они затеяли саботаж небывалого размера, и практика привела нас к тому, чтобы провести контроль иными мерами"; возвращаясь к этому вопросу на III Всероссийском съезде Советов, Ленин отмечал: "Мы поступили попросту... Мы сказали: у нас есть вооруженные рабочие и крестьяне. Они должны сегодня утром занять все частные банки... И после того, как они это сделают, когда уже власть будет в наших руках, лишь после этого мы обсудим, какие нам принять меры"; утром банки были заняты, а "вечером ЦИК вынес постановление: "Банки объявляются национальной собственностью", - произошло огосударствление, обобществление банкового дела, передача его в руки Советской власти". 23 января (5 февраля)" 1918 г. последовал "Декрет о конфискации акционерных капиталов бывших частных банков", согласно которому собственные капиталы частных банков переходила в руки Народного банка "на основе полной конфискации", причем "все банковские акции аннулируются и всякая выплата дивидендов по ним, безусловно, прекращается".

    Советское правительство поставило вне закона махинации банкиров и их связи с иностранными посольствами, однако спекулятивные сделки продолжали тайно заключаться. 15 января из Лондона поступила телеграмма с распоряжением любыми средствами немедленно перевести белогвардейской Добровольческой армии на Юге 15 млн. рублей.

    В ответ на обращение Киза к Ярошинскому по этому поводу последний выразил готовность помочь, но напомнил, что выработанный ими совместно проект до сих пор не санкционирован английским правительством (хотя обещанные ему Линдлеем в декабре 6 млн. руб. уже были получены чеками на 181800 ф. ст.).

    17 января Киз телеграфировал в Лондон, что настаивает на положительном решении вопроса о предоставлении Ярошинскому эквивалентного" 200 млн. руб. займа в фунтах стерлингов для покупки пяти главных русских банков с последующим открытием Казачьего банка, который и ассигновал бы силам контрреволюции на Юге 15 млн. рублей.

    Этот вопрос был поставлен на обсуждение лондонского кабинета 21 января в присутствии прибывших из Петрограда Бьюкенена и военного атташе генерала А. Нокса. Сама идея не вызвала возражений, однако министр финансов Б. Лоу заявил, что "испытывает некоторое затруднение" в выдаче аванса незнакомому лицу.

    На это Нокс заметил: "Возможно, под незнакомым капиталистом имеется в виду Поляков". Кеттл высказывает предположение, что догадка Нокса умышленно была использована присутствовавшим на заседании кабинета пресс-секретарем премьер-министра У. Сазерлендом, покровительствовавшим сотруднику британской военной миссии генерала Пуля А.Е. Лессингу, близко сошедшемуся с Владимиром Поляковым, внуком крупного банкира-предпринимателя Л.С. Полякова*.

*) ПОЛЯКОВ Лазарь Соломонович (евр)(1842, Орша — 1914, Париж) — "гусский" банкир, коммерции советник (см. фото), еврейский общественный деятель, предполагаемый отец балерины Анны Павловой. Брат железнодорожного магната Самуила Соломоновича Полякова и финансиста Яковa Соломоновича Полякова.
Родился в 1842 году в семье еврейского купца 1-й гильдии Соломона Лазаревича Полякова. Работу начал приказчиком у своего старшего брата Самуила Полякова. С 1865 года вместе с братом принимал деятельное участие в постройке железных дорог в России. В дальнейшем работал в банковской сфере, возглавлял большое число банков и промышленных компаний. Председатель правления Московского международного торгового банка (1885—1908), Орловского коммерческого банка (1872—1908), Московского земельного банка (1871—1914), председатель совета Петербургско-Московского коммерческого банка (1895—1904), председатель правления Коммерческого страхового общества (1873—1908), учредитель Русского торгово-промышленного (1890) банка. В 1897 году был возведён в потомственное дворянство.
Поляков одним из первых начал осваивать рынок Центральной Азии, как только был умиротворён Туркестан. Он организовал Персидское и Центрально-Азиатское промышленное и коммерческие общества. Компания открыла спичечную фабрику в Тегеране, вложив в неё 400 тысяч рублей. Однако высокая цена продукции не позволила конкурировать с австрийским импортом. С 1890 года Поляков — генеральный консул Персии в Москве. Одновременно — глава московской еврейской общины.
В 1908 году после экономического кризиса Поляков потерял значительную часть своего состояния и был отстранён от управления большинством акционерных банков и предприятий. Контроль над предприятиями Полякова перешёл к группе лиц во главе с В.С. Татищевым, консолидировавшей финансовые активы Полякова в новый Соединённый банк. Отчасти, падение Полякова было следствием низкой организации дел и труда на предприятиях. Так, московская резиновая мануфактура Полякова (будущий «Красный богатырь»), будучи малорентабельным производством с низким техническим уровнем, не выдерживала конкуренции с «Треугольником» и до кризиса, так что в 1909—1911 годах Татищеву пришлось срочно закупать в Швеции новые технологии для поддержания производства.
Умер в январе 1914 года в Париже, тело было перевезено в Москву и похоронено на еврейском Дорогомиловском кладбище. После ликвидации Дорогомиловского кладбища в 40-е годы останки Л.С. Полякова перенесены на Востряковское кладбище.

