Любовь на стальных колесах. Одним файлом

     Легендарный поезд Харьков-Владивосток, рекордсмен книги Гиннеса, как самый протяженный в мире по маршруту следования, в две тысячи девятом году ушел в историю.
   
     С тысяча девятьсот пятьдесят седьмого года осуществлял он перевозки пассажиров почти через всю огромную страну.
   
     Вот, на этом легендарном поезде, через весь Советский Союз, предстоит осуществить поездку в Харьков курсанту второго курса военного училища.
      
     Месяц отпуска - каникул в поселке на берегу Японского моря оставил следы бронзового загара на крепком теле Пашки. Счастливые дни каникул стрелой промчались, нужно собираться в поход, штурмовать вершины военных знаний.
      
     И, вот, наш Павел, сменив «цивильную» одежду на мундир военный, с чемоданом небольшим на перроне вокзала Владивостока посадки в поезд ждет.
      
     Часы, минуты ожидания не тягостны для нашего героя. Он пока, ведь, еще в отпуске. С удовольствием будущий офицер проводит свое время, созерцая все кругом. Ему все интересно.
   
     Вот, видит он маленького роста китайцев-челноков с их огромными сумками и очень занятной, не понятной, речью.
   
     А, вот, атлеты, в южном загаре республик Закавказья, невесть откуда  взявшиеся на Дальнем Востоке, со своей, хоть и знакомой, но крайне не понятной речью.
      
     Вот и вездесущие цыгане, в основном, женщины и дети, с тюками вещей,  в вечных приставаниях с протянутой рукой к прохожим.
   
     Видит Пашка торговцев пирожками, соленьями, орехами кедровыми, грибами. Вот, кто-то предлагает ему из под полы купить «тряпки» – итальянский, как бы, болонь. А, вот, и торговцы вяленой корюшкой, сушеной камбалой, морским окунем, трепангами и гребешками, настойкой женьшеня.
   
     Подпольный бизнес на перроне в самом разгаре.
   
     С восхищением наш курсант замечает, как дежурный наряд милиции, что твой коршун в стае мелких воробьев-проказников наводит «шорох», вносит порядок должный у стен вокзала, до времени положив конец любой коммерции.
   
     Кажется, даже цыгане стали вести себя тише, перестали клянчить у всякого малую копейку.
   
     Наконец, гудок паровоза знаменует собой начало посадки. Подходит к платформе перрона вереница коней железных многотонных. Мустанги дорог железных своими стальными круглыми копытами постепенно ослабляют стук на перемычках рельс стальных. Состав в визге-скрежете его тормозных колодок колесных пар, наконец, останавливается.
   
     Двери вагонов распахиваются, бригады обслуживания поезда, протерев вагонные поручни, вежливо встречают своих пассажиров.
   
     «Как здорово, - думает Пашка, - обслуживают нас практиканты-студенты. Как много девчонок прелестных, с которыми весело будет общаться!»
      
     С этими мыслями подходит курсант к проводнице, начинает «копаться» в бумажнике, билет достает. Проводница спокойно и терпеливо ждет. Наконец, Павел, подняв голову, вручает к просмотру билет командиру вагона, девчушке.
      
     А та, внимательно изучив его, ему билет и возвращает, пожелав счастливого пути. Подняла она свою прелестную головку в волосах каштановых, ресницами своими пушистыми, как тетивой лука монгольского, плеснула синью бездонной своих глаз, как молнией-стрелой, на нашего мужчину. Все, пропал наш мужичок, Павлуша. Стрела Амура пронзила его сердце.
   
     Казалось, от ее глаз, звука ее голоса, даже от запаха духов ее, земля  качнулась под ногами Пашки. Адреналин, мгновенно участив биение его сердца, вызвал испарину на его лбу. Вытираясь платочком носовым, наш герой, едва живой, как подстреленный, с трудом поднимается в вагон и занимает свое место.
   
     Тут слышит он какие-то причитания женские, плач женский. Видит наш, как бы удалец, сраженный женским взглядом, провожающих кого-то у дверей вагона. Видит он, отъезжающий один, также курсант. А провожающих не меньше трех десятков: мужчины, дети, женщины и старики. Многие из них слезу роняют на пол, прощаясь.  «Не хватало еще духового оркестра с исполнением «Прощание славянки», на крайний случай, - тройки с бубенцами и цыган с медведем! Ну, курсант, блин, ну, барин!» – думает Пашка.
   
