Как я выбросил сам себя на свалку
Я рассказал сыну, как в пятнадцать лет изловчился изгадить себе жизнь, отправившись после окончания девятого класса основной школы, в ремесленную среднюю школу, а по старинке в СПТУ. В школе мне последние два года было плохо, в плане одноклассников, но в этом училище половина однокурсников мне так не нравились, что мне было весьма трудно находиться с ними в одном помещении целых три года. Я им так же не был приятен, потому мне постоянно делали различные мелкие пакости. Правда, учителя, вернее мастера в этом училище просто очаровали меня своим профессионализмом. Я это пишу без всякой иронии, совершенно серьезно. Видимо это некий закон равновесия – в школе, которую я заканчивал, учителя были не на высоте, за редкими исключениями, при том, что ученики вели себя очень хорошо, и учились старательно, а в училище ситуация была противоположной. И я только покачивал головой, думая, как же мои однокурсники будут работать крановщиками, если их одних в аудитории оставлять опасно, потому что они могут друг друга поубивать. Впрочем, некоторых из них один мой однокурсник впоследствии увидел в передаче «Криминал-информ» и рассказал мне об этом с неким сожалением.
Это были адские три года, в моей жизни, на втором месяце третьего курса я не выдержал и ушел из училища, боясь, что сам отравлюсь той злостью, которая во мне кипела, когда я просто видел и слышал их. Через год я вернулся в это училище, в основном я приходил только сдавать зачеты, а потом возвращался на работу, на которой работал уже год. Весь второй и первый курс я жил надеждой на то, что на работе все будет иначе, что там будут настоящие рабочие. И вот, оказался я в небольшой фирме, занимавшейся изготовлением разных стальных конструкций. И там я вдруг понял, что пролетариат вовсе никакой не самый революционный класс, а самые забитые люди, которые не то, что взять власть в свои руки, а даже заработанные деньги у «хозяина» попросить, именно попросить, боялись. Боялись, что их «хозяин» может разозлиться из-за того, что его тревожат по таким пустякам, как зарплата для рабочих и просто выгнать их с работы. Были, конечно и единицы квалифицированных рабочих, которые не пьянствовали, не прогуливали, которых этот «хозяин» фактически не мог заменить, и потому они могли на него накричать, пригрозить ему, что уйдут, если он не отдаст все задолженности по зарплате. Они кричали, «хозяин терпел», а все оставалось по-прежнему. Основная же масса рабочих, с радостью хватала ту мелочь, что «хозяин» им кидал, словно милостыню, внимала его обещаниям о том, что все через пару лет у них будет, пила, работала иногда круглыми сутками, снова пила, прогуливала из-за пьянки, косячила на работе, штрафовалась за это…
После года работы и пьянства на рабочем месте со своими новыми товарищами, я очень захотел покинуть это рабочее место и не видеть больше никогда «доброго хозяина», который дает возможность бедным людям «заработать на хлеб», буквально ради людей себе в убыток работал, бедненький. Потому я и вернулся в училище, и ходил туда только сдавать зачеты, продолжая работать за очень маленькую зарплату, которую еще и выплачивали нерегулярно и не в полном объеме. А кончилось с этой фирмой все очень смешно. Отработали мы тридцать два часа подряд, выполнили срочный заказ в срок, и нам не заплатили вообще ничего, и дали только восемь часов на то, чтобы приехать домой и отоспаться. Не заплатили нам обещанного и потом, когда мы отработали еще шестнадцать часов подряд, только кинули пару лат на еду, чтобы не напились. В итоге мы напились в долг, явились на работу в непотребном виде, устроили скандал, а потом решили на работу больше не приходить. Я сразу пошел работать на стройку, и отработав там две недели выяснил, что мой бывший однокурсник получил мою зарплату у подрядчика вместо меня, и на мои же деньги пару раз угостил меня пивом после работы, а основную часть моих денег он себе просто присвоил. После этого, я, конечно работу там прекратил и правильно сделал. После сдачи объекта владелец особняка в Юрмале, объявил этой бригаде, что кто-то из них что-то у него украл и велел паре крепких ребят начать бить работяг по очереди, пока не признаются, кто из них вор. В итоге все свалили на одного прогульщика и пьяницу. Денег, конечно никто не получил, разве что те авансы, которые подрядчик им платил каждую неделю.
Я же успешно сдал экзамены и поступил работать в железнодорожное депо машинистом подъемного крана, но выполнять помимо основной работы приходилось самые разные обязанности, за скромную премию к зарплате, и ту выдавали не регулярно. Зато зарплату платили всегда вовремя и в полном объеме, да и все налоги государству отчисляли, что давало возможность получить отпуск, больничный, и можно было надеяться на пособие по безработице и в пенсионный фонд отчисления поступали. Для меня все это было просто фантастикой. До этого я работал сугубо нелегально, у меня даже не было ни трудовой, ни налоговой книжки.
