Японо-германская граница

           1937 год, Илью Петровича  взяли ночью и ничего не объяснив доставили прямиком к следователю.
           В кабинете сидел молодой, но крайне усталый парень, который его сразу спросил: «Сознаваться будем?». Илья Петрович удивленно спросил: «В чем?». Ответом был удар по зубам, после чего следователь дал команду конвоиру доставить его в камеру, где он должен был «хорошенько подумать».
           В камере уже была масса народа, которые сочувственно на него смотрели и поинтересовались его делами. Услышав ответ следователю, вздохнули с печалью и сожалением. Доходчиво объяснили, что здесь работает следственный конвейер и если он будет отпираться, то его попросту  забьют, обычное дело, никто и искать потом не будет. Разъяснили, что сейчас крайне востребован германский шпионаж и в его же интересах сознаться самому или это признание из него  выбьют, но уже с увечиями. Илья Петрович сразу оценил свое безвыходное положение и при следующем допросе у следователя сказал, что  «поразмыслил» и  «готов дать признательные показания», заявив, что был «завербован германской разведкой». Следователь сразу же просветлел от услышанного, но неожиданно спросил: «А задание?». Илья Петрович растерялся, пришел в замешательство и за несколько секунд не смог ничего сообразить. Последовал новый удар в лицо и его опять бросили в камеру, «попеняв на неискреннее поведение». Там его вновь обступили доброхоты (даже трудно теперь сказать работали ли они на следствие либо хотели дать совет «от чистого сердца, войдя в его сложное положение»), которые сообщили, что задание должно быть одно «убить товарища Сталина».
           К следующему допросу Илья Петрович подошел как говорится в полной боевой готовности. В то же время он понимал, что дело скорее всего закончится для него плохо как и для многих других. Единственный шанс на спасение состоит в том, чтобы внести в протокол какую-нибудь несуразность, чтобы потом было понятно, что все изложенное — полный бред. Для себя он отметил, что, судя по рассказам сокамерников, интеллектуальный и образовательный уровень следователей, которые постоянно сменяли друг друга в эпоху «большой чистки», был весьма невысок, в работе они руководствовались своим классовым чутьем и правилом «если не мы их, то они нас». 
           Следователь, услышав в начале допроса «чистосердечное признание подозреваемого в убийстве тов. Сталина», был полностью удовлетворен, зафиксировав в протоколе допроса этот факт, но в конце  спросил: «А потом, что вы должны были делать после выполнения задания?». Илья Петрович сделал небольшую паузу  и выпалил: «А потом я должен был уйти обратно через границу!». «Через какую?» - уточнил следователь. Илья Петрович был внутренне готов к этому вопросу  и лаконично сказал: «Через японо-германскую». Следователь занес эту фразу в протокол, поинтересовавшись «как пишется правильно японо-германская граница с тире или слитно?».
           После этого ситуация сразу успокоилась и все ждали  вынесения обвиняемому приговора. Через несколько дней собралась «тройка», на заседание  доставили Илью Петровича,  кто-то из членов комиссии начал читать протокол и тут же выругался: «Какой идиот вел допрос, где вы видели японо-германскую границу?». Возникла неловкая пауза, дел на рассмотрении было много, разбираться по-существу было некогда. В результате «тройка»  приняла соломоново решение «10 лет лагерей», а так, если бы в протоколе все было гладко могли бы в тот же день и расстрелять.
           Далее отправился Илья Петрович в места заключения и по общему мнению он «еще очень хорошо отделался».
           В 1941 году началась Великая Отечественная война, Илья Петрович подал рапорт на фронт, воевал в действующей армии, был ранен, награжден.
           После войны он много работал, был известным человеком, до конца своих дней оставался патриотом своей страны, часто встречался с молодежью, злобы и ненависти за то, что с ним произошло в далеком 1937 у него не было.