     Отвернулся к стенке: «Разумно поступил я, простившись с мамой на крыльце дома, а не здесь, на вокзале. Хорошо и то, что отказался ехать на вокзал на служебной машине отца. А то сейчас были бы здесь проводы добровольцев на войну!»
   
     С ранних лет, воспитываясь в семье с солидным достатком, герой наш уяснил два правила: «чем тише едешь, тем меньше пыли» и «будь проще, и народ к тебе потянется».
   
     Наконец, закончена посадка пассажиров. Провожающих просят покинуть вагон. Слышен гудок паровоза, резкий толчок, победивший инерцию, «вокзал побежал».
   
     Покачиваясь на стрелках, в перестуке колес стальных на рельсах, убыстряясь, железнодорожный состав устремляется просторы покорить Союза.
      
     Успокоились уже все пассажиры от волнений проводов на вокзале, по-домашнему оделись, у проводников постели получили. Кто-то уже и кушает, чем бог послал. А кто-то чаевничает или пьет кофе из термоса. Иные пьют «служебный», платный чай. Любители попить «погорячее» из под полы, чего-то опасаясь, успевают выпить одну-другую рюмашку горькой, не забыв и соседа, плеснув и ему втихаря, хитро моргнув своим глазом.
   
     Все это знакомо Павлу, не интересно. Пропал у него аппетит, и жажда не стала его мучить. Мысли о славной брюнетке, не давая минуты покоя, к действиям решительным зовут.
      
     Не знал наш герой, что даже у французов было принято стремиться избегать знакомств с дамами-брюнетками, как с роковыми созданиями бога.
   
     Со временем, на своем сердце, на себе самом, наш Павел с горечью поймет, как были правы наши друзья-французы. Но это все в будущем.
   
     А пока, наш молодой человек, с пронзенным стрелой Амура сердцем, к предмету вожделенья своему спешит.
   
     Дело к вечеру идет, в вагоне уже зажжен свет. Титан у дверей «служебки» вагона девчонками уже давно растоплен. Своим содержимым, крутым кипятком, готов он уже потчевать желающих испить чайку.
   
     Подходит Пашка к служебному купе проводников, без проблем знакомится с ее обитателями. В служебке –  хозяева, брюнетка лет двадцати Люба, шатенка  Варвара, постарше. Здесь же сидит и курсант, которого, Павел прозвал «барином». Пашка подумал: «Ну, вот, опять предстоит битва без правил за женское сердце. Ничего, мы  еще повоюем, есть у нас аргументы солидные в виде бумажек, что греют мой  карман!»
      
     Впрочем, как позже выяснилось, никаких битв и сражений вести не требовалось: курсанта четвертого курса Харьковского авиационного института, Виктора,  интересовали девочки постарше.
      
     Дежурить по вагону была очередь Любаньки (так озорно она представилась Павлику при их знакомстве, жеманно сморщив свой прекрасный лобик и закатив свои голубенькие глазки под потолок). Протянула она ему и свою тоненькую ручку матово - белой кожи, присев слегка в неглубоком реверансе. Пашка наш был окончательно сражен ее манерой поведения.
   
     Красавица с удовольствием приняла ухаживания молодого джентльмена.
      
     Пашка наш расцвел как куст сирени в мае, «перышки» свои распушил, как тот глупый павлин в самолюбовании бесцельном хвост свой чудесный распускает.
      
     На первой же большой станции наш ловелас бежит на площадь при вокзале, покупает в киоске цветов огромный букет алых роз, Любушке своей в служебке на коленях и вручает.
      
     Любаша, также сраженная манерами Павлуши, за то разрешила ему разок себя в щечку поцеловать. И как это выглядело дивно, мило. Выпячив свои пухленькие  губки, слегка склонив на бочок прелестную головку, вспыхнув румянцем утренней зари, красавица, слегка постукивая своим тоненьким пальчиком по своей розовой  щечке, улыбнулась ласково: «Ну, как же тут откажешь в ласке такому кавалеру»!
      
     Павел, чувствуя учащенный стук своего сердца в висках, во всем теле,  слегка лишь прикоснулся своими огрубевшими на морском ветру и солнце губами к этому сказочному цветку, ее нежной щечке.
      
