Бинго

Очередь неспешно, словно прокручиваемый через мясорубку фарш, сдобренный руганью и злобой всех его компонентов друг на друга, медленно вываливалась в большую белую комнату с  немытыми стёклами  и высоким голубым плинтусом. Аркадий Сергеевич, как оказалось, поотвык от подобного             «экстрима», успев за двадцать три года, нечто отдалённо напоминающего капитализм, полностью поменять свои вкусы и привычки. Необходимость раннего подъёма, с целью успеть занять очередь, полностью атрофировалась в его лысой голове и слабеньком сердце. Последние пару лет он, признаться даже, начал ностальгировать о том далёком времени, где на полках была только морская капуста в банках, густая шевелюра на голове  и билет на автобус за пять копеек в наспех зашитом красными нитками кармане. Только теперь он осознал, что ностальгия эта была исключительно по молодости и по стопроцентному функционированию крепкого комсомольского тела.
-Фамилия?!- не отрываясь от списка, громко спросил человечек в защитной куртке со слегка подуставшим от жизни в казарме принтом дубовых листочков всех форм и полутонов. Пятьдесят оттенков весны - пошутил про себя Аркаша и назвал свою фамилию : - Попов!
Военный сверил кириллический шрифт потрёпанной синей книжечки со списком в печатном белом листке формата А-4.Быстро поставил галочку напротив фамилии Петров и вручил заветную картонную коробку. Сергей Аркадьевич был на седьмом небе от счастья. Его даже посетила мысль о покупке четверти водки, но с грустью пересчитав все имеющиеся в его распоряжении активы, в очередной раз отказался от этой  великолепной идеи. Бодро, насколько ему позволял ревматизм, он зашагал в сторону дома, вдыхая полными лёгкими весенний воздух. Вдыхал его с наслаждением, словно в детстве во время подготовки к одному из не  многочисленных праздников, воровато впитывал через ноздри запах запечённой утки. Вспомнил мать, как она не зло ругалась на путающегося под ногами Аркашу в очень маленькой, переполненной самыми невообразимыми запахами общей кухни. Он в каком-то диком восторге необыкновенного послушания покидал этот храм кулинарии, впрочем, не далеко, отойдя всего лишь на метр от двери, он начинал ловить нужный ему запах своим большим носом. В мгновение перебирал хаотично замешанный сонм ароматов, ощущая даже завалившейся в прошлом году за плиту чёрный перец в слегка надорванной упаковке и находя этот запах очень к месту, он вновь  фиксировал всё своё обоняние на прожаренной до последнего своего атома плоти невинно убиенной птицы. Утка, принесённая в жертву на чугунный алтарь социализма, давно смирилась со своей участью и полчаса как  обильно мироточила крупными каплями жира. Аркаша вздохнул с плохо скрываемой от себя ностальгией и на тысячную долю секунды подумал о матери, о не выполненной её последней просьбе и о скорой неминуемой встрече.
В животе заурчало в такт проехавшему мимо усталому грузовичку без номерных знаков.
 – Я, признаться, знатно проголодался.- пронеслось в блестящей, что армейская пряжка голове. В том, что он знатно проголодался, Аркадий Сергеевич признался себе ещё два дня назад, когда с прилипшим к спине животом проводил инвентаризацию запасов продовольствия в своём убогом жилище. На балансе числились пятьдесят шесть макаронин и три четвёртых стакана гречневой крупы.  Проработав бухгалтером почти всю сознательную жизнь и отсидев два срока из-за издержек своей профессии, он любовью религиозного фанатика любил учёт и аудит всего, что находилось в его ведении. Он любил само слово «Инвентаризация», все четырнадцать букв которого были выстроены  в ровную линию и каждая знала своё место, не отставая и не опережая своих собратьев.
 Три ступеньки в подъезд, и четыре раза по девять на этаж. Подтаскивая из последних сил, словно раненого товарища тележку с довольно увесистой коробкой, делая частые остановки, он судорожно, подметил, как  с каждой пройденной ступенькой увеличивается вес картонного сокровища. Наконец, остановившись на площадке своего этажа, дрожащей рукой полез в карман. Сердце ёкнуло и чуть не остановилось. Ключей не было. Бережно поставил ношу на вторую ступеньку лестницы, которая вела вверх, Аркадий вялыми от предчувствия разочарования руками проверил карманы брюк. «Всё пропало» горестные мысли барабанили внутреннюю поверхность черепа, словно фотоны экран лампового телевизора, рисуя такой широкий спектр всевозможных событий, который и не приснился бы всем вместе взятым  сумасшедшим сценаристам и писателям фантастам.
