de omnibus dubitandum 118. 120

ЧАСТЬ СТО ВОСЕМНАДЦАТАЯ (1917)

Глава 118.120. ВОЗДЕРЖАНИЯ ОТ СОТРУДНИЧЕСТВА…

    И все-таки я продолжал нервничать, ища в разговорах более оптимистических воззрений на возможные последствия нашего саботажа и, как было названо выше, "воздержания от сотрудничества".
   
    Поэтому, встретив утром на Дворцовой площади вице-директора департамента государственного казначейства министерства финансов Павла Михайловича Гришкевича-Трохимовского* и поведав ему о моем "воздержании" и т.д., я хотел было завести с ним разговор на тему о том, что из этого выйдет и чем кончится.

*) ГРИШКЕВИЧ-ТРОХИМОВСКИЙ Павел Михайлович (1868 — не ранее 1917) — действительный статский советник (1911). Учился в Петербургском университете. После окончания СПб ун-та в 1891 поступил на службу в М-во финансов, где и пробыл до 1917. Служил в Министерстве финансов, член от министерства в Совете Добровольного флота, Совете по делам торгового мореплавания и Комитете по портовым и золотопромышленным делам. Начальник отделения и вице-директор (1910–1917) Департамента Государственного казначейства, член Совета министра финансов. Представлял М-во в Совете Добровольного Флота, Совете по делам торгового мореплавания и К-те по портовым и золотопромышл. делам. В ходе захвата большевиками финансового аппарата Г. принял участие в совещании (ок. 4 ноября 1917) с В.Р. Менжинским (замнаркомом финансов), в результате которого согласился, что "по получении мандатов за подлинными подписями членов СНК департамент Государственного Казначейства будет выдавать ордера, обязательные для Госбанка". Таким образом, еще до фактического овладения Госбанком (17 ноября 1917) был открыт путь к разрешению того финансового кризиса, в котором оказалась новая власть. В 1920-е Г. служил в системе Наркомфина.

    Но Гришкевич перебил меня: "О вашем отказе от службы не только слышал, но и читал. Нечего вам беспокоиться. Ваше дело рассмотрено, решено. Есть постановление. Вот читайте", - протягивает газету {11 ноября 1917 в "Известиях Петросовета" был опубликован приказ наркома иностр. дел Лейбы Бронштейна (Л. Троцкого), предупреждающий, что чиновники МИД, не приступившие к занятиям до утра 13 ноября, будут уволены без права на пенсию. 14 ноября там же появился "Приказ по МИД", в рассказе о котором автор допускает ошибки. На самом деле приказ гласил: "За отказ от подчинения СНК увольняются от должности БЕЗ ПРАВА НА ПЕНСИЮ (выделено мною - Л.С.): тов. министра иностр. дел А.А. Нератов, директор канцелярии Б.А. Татищев, тов. министра А.М. Петряев и чиновники министерства: Г.П. Ухтомский, В.Б. Лопухин, Н.П. Юдин, В.И. Шавельский, Г.Г. Епифанов, А.Н. Орлов, Я.Л. Барсков, И.К. Лысенко, А.Н. Раевский, А.Э. Нюман, Г.Е. Пащенко, Ф.А. Семенченко, А.К. Беляев, В.И. Некрасов, А.А. Губарь, H.H. Маслов, M.И. Муромцев, А.В. Блинов, К.К. Фетерлейн, Е.К. Памерский, К.В. Циглер, А.О. Струве, Ю.Г. Удинцов, Н.Н. Щелкунов, А.Н. Марисов, А.В. Григорьев, В.И. Беляев, H.M. Старченко, Л.В. Урусов, В.В. Таубе".
16 ноября к перечисленным были добавлены еще 69 фамилий сотрудников всех четырех политич. отделов МИД, Дел. общих дел, Отд. печати, Учебного вост. отд. и Гос. Петроградского архива. 22 ноября была разослана циркулярная телеграмма НКИД "всем дипломатическим представительствам России за границей" с запросом об их согласии служить новой власти. 26 ноября "за неполучением ответа" были уволены со службы 28 российских дипломатов - глав миссий.
В НКИД стали появляться первые новые сотрудники дипломатич. ведомства: рабочие завода военных и морских приборов а/о "Сименс и Шуккерт" (ныне "Электроаппарат") Н.А. Антонов, Н.А. Андреянов, И.Г. Беляев, М.И. Захаренко, В.И. Митюрев, И.П. Петров, К.М. Федоров, которые поначалу приходили "только на дежурство", а потом "снялись с завода и ушли в комиссариат"; солдаты Павловского полка, моряки-балтийцы, шифровальщики из Глав. Морского Штаба и проч.
Кроме А.И. Доливо-Добровольского, а также упоминаемых дальше в тексте и пришедших в НКИД много позже Ф.Д. Петрова, Г.Н. Лашкевича, Н.П. Колчановского, Д.Т. Флоринского и А.В. Сабанина, на сторону новой власти стали курьеры С.П. Денисов, Н.И. Иванов, Т.Ф. Киселев, П.Г. Махотин и Я.И. Устиненков, делопроизводители А.В. Здзеницкий и И.К. Лысенко (ср. список уволенных), дворник А.К. Николаев, рабочие-печатники А.И. Иванов и Н.П. Немчинов, чиновник IV политич. отд. А.Н. Воскресенский (в дальнейшем - зав. отд. Востока НКИД вместо Поливанова до сер. 1920-х), кроме того - пришедший после службы в 1918-19 гг. у Колчака, а в 1920 в парижском Совете послов - Ю.В. Ключников, а также чиновники Деп. личного состава и хоз. дел М.И. Августовский, В.В. Телеснин, П.П. Кафталь и Ю.М. Чельцов}.