     Прикосновение это, как и при поцелуе ручки прелестницы при их знакомстве, пронзило все существо Пашки, его душу, казалось, мириадом невидимых иголок.
      
     Казалось, вселенная, все ее звезды, галактики, домены, начали вращаться вокруг его Любаньки, приняв ее за ось мира.
      
     Варвара, напарница Любови, с Виктором в купе проводников проводила ночь.
      
     Наша пара, Люба и Павел, ночь напролет все говорили, говорили. Беседам их не было видно и конца.
      
     Прерывались те беседы лишь небольшими остановками состава для посадки и высадки пассажиров вагона.
   
     Поезд до Харькова идет почти десять суток. Все это время, в часы дежурства Любы, они, она и Павел, между собой общались.
      
     Пашка ее уже считал своей навек, решил сознаться ей в своей любви, подумывал уже и о предложении выйти за него замуж.
   
     Ох, уж эти наши желторотые юнцы! Видно было, что Пашка, как тот ночной мотылек, на свет костра летит в поисках призрачного счастья, в нем и сгорит без следа и без остатка.
   
     Денежки у Павлуши водились немалые. Что ему та курсантская стипендия,  в виде червонца!
      
     Каждый месяц учебы, помимо того содержания денежного курсанта, он тратил не мене двух сотен целковых. А, это вам скажу, деньги, и деньги немалые. Солидную должность занимал его родитель на судоремонтном заводе, и мама, главный бухгалтер, не забывала про младшего сына. А, тут еще и две родимых тетки, как же, любили, по - своему, мальчишку - племяша.
      
     Уезжая из дому, Пашка имел карман, прилично набитый деньгами.
   
     За неделю общения, свиданий с юной девой, наш транжира, как бы в забытьи, или в гипнозе, а, скорее, в плену своих иллюзий, четыре сотни рублей и  «раздербанил», прокутил.
      
     Цветы, духи из привокзальных ларьков, конфеты, вино, коньяк  – все шло в дело «становления новой советской семьи», он так считал. Требовали они вложений денег, и денег немалых, как же.
   
     Любушка его, как он уже считал ее своей, в том ему и не препятствовала, а только одобряла.
   
     К концу недели езды и работы в вагоне проводником, уже, совместной, сложился союз душ и сердец. Призналась наша счастливая пара друг другу в любви взаимной, навек.
   
     В своих планах на жизнь совместную было у них уже все оговорено. Даже решили, что Любанька, после замужества, будет жить в доме родителей Павла, при этом воспитывая трех совместных детей.
   
     Тут, наконец, состав прибывает к конечному пункту. Пассажиры все в Харькове покидают вагоны.
   
     Влюбленный Пашка, плененный брюнеткой без боя, вагон не покидает.
   
     До окончания отпуска еще двое суток, которые он должен был провести у своей родной харьковской тетки.
   
     Состав поезда отправляют на станцию Харьков-Сортировочная.
   
     Павел с завидным старанием помогает девчонкам - проводницам бельишко с вагона собрать, посчитать, сдать в пункт стирки, получив чистое. Помогает он им, засучив рукава, в наведении порядка в вагоне.
   
     Варя с Виктором поехали в город.
   
     К вечеру состав подвижной моют на мойке вагонов.
   
     Паша наш, в ожидании чуда в постели, ждет с нетерпением ночи.
      
     Сердце его уже начинает щемить безудержная тоска по любимой, хотя они еще и не расстались.
      
     Пашка  уже имел любовный опыт, но лишь с взрослыми дамами, так случилось. И весь этот «опыт» был получен, как бы мимоходом, во время одного из пикников семьи и ее друзей на побережье Японского моря.
      
     К Любушке же своей Пашка относился с чувством благоговения, ее он боготворил.
   
     И, все же, мужское начало в нем брало свое.
   
     Итак, наша пара в купе готовится к ночному отдыху. Как должно, пройдя вечерний туалет, ложатся они в постель.
   
     Пашка наш, чтобы не напугать и не рассмешить Любашу, трусы свои курсантские и белье нательное меняет заранее на плавки. И Любушка его легла на полку не в ночной рубашке, а в плавках-трусиках и шелковой футболке, бюстгальтер не сняла.
   
     Это была первая в жизни ночь с любимой для Пашки.
   
     В купе вагона горел только плафон малого света. Окно было зашторено.
   
