Солженицын

Александр Исаевич Солженицын  родился в декабре 1918 года в Кисловодске. Его отец, офицер,  погиб от несчастного случая на охоте за шесть месяцев до рождения сына. Вместе с матерью Александр переехал в 1924 г.  в Ростов-на-Дону, где прошли его детство и юность. В 1941 г. он окончил физико-математический факультет Ростовского университета. (Одновременно будущий писатель обучался  на заочном отделении Московского института философии, литературы и истории). В  октябре 1941 г., вскоре после начала войны, Солженицын  был призван в армию и летом 1942 г. окончил  артиллерийское  училище в Костроме. Он был назначен командиром батареи, с которой прошел от Орла до Восточной Пруссии и которую выводил в январе 1945 г. из окружения. Был награжден двумя орденами, дослужился до звание капитана.

В 1945 г. Солженицына арестовали за нелицеприятные высказывания в частной переписке о Ленине и Сталине (Ленина он именовал в письмах «Вовкой», а Сталина – «Паханом»), отправили в Москву и осудили в июле того же года на восемь лет заключения. Начались мытарства Солженицына по тюрьмам и лагерям. Сначала (еще до суда) были Лубянская и Бутырская тюрьмы, потом лагерь в Новом Иерусалиме, лагерь в самой Москве на Калужской заставе (здешние зэки занимались строительством домов в столице). В 1947 г.  он попадает Марфинскую «Спецтюрьму № 16»  -  акустическую лабораторию тюремного НИИ МГБ (вот где пригодилось высшее физико-математическое образование!) – пресловутую «шарашку». Тут он имел возможность общаться со множеством  умных и оригинальных людей. Затем два с половиной года (1950-1953) Солженицын провел  на общих работах в лагерях Казахстана (Экибастузе и Кенгире), где был литейщиком, каменщиком, бригадиром. В январе 1952 г. он был участником  и свидетелем «Экибастузской смуты» - восстания зэков. Когда Солженицын полностью отбыл  свое восьмилетнее заключение, его в феврале 1953 г. этапировали на «вечное поселение»  в аул Кок-Терек в полупустынной местности на юге Казахстана. Сначала он снимает  угол в глинобитной хатке, потом покупает собственный домишко, работает в местной школе учителем. В 1955 г. ему разрешили  лечь в Ташкентскую онкологическую больницу для лечения развившегося рака. После нескольких сеансов рентгеновского облучения течение смертоносной болезни удалось остановить, и вскоре Солженицын полностью излечился. В феврале 1956 г. писатель был реабилитирован. Он перебрался во Владимирскую область  и стал работать учителем физики в школе на станции Торфпродукт.  В 1957 г. он поселился в Рязани.

О том, чтобы стать писателем, Солженицын мечтал еще в юности, но свою тему он обрел только в лагере.  Позже он признавался: «Неосмысленно тянулся я в литературу, плохо зная, зачем это мне и зачем литературе… Страшно подумать, что б я стал за писатель (а стал бы), если бы меня не посадили».  В одном из телеинтервью он еще раз вернулся к этой теме: «Был Божий указ, потому что лагерь направил меня наилучшим образом к моей главной теме… Мои навыки каторжанские, лагерные. Без рисовки скажу, что русской литературе  я принадлежу и обязан не больше, чем каторге, я воспитался там, и это навсегда». Первым законченным произведением Солженицына была пьеса «Республика труда» (1954). Одновременно он работает над романом «В круге первом», большим рассказом «Один день Ивана Денисовича», сценарием «Знают истину танки», пьесой «Свеча на ветру» (первой в цикле его лагерной «драматической трилогии») и сочиняет  ранние «Крохотки» - коротенькие рассказы, часто стихотворения в прозе.

Пора «отпели» в начале 60-х годов способствовала  исключительной творческой активности Солженицына. Законченный в 1959 г. «Один день» был предложен журналу «Новый мир».  Благодаря своевременной поддержке  главного редактора Твардовского и личному разрешению Хрущева  он был опубликован в конце 1962 г.