Дотошно, пошагово, так как он разбирал акты сверок по контрагенту, Аркадий вспоминал весь свой маршрут из дома в круглое здание городского цирка за гуманитарной помощью. Встретив по дороге своего старого знакомого Сергея Андреевича, с которым он не здоровался с тысяча девятьсот семьдесят четвёртого года из-за ссоры по итогу карточной игры, прошёл до церкви, где остановился и поздоровался с Тоней и Таней, не вынимая рук из карманов. С Тоней и Таней он был когда то очень близок духовно(Год с Тоней и два с половиной с Таней), но общих тем для разговора кроме как о погоде уже лет двадцать пять как не было. Погода стояла чудесная, весенняя и, быстро обсудив радости и преимущества оной, они разошлись. «Так и думал» - сердце сжалось до размера прошлогодней картофелины- в скверике, когда цель путешествия была уже как на ладони, он присел на лавочку, ведь погода была действительно шикарной. Потеряв самообладание на восемьдесят четыре секунды, он подставил свои небритые щеки Солнцу, что как ласковый  родитель после долгой разлуки тепло смотрело на своё чадо. Аркадий Сергеевич сделал глубокий вдох, и уже собирался проделать весь этот путь заново, вдруг заметил, что дверь в его квартиру была приоткрыта на широкие, будто Амазонка, два миллиметра. Новая тревога с новой силой подкатила под горло, и принялась душить его сильнее самой сильной ревности. Воры? Но всё самое ценное он носил с собой и украсть что ни будь, представляющее интерес  было просто невозможно. Как говориться, нельзя найти чёрную кошку в чёрной комнате. Особенно, если её там нет. Так он укрощал своё просто животное волнение обычным самовнушением. А кошка была. Точнее, котёнок. Тайник. Точнее, тайничок. Но для Аркадия это были сокровищем Монтесумы и золотом Колчака. Набрав полную грудь воздуха, на ватных ногах с высокой концентрацией решимости Аркаша толкнул дверь и нырнул в пахнущую сыростью прорубь дверного проёма.
-Натоптал только, вон сколько грязи нанёс- с досадой пробормотал старик, вешая в спешке забытые на столе ключи на начинающий ржаветь гвоздь справа входной двери. От сердца отлегло, но мысль о сохранности тайника беспокойно стучала ногами в сердце. Не переобуваясь в домашние тапки, не сумев отогнать от себя тревожные мысли , будто бы осенним тротуаром, перепрыгивая через лужи, в припрыжку направился в зал к старому как мир финскому серванту. Место было не самое хитрое в квартире, но доступное и не сразу бросалось в глаза.  Старик по несколько раз в день любил проверять содержимое схрона, но  идеальное место  было на балконе, за вынимающейся фанерной доской. Однако, зимой и осенью проводить его аудит было крайне некомфортно по причине стремительно ухудшавшегося здоровья, да и эстетическая сторона была сильно смазана плачевным состоянием остекления этого самого балкона. Плесень, вечная лужа на полу и постоянно струящиеся по голым рамам ручьи осенью и весной. Зимой же балкон можно было использовать как холодильник для хранения мяса, запах и вид которого присутствовал, в основном,  только в памяти, в ситуациях, подобных той, что описана выше. Да и зимы были тёплые, с плюсовой температурой, не то что раньше.