И вот, через год работы в депо, ко мне вдруг поступило предложение устроиться работать сборщиком жалюзи. Мне это предложение показалось смешным, ибо жалюзи казались какой-то мелочью по сравнению с ремонтом, грузовых вагонов. Однако работа была чистой, руки надо было мыть до работы, чтобы не заляпать дорогой материал, а не после, как в депо, где руки так же надо было мыть не после посещения туалета, а до. Но главное, что меня соблазнило – это сугубо сдельная оплата. Платили столько, сколько квадратных метров жалюзи я собирал за месяц. Правда, был совершенно не нормированный рабочий день. С работы можно было уходить только тогда, когда заказы на следующий день были все сделаны вне зависимости от того, сколько времени. Иногда я работал неделями, не покидая рабочего места, порой по трое суток не было даже часа свободного в сутки, чтобы поспать на рабочем столе. Налоги за меня платили с минимальной зарплаты, а зарплату свою я получал по-черному. В то же время часто каждый месяц я получал не всю зарплату, пока не накапливалась круглая сумма, которую директор потом отдавал постепенно. Недостатков было много – папа шефа, который был как бы надзирателем и часто кричал на работников без особой причины, придравшись к какой-либо мелочи. На нервы это действовало ужасно, особенно в бессонные недели. Каждую пятницу и по всем возможным праздникам директор заставлял всех пить алкоголь и во время этих пьянок постоянно ссорил своих подчиненных, говорил, что один якобы настучал на другого и так далее. Ему доставляло наслаждение следить за перепалками своих рабов, готовых вынести все, ради той зарплаты, которую у него можно было заработать. И наконец, надо было самому убирать свое рабочее место, разгружать машины с деталями и материалами, самому покупать себе инструменты, обустраивать свое рабочее место, складировать и вести учет материалов и деталей, а иногда надо было бегать из мастерских в офис и консультировать заказчиков. Но деньги я получал там намного выше средней по стране зарплаты.
И работал бы я там до пенсии, если бы директор не зажал слишком много денег с моей зарплаты, заявив, что мне они просто не нужны, так как я развелся с женой. К тому же я еще и перестал употреблять алкоголь после развода, что директора просто бесило, ведь я сидел на пьянках трезвым и наблюдал за безобразиями, которые творились вокруг. Освободить меня от посещения этих мероприятий он тоже не хотел, не смотря на мои просьбы. В конечном итоге я уволился и пошел работать к своим, так называемым друзьям, трем балбесам, которые начали зарабатывать тем, что ремонтировали квартиры. В итоге этого предприятия я выполнял совершенно бесполезную работу, в течении трех месяцев. Я делал все так, как мне приказывал старший товарищ, при этом понимая, что делаю полную ерунду, за которую вряд ли кто-то станет платить деньги. Через две недели такой работы, я решил уйти, но меня начали уговаривать, угрожать бойкотом, стыдить, давить на жалость. И я совершил большую глупость, когда обещал доработать до конца объекта. И это был настоящий ад – работать с умалишенными и подчиняться им. За работу хоть и со скандалом им заплатили, а я получил всего двести лат за три месяца работы. После этого я решил ни с какими друзьями больше никаких дел больше не иметь.
И захотелось мне найти работу, хоть и не денежную, но, чтобы она мне нравилась. Мне всегда нравилось ездить на велосипеде, потому я устроился работать курьером на велосипеде. Это тоже в итоге было ужасным. Малой трудностью были мои скромные познания в латышском языке, вернее полное отсутствие практики разговора на языке, который я учил девять лет в школе, а потом еще три года в училище. Приходилось всюду таскать с собой словарик. Большой трудностью было то, что зарплату выплачивали не в полном размере, невовремя и нерегулярно. А деньги были очень нужны на оплату своего телефона, по которому держали связь с диспетчером, а иногда и клиентам звонили за свой счет. Так как было много затрат энергии есть хотелось в два раза больше. Еще нужно было самому приобретать одежду и экипировку. Наступила осень, а потом и зима, дороги посыпали солью, из-за которой моментально стачивались тормозные колодки, приводные цепи ржавели, растягивались, и поэтому начинали стачиваться шестерни и замена всего этого требовала очень много денег. Осенью нам обещали существенное повышение зарплаты, когда выпадет снег, но нас нагло обманули. Вдобавок ко всему надо мной еще начала издеваться диспетчер. Сначала давала несколько заказов, не говоря, в какой очередности их выполнять, а потом ставила мне в вину то, что я не туда поехал сначала. И таких столкновений с ней у меня было много и каждый день. В один прекрасный день мое терпение лопнуло, и я отправился обратно делать жалюзи.
