Блок Александр Александрович

(В этой композиции участвуют три исполнителя и четвёртый - музыкант (желательно фортепиано)
         
               
Александр  Александрович  Б Л О К   (1880-1921)

 Он весь  -  дитя добра  и  света,
 он весь  -  свободы  торжество!


        На поэтическом небосклоне в начале ХХ века вдруг появилась яркая звезда. Свет её отличался от всех других звёзд.  Имя этой звезды  -  Блок.
                Имя твоё  -  птица в руке,
                Имя твоё  -  льдинка на языке,
                Мячик, пойманный на лету,
                Серебряный бубенец во рту
   Что-то такое неуловимое, расплывчатое и звонко-тревожное слышится в этих строчках.  Это строчки Марины Цветаевой и в них она обрисовала всю суть поэзии Блока. Поэзия Блока очень разнообразна и не одинакова.  Некоторые его стихи совершенно необъяснимо волнуют и очаровывают.
    В его стихах преобладают стихи любовные, написаны стихи эстетные,  много революционных и, конечно, стихи символистского ряда.
    Да, он был символистом. Но только он один из всех символистов был признан, ещё при жизни, поэтом общенационального значения.
   Период «Серебряного века» (когда творил Александр Блок) был периодом высочайшего духовного и художественного подъёма.  Но лучшие, прозорливые умы России (а к ним, несомненно, принадлежал и Блок) видели, что этот период проходил под знаком надвигающейся катастрофы.
    Рождённые в года глухие
   пути не помнят своего.
   Мы  -  дети страшных лет России –
   забыть не в силах ничего.
   Испепеляющие годы!
   Безумья ль в вас, надежды ль весть?
   От дней войны, от дней свободы –
   кровавый отсвет в лицах есть!
                /Музыка/

     Поэт Александр Александрович Блок родился 28 ноября (н.ст.) 1880 года. Так случилось, что к моменту рождения родители Блока разошлись, и он появился на свет в петербургском доме своего знаменитого деда – Андрея Николаевича Бекетова.  Бекетов – ректор Санкт-Петербургского университета, профессор, «главный ботаник России» (как его в шутку называли друзья).
    Вообще – Бекетовы – старинный, дворянский род, давший за века России немало замечательных людей. В семье Бекетовых не было стремления к земным благам. Там царило уважение к духовным ценностям. В дом съезжались люди, приносившие богатства из сферы мысли, науки, искусства. И Саша с детства вращался в этом водовороте литературы, философии, музыку. Вот из какого гнезда вылетел «лебедь новой русской поэзии».
     В этом гнезде все занимались наукой и литературой.
     Дед – Андрей Николаевич – будучи профессором университета, понятно, занимался наукой. Маленький Саша – Сашура – летом много времени проводил с дедушкой. Они часами бродили по лугам, болотам и дебрям, собирая траву и злаки для ботанической коллекции.
    Бабушка – Елизавета Григорьевна – дочь известного географа и путешественника, исследователя Средней Азии – зная несколько иностранных языков, занималась, в основном,  переводами. Многие из её переводов Бальзака, Гюго, Мопассана остаются лучшими до сих пор.
    Под стать родителям любили литературу и три их дочери. Все они знали хорошо иностранные языки, все они занимались переводами и сочинительством. Набольшей известностью пользовалась старшая  - Екатерина Андреевна.  После её смерти (а прожила она всего 37 лет) вышли 2 книги её «Рассказов» и стихов. Одно из стихотворений «Сирень» привлекло внимание композитора Сергея Рахманинова, и он положил его на музыку.
                /Звучит романс «Сирень»/

   Лето вся большая семья проводила в подмосковной усадьбе Шахматово. Рядом с Шахматово – деревня Боблово. И там живёт всемирно известный учёный – химик Дмитрий Иванович Менделеев. Кстати, это он посоветовал своему другу профессору Бекетову приобрести эту усадьбу в Шахматово. И теперь они, два друга, связанные интересами науки, проводят вместе и лето.
   У Дмитрия Ивановича растёт дочь Люба, она на год младше Саши. Первая их встреча произошла примерно в 3-4 года. Затем – домашний театр (в каждой дворянской усадьбе был такой театр).
Замахнулись на Шекспира. «Гамлет».  Гамлет, конечно, Блок.
     Я  -  Гамлет. Холодеет кровь,
     когда плетёт коварство сети,
     и в сердце – первая любовь
    жива  -  к единственной на свете.
  Офелия – Люба Менделеева. Сначала юный Блок влюбился в образ прекрасной Офелии, и постепенно эту влюблённость перенёс на самою Любу.
    Ты, если крылами взмахнёшь,
    с тобой навсегда улечу.
В глазах юного Блока Люба была воплощением самой женственности. Появляются первые строчки стихов:
   Одинокий к тебе прихожу,
   околдован огнями любви.