Тайник представлял собой деревянную шкатулку 20*10*7 сантиметров расписанный нехитрым узором «под хохлому». Достав его из глубины книжной полки, Аркадий слегка встряхнул сокровищницу и словно маленький мальчик морскую раковину, поднёс к уху. Из чрева шкатулки в знак приветствия радостно застучали серебряными молоточками о свои маленькие наковальни десять молотобойцев на старых советских монетах. С чувством вселенского спокойствия и необыкновенной удовлетворённости, Аркадий Сергеевич отворил крышку. На свет Божий показались затёртые в капиталистических манипуляциях упомянутые пролетарии, пять тысяч российских рублей в десяти новеньких бумажках, маленький золотой крестик на тонкой цепочке почившей перед самым началом войны Анастасии Павловны, и лотерейный билет украинской национальной лотереи, купленный аккурат, в день похорон супруги. Взглядом любящего родителя Аркадий пробежал по кудрявым головам неизвестных героев, навечно застрявших в своих кузницах, окружённых ордами сытых нэпманов. Казалось, он знал всех трудяг не только по именам, но и всю подноготную их нелёгкого быта, видел на рынке их жён и ловил за курением толпу их сорванцов. Бережно достал и развернул лотерейный билет.   
Восемь, одиннадцать, двадцать четыре, тридцать шесть, сорок два и пятьдесят. Это был шифр, код, ключ если угодно, билет или пропуск в безбедную и сытую старость. А может и вторую молодость. На эту комбинацию он играл на протяжении двадцати лет. Жажда выигрыша  с каждым розыгрышем становилась сильнее и ощутимее, обратно пропорционально физическим и умственным кондициям старика. С каждым розыгрышем мир сужался всё плотнее вокруг купленных билетов с вышеупомянутой комбинацией, пока всё остальное, что происходило во Вселенной не утратило смысл и практический интерес. Особой нагрузки  на бюджет страсть к азарту  не создавала, поскольку билет стоил относительно недорого, розыгрыш был всего один раз в неделю, да и комбинация была всего одна. Лишь изредка Аркадий отказывал себе в пакете молока или пачке топлёного печения. Но это были мелочи в сравнении с тем чувством ожидания поцелуя Фортуны, ожидания волшебного чуда, что в народе зовётся «Бинго». О, что это было за чувство! Словно человек с крайней формой зависимости, он в последний перед розыгрышем очередного тиража день, не по-стариковски быстрой походкой направлялся в ближайшее отделение почты или газетному киоску(Всё зависело от продавца на смене в упомянутых учреждениях. Удачу, как считал старик, могли принести только люди крайне симпатичные его высохшему в курагу сердцу).Купив заветный билетик, с чувством полнейшего удовлетворения, вне зависимости от времени года и практически в любую погоду он располагался на ближайшей лавочке, делал глубокий вдох и начинал мечтать. Со временем мечты стали чем то аморфным, похожим на облако, чем то схожим с приходом Деда Мороза. Чем то очень приятным, по всем признакам похожими на Нирвану, ну или на одну из её подвидов. Заветный куплен, без единого сгиба, пахнущий типографской краской, он лежал новобрачной во внутреннем кармане засаленного пиджака . Необыкновенное чувство ожидания чуда растекалось горячей жидкостью по изношенной кровеносной системе, согревая уставшие члены и, наконец добиралось до головного мозга щедро выделяя эндорфины. Это невозможно описать, это можно только прочувствовать. Испытав это чувство, вероятнее всего, захочется ещё и ещё, и ты станешь и ты станешь таким же одержимым, как и Аркадий Сергеевич. Сказать, что он несчастлив было нельзя, скорее наоборот, счастливее всех счастливых. Просто счастье сузилось до размера лотерейного билета, напрочь вычеркнув из жизни всё постороннее и ненужное. Словно концентрат лимонной кислоты это чувство могло задушить аллергика, вызвав анафилактический шок. Аркадий как раз и был таким своего рода аллергиком.