«ОДИН ДЕНЬ ИВАНА ДЕНИСОВИЧА» (1959). «В пять часов утра, как всегда, пробило подъем – молотком об рельс у штабного барака. Прерывистый звон слабо прошел сквозь стекла, намерзшие в два пальца, и скоро затих: холодно было, и надзирателю неохота было долго  рукой махать. Звон утих, а за окном все так же, как и среди ночи, когда Шухов  вставал к параше, была тьма и тьма, да попадало в окно три желтых фонаря: два – на зоне, один – внутри лагеря…»

Так начинается новый день в жизни заключенного Щ-854, Ивана Денисовича Шухова, одного из многих узников сталинского ГУЛАГа. Обычный день ничем вроде бы непримечательного человека. Но это только на первый взгляд! Проживая час за часом эти сутки, наблюдая глазами Шухова за лагерной жизнью и постоянно прислушиваясь к его внутреннему монологу, читатель оказывается в самой гуще чувств, мыслей, поступков и желаний рядового советского зэка. Он еще раз убеждается в том, о чем и прежде догадывался сам: что всюду в мире кипит жизнь, что в тюрьме она тоже идет своим будничным чередом. И хотя нормальной ее, конечно, назвать нельзя, люди ко всему привыкают  и повсюду умеют находить свои маленькие радости. Окружающие Ивана Денисовича, отнюдь не «лагерная пыль», не «безликая толпа», все это яркие личности, у каждого из них за плечами своя нелегкая судьба и своя большая трагедия. Тут и лагерный «придурок» (то есть ловкач, сумевший увильнуть от тяжелой работы и получить теплое местечко в лагерной администрации) Цезарь — столичный интеллигент, бывший кинодеятель; кавторанг Буйновский — репрессированный морской офицер, прямой и твердый во всех своих поступках; старик каторжанин, бывавший еще в царских тюрь¬мах и на каторгах (старая революционная гвардия, не нашедшая общего языка с политикой большевизма в 30-е гг.); эстонцы и латыши — так называемые «буржуазные националисты»; сектант-баптист Але¬ша, бригадир Тюрин из бывших «кулаков», почти двадцать лет просидевший в лагерях и пользующийся непререкаемым авторитетом у своих подчиненных, а так же некоторые другие.

Сам Иван Денисович оказался «государ¬ственным преступником» и «шпионом» во время войны. «В феврале сорок второго года на Северо-За¬падном фронте окружили их армию всю, и с самолетов им ничего жрать не бросали, а и самолетов тех не было. Дошли до того, что строгали копыта с лошадей околевших, размачивали ту рого¬вицу в воде и ели». Вместе с группой бойцов Шухов оказался в немецком плену, бежал от немцев и чудом добрался до своих. Неосторожный рассказ о том, как он побывал в немецком лагере, привел его уже в советский концлагерь.

Новый День начинается для Ивана Денисовича не совсем удачно. Чувствует он некоторый озноб и ломоту. Неужто заболел? На улице мороз под тридцать градусов.  Между тем поговаривают, что шуховскую 104 бригаду собираются перебросить на новый объект – в «Соцгородок», а там лишь голое поле под глубоким снегом, негде даже укрыться от пронизывающего ветра. Иван Денисович уже совсем было решился идти в санчасть, но оказалось, что не судьба. За то, что не встал по подъему надзиратель уводит его мыть полы в надзирательской. Оттуда он быстро бежит в столовую, хлебает тюремную баланду, проглатывает остывшую кашу из магары и идет в санчасть. Однако установленное правилами количество больных уже получили освобождение. Теперь, хочешь не хочешь, надо идти на работу! Трусцой бежит Иван Денисович в свой барак, укутывается потеплее и выходит на построение (впрочем, зря он старался сохранить барачное тепло: на шмоне при выходе из лагеря всех проверяли до самых рубах). Далее – дорога в строю до объекта, во время которой Иван Денисыч вспоминает свое долагерное житье и думает о том, как его жена перебивается теперь одна в разоренной послевоенной деревни.