  Он был красив;  высокий, стройный, обожаемый всеми своими тётушками и бабушкой, избалованный их любовью и нежностью. По свойственной юности манере Блок любил покрасоваться, о чём читаем в его дневнике:
   «Я любил прогарцевать по убогой деревне на красивой лошади. Я любил спросить дорогу, которую и без того хорошо знал, у бедного мужика, чтобы пофорсить, или у смазливой бабёнки, чтобы нам блеснуть друг другу белыми зубами, чтобы ёкнуло в груди ни от чего, кроме как от молодости, от её смуглого взгляда, от моей стянутой талии.»
    В нём всё бурлило. Он был влюблён. Влюблён пылко. И вот он уже не мыслит своей жизни отдельно от Любы.
   Забудем дольний шум.
   Явись ко мне без гнева,
   прекрасная Таинственная Дева
   и завтра и вчера огнём соединим.
Юношеская любовь.  Однако, здесь же мы читаем:
   Она молода и прекрасна была,
   и сердце моё разрывалось.
   Когда же она пела мне про любовь,
   то страсти не ведала пылкая кровь…
   Ему было около 17, когда мать отправилась с ним в Европу. И там, в Германии, на курорте он встретил знакомую матери  Ксению Михайловну Садовскую. Ей – 35. И с этой женщиной он впервые постиг земную страсть. Та, платоническая любовь к Любе, отодвинулась и уступила место бурной юношеской страсти:
     Луна проснулась. Город шумный
     гремит вдали и льёт огни.
     Здесь всё так тихо  -  там безумно,
     там всё звенит  -  здесь мы одни.
И в другом:     Помнишь ли город тревожный,
                синюю дымку вдали?
                Этой дорогою ложной
                мы безрассудно пошли…
   Через 12 лет, когда Блок уже познал в жизни всё, он снова вспоминает свою «тайную подругу юности порочной»:
     Синеокая, бог тебя создал такой,
     Гений первой любви надо мной.
           Вижу снова я тонкие руки,
           снова слышу гортанные звуки,
    и в глубокую глаз синеву
    погружаюсь опять наяву.
                И ещё:      /другой участвующий/
   В тихий вечер мы встречались         
   (Сердце помнит эти сны),
   Дерева едва венчались
   первой зеленью весны.
        Ясным заревом алея
        уводила вдоль пруда
        эта узкая аллея
        в сны и тени навсегда.
 Эта юность, эта нежность –
 что для нас она была?
 Всех стихов моих мятежность
 не она ли создала?
       Сердце занято мечтами,
       сердце помнит долгий срок,
       поздний вечер над прудами,
       Ваш раздушенный платок.

    По возвращении в Россию Александра снова заполняют чувства к Любови Менделеевой.  В это же время возникает его дружба с поэтом Андреем Белым и философом Сергеем Соловьёвым.  Их охватывают острые мистические настроения, признание некоего божественного начала – «Вечной женственности». В ореоле этой «Вечной женственности» все трое видели Любу и считали её чуть ли не Богородицей.
     Александр одно за другим сочиняет ей стихотворения.  Со стороны  Блока любовь была настолько сильной, что он однажды даже подготовил предсмертную записку на случай, если Люба откажется от его любви.  А какие он ей письма писал;
«Ты – моё Солнце, моё Небо, моё Блаженство. Я не могу без Тебя жить. Ты Первая моя Тайна и последняя моя Надежда. Моя жизнь вся без изъятий принадлежит Тебе с начала и до конца. Ты -Звенящая, Великая, Полная, Осанна моего сердца бедного, жалкого, ничтожного. И Ты везде бесконечно Совершенная, Первая и Последняя.».   Заметьте, что все обращения к ней написаны с большой буквы.
   Не призывай. И без призыва  приду во Храм.
   Склонюсь главою молчаливо к твоим ногам.
   И буду слушать приказанья и робко ждать,
   ловить мгновенные свиданья  и вновь желать.
   Твоих страстей повержен силой, под игом слаб.
   Порой – слуга; порою – милый; и вечно – раб.