    Читаю в ней отчеркнутое Гришкевичем постановление примерно такого содержания: за непризнание власти Совета Народных Комиссаров исключаются со службы служащие бывшего министерства иностранных дел: Татищев*, Лопухин, еще 6-7 человек преимущественно младших служащих, проживающих в одном доме со мною (казенном) на Мойке у Певческого моста.

*) ТАТИЩЕВ Борис Алексеевич (1876 - ?) - директор канцелярии МИД и советник (нач.) I политич. отд. (1916 - ноябрь 1917), статский советник, камергер. В 1896 окончил Александровский лицей. До 1911 - 1-й секретарь миссии в Афинах, затем - в Париже. Возможно, арестовывался большевиками на короткое время ок. 4 ноября 1917 с целью изъятия у него ключей от комнат и шкафов МИД.

    Только Татищев (директор канцелярии) жил в главном здании министерства под квартирой министра. Список поражал малочисленностью лиц, в нем поименованных. Фактически отказались служить, прекратив посещать службу, все или почти все служащие. За исключением только 8-9 человек.

    Создавалось впечатление, что список был составлен не по данным личного состава министерства, а по домовой книге дома №26 по Мойке. На это указывал как будто и пропуск, среди ответственных старших служащих, товарища министра Петряева, только перед тем въехавшего в дом № 26 и которого не успели еще вписать в домовую книгу.

    Трудно было объяснить, с другой стороны, непомещение таких, бесспорно ставших известными Троцкому и его помощникам старших служащих, как товарищ министра Нератов и начальники политических отделов министерства. Почему из старших пропечатаны были только мы двое: Татищев и я, так и осталось мне неизвестным. Как будто нужно было опубликовать для острастки хоть какой-нибудь список, а полный или неполный - это, вероятно, было сочтено несущественным.
   
    Лейба Бронштейн (Троцкий) после моего разговора с ним, как видно, передумал. Обусловливавшие мою свободу его оговорки отпали. Я был свободен безоговорочно. Двум смертям не бывать - говорит пословица. По аналогии, претерпев кару исключения со службы, другим репрессиям я мнил себя как будто не угрожаемым.
   
    Гуляя как-то в эти дни с моими детьми в Александровском саду, у Адмиралтейства, я встретил заведовавшего счетною частью нашего департамента Николая Николаевича Маслова*.

*) МАСЛОВ Николай Николаевич (?)(?-?) - чиновник МИД. Окончил СПб ун-т с дипломом 1-й степени (1897) и был причислен к Деп. личного состава и хоз. дел МИД, где к авг. 1916 - делопроизводитель 6 класса. В 1916-17 гг. - старший секретарь Юрисконсультского отдела МИД, статский советник. Также состоял чиновником особых поручений Верх. совета по призрению. В 1920-е, кажется, был бухгалтером в Пг.