В дверь постучали. Буд-то бы ковш холодной воды, тревожные вибрации обожгли барабанные перепонки старика, выдернув его из состояния забытья и блаженства. Аркадий притаился, застыв  с билетом в руках. Стук больше не повторился. Просидев не шелохнувшись двенадцать минут, старик немного успокоился. Только сердце по инерции всё ещё катилось в пятки, глухо стуча о латунное нутро. Он встал, тихо, насколько это вообще было возможно, аккуратно положил билет на самое донное дно шкатулки, закрыл её и прижав к груди двумя руками, положил в тайник. Убедившись через дверной глазок в том, что на лестничной площадке никого не было, Аркадий прошёл на кухню. Через сто лет как немытое окно молодой и глупый ворон с неподдельным интересом наблюдал, как как сгорбленный силуэт, очень похожий на человека зажег под чайником газовую плиту и сгрузил с маленькой тележки на пол картонную коробку. Какое то время человек осматривал её со всех сторон, придирчиво, буд то в магазине, пощупал примятый уголок, затем убедившись, что все другие целы, острым ножом вскрыл предмет столь пристального изучения. В коробке была гречка, рис, рыбные консервы довольно неплохого качества, макароны и тушенка, мука, сахар, бутылка подсолнечного масла, чай и дрожжи Набор был довольно содержателен. Так же на пункте выдачи ему были торжественно вручены зубная паста и несколько щёток, шампунь и презервативы. В силу некоторых возрастных особенностей, гигиеническая часть набора его практически не интересовала. Аркадий Сергеевич подчеркнуто равнодушно, с максимальной небрежностью сбросил эту часть  в нижний выдвижной ящик. Распределив все продукты по своим местам, Аркаша снял с плиты давно закипевший чайник и налил до краёв большую оранжевую чашку. Чай был прескверного качества, впрочем, как и характер нашего героя. Пять ложек сахара,  буд-то бы воспоминания о пяти днях, проведённых на море в 1985 году, практически полностью растворили в себе не совсем понятный вкус чая, оставив тонкой ноткой в этом сиропе намёк на крепость.
Аркадий ворочался с боку на бок и всё никак не мог уснуть. Разнообразные мысли полчищами лезли в его лысую голову. Все проблемы и вопросы, начиная от самых мелочных и давно канувших в Лету, до загадок и тайн Мироздания и угрозы мирового потепления штурмовали его угасающее сознание. Вдруг раздался стук в дверь. Сначала однократный и тихий, потом три сильных, ещё два и один слабый. Аркадий от дискомфорта, что обычно причиняет леденящий душу страх лежал не шелохнувшись с плотно закрытыми глазами. Как в детстве, такой маленький и беззащитный, полный страха и непонимания происходящего ему хотелось вжаться всем своим естеством в крепкое тело мамы. Страх понемногу рассеялся. В дверь больше не стучали. Весь мир, казалось, был погружен в вакуум. Аркадий встал с кровати не включая свет, и еле передвигая ноги побрёл на кухню. Кран глубоким стоном сигнализировал что воды не было. Чайник так же был пуст. Зачерпнул кружку воды из туалетного бочка он сделал три больших глотка. Спать совсем не хотелось, да и город связанный  предрассветным туманом и комендантским часом, тоже не спал, а словно мальчишка в детском саду ждал, когда же закончится тихий час. Аркадий вернулся в начинавшую уже остывать постель. Полежал с пол часа, молча глядя в потолок, затем вскочил с кровати, практически подбежал к книжному шкафу и с ловкостью фокусника вытащил из шкатулки лотерейный билет. Восемь, одиннадцать, двадцать четыре, тридцать шесть, сорок два, пятьдесят- эта дивная мантра после третьего повторения погрузила его в тёплый кокон всего приятного и хорошего , что было только возможно собрать со всех уголков  Вселенной в одной конкретно заданной точке, в квартире номер восемнадцать, что по улице Ленина в доме номер четыре. Всё остальное, все заботы, проблемы разом отошли на второй план и уже казалось такими мелкими и незначительным, буд-то бы разбегающиеся при включённом свете тараканы. Не смотря на то, что этот билет был куплен два года назад, и по идее срок его действия истёк, старик свято верил, что как только закончится война, он получит свой выигрыш( В том, что билет был выигрышным у Аркадия Сергеевича не было никаких сомнений). Он представлял себе удивлённое лицо молодого кассира на почте, завистливые взгляды случайных свидетелей, жадных и склочных пенсионерок.
Кассир начнёт возражать, мол билет давно просрочен и выплаты в данном случае не положены. Но тут на шум и галдёж выйдет начальник почтового отделения , и быстро разобравшись в ситуации, пригласит Аркадия Сергеевича в узкий проход. На недоумённые возгласы длинной очереди начальник безапелляционно парировал не сбавляя ход :
-На время боевых действий срок действия билетов государственной лотереи бессрочен, граждане, пропустите!