     Люба попросила Павла отключить освещение. Щелкнув выключателем, Павел осторожно, едва дыша, прилег на самый краешек полки, зажмурившись.
   
     И чего было пугаться? Вот же, она рядом! Рядом с тобой девчонка близкая, родная, чудная, желанная. И в тоже время, она и далекая, и незнакомая.
      
     До этого, во время ночных дежурств, они часами сливались в долгом поцелуе, до хруста ее тонюсеньких косточек и обнимались. Целовались так, что уже и губам было невыносимо больно, до синяков, до слез счастья. Казалось, стук их сердец, слившийся в едином любовном порыве, разбудит весь вагон.
   
     А сейчас, в постели, Павлик оробел! Слишком все доступно, никто не помешает. И в тоже время, как-то, не понятно, неприступно. Ведь это его, его девочка. Как ее не обидеть? Лежит наш бедный любовник рядом с вожделенным предметом жизни молодой своей, в мыслях ее целует, обнимает. А наяву, на деле, едва дыша, слушает дыхание любимой.
   
     Проходит час и два, и три, а Пашка наш лежит, не шелохнувшись. Любушка его уже видит десятый сон, произведение Морфея.
   
     Наконец, во сне, а, может, специально, устав ждать ласки, Любанька на плечо Павла кладет свою тоненькую ручку.
   
     Паша придвигается к Любе уже поближе, своим телом чувствует уже ее тепло, вдыхает аромат ее тела. Прекрасные округлости ее животика, груди младой девы ввергают его тело в озноб и дрожь.
   
     Дыхание Павла зашлось, запнулось, руки его ласкают тело любимой. Она уже не спит, робко ему отвечает на его ласки. Гладит его волосы нежно, целует она его губы, его руки, шею, все сильнее прижимаясь к его ждущему телу.
      
     Паша наш, счастливый, как говорится, не только был готов съесть, не жуя, этот комочек зовущей плоти, а, просто, взять и проглотить ее всю-всю, в едином поцелуе.
      
     Хотелось Павлу раствориться в ее теле, поцеловать само сердце, душу любимой. Так он ее любил! Видит, чувствует молодой любовник, взаимны их желания.
      
     Ах, эта футболка, бюстгальтер. С глаз долой этот «бронежилет»! Два тела, как одно, в едином жизни поцелуе взывают к вечности, любя.
      
     Казалось, купе их вагона в темноте светиться счастьем стало, взывая к небесам: «Любима я, и он любим!  Жизнь-сказка! Будем вечно мы любить!»
      
     Поцелуи Паши ниже, ниже. Вот губами своими он ощущает бархатистость ее волос под щелком трусиков. Остановка. Ведь нужно преодолеть последний бастион.
      
     Губами, потягивая нежную резинку трусиков, Паша по миллиметру, по сантиметру, пытается войти в ее тело. Пускает в ход он немыслимый, в словах, арсенал, взывая деву к бесстыдству, отдаться милому без сожаленья.
      
     Казалось, победа ждет у входа в тело своего наездника, Павел к тому готов.
      
     Однако, сквозь сумрак своего полусознания от счастья, слышит он полушепот: "Пашка, любимый мой! Остановись, прошу тебя я. Все у нас еще будет, милый, подожди. Остановись и потерпи, ведь жизнь мою ты можешь загубить!"
   
     Счастливый до корней волос, до озноба в теле, с болью, однако, в сердце, Павел очнулся от несбывшихся надежд.
   
     Так, с совершенно голыми телами, до дневного светила, обнявшись, и пролежали, не смыкая глаз, два  влюбленных, но бесконечно одиноких человека.
 
                ***
      Прошу прощения я у вас, читатель добрый, что не оправдались все надежды на счастливый конец истории с мотыльком - Пашкой, попавшим в Любов(ь)ный костер.   
   
     У всего в мире конец бывает, есть продолжение и свой финал полета сердец счастливых и в любви на стальных колесах.
   
     С вашего позволения, читатель, продолжу я рассказ.
   
     Во второй части рассказа-романа, как и в третьей, финале его, кипят страсти людские, способные в пропасть ненависти ввергать человека, в любви бесконечной к небесным светилам, его же и поднять.
      
     Итак, наша, как бы влюбленная пара, обнявшись уже, на полке вагона в постели рассвет провожает.
      