Возвращение в фирму, в которой я отработал три года было не очень приятным. Дело в том, что на мое место пришел алкоголик, который работал очень плохо, вечно не выполнял заказы в установленный срок, потому постоянные клиенты ушли в другие фирмы, уволили менеджера, который находил новые заказы. Я справлялся с работой за пару часов и уходил домой, правда, получал я только минимальную зарплату, да и то неофициально, то есть никаких налогов государству, никаких социальных гарантий. Но вскоре меня потихоньку начали заставлять делать бесплатную работу. Сначала это были мелочи, а потом дошло до того, что я обязан был приходить на работу в девять утра и сидеть до шести, в ожидании различных мелких поручений, которые никак не оплачивались. Но и этого директору было мало! Дела у него шли все хуже, и он соответственно он пытался экономить на всем. Потому он у всех начал вычитать из черных зарплат работников те суммы, которые он платит за них государству в качестве налогов. За меня он ничего тогда государству не платил, но он все равно вычел с моего крохотного заработка четверть. На вопрос о том, за что, он ответил, что это компенсация за риск связанный с тем, что его могут оштрафовать за то, что я у него неофициально работаю. А далее последовала просто невыплата зарплаты в срок, и я ушел.
И началось с этого совсем ужасное для меня время. По объявлению в газете я пришел работать в порт на дробильной машине. Ничего сложного в этой работе не было, но ей почему-то надо было обучаться две недели – ходить на работу, выполнять все обязанности под надзором наставника, а потом сдать экзамен. И я ходил, и работал, но в один прекрасный день, как раз перед экзаменом, мне попался пьяный наставник, который даже в драку полез, когда я отказался выполнять его сумасшедшее требование. В итоге он вызвал начальника, сказал, что я его побил, его оштрафовали и отправили домой. А меня на экзамене сначала отчаянно пытались завалить, а потом напрямую заявили, что я им не нужен, потому что я стукач.
Потом Государственное Агентство Занятости отправило меня на лесопилку и месяц я там отработал там на кране. Это был конкретный кошмар! На этом деревообрабатывающем комбинате работали и совсем старые под семьдесят и совсем молодые около восемнадцати и у всех отсутствовали передние зубы. Мне это показалось странным, но впоследствии я понял, почему у них нет зубов. График работы был просто убийственным – четверо суток по двенадцать часов в день, потом сутки с половиной отдыха и четыре ночи по двенадцать и снова отдых полтора суток и опять работать в день. Кран был в таком состоянии, что я никак не имел права его принимать в начале работы и сдавать в конце смены. В нем не было ничего, что работало исправно. У работающих в цехе людей не было ни удостоверений стропальщиков, на какого-либо представления о том, как правильно зацеплять грузы. Да и вообще они не могли себя вести адекватно, так как были пьяны, в той или иной степени. Правда там бесплатно кормили и очень хорошо и сытно. Было там и бесплатное общежитие, которым я воспользоваться отказался. И правильно сделал, так как при увольнении за бесплатное общежитие забирали последнюю зарплату. Почему-то я решил, что мне что-то заплатят и не просто что-то, а те двести лат на руки, что обещали. И я поставил себе цель отработать месяц до конца. Это было очень разрушительно для психики, но я терпел и написал заявление только через месяц. Мне сначала сказали, что надо отработать еще две недели по закону, но закон о труде я читал, чем и удивил работницу отдела кадров. И тут эта женщина не без злорадства указала мне один пункт в очень объемном трудовом договоре, в котором говорилось, что если я уволюсь, то в качестве расчета я получу только минимальную зарплату. И с самодовольной улыбкой она продемонстрировала мне мою подпись под этим договором. Да, прочитать договор целиком при его заключении мне не дали. Сказали мне, что нет времени тут читать, надо быстрее подписать и идти работать. Все бы ничего, но этот договор противоречил трудовому законодательству. И то, что я его подписал не имело никакой силы, ибо отработал я не сто семьдесят два часа, а намного больше, потому мне должны были выплатить не восемьдесят лат, а в полтора раза больше. И получил я на руки пятьдесят восемь лат, налогов с меня сняли больше, чем положено. На бирже инспектор порекомендовала мне принести этот трудовой договор в трудовую инспекцию, но у меня на это не было ни времени, ни сил. Надо было срочно искать новую работу.