    Он мне весьма конфиденциально сообщил, что приехавшие в Петербург делегаты Афонского монастыря, получавшего ежегодную дотацию из секретных сумм нашего министерства {Группа монастырей в окрестностях горы Афон (Балканский п-в) существует с V в. н.э. Россия покровительствует им с XV в., т.е. с момента захвата Балкан турками}, прослышав, что служащие ведомства, оставив службу, остались без средств к существованию, передали ему, Маслову, только что ими полученное в главном казначействе по нашей ассигновке очередное денежное пособие, прося обратить его на выдачи нуждающимся служащим. "Когда-нибудь рассчитаемся, - сказали монахи, - а не придется рассчитаться - не беда. Афонский монастырь долгие годы пользовался царской дотацией и в благодарность за оказывавшуюся помощь может теперь кое-чем и поступиться в пользу служащих министерства, всегда относившихся с предупредительностью и любезностью к афонским монахам во всех случаях их обращения в министерство".
   
    Наши бывшие чиновники зашевелились. Висконти** и барон Таубе*** забежали под каким-то предлогом в департамент, чтобы раздобыть данные для разверстки полученного пособия, копались в старых требовательных ведомостях на выдачу содержания и кое-какие ведомости и списки стащили из департамента к себе домой.

**) ВИСКОНТИ Евгений Александрович (?)(?-?) - чиновник МИД. Сын офицера Переяславского драгунского полка. Определен в Деп. личного состава в 1890, через год получил первый классный чин "за выслугу лет". Служил там вплоть до 1917. С 1910 - действ. статский советник, с 1911 - чиновник особых поручений 5 кл. при МИДе, с 1916 - делопроизводитель 5 кл.

***) ТАУБЕ фон Владимир Владимирович, барон (1876 - ?) - чиновник МИД. Сын генерал-майора Владимира Юльевича, служившего в Военно-Медицинской академии. Окончил СПб Коммерч. уч. (1892). В 1896 -1907 гг. служил в Отд. кредитных билетов Госбанка пом. контролера, в 1907-10 гг. - контролером. Затем поступил делопроизводителем в Деп. личного состава МИД, в 1917 - надворный советник. Обстоятельства его ареста в ноябре 1917 Н.Г. Маркиным, в частности, отражены в письменном заявлении Т. в Следственную комиссию Пг Совета о том, что он "возвратил все служебные документы, находившиеся у него на квартире". Его мать Варвара Петровна (в 1917 жила в военной гостинице "Астория" на Морской, 39) в хлопотах о судьбе сына обращалась за помощью и в Петрогр. Полит. Кр. Крест к И.И. Манухину.

    Чье-то око подсмотрело, как они стащили старые ведомости. Чье-то ухо подслушало их болтовню о раздаче денег. Что-то было, кому надлежало, донесено. У Висконти и Таубе на квартирах поздно вечером, к ночи, появился, сначала у одного, потом у другого, прикомандировавшийся к Наркоминделу, по-видимому, для доверенных поручений и "исполнительных действий" вообще, молодой и, по рассказам, из ряда вон энергичный матрос-балтиец Маркин****, произвел у обоих обыск, нашел стащенные, в сущности, никому не нужные бумажонки, захватил эти бумажонки, а кстати и помертвевших от страха похитителей их.