    Ранее В. Поляков был инженером-путейцем, потом стал членом правления Сибирского банка, а с октября 1917 г. - финансовым советником британского посольства в Петрограде.

    22 января британский министр иностранных дел А. Дж. Бальфур поручил отправить в Петроград телеграмму на имя Линдлея для передачи Кизу в ответ на его запрос от 17 января: "Правительство так озабочено предоставлением немедленной финансовой помощи нашим друзьям, что если аванс может быть использован в целях оказания немедленного содействия им, при условии, что неназванный финансист - это П., правительство санкционирует предложение. Как видите, мы готовы действовать целиком в соответствии с вашим советом". Киз и Линдлей пришли в замешательство. Они не могли понять, откуда взялся некто П. Ведь не П., а Ярошинский, не дожидаясь санкции Лондона, продвигал задуманный проект имеющимися у него собственными средствами.

    Ярошинский встретил сообщение из Лондона взрывом негодования, а В. Поляков, когда ему показали проект соглашения о предоставлении Ярошинскому займа на 200 млн. руб. из 3,5% годовых, сказал, что больше одной десятой этой суммы Ярошинскому давать не следует, причем не из 3,5%, а из 5,25% годовых. Пуль и Киз уговорили Ярошинского принять урезанный вариант. Давая согласие, тот предупредил, что англичанам придется довольствоваться тремя банками, над которыми практически уже установлен его контроль: Русским торгово-промышленным коммерческим, петроградским Международным коммерческим и Русским для внешней торговли. В качестве залога под заем Ярошинский дал согласие выдать промышленные акции на 35 млн. руб. (40 тыс. в акциях фирмы "Русская нефть", 12 тыс. - нефтяной компании "Тер-Акопов" и 30 тыс. - Ачинско-Минусинской железной дороги).

    Пока шла эта возня, Лич изыскивал способ срочно передать 15 млн. руб. Добровольческой армии. Положение белогвардейцев на Юге к тому времени ухудшилось. Искали контрагента, чтобы поручить ему осуществление банковских операций и ведение отчетности. Сначала решили обратиться к услугам нефтяной компании Детердинга в Баку, затем остановились на небольшой нефтяной фирме "Премиер Ойл энд Пайплайн К*", с которой был связан Лич, представлявший ее интересы в качестве юрисконсульта.

    Ярошинский выдал Личу чек на 15 млн. руб., предназначенный для управляющего "Премиер Ойл энд Пайплайн К*" Дж. Перкинса, который находился в Киеве. Лич отправил тому секретное предписание передать деньги Алексееву через прибывшего из Румынии английского военного эмиссара генерала де Кандолла. Одновременно Ярошинский распорядился, чтобы контролируемый им Киевский частный коммерческий банк открыл счет на 15 млн. руб. проектируемому в Екатеринодаре Казачьему банку.

    Вскоре в Лондон стали поступать сообщения о реализации сделки с Ярошинским. В. Поляков уговорил управляющего Сибирским банком Н.Х. Денисова продать находившийся в его руках контрольный пакет акций Кизу за 15 млн. руб. при условии, что эта сумма будет выплачена в фунтах стерлингов; затем Поляков посетил председателя совета правления Сибирского банка В.В. Тарновского и потребовал, чтобы тот покинул свой пост, сообщив, что весь пакет принадлежавших Денисову акций продан англичанам и что это влечет за собой назначение председателем данного совета британского представителя.