И вот в самой торжественной обстановке перед ним выложены, словно на большом подносе новогодние бутерброды с икрой, аккуратненькие пачки казначейских билетов не самого крупного номинала. Нет, конечно несколько пачек будет самого наикрупнейшего достоинства, какое только имеет право на хождение, а остальные будут мельче, что бы не задерживать очередь в магазине или людей, заходящих в автобус...
Старик внезапно проснулся от ужасного звука спазма водопроводного крана. Сейчас пойдёт вода, необходимо успеть набрать два эмалированных ведра и чайник. Поставив под  тонкую струю первое синее  ведро, с оторванной ручкой, принялся за процедуру утреннего туалета. Настроение было припаршивейшее. Сладкий сон, что белый теплоход всё отдалялся и отдалялся, пока окончательно не растворился в пене для бритья на сухом лице немолодого мужчины.
Аркадий Сергеевич решил ехать на территорию подконтрольную Украине и проверить свой билет. Надо получить положенный выигрыш. Выпив пол кружки чая, Аркадий вышел из дома не позавтракав. С завтраками отношения у него не сложились практически с детства. Когда мама заставляла, он ел. Через силу, но ел, но когда удавалось остаться с тарелкой тет-а-тет на пару минут, Аркаша пытался избавиться от так нелюбимого им завтрака. Окно общей кухни выходило во двор, а под окном, что красноармеец у Мавзолея в чётко обозначенный час уже находился на посту средних размеров, но очень упитанный пёс с непонятной ему маленькому кличкой «Борман». Почему Борман? Он же не фашист, а простой, до полусмерти искусанный блохами советский пёс. Очень ласковый и смышлёный. Почему Борман, он же наш?
Не пройдя и половины пути к автобусной остановке, старик осознал, что на улице довольно прохладно. А вдруг пойдёт дождь, что тогда? Надо одеть пиджак и взять зонт. Решение повернуть назад безапелляционно было выполнено несколько изношенным организмом в тот самый момент когда нейроны только собирались передать эту команду опорно-двигательному аппарату. Путь домой он преодолел со скоростью африканской лани, делая вид, что не замечает знакомых стариков возле хлебного киоска. Фарид помахал ему высоко поднятой рукой, делая попытку  подозвать Аркадия к компании стариков у упомянутого выше киоска. «Тебе надо, ты и иди» - подумал Сергеевич, искоса глядя на сделавшего два робких шага к нему Фарида и ускорил ход. «А мне некогда, я тороплюсь»-наслаждаясь ощущением наличия важного дела небрежно подумал он. С Фарой они были дружны какое-то время, играли в карты, и домино в беседке со стариками, обсуждали футбольные матчи. Но в самом начале войны Фарид занял радикальную позицию на стороне одного из участников конфликта и принялся агитировать старого и мудрого по умолчанию космополита. В войне нет победителей, одни проигравшие.
Зайдя в квартиру, Аркадий тяжело опустился на стул в пыльной прихожей. Короткий марафон отнял у него огромную порцию сил. Возвращаться- плохая примета, он прошёл на кухню и поставил тяжёлый, что гиря чайник на газовую плиту. Мелко листовой чай из вчерашней коробки  оказался довольно неплохого качества, заметил он только сейчас. Поразмыслил с минуту между двумя мелкими глотками и добавил ещё одну чайную ложку сахара. Без горки. Надо было что- то съесть, благо и продукты были, но есть не хотелось. Хотелось розового игристого вина и вельветовый костюм. Поездку было решено перенести на утро завтрашнего дня.
Старик маялся часа три, буквально не находя себе места, коря себя за такую нерешительность раненым зверем метался по квартире, пока, наконец, на улице не пошёл дождь. От сердца сразу отлегло и настроение улучшилось настолько, что захотелось немного перекусить. Дождь всё не прекращался. Аркадий подумал, стоя под козырьком подъезда, что дождь, возможно, будет идти и весь завтрашний день. В постель он лёг в приподнятом настроении.