     День наступил, требуя людских свершений в их нескончаемых делах. Пора и нашей, счастливой, как бы, паре продолжить жизни бег.
   
     Любовь, истопив титан, накрывает стол в «служебке» для завтрака. Как говорится, чем бог послал, утоляет голод наша сложившаяся пара. Любовь, в ответ на молчание Пашки, в детской обиде на нее за ночной отказ смеется: «Паша, ты, право, как тот ребенок, который в обиде губки дует, лишившись игрушки! Ты взрослый парень. И, что?  Ну, не было у нас, чего ты так страстно желал всю прошедшую ночь. Дурачок, ведь честь мою ты сохранил. Не сомневайся, придет время, стану я навек твоей не только душой, но и телом!»
      
     Павел, отхлебывая из стакана уже остывший  чай молчит, морщив лоб: «Конечно, так я и поверю, как же. Привык я в жизни брать свое, принадлежащее мне по праву. А, тут, такой облом! Но, ведь, я ее люблю, и ничего с собой поделать не могу».
      
     Обмениваются наши влюбленные адресами. Фото Любаши в карман у сердца, как талисман, Пашка кладет. Его фото, на память, также присутствует и у Любови.
      
     Получается, что в конце августа, на таком же поезде в Харькове, им  предстоит вновь встретиться.
      
     Наша пара в разговорах за работой по подготовке вагона к встрече пассажиров весь день и провела.
      
     К вечеру возвращается в вагон Варвара, счастливая, смеется.
      
     «Сразу видно, что очень быстро был вывешен белый флаг в войне полов для Варьки и Виктора!» – думает Павел, затаивший обиду на свою подругу.
         
      К девятнадцати часам деповский локомотив подал состав для посадки пассажиров на поезд. До отправления поезда еще целый час.
      
     Наш  влюбленный Павел, пошарив по карманам своим, по своим сусекам, как та бабка для рождения Колобка из остатков муки, набирает последние пять рублей с мелочишкой. Бежит он на площадь привокзальную, на последние гроши покупает вполне сносный букет белых лилий и стремглав, назад, в вагон, летит.
   
     Варвара сегодня работает на приеме пассажиров, Люба в купе проводников его ждет.
      
     Полчаса до расставания с любимой, ну, что тут успеть! Цветы с благодарной улыбкой Любаша принимает у кавалера, щелкнув «секреткой» замка входной двери. Стоит наша красавица-брюнетка у стола, плачет и молчит.
      
     Пашка бедный, на коленях, готов целовать следы ее ног на полу.
   
     Казалось, разверзлась твердь земная, зовет его, в нее он готов и погрузиться, в отчаянии горькой разлуки.
      
     Целует взрослый мальчик ноги, колени юной дамы, сжав их в объятиях тесных. Слезы сладкие любви сменяют слезы горькие утраты возможности быть рядом с любимой.
      
     Поднимается с колен он, целует Любу в губы долгим страстным поцелуем. Она, в слезах, в рыданьях, впускает его язык к своим ровным зубкам в гости. Язычки наших влюбленных, посыльные их любящих сердец, совершают жизни объятия в их ртах.
      
     Как горек, но и, сладок, сей процесс. Земля качнулась под ногами нашей пары, бросает их на полку купе проводников навзничь.
   
     В вихре сумасшедшем крыльев Амура, в безумстве любви, наши герои мгновенно лишают себя одежды.
   
     Время, ах, время, как ты беспощадно жонглируешь судьбой людской. Прошу тебя, Время, «повремени». О, Время! Дай же «напиться» любовью Любке, Пашке, повремени!
      
     Десяток минут до отправления поезда, казалось, мгновенье лишь для поцелуя влюбленных. Но нет(у) запретов двоим, им все дозволено.   
      
     Слышно, что уже и пассажиры занимают свои места в вагоне. Вот уже и очередь провожающих стоит у вагона.
   
     Наконец, получает награду наш Пашка, напоив влагой любви тело Любаньки. Лишь слегка вскрикнула дама, сильнее к себе кавалера прижала.
   
     Прощальный гудок паровоза, резкий толчок тысячной массы вагонов возвестили начало движенья состава на Дальний Восток.
   
     Наша влюбленная пара под стук стальных копыт мустангов многотонных не может надышаться друг другом, в неистовстве своей любви.
      