На объекте 104 бригаду после совещания в конторе отправляют достраивать  брошенную поздней осенью ТЭЦ. Бригадир каждому дает работу. Шухов и латыш Кальдис тайком протаскивают в машинный зал рулон припрятанного заранее толья. Хотя это и не положено, каждый понимает: если окна в машинном зале не закрыть, и зал не нагреть, придется весь день работать на лютом морозе. Тогда померзнут они как собаки. Но вот дело пущено (Тюрин хороший бригадир, авторитетный, при нем все работают на совесть, никто дурака не валяет). «Стояла ТЭЦ два месяца как скелет серый, в снегу, покинутая. А вот пришла 104-я. И в чем ее души держаться? – брюхи пустые, поясами брезентовыми затянуты; морозяка трещит; ни обогревалки, ни огня искорки. А все ж пришла 104-я – и опять жизнь начинается… Кажется, чего бы зэку десять лет в лагере горбить? Не хочу, мол, да и только. Волочи день до вечера, а ночь наша. Да не выйдет. На то придумана – бригада. Да не такая бригада, как на воле, Иван Иванычу отдельно зарплата и Петру Петровичу отдельно зарплата. В лагере бригада – это такое устройство, чтоб не начальство зэка понукало, а зэки друг друга. Тут так: или всем дополнительное, или все подыхайте. Ты не работаешь, гад, а я из-за тебя голодным сидеть буду? Нет, вкалывай, падло! А еще подожмет такой момент, как сейчас, тем более не рассидишься. Волен не волен, а скачи да  прыгай, поворачивайся. Если часа через два обогревалки себе не сделаем – пропадем тут все на хрен».

Работа на объекте – центральный эпизод всего рассказа. Поначалу работают чтоб согреться и не получить нагоняй от бригадира, но потом зэками (а прежде других Иван Денисовичем) овладевает настоящий азарт. Тюрин, Кальдис, Сенька Клевшин (бывший узник Бухенвальда, который мотает теперь новый срок в советском концлагере за пресловутую «измену родине» - почему живым попал в плен?) да и сам Тюрин кладут стену быстро и ладно, почище любого ударника на стройках коммунизма. Помощники едва успевают им раствор подносить. Работают даже тогда, когда солнце зашло и другие бригады уже потянулись строиться. Вот как работа берет человека за сердце! Уже в темноте заключенные возвращаются в лагерь. Снова тщательный пересчет и обыск (однако Иван Денисовичу удается пронести в лагерь маленький кусок ножовки, из которого он потом сделает ножичек; если бы нашли – не миновать ему карцера!).

По существу, относительно свободными в жизни зэка остаются те часы, что между возвращением с работ и отбоем. За это время можно многое успеть, и Иван Денисович не теряет ни минуты. Сначала бежит к посылочной – занять очередь. Не для себя, конечно (он уже много лет ничего не получал от жены, которая едва сводит концы с концами), а для богатого Цезаря (тот в благодарность отдает ему свой ужин; да и зачем ему тюремная баланда, когда в посылке придет ему колбаса, сахар, печенье?). От посылочной бежит Иван Денисович в столовую и как раз успевает продраться сквозь толпу с остатками своей бригады. Съел два ужина, вышел из столовой «с брюхом набитым, собой довольный». Забежал потом в соседний барак, купил у одного латыша два стакана самосаду (а то измаялся весь день не куривши). Успел вернуться к себе в барак как раз в то время, когда Цезарь распаковывал посылку (получил от него две печененки, кусок колбасы и немного сахара – настоящий пир для зэка, который месяцами ничего кроме баланды и хлеба черного не видит). Теперь можно и спать устраиваться.

Словом, удачный выдался день для Ивана Денисовича — «в карцер не посадили, на Соцгородок бригаду не выгнали, в обед он закосил кашу (получил лишнюю порцию), бригадир хорошо закрыл процентовку (система оценки лагерного труда), стену Шухов клал весело, с ножовкой на шмоне не попался, подработал ве¬чером у Цезаря и табачку купил. И не заболел, перемогся».

Прошел день, ничем не омраченный, почти счастливый. «Таких дней, заканчивает Солженицын свой рассказ, -  в его сроке от звонка до звонка было три тысячи шестьсот пятьдесят три. Из-за високосных годов — три дня лишних набавлялось...».