   И вот, наконец, свершилось.  Свершилось венчание. Это произошло в августе 1903 года. Это венчание предворяло 5 лет их трогательной, нежной и в то же время сложной любви.  И за эти годы Александр посвятил своей обожаемой  любви 760 стихотворений.  В мировой любовной поэзии это рекордное, непревзойдённое число. Первая изданная книга этих стихов (под редакцией Валерия Брюсова)  вышла под названием «Стихи о Прекрасной Даме».

     Любовь Дмитриевна была для Блока настолько Прекрасной Дамой, он так её боготворил, что не мог относиться к ней, как к обычной женщине.  Их брак продолжает та же юношеская платоническая любовь.
     Безмолвный призрак в терему,
     Я  -  чёрный раб проклятой крови,
     но соблюдаю полутьму
     в её нетронутом алькове..
 Однако, спустя три года такой семейной жизни, Блок посвящает жене  к годовщине венчания трогательное стихотворение:
     Люблю тебя, Ангел-Хранитель, во мгле.
     Во мгле, что со мною всегда на земле.
     За то, что ты светлой невестой была,
     за то, что ты тайну мою отняла,
           за то, что связала нас тайна и ночь,
           что ты мне сестра, и невеста, и дочь.
           За то, что нам  долгая жизнь суждена,
           о, даже за то, что мы  -  муж и жена!
   За то, что не можем согласно мы жить,
   но нашу любовь буду вечно хранить.
   Люблю я тебя и за слабость мою,
   за горькую долю и силу твою.
         Что огнём сожжено и свинцом залито –
          того разорвать не посмеет никто!             
                /Музыка/


    Александр Блок всё увиденное, пережитое умел воплощать в строки высокой поэзии.  Он был истинный гражданин России. Для него и личная жизнь, и жизнь отчизны были неразделимы. И поэтому неудивительно, что через все его стихи проходит мысль «не может сердце жить покоем».
    И вот 1905 год – страшный год для России. А для поэта он открыл новые горизонты в его творчестве. Поэт яснее увидел подлинное лицо жизни:
      Раскинулось необозримо
      уже кровавая заря,
      грозя Артуром  и  Цусимой,
      грозя девятым января.
И он пишет в дневнике: «Старое рушится… Какое важное время! Великое время!»  -  восклицает он и … действует. И девицы из богатых семей, знавшие наизусть пленительные строки стихов о Прекрасной Даме, будучи влюблёнными в поэта, в ужасе смотрят, как он под Красным флагом идёт в толпе демонстрантов.
     1905 год (как вы помните), прошёл в стачках и забастовках. И Блок писал об этом, писал о рабочих, о мире сытых и восставших обездоленных.
    Шли на приступ.  Прямо в грудь
    Штык наточенный направлен…
Это отклик на 9-е января. Не было для него тогда ничего важнее кроме боли за Россию.
Русь моя,  жизнь моя,  вместе ль нам маяться?
Царь, да Сибирь, да Ермак, да тюрьма!
Эх, не пора ль разлучиться, раскаяться…
Вольному сердцу на что твоя тьма?

   Сердце поэта было отдано рабочей России. А как больно было этому сердцу, когда возле острова Цусима погибли наши корабли. Но Блок – поэт–символист (мы с вами помним это)  и вот, как звучит у него эта тема:
Девушка пела в церковном хоре
о всех усталых в чужом краю,
о всех кораблях, ушедших в море,
о всех, забывших радость свою.
     Так пел её голос, летящий в купол,
     и луч сиял на белом плече,
     и каждый из мрака смотрел и слушал,
     как белое платье пело в луче.
И всем казалось, что радость будет,
что в тихой заводи все корабли,
что на чужбине усталые люди
светлую жизнь себе обрели.
    И голос был сладок, и луч был тонок,
    И только высоко, у царских врат,
    Причастный тайнам, - плакал ребёнок
    Оо том, что никто не придёт назад.
                /Музыка/