     Проходит полчаса сладких ласк нашей сложившейся пары. Влюбленные, заключив свои тела в теснейшие взаимные объятия, заставляют биться в унисон свои влюбленные сердца, слиться своим душам в одно Естество.
      
     Вечен разум Вселенной, как вечна душа человека, вечна и любовь, душой  рожденная.
      
     Счастливы наши влюбленные.
      
     И, все же, Пашку ждет служба, в ВУЗе учеба ждет и Любаньку.
      
     Жизни странный хоровод, судьбой закрученный, расставит все на свои места и воздаст всем по их заслугам.
      
     Одеваются наши герои.
      
     Город Чугуев, остановкой состава, венчает начало истории грустной, печальной по ожиданию встречи любимых.
   
                ***
      Минуло почти три недели, читатель терпеливый, как мы с вами расстались в городе Чугуеве, который в часе езды от Харькова, с нашими влюбленными, Павлом и Любовью.
   
     За это время младая проводница-практикант, Люба, успевшая уже побывать на побережье бухты Золотой Рог Владивостока, по надобности служебной, проводником, опять едет в город Харьков на стальном коне по звучным рельсам.
   
     Скажем честно, что время обратного пути из Харькова в нынешнюю столицу Дальнего Востока, как то ни странно, пролетело для нее, лишь прервавшись парой-тройкой деньков грусти по Павлу. К средине недели пути на восток, по ночам уже был слышен смех ее, прерываемый (дополняемый) шуткой и смехом мужским.
   
     Что тут поделаешь? Не пойти против всего сладкого в жизни младой нашей брюнетке, самим богом ей уготовленного и существа.
      
     А, Пашка наш, офицер будущий, третью неделю штурмует вершины знаний военных, вгрызаясь в гранит теории и практики тактики, вождения боевых машин, огневой подготовки.
      
     Печаль, грусть и тоску свои по любимой наш курсант стремится утопить в напряженных буднях жизни в полевом лагере.
      
     Искусством ведения боя с противником и днем и ночью, ночных стрельб из танковых орудий и вождения стальных коней в броне, влюбленный юноша стремится заработать бонусные баллы у своих отцов-командиров.
   
     Считает наш герой, что тех бутылочек янтарной крепкой водички, с пятью звездочками, сушеных тех кальмаров и тех крабов в консервах, чавычи пары тушек копченых, было маловато для трех суток увольнения для встречи с любимой. О той сумме денег в купюрах крупных, полученных от тетки в Харькове при встрече с любимым племянником, которые он ротному своему вместе с подарками Приморья вручил, мы, читатель мой разумный, лучше промолчим.
   
     В те времена, увы, еще не было понятия в народе о коррупции, как таковой. Лишь со временем она заменила, привычные народу, в те седые годы понятия, протекционизм и блат.
   
     За три неполных недели влюбленный Павел исписал две общих тетради по девяносто шесть листов любовными признаниями своей Любаньке. Писал он так горячо ночами, что своим бесстыдством в словах признаний в любви молодой брюнетке мог бы составить конкуренцию великому Ги де Мопассану, у которого девизом жизни было, знаем мы, « честно наблюдать правду жизни и талантливо изображать ее».
         
     К концу второй недели учебы в полевом лагере Пашка, заработав пару-тройку благодарностей от своих командиров за отличия в учебе, перед строем курсантским озвученных, имел  уже солидный запас бонусов для увольнения в город.
      
     В начале третьей недели учебы в лагере, на стрельбах из орудий танков управляемым ракетным снарядом в составе экипажа танка, командованием  учреждения был поощрен он пятью сутками дополнительного отпуска из части.
      
     Подведя итог его стараниям, скажем, действительно, как та «смелость (афоризм А.В. Суворова), что города берет», так и его любовь помогла ему в осуществлении его, уже не далекой, мечты.
   
     В конце третьей полевой недели, перед строем курсантов всего второго курса командование батальона (курса) поощряет Павла увольнением из части на трое суток. А, это, скажу вам я со знанием дела, был небывалый случай.
      
     Павел наш на «перекладных», с оказией, из Подворок (в его районе располагался полевой учебный центр училища) добирается до города Чугуева. Берет он на вокзале билет на электричку и в Харьков, к своей, его ждущей тетке, спешит.
      