    В середине февраля контракт о покупке Сибирского банка был заключен. По-видимому, Киз осуществил покупку без полномочий из Лондона и без ведома миссии Пуля. Скорее всего, это была "операция Интеллидженс сервис, проведенная в величайшей спешке". Вообще, согласно Кизу, переговоры велись в строжайшей тайне, поскольку оказалось "невозможным встречаться с кем-либо по финансовым вопросам, кроме как по ночам"; "обычно выбирались квартиры с двумя выходами на разные улицы"; Киз "всякий раз" менял внешность, надевая "разные пальто и шапки".

    Дальнейший ход событий, однако, резко изменил планы Ярошинского и его зарубежных контрагентов. В результате подписания Советской Россией Брестского мира с Германией 3 марта 1918 г. надежды британских представителей на установление контроля "над большей частью экономики России" померкли. А вскоре Красная Армия захватила Дон.

    Хотя Ярошинский продолжал конспиративные встречи с Личем, остававшимся в Петрограде, основное внимание он теперь переключил на прибывшее в Москву в конце марта германское посольство В. Мирбаха, которого попытался прельстить теми же обещаниями, что и англичан.

    "Кто бы ни овладел положением, союзники или немцы, - писал по этому поводу Вонлярлярский, - Ярошинский, а следовательно и я, сохранили бы крупное финансовое положение в России, так как в то время масса промышленных предприятий была сосредоточена в банках, большинством акций которых владел Ярошинский".

    "Ярошинский развил прямо-таки титаническую программу", - сообщал в Берлин Мирбах: он обещал передать немцам контроль не только над находившимся в его распоряжении "полностью американизированным банковским аппаратом", но и обеспечить им "всю власть над российским правительством", "держать министров в подчинении, обезвредить противников, финансировать партии" и предоставить газетные тресты; эти обещания "кажутся фантастическими", но, "принимая во внимание многочисленные сведения" о влиянии Ярошинского, его предложения "не следует отклонять". Кроме того, "Карл Иосифович фон Ярошинский" (так его назвал Мирбах) заявил, что "больше всего он желает - и лучше раньше, чем позже, - вступления германских войск и монарха, к стопам которого вновь покорно припадет святая Русь".

    В белоэмигрантской литературе Ярошинского называли одним из "трех всадников Апокалипсиса"; он же сам в 1917 - 1918 гг. именовал себя "русским Вандербильтом". Однако проектам самозваного распорядителя народной собственности не суждено было осуществиться. В июле 1918 г. Ярошинский бежал за границу. Почти одновременно бежал и Лич. Обосновался Ярошинский во Франции. В печати промелькнуло сообщение, что он появлялся в кулуарах Парижской мирной конференции.

    Последние известные нам данные о его деятельности содержатся в документах французского банка "Сосьете женераль" за 1919 г., когда Ярошинский участвовал в проведенной на Парижской бирже операции по увеличению на 10 млн. руб. капитала Русско-Азиатского банка, который был практически реорганизован во французское предприятие, а его отделения в Китае, Индии, Франции и Англии были переданы Франко-Азиатскому банку.

    Ярошинский совместно с "Сосьете женераль" и Парижско-Нидерландским банком выступил в качестве акционера-учредителя, причем всю операцию назвали "делом группы Ярошинского". Он положил тогда на стол как вступительный взнос скупленные в свое время контрольные пакеты акций Русского Торгово-промышленного коммерческого, петроградского Международного коммерческого, Русского для внешней торговли и Киевского частного коммерческого банков.

    В 1925 г. парижские отделения Русско-Азиатского и петроградского Международного коммерческого банков были слиты в "Европейский банк", который в соответствии с актом о национализации 1917 - 1918 гг. был подчинен Госбанку СССР. Дальнейшие следы Ярошинского затерялись. Российская карьера "русского Вандербильта" навсегда закончилась.

    14 дек. 1917 Следственной комиссией Петросовета был отдан приказ об аресте Я., но к этому моменту его уже не было в России. Умер в эмиграции.