     Вернёмся к семье Блоков.
Александр много пишет в эти годы. Он ещё не отошёл от «символизма», в его стихах ещё много изысков и метафор.
    А про его жену определённо можно сказать, что Люба  была человеком душевно и физически здоровым, трезвым и уравновешенным. Она навсегда осталась чужда всякой мистике мужа.  Ей недостаточно одного поэтического мужниного восхищения и обожания, его братской любви, и она находит нормальную мужскую ласку вне семьи.
   Муж  -  Александр Блок  -  это терпит.
Зимний ветер играет терновником,
задувает в окне свечу.
Ты ушла на свиданье с любовником.
Я один.  Я прощу.  Я молчу.
    Ты не знаешь, кому ты молишься, -
    он играет и шутит с тобой.
    О терновник холодный уколешься,
    возвращаясь ночью домой.
Но давно прислушавшись к счастию,
у окна я тебя подожду,
ты ему отдаёшься со страстию,
всё равно. Я тайну блюду.
    Всё, что в сердце твоём туманится,
    станет ясно в моей тишине,
    и когда он с тобой расстанется,
    Ты признаешься только мне.

Семейная жизнь становится какой-то ещё более странной. Жизнь Блоков была у всех на виду. Они жили открыто, и не только ничего не скрывали, наоборот,  даже афишировали то, что принято замалчивать.
    У Любови Дмитриевны – пылкие отношения с поэтом Андреем Белым – лучшим другом Блока. Эти отношения зашли так далеко, что Белый уж строит планы совместной  будущей жизни с Любовью Дмитриевной.
О доблестях, о подвигах, о славе
я забывал на горестной земле,
когда твоё лицо в простой оправе
передо мной сияло на столе.
     Но час настал, и ты ушла из дому;
     я бросил в ночь заветное кольцо.
     Ты отдала свою судьбу другому,
     и я забыл прекрасное лицо.
Летели дни, крутясь проклятым роем.
Вино и страсть терзали жизнь мою…
И вспомнил я тебя пред аналоем,
и звал тебя, как молодость свою…
     Я звал тебя, но ты не оглянулась,
     я слёзы лил, но ты не снизошла.
     Ты в синий плащ печально завернулась,
     в сырую ночь ты из дому ушла.
Не знаю, где приют своей гордыне
Ты, милая,  ты, нежная,  нашла…
Я крепко сплю, мне снится плащ твой синий,
в котором ты в сырую ночь ушла…
    Уж не мечтать о нежности, о славе,
    всё миновалось, молодость прошла!
    Твоё лицо в его простой оправе
    Своей рукой убрал я со стола.
                /другой участвующий/
                О. весна без конца и без краю –
                без конца и без краю мечта!
                Узнаю тебя, жизнь!  Принимаю!
                И приветствую звоном щита!
              Принимаю тебя, неудача,
              и удача, тебе мой привет!
              В заколдованной области плача,
              в тайне смеха – позорного нет!
                Принимаю бессонные споры,
                утро в завесах тёмных окна,
                чтоб мои воспалённые взоры,
                раздражала, пьянила весна!
              Принимаю пустынные веси!
              И колодцы земных городов!
              Осветлённый простор поднебесий
              и томления рабьих трудов!
                И встречаю тебя у порога –
                с буйным ветром в змеиных кудрях,
                с неразгаданным именем Бога
                на холодных и сжатых губах…
             Перед этой враждующей встречей
             никогда я не брошу щита…
             Никогда не откроешь ты плечи…
             Но над нами  -  хмельная мечта!
                И смотрю,  и вражду измеряю,
                ненавидя, кляня и любя:
                за мученья, за гибель – я знаю –
                всё равно: принимаю тебя!
                /Музыка/
     Из ребёнка Блок превратился в юношу-поэта, и вся его жизнь прошла под знаком поэзии. В стихах он изливал свои мысли и чувства:
   Зачатый в ночь  -  я в ночь рождён,
                и вскрикнул я, прозрев:
                так тяжек матери был стон,
                так чёрен ночи зев.
                Когда же сумрак поредел,
                унылый день повлёк
                клубок однообразных дел,
                безрадостный клубок.
                Что быть должно  -  то быть должно,
                так пела с детских лет
                шарманка в низкое окно,
                и вот  -  я  стал поэт.
                Влюблённость расцвела в кудрях
                и в ранней грусти глаз,
                и был я в розовых цепях
                у женщин много раз.
                И всё, как быть должно, пошло:
                любовь, стихи, тоска;
                Всё приняла в своё русло
                спокойная река.