*****

«Один день Ивана Денисовича», впервые в советской литературе показавший обратную, «лагерную» сторону социалистической системы,  произвел эффект разорвавшейся бомбы и мгновенно принес Солженицыну всенародную известность. Одиннадцатый номер «Нового мира» передавали из рук в руки, в библиотеках на него записывались в длинные очереди. Однако советские издания открылись для писателя ненадолго. В 1963 г. были опубликованы небольшие рассказы «Матренин двор», «Случай на станции Кочетовка» и «Для пользы дела». После 1964 г. Солженицыну стало все труднее добиваться издания своих произведений. Последний его рассказ, увидевший свет в то время – «Захар-Калита» (1966). Автобиографические романы «В круге первом» (о тюремном НИИ) и «Раковый корпус» (об онкологической клинике) были в 1968 г. напечатаны за границей и принесли Солженицыну мировую известность. Вскоре там же были опубликованы  пьесы «Свеча на ветру» и «Олень и шалашовка» («Республика труда»). Писатель приступил к работе над самыми масштабными своими произведениями – «Архипелагом ГУЛАГом» и «Красным колесом». (Большая эпопея о революции была задумана Солженицыным еще в десятом классе. «Тот роман уже тридцать лет у меня обдумывался, перетряхивался, отлеживался и накоплялся, всегда был главной целью жизни», - вспоминал он. Но непосредственная работа над ним началась только в 1968 г., когда Солженицын приступил к написанию его первого «узла» «Август четырнадцатого»: «Обложился портретами самсоновских генералов и дерзал начать  главную книгу своей жизни»).

Советские власти, раздосадованные эффектом, который произвели на Западе произведения Солженицына, начали организованное преследование писателя. В конце 1969 г. его исключили из Союза писателей и лишили рязанской прописки. Между тем, в 1970 г. Солженицын был удостоен Нобелевской премии по литературе, которую лично получить не смог. В 1971 г. в Париже печатается «Август Четырнадцатого», а в 1973-1975 гг. там же  публикуется «Архипелаг ГУЛАГ» (полторы тысячи машинописных страниц были пересняты на микропленку, которую вывез за границу писатель Вадим Андреев). Жанр этого остропублицистического произведения сам Солжаницын определил как «опыт художественного исследования». Книга строилась на основании документов, воспоминаний бывших заключенных (227 свидетелей) и лично пережитого автором. Солженицын воспроизводит историю создания многочисленных лагерей, и особенности их функционирования, повествует о судьбах людей, по тем или иным причинам, а чаще всего – без всяких причин, угодивших в жернова  советского «правосудия», исследует все стороны лагерного быта и нравов. Здесь описаны суды, процессы, аресты, репрессии, этапы, ссылки, пребывание в каторжных лагерях. В лице Солженицына жертвы сталинского террора обрели как бы своего Геродота. Книга оказала мощное  влияние на психологию и мировоззрение людей во всем мире. Она проняла даже западного читателя, до этого  достаточно вяло воспринимавшего  научные исследования о «красном терроре», карты и летописи «большого террора», книги перебежчиков. (Позже все доходы от многочисленных изданий «ГУЛАГА» за границей были направлены в созданный Солженицыным «Русский общественный фонд помощи заключенным и их семьям»).

Советские власти были бессильны помешать печатанью и распространению книг Солженицына. Но они могли выместить свое негодование на самом авторе. Началась разнузданная травля Солженицына в газетах. В феврале 1974 г., лишенный советского гражданства, он был выслан в Западную Германию. «Оборвалось 55 лет за плечами, сколько-то где-то ждет впереди», - вспоминал он позднее. После недолгого пребывания во Франкфурте-на-Майне, Солженицын два года (1974-1976) провел в Цюрихе, где собирал материал для  следующих «узлов» эпопеи «Красное колесо». В 1975 г. он выпустил автобиографическую книгу «Бодался теленок с дубом», в которой поведал о своей жизни от начала литературной деятельности до второго ареста (своеобразным продолжением этого труда стали «Очерки изгнания» - «Угодило зернышко промеж двух жерновов» (1978)).