****) МАРКИН Николай Григорьевич (евр.)(1892 или 1893 - 1918) - матрос-балтиец (см. фото). Родился в семье ткачей в Пензенской губ. Вскоре семья перебралась во Владикавказ, где М. рано пошел работать "мальчиком" в писчебумажный магазин. В 1910 "в порыве гнева" пытался спалить хозяина, был арестован, при обыске была обнаружена нелегальная литература, оставленная старшим братом, уехавшим на заработки. На допросе признал книги за свои и брата не выдал. Провел в заключении 8 мес., где сошелся с политическими. По выходе много читал, затем учился на слесаря. В авг. 1914 призван во флот, служил в Кронштадте, сначала матросом, затем в классе электриков учебно-минного отряда.
Распространял листовки среди матросов. 28 февр. 1917 вывел из казарм матросов своего отряда "с революционными песнями". Был избран депутатом Петросовета и Кронштадтского Совета. С 4 марта - чл. Кронштадтского к-та РСДРП(б) и сотрудник газ. "Голос правды". В апр. М. - в составе отряда по охране Ленина. Будучи делегатом I съезда военных моряков Балтики, ездил в составе депутации моряков к А.Ф. Керенскому за утверждением Устава Центробалта, который, в конце концов, был введен в действие явочным порядком. В июне - делегат I съезда Советов, избран во ВЦИК, тогда же в ЦК Центрофлота. В сер. июня - делегат от Балтики на Всероссийской конференции фронтовых и тыловых организаций РСДРП(б). После июльских событий, пользуясь мандатом чл. ЦИК, посещал арестованных большевиков в "Крестах", был исключен из Центрофлота. В авг. командовал "летучим отрядом" по разоружению и арестам "корниловских офицеров в петроградских гостиницах и частных домах".
Осенью 1917 "по заданию ЦК" М. редактировал газету "Рабочий и солдат", в сент. - выступал с докладом на II съезде моряков Балтфлота, затем вошел в состав Пг ВРК. С 3 ноября 1917, будучи назначен секр. наркома иност. дел, активно участвовал в овладении МИДом, организовывал перевод, расшифровку и публикацию тайных дипломатич. документов, арестовывал и шантажировал чиновников, выселял их из квартир и пр.
Ср. у Лейбы Бронштейна (Троцкого): "Насчет НКИД я бы хотел вспомнить тов. Маркина, который организовал, до некоторой степени, НКИД. <...> Он познакомился с моими мальчиками [сыновьями Лейбы Бронштейна (Троцкого) – Л.С.]. Его никто не замечал, но несомненно он пользовался доверием матросов. Через моих мальчиков я познакомился с ним. Это было так недели за 2-3 до революции. Он предложил свои услуги для всяких ответственных поручений, и первое время мы посадили его в редакцию "Рабочий и Солдат", где он проявил величайшую энергию. А затем он вошел вместе со мною в НКИД. <...> Маркин арестовал Татищева, барона Таубе (К. Ф.*, а не В. В. - Л.C.) и привез их в Смольный, посадил в комнату и сказал: "Я ключи достану через некоторое время".

*****) ТАУБЕ Константин Фердинандович барон (?)(11.02.1854-31.12.1919) – родился в г. Санкт-Петербург. внесен в V часть Дворянской родословной книги Рязанской губернии за номером 1808.
Отец – Фердинанд Иванович Таубе, р. ? г. инженер и действительный статский советник. Мать – Елизавета Ивановна Таубе фон, р. ? г. Братья:  Михаил, р. ? г., Иван, р. ? г. и Николай, р. ? г.
Жена – Мария Николаевна, р. 1860 г. дочь тайного советника Николая Александровича Замятина (Замятнина), р. ? г. и Елизаветы Андреевны, р. ? г. Их венчание состоялось в феврале 1880 года в Екатерининской церкви Императорского училища правоведения в Санкт-Петербурге. В этом браке родилось, по меньшей мере, двое детей – дочь Софья, р. ? г. и сын Константин, р. ? г.
Константин Фердинандович воспитывался в Императорском Александровском лицее, по окончании которого в 1877 году получил чин IX класса и был определен на службу в МИД. После нескольких лет государственной службы, где получил множество различных наград, фон Таубе купил у поручика Дмитрия Лихарева 294 десятины земли в Скопинском уезде Рязанской губернии. Случилось это в мае 1885 года. Усадьба возникнув как жилой и хозяйственный комплекс владельца, постепенно превращалась и в культурный центр, в котором синтезировались традиции семьи и рода, культура дворянская и крестьянская, культура города и провинции.

    На вопрос о ключах Таубе отослал к Татищеву, а Татищев - куда следует, а когда Маркин вызвал меня дня через 2, то этот Татищев провел нас по всем комнатам, отчетливо показал, где какой ключ, как его вертеть и т.д. Тогда было опасение, не спрятаны ли какие-нибудь бумаги. Но это не подтвердилось. Когда мы спросили его, а где же секретные документы, он сказал, что наше представление о них страдает, так сказать, некоторым фетишизмом, что они обязательно должны быть написаны на пергаменте и т.д. Эти секретные документы потеряли свое значение, эти грабительские соглашения создавались просто путем шифрованной телеграфной передачи, и копии их лежали в довольно прозаичном виде, спрятанные в шкафах. Маркин приступил к их изданию. <Исследователь М. Елизаров отмечает у Маркина, как и у других военных моряков в советских органах, склонность к диктаторским методам руководства. Когда Л.Д. Бронштейн (Троцкий) был назначен комиссаром иностранных дел и «невозможно было, казалось, подступиться к делу» из-за того, что «все участвовали в саботаже. Шкафы были заперты. Ключей не было», Троцкий обратился за помощью к Н.Г. Маркину и позже вспоминал, что тот посадил двух-трёх дипломатов под арест «и на другой день… принёс ключи и пригласил меня в министерство». Был назначен секретарём, а затем контролёром Наркомата иностранных дел. Организовал публикацию секретных документов Императорского и Временного правительств — 7 выпусков «Сборник секретных документов из архивов бывшего министерства иностранных дел». В те дни, как вспоминал Л.Д. Бронштейн (Троцкий), Н.Г. Маркин был негласным министром иностранных дел, так как сам нарком был занят в Смольном «углублением» революции>

