Доктор без головы

Дело было в далёком девяностом году, когда в нашем городе только-только стали появляться иностранные студенты. Мы закончили третий курс лечфака мединститута и были направлены на практику в одно из хирургических отделений.
Город наш не только студенческий, но и клинический – по всему городу разбросаны мединститутские кафедры с базами в самых разных стационарах.
Дело было летом. Клинический городок одной из старейших наших больниц располагался в оживлённом месте, но внутри двора, огороженного металлической кованой оградой с каменными столбами, царила тишина, так способствующая укреплению нервной системы пациентов, гуляющих в тени пышной листвы деревьев.
Днём.
Вечером же и ночью в пустом тенистом дворе, где только над входами в корпуса тускло горели фонари, было, по правде сказать, жутковато. Особенно в той части, где притулился позади столовой и сарая старающийся казаться незаметным морг с высокой трубой печи для сжигания «биологических отходов».
Я даже не знаю, жгли там ко времени нашей практики биологические отходы или нет – я лично дыма из той трубы никогда не видела, но функционировать морг точно функционировал. И рано-рано утром не раз везли к нему на каталке по заасфальтированной аллее нечто длинное, укрытое простынёй.
На вскрытиях нам тоже случалось присутствовать. Для студентов это не только возможность узнать что-то новое, но и, так сказать, приобщиться к самому таинству смерти, превращая его в нечто обыденное, лишая налёта жути, вызывающей трепет.
Днём.
После того, как стемнеет, к моргу не просто подходить близко – думать о нём не хотелось. Ну, а наши мальчишки там подрабатывали, за работу санитаром в морге платили по студенческим меркам роскошно.
И вот однажды, когда студенческая пара девочек – помощниц медсестёр - как раз заступила на ночное дежурство, завотделением вспомнил, что к утренней планёрке нужно закончить посмертный эпикриз пациента, ещё с утра отправленного на вскрытие, а результатов он за день за делами не успел получить.
В те далёкие времена никаких вайберов и ватсапов ещё и в помине не было, в наш быт только-только вживались кнопочные телефоны и первые МР3 – плееры, так что передача мессенджей проходила в больнице, так сказать, вживую, и в качестве носителей информации рациональнее всего было использовать студентов. Поэтому зав позвал девочек и попросил их сходить в морг к припозднившемуся патанатому за актом вскрытия тела.
Нет, в этой просьбе не было ничего необычного и, уж тем более, упаси Боже, садистического – девчонки работали не первый день и привыкли бегать по всей территории больницы с такими «подай-принеси» поручениями.
Днём.
А сейчас был вечер. И если за оградой больницы ещё висели робкие сумерки, разгоняемые светом фонарей, витрин, трамвайных остановок и окон домов, то в тенистом больничном дворике  уже сгустилась темнота. И даже зелёные листья деревьев казались зелёными только вблизи фонарей, на границе света и тени, а дальше, в глубине двора они уже чернели сплошной бесформенной массой.
Девочки выразили робкую надежду на то, что патологоанатом уже ушёл, но зав созвонился с ним по телефону – не кнопочному мобильному – обычному, с серым аппаратом, напоминающим пластилинового слона – и заявил, что нет, не ушёл, более того, будет ждать, пока девочки не придут и не заберут у него этот самый акт.
Спорить больше не было никакой возможности, так что наши практикантки взялись за руки и отправились в самое страшное место больницы с храбростью отчаяния.
Они прошли уже большую часть пути и предвкушали успешное выполнение миссии, а с тем и триумфальное возвращение в залитое электрическим светом гостеприимное хирургическое отделение, как вдруг в конце ведущей к моргу аллеи показался странный человек. Настолько странный, что девочки не сразу даже поняли, что с ним не так. Он был довольно высокого роста и крепкого сложения, одет в зелёную хирургическую пижаму и наброшенный поверх неё белый халат, светлые кроссовки и носки. Руки держал в карманах. Шёл довольно быстро, но размеренно.
И у него не было головы.
Девочкам понадобилась относительно долгая пауза для осознания увиденного, после чего они вцепились одна в другую и слаженным дуэтом завизжали так громко, что с отцветшей акации поблизости посыпались жёлтые лепестки.
Человек без головы остановился и с сильным акцентом удивлённо спросил:
- Что случильось, дьевушки?
«Дьевушки» «отмерли» и бросились прочь, топоча окаблученными босоножками аки молодые лани.
В таком виде они и ворвались в кабинет удивлённого зава.
Выслушав историю об осовремененном Генри Пойндекстере, зав возжелал убедиться в существовании инфернального субъекта лично и отправился во двор.
К счастью, сам инфернальный субъект тоже никуда не убежал, остановленный любопытством, не то у девчонок, пожалуй, развился бы какой-нибудь комплекс, идущий в комплекте с бессонницей и приверженностью раннему язычеству. Оказалось, что обезглавленный – просто темнокожий студент-ординатор, учащийся того же самого лечебного факультета мединститута, проходящий практику на базе клинического городка, только в другом хирургическом отделении.
Кончилось тем, что зав сам сходил в морг за актом и, видимо, обсудил происшествие с патологоанатомом, потому что вернулся повеселевший. А девчонок ещё с год встречали три буквы «к» , написанные мелом или чернильной пастой в самых неподходящих местах.
Те, кто не читал книгу или хотя бы не смотрел фильм о храбром Морисе Мустангере, прекрасной Луизе и несчастном обезглавленном Генри Пойндекстере, наверное, не знают, что означали эти буквы. А означали они, между прочим, «Капитан Кассий Кольхаун», и мои сверстники в то время почти все об этом знали.
Ну а предание о призраке безголового хирурга в клиническом городке и сейчас ещё можно услышать от кого-то из тогдашних профессоров или старых лаборантов.