     У тетушки своей, была его родня дома, он принял ванну, поел, переоделся в гражданскую одежду, пошел в ближайший салон-парикмахерскую города.
   
     Работает он с должным вниманием к своему внешнему виду, считая приоритетом, здесь, прическу.
   
     Заходит наш любитель изобразительного искусства и в салон тату, где за немалые денежки над левой своей грудью, почти у шеи, «набивает» птичку, цветную ласточку, несущую в своем клювике розочку алую с ленточкой, на которой красуется слово Любовь.
      
     Возвращается Пашка к тетке поздно вечером. Поужинали они вместе, готовятся ко сну.
   
     Павел, приняв ванну перед ночным отдыхом, выходит из ванной комнаты, обтирая свое юное бронзовое от загара тело махровым полотенцем, стоит перед зеркалом. Тетки своей он не стеснялся, доверял он ей свое тело еще с самого своего момента рождения, с самых пеленок.
      
     Тетушка ласково смотрит на племяша: «Какая славная, дивная птичка Павлуше любовь несет!»
   
     Павел в ответ смеется: «Если бы ты, тетушка, знала, насколько прекрасна и дорога мне эта пташка!»
      
     Утром, заботливая тетушка его, оставив на кухне для него горячий завтрак и записку с приличной суммой денег, как она посчитала, нужной для его свидания с  любимой, спешит к своему выходу из подъезда, где ее ждет служебная машина.
      
     Павел с лучами, уже, дневного светила, не может покинуть объятий Морфея, нежится на постели пуховой перины. Спешить незачем. Впереди до встречи с любимой еще полдня.
      
     Наконец, ближе к полудню, Павел встает, душ принимает холодный и взбодренный свежей водичкой с аппетитом съедает остывший давно завтрак.
      
     Надо сказать, что Пашка недели ожидания с любимой все время думал, как бы красивее преподнести сюрприз своей любимой.

     Лучше бы он не пытался пускать ей пыль в глаза, забыв о своем первом принципе в жизни, «тише едешь, меньше пыли»!
      
     Ведь его Любанька уже уготовила ему такой сюрприз, о котором, я и говорить-то не хочу.
      
     Решает Павел, сюрпризом встретить свою Любушку на поезде не в Харькове, а за час до его туда прибытия, в городе Чугуеве.
      
     Ну, что же, решение принято влюбленным. Дело за малым, нужно приехать перед приходом поезда Любы в Чугуев и незаметно проникнуть к ней в купе.
      
     Павел с огромным букетом роз душистых, не алых, а чайных и белых, небольшим дипломатом с набором джентльмена, за полчаса до прибытия поезда на вокзале Чугуева Любушку ждет свою.
      
     Радио оповещает о прибытии поезда с Дальнего Востока на второй путь  перрона. Павел с вокзала не выходит, терпеливо ждет, в предвкушении минут сладостных свидания с любимой.
      
     Вот уже и прибывшие в Чугуев пассажиры, покинув поезд, с перрона исчезают. В сопровождении своих встречающих ушли они с платформы. Два пассажира с перрона сели в поезд шестого вагона состава. Любанька его должна быть в восьмом вагоне, он знает. Тут объявляют по радио об отправлении поезда в Харьков, раздается тревожный гудок локомотива.
   
     Павел, как на стометровке, с цветами, букетом роз, спешит к шестому вагону и, уже на ходу поезда, едва успевает вскочить на входную площадку. Проводница, знакомая ему по прошлой поездке с Востока девчонка, ему в том не препятствует, лишь руку помощи ему подает.
   
     Павел стоит на площадке, покачиваясь от движения  подвижного состава, приводит в порядок свое дыхание, здоровается с «командиром» вагона.
   
     Коллектив проводниц, в основном, женский, а уж это, друзья, позволит вам заключить, что отношения Павла с Любашей, были известны каждой студентке.
   
     Тут «командирша» и говорит Павлу со смехом: «Уж не ходил бы ты, милок, внезапно, с сюрпризом, к своей Любаньке. Она тебя также ждет с достойным сюрпризом! Прости меня, но забрался в твой огород с капустой не козлик, а настоящий горный козел!»
   
     Сердце бедного Павлуши сжалось в тревоге за честь поруганную свою.
   
     Что тут делать? Пора учиться нашему юнцу «удар держать» судьбы  неблагосклонной! Пора попробовать и горький вкус разочарования в людской верности, способности слабого пола к изменам, как и, впрочем, и мужского.
   