     Да, всё приняла в своё русло спокойная река.
Однако, Любовь Дмитриевна рассталась с Белым.  Рассталась резко и безжалостно.  Дьяволица, а не Богородица. И живёт в это время своей личной жизнью. Ей всегда хотелось, чтобы в ней видели великую актрису, и она уверенно идёт к этому:  она ставит голос, берёт уроки танцев, усиленно занимается декламацией.
И становится – таки  профессиональной актрисой;  и очень много выступает.  Выступает она под фамилией  Басаргина.  Часто выезжает на многочисленные гастроли.
    А муж в это время…
Я пригвождён к трактирной стойке,
я пьян давно.  Мне – всё равно.
Вон счастие моё  -  на тройке
в сребристый дым унесено…
    Летит на тройке, потонуло
    в снегу времён, в дали веков…
    И только душу захлестнуло
    сребристой мглой из-под подков…
В глухую темень искры мечет,
от искр всю ночь, всю ночь светло…
Бубенчик под дугой лепечет
о том, что счастие прошло…
    И только сбруя золотая
    всю ночь видна… Всю ночь слышна…
    А ты, душа… душа глухая…
    Пьяным-пьяна… пьяным-пьяна…
                /Музыка/
     Пережив в юности сильнейшее увлечение театром, Блок и дальше не мыслит своей жизни без театра. Он пишет пьесу «Балаганчик», премьера которой состоялась в театре Веры Комиссаржевской.  И вот здесь, сблизившись с актёрами,  Блок увлекается Натальей Николаевной Волоховой (1878-1966).  Это была женщина дивного обаяния.  Ей он посвятил несколько циклов стихов под общим названием  «Снежная маска».
И я провёл безумный год
у шлейфа чёрного. За муки,
за дни терзаний и невзгод
моих волос касались руки,
смотрели тёмные глаза,
дышала синяя гроза.
     Так провожу я ночи, дни
     у шлейфа девы, в тихой зале.
     Моя нерадостная страсть.
     Смотрю. Целую чёрный волос,
     И в сердце льётся тёмный голос.

             (Другой выступающий)
Гармоника, гармоника! Эй, пой, визжи и жги.
Эй, жёлтенькие лютики, весенние цветки.
Кусточки тихим шелестом
кивают мне: смотри.
      Смотрю я  -  руки вскинула,
      в широкий пляс пошла.
      Цветами всех осыпала
      и в песне изошла…
Неверная, лукавая, коварная  -  пляши!
И будь навек отравою растраченной души!
     С ума сойду, сойду с ума,
     безумствуя, люблю,
     что вся ты  -  ночь,  и вся ты  - тьма,
     и вся ты  -  во хмелю…
Что душу отняла мою, отравой извела,
что о тебе, тебе пою, и песням нет числа!

      И вот наступил 1910 год.
      Накануне, в декабре 1909 г. скончался отец Блока  -   Александр Львович Блок  -  профессор Варшавского университета.  Сын ездил его хоронить.  Кстати, отец был выдающийся музыкант, и это передалось сыну:  Музыка поэзии  -  поэзия музыки:
Я никогда не понимал
Искусства музыки священной,
а ныне слух мой различал
в ней чей-то голос сокровенный.
       Я полюбил в ней ту мечту
       и те души моей волненья,
       что всю былую красоту
       волной приносят из забвенья.
Под звуки прошлое встаёт,
и близким кажется и ясным:
то для меня мечта поёт,
то веет таинством прекрасным.

    В 1910г. умер Лев Николаевич Толстой.  «С  Толстым умерла человеческая нежность – мудрая человечность»  -  это слова самого Блока.
    В этом же году скончалась Вера Комиссаржевская  (1864-1910).
С театром Комиссаржевской Блок был очень связан: в её театре он поставил впервые написанное драматическое произведение «Балаганчик»,  там же ставили его и «Незнакомку»,  и «Розу и Крест», и там же он познакомился с Натальей Волоховой.
«С  Комиссаржевской умерла лирическая нота на сцене».