Ночью, где то совсем рядом была слышна автоматная стрельба. А под утро в дверь опять кто-то постучал. Два раза, сильно, чуть не выбив дверь с петель. –Да кто это может быть-, почувствовав небывалый прилив сил, Аркадий буквально спрыгнул с кровати и совершенно без страха, как в молодости направился к входной двери. Посмотрел в глазок на полумрак лестничной площадки. Прислонил ухо к двери, пытаясь уловить хоть малейший шорох. Тихо. Было тихо что в вакууме. Он щёлкнул замком и открыл дверь. Ни-ко-го. Может соседи балуются? Но с чего бы? Детей нет, остались одни старики. А наш старик вернулся в свою маленькую комнату и три часа пролежал с открытыми глазами, думая о самых разнообразных приятных моментах, событиях и вещах. Как ребёнок в предновогоднюю ночь или в канун своего дня рождения.
Стрелки настенных часов вытянулись в струну, показывая ровно шесть часов. Аркадий с лёгкостью поднялся с постели и умылся в ванной. Пить чай и завтракать он не стал. Оделся соответственно погоде и присел на дорожку. Встал, достал из книжного шкафа шкатулку и вынес её на балкон, где спрятал свои сокровища в надёжный тайник  на случай визита нежданных гостей, таких неравнодушных к чужому добру. Переполненный чувством удовлетворённости и какого то необыкновенного прилива сил, очевидно вызванного поездкой, он закрыл дверной замок на два оборота и вышел.
На улице было немного сыро, но в этот раз Аркадий Сергеевич облачился в болоньевый плащ, довольно приличного вида и старую фетровую шляпу, бывшую некогда неизменным атрибутом мужчины. Автобусная остановка была абсолютно пуста, как и прибывший к огромной радости через четыре с половиной минуты автобус. Весь путь до автовокзала он ехал едва заметно улыбаясь. Ему было хорошо. На вокзале, пока автобус грузился пассажирами с сонными, серыми от дурных мыслей лицами, Аркадий  позволил себе стаканчик кофе. Это было немыслимо! Десять лет он не пил по понятным только ему одному причинам этот напиток. Кофе был растворимый и достаточно дрянной, но сам процесс и давно забытые нотки принялись играть восточную мелодию на его вкусовых рецепторах.
Единственный дискомфорт Аркаша испытал на так называемой «границе», ему хотелось в туалет, но покидать салон автобуса было запрещено, да и «таможенники» с обеих сторон вели себя по-хамски вызывающе. Человек привыкает ко всему и хамство тут не исключение, а терпеть этот человек мог бесконечно долго. Жизнь и не такому научит. В общем, потратив сорок пять и двадцать одну минуту своей жизни на линии разграничения и ещё двадцать на дорогу, Аркадий Сергеевич ступил стёртым каблуком на побитый асфальт  «материка». Осмотревшись по сторонам, решил не терять времени и сразу направился в ближайшее почтовое отделение, что находилось буквально в двух шагах от станции. Не мешкая не секунды вошёл  внутрь и встал в очередь из трёх человек ко второму от окна окну. Очередь двигалась довольно быстро, и когда в очереди перед ним остался всего один человек, Аркадий полез во внутренний карман за билетом. Его там не было. Холодный пот прошиб старика в долю секунды, как в случае с открытой дверью. Он судорожно шарил по всем карманам. Даже посмотрел в документах. Потерял! - пронеслось в начинающей пульсировать голове- или украли на линии разграничения, если билет был в паспорте.
-Я Вас слушаю- молоденькая девушка в ожидании подняла брови.-Что у Вас!
-Да, ничего,- немного нервно рассмеялся Аркадий- склероз.
 От сердца отлегло. Счастливый мужчина отошёл от кассы и направился к выходу. Он вспомнил, что билет остался в шкатулке в тайнике. –Вот растяпа- радостно хлопнул себя по измученным артритом коленям. Вот растяпа!
Погода на улице улучшилась. Выглянуло солнце и стало теплее настолько, что Аркадий расстегнул , а потом и вовсе снял плащ. Купив достаточно пухлую «желтую» газету и стограмовую бутылочку конька, он расположился в близлежащем парке на лавочке. Как ему было хорошо. Жаль билет забыл, его надо проверить, вдруг выигрышный. Но это в другой раз, -думал Аркадий, делая маленький глоток из маленькой бутылки. В другой раз.