     Пашка, с трудом переставляя ноги ватные свои, идет через два вагона на свое долгожданное свидание, как на эшафот.
   
     Пока он шел, строил планы, как наказать обидчиков своих за честь свою поруганную, растоптавших его высокую любовь.
      
     Ощупывая свой нож складной, острый как бритва, на ремне, в чехле, решает он обидчика наказать ударом стали острой, а неверную, как бы, подругу просто задушить в своих объятиях.
      
     Совершает он свои последние шаги перед служебным купе проводников вагона восьмого, слышит голос Варвары, Любкиной напарницы.
      
     Думает он, может, ошиблась «сочувствующая» в горе его дама шестого вагона, наговоры строит из зависти на их любовь.
      
     В коридоре вагона нет никого, пусто, едут пустые, уже, купе вагона. Остановился Пашка в сильнейшем волнении у купе проводников вагона. Дверь, чувствует он, закрыта.
   
     Слышит наш глупенький взрослый мальчишка знакомый до боли сердечной голосок Любы: «Арсен! Дорогой, хватит! Тебе не хватило этих часов для прощания? Все-все, мой горный орел, до свидания!»
   
     Слышны звуки бесстыдных лобзаний. Тут щелкает замок секретки, Пашка распахивает двери купе.
   
     Видит  перед собой он высокого сына Кавказа, лет тридцати, в кепке с высокой тульей и длиннющим козырьком. Любанька на полочке полусидит, вся в неглиже.
      
     Кровь застучала в висках молодого мужчины, адреналин добавил сил его мышцам тела, итак бывшим до того не слабым.
      
     Рукой лишь двинул Павел, лежит без чувств на противоположной полке «горный козел». На своей полке, он видит, Любанька, уже НЕ его, трясется в немом страхе.
      
     Достает ножичек Павлик, расчехляет сталь боевую, готовит оружие к удару. Размашисто, тщательно целясь в обидчика, бьет ножиком острым. Кепка с ее длинным козырьком на столе купе вместе с тем столом насквозь пробита! «Эх, ты, Любовь моей жизни!» – бросает он в Любаньку букет роз, изранив ее личико их острыми колючками-шипами.               
    
     Хлопнул по двери своим он дипломатом, с набором джентльмена, с такой силой, что в лоскуты разнес крепкую входную дверь купе из пластика и в хлам превращая содержимое сего чемодана.
      
     Выбегает бедный любовник с израненным сердцем женской изменой на площадку тамбура.
   
     Кажется, от жара его тела сейчас оплавится даже металл вагона, так ему было горько и обидно за свою поруганную чистую любовь и честь мужчины-воина.
   
     В нестерпимом пылу, в жАре ненависти к прекрасному полу, в своей глубочайшей сердечной боли, в слезах от жалости к себе, действительно, обиженный любовник, открывает двери вагона.
   
     Сразу Пашке стало легче, порывы ветра от движения состава, со скоростью свыше ста миль в час, немного охлаждают его горячие мысли в красивой голове.
   
     Павел считает стремительно бегущие столбы: «Раз, два, три, четыре … тринадцать!»
   
     И делает тут наш бедолага смелый шаг вперед, в Вечность, в полет!
   
     Полет его тела, с израненным сердцем, остановила косая стальная балка железнодорожного моста, изранив вконец не только его тело, но и его голову, в прекрасных мыслях о своей любви.
      
     Ближе к обеду, раздается звук звонка служебного телефона главного инженера производства: «Василина Петровна! Просим Вас сейчас приехать на мероприятие опознания тела молодого мужчины в подвал морга второй городской больницы. Приносим тысячу мы вам извинений за беспокойство. В одежде пострадавшего была найдена записная книжка. Присутствует в ней и ваш, простите нас любезно, адрес! Машина за вами уже вышла».
      
     Не дожидаясь вышедшей за ней машины из органов следствия, через двадцать минут езды на своей служебной машине, Василина Петровна, в волнении чрезвычайном, в морге стоит.
      
     Поднимают тут простыню белую с тела. Не понять по лицу, крайне израненному, кто это. Над левой грудью мужчины, поближе к шее видит тетушка ласточку с розочкой в клюве. Вот, только на ленточке, где раньше слово «Любовь» горело, теперь видна пустота.