Двадцатый

"Холмам", Бродского.

И вновь пустырь сменяется холмом,
То вверх, то вниз ползёт пружина...
Двадцатый упадёт, разбившись лбом,
Шагая, словно на убой скотина.
Когда повсюду станет навсегда темно,
Когда замолкнут лицемерные кретины...
Тогда под дном окажется второе дно,
Тогда на спуске зазвучат равнины.

Когда вершина обернётся дном,
Конец войны раздует снова пламя,
И раздадутся выстрелы оркестром,
Вокруг изменятся цвета и знамя.
Когда за всех всё будет решено,
Когда поделят землю властелины...
Тогда под дном окажется второе дно,
Тогда на спуске зазвучат равнины.

И вспыхнет пламенем резня во имя лжи,
И полетят высокомерные причины
На дно, как в спины полетят ножи...
И век достигнет переломной середины,
Спустив волков голодных - кушать подано!
Когда построят мир из алой глины,
Тогда под дном окажется второе дно,
Тогда на спуске зазвучат равнины.

До точки дошагает. Станет всё равно,
И крик прорвёт очередной войной плотину.
Когда шум сменится мертвецкой тишиной,
А сердце разорвётся, словно мина,
Тогда под дном окажется второе дно,
Тогда на спуске зазвучат равнины.

Двадцатый на спуске, словно курок,
Направлен пистолет прямо в висок,
Но кто-то поставит подножку в пути
И с выстрелом вниз упадёт, не спасти...
Двадцатый.

"Смерть – это только равнины.
Жизнь – холмы, холмы."
(Иосиф Бродский, "Холмы", 1962 г.).