     Далее, 1910 год  -  это кризис символизма.   Блок отошёл от символизма:  его стихи стали без изысков, без надрыва;  они стали более понятны.  Блок уже по-другому писал и о нищем на мосту,  и о бродяге, греющемся у ночного костра,  и о женщине на платформе заброшенной станции.
     Под насыпью, во рву некошеном
     лежит и смотрит, как живая,
     в цветном платке, на косы брошенном,
     красивая и молодая.
            Бывало, шла походкой чинною
            на шум и свист за ближним лесом.
            Всю обойдя платформу длинную,
            ждала, волнуясь, под навесом.
     Три ярких глаза набегающих –
     нежней румянец, круче локон:
     быть может, кто из проезжающих
     посмотрит пристальней из окон.
            Лишь раз гусар,  рукой небрежною
            облокотясь на бархат алый,
            скользнул по ней улыбкой нежною…
            Скользнул  -  и поезд в даль умчало.
   Так мчалась юность бесполезная,
   в пустых мечтах изнемогая…
   Тоска дорожная, железная
   свистела, сердце разрывая…
            Да что  -  давно уж сердце вынуто!
            Так много отдано поклонов,
            так много жадных взоров кинуто
            в пустынные глаза вагонов…
   Не подходите к ней с вопросами,
   вам всё равно, а ей  -  довольно:
   любовью, грязью иль колёсами
   она раздавлена  -  всё больно.

      Любовь к Прекрасной Даме, к жене пересиливает, и они снова вместе.  С очередных театральных гастролей, испытав все безрадостные увлечения, Любовь Дмитриевна возвращается домой к мужу.  Она возвращается не одна: с родившемся у неё сыном. Поэт признаёт этого сына своим,  он нежно относится к мальчику, проявляет к нему неожиданную заботливость, но вскоре мальчик умирает. Блок, потрясённый этой смертью, пишет стихотворение  «На смерть младенца»:
       Я подавлю глухую злобу,
                тоску забвению предам.
                Святому маленькому гробу
                молится буду по ночам.

Несмотря на все перипетии, на все сложности и непонятности семейной жизни, муж восклицает:
Благославляю всё, что было,
           Я лучшей доли не искал.
Из письма Блока Любови Дмитриевне:
«Милая моя, милая.  Благодарю тебя, что ты продолжаешь быть со мною, несмотря на своё, несмотря на моё.  Мне так это нужно»

  Я близ тебя работать стану,
  авось, ты не припомнишь мне,
  что я увидел дно стакана,
  топя отчаянье в вине.

И снова стихи, посвящённые жене:

Приближается звук. И, покорна щемящему звуку,
           молодеет душа.
И во сне прижимаю к губам твою прежнюю руку,
           не дыша.
Снится  -  снова я мальчик, и снова любовник,
           и овраг, и бурьян,
и в бурьяне  -  колючий шиповник,
           и вечерний туман.
Сквозь цветы, и листы, и колючие ветки, я знаю,
           старый дом глянет в сердце моё,
глянет небо опять, розовея от краю до краю,
           и окошко твоё.
Этот голос  -  он твой, и его непонятному звуку
        всё я в жизни отдам,
хоть во сне твою прежнюю милую руку
        прижимая к губам.

                /Другой исполнитель/
Не затем величал я себя паладином,
не затем ведь и ты приходила ко мне,
чтобы только рыдать над потухшим камином,
чтобы только плясать при умершем огне!
     Или счастие вправду неверно и быстро?
     Или вправду я слаб уже, болен и стар?
     Нет!  В золе ещё бродят последние искры,
     есть огонь, чтобы вспыхнул пожар!

   У поэта  -  новое увлечение  - оперная певица Любовь Александровна  Дельмас (1879-1969).  Влюблённость и любовь у Блока  -  разные чувства:
    У меня женщин не 100, и не 200,
   А всего две: одна  -  Люба, /Менделеева/
                другая - все остальные.
               