    Сам Маркин ловил посылки, которые приходили из других стран. В них оказывался шелк, дамские туфли и т.п. <...> Маркин до НКИД работал в Следственной комиссии Петросовета. <...>

    Следственная комиссия начала применять некоторые методы, которые не нравились тогдашним меньшевикам и эсерам, и Маркин в этом отношении тоже отличался тем, что эти методы, по части улавливания контрреволюционеров, применял весьма усердно. Маркин был, кажется, рабочим или крестьянином. Человек очень умный, с большой волей, но писал с ошибками. Всякие документы, написанные им, написаны довольно-таки неправильно".
   
    С ноября 1917 по февр. 1918 под редакцией М. вышло 7 сборников тайных дипломатич. документов, составленных, главным образом, из бумаг, не пошедших в газетах того времени. В НКИД М. был руководителем секции "Сборника" при отд. печати, типографского отд. и организатором новых отделов, затем "контролером" и "немало потрудился над очищением аппарата НКИД от саботажников". По свидетельству И.А. Залкинда, М. "находил время проникать во все углы и закоулки министерства, отыскивал всякого рода бумаги, письма и фотографии самого компрометирующего старых чиновников свойства". Ему же принадлежала также идея торжественной продажи с аукциона разных безделушек, присланных диппочтой чиновникам М-ва.
   
    С июня 1918 М. перешел в наркомат по морским делам, где занялся организацией речных и озерных флотилий. Утверждая далее (см. текст), что М. впоследствии "сделал видную карьеру", Лопухин ошибается. Военная деятельность М. описана в кн. Н.Ф. Варгина КОМИССАР ВОЛЖСКОЙ ФЛОТИЛИИ. М., 1961, и др. В окт. 1918, прикрывая отступление после речного боя, он погиб. Характеризуя его в некрологе "превосходным революционером" и "настоящим солдатом революции", Лейба Бронштейн (Троцкий), между тем, не удержался отметить: "некоторая угрюмость была вообще в его характере". (Цит. по кн. ПАМЯТНИК БОРЦАМ ПРОЛЕТАРСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ, ПОГИБШИМ В 1917-1921 гг., М.-Л., 1925, с. 371).

    Висконти Маркин отвез в министерство, а Таубе - подальше, в Смольный. Лукавый итальянец Висконти, осмелев, как только удалился Маркин, сдав его в министерстве с рук на руки рабочей охране, сумел как-то выпутаться из неприятного положения, в которое его ввергла его неосторожность, и под утро был отпущен домой, а Таубе провел ночь в разговорах в оказавшейся многочисленной компании арестованных в Смольном, где засел более или менее основательно.
   
    Утром, в слезах, ко мне явилась его мамаша - баронесса Таубе, прося исходатайствовать освобождение сына из узилища. Я отправился хлопотать в министерство. Застал Поливанова. Рассказал ему, в чем было дело, что отсутствуют в нем элементы присвоения казенных денег для поддержания "саботажа", а имеет место лишь раздача нуждающимся бывшим чиновникам подаренной, относительно небольшой суммы, что взяты на дом были старые требовательные ведомости для составления раздаточного списка, который, в сущности, можно было составить и не обращаясь к ведомостям, по печатному "Ежегоднику" министерства, содержавшему списки служащих по департаментам и отделам, требовательные ведомости имелось, конечно, в виду возвратить, что ни на какие преступные деяния Таубе не способен и если в чем виноват, то только в неуместном проявлении лишний раз свойственного ему в непозволительной степени легкомыслия. В заключение я просил Поливанова о содействии к скорейшему, по возможности, освобождению провинившегося барона из-под ареста.