В 1976 г. Солженицын переехал в США и поселился в Кавендише, штат Вермонт. Он скрупулезно изучает русские архивы, хранящиеся в американских университетах, продолжая собирать материал для своей многотомной эпопеи. Если в  «Иван Денисовиче» писатель поведал об одном дне советского зэка, в «ГУЛАГе» рассказал о всей машине сталинских репрессий, то теперь он обратился к самим истокам советской системы – к Февральской революции 1917 г. Начавшись с «Августа четырнадцатого», эта книга должна была дойти до начала двадцатых годов, вмещая в себя множество лиц и событий. Своеобразная (как и вся проза Солженицына) она соединила в себе черты исторического исследования, романа и памфлета. При этом историческая составляющая стоит здесь на первом месте. Солженицын с величайшей тщательностью изучил все доступные ему  тексты – Ленина, Милюкова, Маклакова, многочисленных авторов первой эмиграции. Воссоздавая на страницах своего романа реальные события прошлого он прежде всего стремился опровергнуть  ошибочные тезисы и положения, мифы и общие места, принятые повсюду. Мастер «малой формы» Солженицын переносил свою страсть к концентрации и в «большие формы», требующие большого охвата материала. Отсюда структура «узлов», на которые распадается его эпопея. «В кривой истории, - писал Солженицын, - есть критические точки, их называют в математике особыми. Вот эти узловые точки – как узлы – я их беру в большой плотности, то есть даю десять, двадцать дней непрерывного повествования… И эти десять, двадцать дней я даю плотно, подробно, а потом между узлами – перерыв, и следующий узел».

«Красное колесо» Солженицына не стало ни «Войной и миром», ни «Человеческой комедией», ни «Ругон-Маккарами». Он сознательно  преодолел старую семейную схему и нашел новую архитектонику, основанную на эпизодах действия, поданных крупным планом, обычно через внутренний монолог героя. Голос многих внутренних «Я» как бы сливается в общий гул эпохи. Так происходит переход от конкретного к масштабному. Изначальный грандиозный план, впрочем, не был осуществлен до конца. В своем завершенном варианте эпопея включила в себя три «узла»: «Август четырнадцатого», «Октябрь шестнадцатого» (1983) и «Март семнадцатого»  (1986-1987). Суть этого восьмитомного сочинения (до Октябрьской революции Солженицын так и не дошел) – это суровое осуждение Февральской, либеральной революции, сделавшей неизбежной революцию Октябрьскую и все остальное, что за ней последовало. (В одном из своих выступлений Солженицын заметил: «Если вникнуть в повседневное течение  февральских дней, в каждую мелочь и во всю реальную обстановку, то сразу становится ясным: никуда, кроме анархии, она не шла»).

Находясь в вынужденной эмиграции, Солженицын жил очень замкнуто. Один из немногих, с кем он поддерживал личное знакомство, американский врач Уильям Кнаус, ставший другом семьи, писал о времяпрепровождении писателя: «Он пишет – по меньшей мере десять, а часто и по шестнадцать часов подряд. Написанное покрывает всю поверхность бесчисленных листов и листиков… Нередко Александр Исаевич до того поглощен   своей работой, что забывает поесть… Время, отданное еде, он считает растраченным нелепо и попусту». Между тем, страна изгнавшая своего самого знаменитого на тот момент писателя, постепенно менялась. Менялось и общественное отношение к Солженицыну. Особенно стремительно этот процесс пошел с началом перестройки. В 1988 году в СССР был впервые опубликован «Архипелаг ГУЛАГ», в следующие годы увидели свет все основные произведения писателя.  В 1990 г. Солженицыну было возвращено советское гражданство. Однако он вернулся на родину только в 1994 г., после окончательного падения  коммунистического режима. Уже в России он закончил свою последнюю по времени  большую работу - историческое и культурологическое исследование «Двести лет вместе». В ней рассматривалась роль и место евреев в истории Российского государства. Умер писатель в августе 2008 г., немного не дожив до своего девяностолетия. Следует констатировать, что главный труд его жизни «Красное колесо» оказался, по сути, не востребованным массовым читателем, уже давно утратившим интерес к теме Революции и совершенно не расположенным к чтению многотомных произведений. В «живом» обращении находится «малая» проза Солженицына и его автобиографические романы. Ну и, конечно, бессмертным памятником писателю останется его страстный «Архипелаг ГУЛАГ», воздвигнутый как вечное обвинение  системе советского тоталитаризма.

Реализм http://proza.ru/2023/01/28/1100