Вот к «остальным» относилась и Дельмас.
Он увидел её первый раз в роли Кармен, в одноимённой опере, и сразу был охвачен стихийным обаянием её облика.  Тип обольстительной и неукротимой цыганки был ему близок.  Так случилось, что их дома находились почти рядом, на одной улице, и это позволяло им видеться часто и беспрепятственно.
    Он, конечно, любил свою жену, но притягательная сила этой женщины была велика.  Пышное золотое руно её рыжих волос, неотразимо влекущее кокетство и при этом талант  -  огромный артистический темперамент и красивый низкий голос.
    Целый цикл стихов под названием «Кармен» посвятил поэт этой женщине.

Натянулись гитарные струны,
             сердце ждёт.
Только тронь его голосом юным -
             запоёт!
И старик перед хором уже топнул
            ногой.
Обожги меня голосом, взором,
            пой!
И гортанные звуки понеслись!
Словно в серебре смуглые руки
            обвились!..
Бред безумья и страсти,
            бред любви…
Невозможное счастье!
            На!  Лови!                /Другой/

О. да! Любовь вольна, как птица,
           Да, всё равно  -  я твой!
Да, всё равно мне будет сниться
           твой стан. Он огневой.
И в зареве его  -  твоя  безумна младость…
Всё  -  музыка и свет: нет счастья, нет измен…
Мелодией одной звучит печаль и радость…
Но я люблю тебя:  я сам такой,  Кармен!!!
                /Музыка.    Звучит ария Кармен / 

         О, нищая моя страна,
         что ты для сердца значишь?
         О, бедная моя жена,
         о чём ты горько плачешь?               

А плакать было о чём… Звуки войны и революции поэт услышал ещё задолго до них.  И вот в Европе разгорается Первая мировая…

  Петроградское небо мутилось дождём,
  на войну уходил эшелон.
  Без конца  -  взвод за взводом и штык за штыком
  наполнял за вагоном вагон.

     В одном из таких вагонов отправлялась на фронт в Галицию Любовь Дмитриевна  Блок. Это было в самом начале войны.  Она ехала с госпиталем в качестве медсестры. Это была образцовая медсестра – энергичная, неутомимая и авторитетная.
    В это же время уходил на фронт добровольцем Николай Гумилёв, хотя у него был «белый билет». Его провожала жена Ахматова и Блок.  В какое-то время ненадолго Блок отошёл, и Гумилёв, глядя ему вслед, негромко проговорил: «Неужели и его пошлют на фронт?  Ведь это же то же самое, что жарить соловьёв».
    Блока призвали на войну в июле 1916 г. Его направили в строительную дружину в Пинские болота. Кстати, его отчим – кадровый военно-служащий – занимал приличный пост, чтобы освободить Александра от службы, но Блок не использовал родственные связи.
     Там же на фронте он и встретил революцию.
     Встретил радостно.  Он верил в очистительную силу революции, у него появился небывалый подъём сил, подъём духа и на одном дыхании он пишет свою революционную поэму «12».
     Эта знаменитая поэма произвела целую бурю восприятий: от восторженно-сочувственного до враждебно-злобствующего.
Читала  Любовь Дмитриевна.  Читала хорошо!
    
   А коварная болезнь уже подкрадывалась к Блоку и  начинала точить его организм. И несмотря на это, в эти годы он давал много концертов. Принимали с восторгом.

1917 -  …написал письмо Любе, очень нехорошее письмо,  нехорошее – моей милой. Не умею писать ей.  Никогда не умел её  любить.  А люблю.

Несмотря на то, что Блок был захвачен стихийной стороной революции, у него есть и шутейные стихи:
На улице  -  дождик и слякоть,
не знаешь, о чём горевать.
И скучно, и хочется плакать,
и некуда силы девать.
    Глухая тоска без причины
    и дум неотвязный угар.
    Давай-ка, наколем лучины,
    Раздуем себе самовар.
Авось, хоть за чайным похмельем
ворчливые речи мои
затеплят случайным весельем
сонливые очи твои.
     За верность старинному чину!
     За то, чтобы жить не спеша!
     Авось, и распарит кручину
     хлебнувшая чаю душа!

    А болезнь прогрессировала. Ему становилось всё хуже и хуже.
И хотя он очень страдал от окружающих условий – холод, голод – он ни минуты не думал, чтобы покинуть родину. Он считал огромной изменой – покинуть Россию, когда она больна. И в этом с ним были солидарны и жена, и мать.  С женой у него наладился необычный контакт.
Когда я уйду на покой от времён,
уйду от хулы и похвал,
Ты вспомни ту нежность, тот ласковый сон,
которым я цвёл и дышал.
     Я знаю, не вспомнишь ты,  Светлая,  зла,
     которое билось во мне,
     когда подходила ты, стройно-бела,
     как лебедь, к моей глубине.
Ты вспомнишь, когда я уйду на покой,
исчезну за синей чертой,-
одну только песню, что пел я с Тобой,
что Ты повторяла за мной.
                /Другой исполнитель:\

     Всё на земле умрёт и мать, и младость,
     Жена изменит, и покинет друг,
     Но ты учись вкушать иную сладость,
     Глядясь в холодный и полярный круг.
          Бери свой чёлн, плыви на дальний полюс
          В стенах из льда – и тихо забывай,
          Как там любили, гибли и боролись…
          И забывай страстей бывалый край.
   И к вздрагиваньям  медленного хлада
   Усталую ты душу приучи,
   Чтоб было здесь ей ничего не надо,
   Когда оттуда ринутся лучи.          
                /Музыка/
     В последний год жизни разочарования Блока достигли крайних пределов:
«- Я задыхаюсь, задыхаюсь, задыхаюсь. Мировая революция превращается в мировую грудную жабу.»
И немного позже:  Да, я дышу ещё мучительно и трудно. Могу дышать. Но жить уж не могу!
Последним словом, услышанным от Блока летом 1921 г. было:
«-Устал.»
      Полностью исчерпавший свои душевные и физические силы, Блок умер в августе 1921 года (7 августа).
Через час пришло разрешение на его выезд за границу. Зато безо всякого разрешения Блок отправился за другую границу. За границу жизни.
     Хоронили его в праздник Смоленской иконы Божьей Матери (10.08)  Позже Ахматова вспоминала:
             А Смоленская ныне именинница.
             Принесли мы Смоленской заступнице,
             принесли пресвятой Богородице
             на руках во гробе серебряном
             наше солнце, в муках погасшее,
             Александра, лебедя чистого.
Похоронили его против могилы бабушки, которую он так любил, на Смоленском кладбище.  В 1944 г. перенесли прах на Литераторские мостки Волхова кладбища.
                /Музыка/
      А когда … спустя несколько лет после кончины поэта.
Россия, которую он так трепетно любил,  Россия как-то подзабыла его «в буднях великих строек»,  другой поэт Серебряного века - Игорь Северянин написал:

Мне удивительный вчера приснился сон:
Я ехал с девушкой, стихи читавшей Блока.
Лошадка тихо шла.  Шуршало колесо.
И слёзы капали.  И вился русый локон.
     И больше ничего мой сон не содержал…
     Но, потрясённый им, взволнованный глубоко,
     Весь день я думаю, встревожено дрожа,
     О странной девушке, не позабывшей Блока.
                /Другие исполнители/
Пора забыть верблюжий этот гам
И белый дом на улице Жуковской,
Пора, пора к берёзам и грибам,
К широкой осени московской.
Там всё теперь сияет, всё в росе,
И небо забирается высоко,
И помнит Рогачёвское шоссе
Разбойный посвист молодого Блока…

       И в памяти чёрной пошарив, найдёшь
       До самого локтя перчатки,
       И ночь Петербурга.  И в сумраке лож
       Тот запах и душный и сладкий.
       И ветер с залива. А там, между строк,
       минуя и ахи и охи,
       Тебе улыбнётся презрительно Блок-
       Трагический тенор эпохи.

Он прав – опять фонарь, аптека,
Нева, безмолвие, гранит…
Как памятник началу века,
Там этот человек стоит –
Когда он Пушкинскому Дому,
Прощаясь, помахал рукой
И принял смертную истому,
Как незаслуженный покой. 
               

     Мы начали свою композицию об Александре Александровиче Блоке строчками стихотворения Марины Цветаевой. Потом мы вспоминали высказывания и стихи Николая Гумилёва,  Игоря Северянина, Анны Ахматовой.  И это не случайно! Это всё – известнейшие поэты Серебряного века, и все они высоко ценили поэзию Блока и понимали, что он для России значит.

Есть поэты больше, изысканнее, современнее, НО таких, как он нет!!!   И не будет!!!

            К О Н Е Ц