Был еще один крохотный эпизод неудачного устройства на работу. Я пришел в фирму, которая делала профиль для монтажа гипсокартонных листов. Товар был очень востребован, и расходился влет по хорошей цене, но в этой фирме мне даже обещали очень мало, техника была в ужасающем состоянии, мне сразу сказали, у меня ни одной свободной минуты, перегрузив все, я должен был становиться на линию, помогать остальным рабочим. И эти рабочие – молодые странного вида люди, как я выяснил через три дня, постоянно глотали таблетки, и даже не пытались это скрывать. Последней каплей было явление директора, который явившись сразу начал на меня орать, и даже шлепнул меня по ладони, чтобы я работал шустрее. Я спокойно спросил его, зачем мне двигаться быстрее, если станок быстрее работать не может. Он осекся, начал обещать мне заменить все подъемные механизмы, после переезда на новое место. Я доработал до обеда, переоделся, собрал рабочую одежду и ушел.
Следующим эпизодом моей трудовой деятельности была работа на крыше. Друг моего отца взял меня на стройку приваривать полиэстерол к забетонированной крыше. Две недели я этим занимался, научившись этому делу дня за два. Как я потом узнал, этот друг моего отца не заплатил своей бригаде деньги за работу, и они забастовали, а прораб требовал немедленного выполнения работы. И пришлось этому Геннадию Ивановичу работать самому, к чему он совсем не привык, мне приходилось таскать его газовый баллон, потому что у него на это сил не хватало. Мне приходилось сушить поверхность от падавшего снега. А мой начальник требовал, чтобы я растапливал лед, а потом вытирал воду тряпкой, он хотел сэкономить газ, но сам собирать тряпкой ледяную воду на морозе, конечно, не хотел. Он обещал мне деньги в конце недели, но потом перенес выплату на понедельник. И затянул еще на неделю. В пятницу я после работы пошел к прорабу, чтобы потребовать деньги уже у него, а тот сказал, что Гена все наряды закрыл на себя и деньги за них уже получил. Причем мне еще пришлось ехать за своей налоговой книжкой через весь город с объекта в офис. Так я отработал две недели бесплатно, да еще и по десять часов в день вместо восьми. И этот друг моего отца еще имел после этого наглость предлагать мне поработать на него еще. Я совершил ошибку, когда отказался хранить его горелки и другие инструменты у себя дома, так бы я мог хоть какие-то деньги из него выбить в обмен на инструмент.
И только после всего этого мне относительно повезло с работой. Я пришел работать в фирму, которая занималась в основном чисткой сварочных швов, на судостроительном заводе. Были в этой фирме и сварщики из Украины. Фактически работал я от силы два часа в день, выравнивал турбиной то, что резали автогеном. Остальное время я сидел и пил чай из термоса, одетый в ватные штаны и телогрейку, принесенные из дома. В раздевалке одежду оставлять было нельзя, воровали. Я одевал рабочую одежду поверх парадной, так было и теплее, и не было риска потерять свой парадный мундир, хотя выглядел он не очень презентабельно. Уходя с работы, я упаковывал телогрейку и ватные штаны с валенками в рюкзак, который уносил с работы за плечами. Целый месяц я работал в цехе, там было не очень холодно, но потом меня перебросили на стапель, где стыковали блоки судна. Мне приходилось сначала долго ползти с шлангом и турбиной по узким проходам, а потом сидеть в замкнутом пространстве со сварщиком. При свете двух переносных ламп было очень плохо видно то, что я чистил. Дышать там было совершенно нечем, дым от электросварки уходил очень медленно. А тут еще и температура упала ниже минус двадцати. Обеденный перерыв длился час. Минут пятнадцать надо было идти до раздевалки, где было тепло. А некоторым счастливчикам удавалось забраться в сушилку – комнату для просушки одежды, где было много горячих радиаторов. Обычно люди спали там не час, а два, а то и три. Частенько мастера приходили в гардероб, чтобы вытащить пинками оттуда своих подчиненных. Теоретически можно было и в душе помыться после работы, но могли украсть все от телефона, до трусов. Но самым неприятным моментом в этой работе было, когда частичка раскаленного металла попадала на роговицу глаза, несмотря на то, что я одевал защитные очки и щиток поверх. Как-то снизу или сбоку искры все-таки иногда залетали под очки. И тогда надо было идти в медпункт на заводе, и оттуда, если все было серьезно фельдшер мог отправить в первую городскую больницу. И извлечение соринки с роговицы было не только дорого, но и ужасно болезненно, потому что анестезию офтальмологи экономили. Я это понял потом, в Норвегии, когда мне там сняли с роговицы соринку совершенно безболезненно и без всяких сложных инструментов. А платили мне всего один евро в час, ровно в четыре раза меньше, чем получали гастарбайтеры на верфи, правда они были профессиональными судостроителями в отличии от меня. Деньги у начальника пришлось вымогать с помощью угроз обращения в налоговую и трудовую инспекцию.
Получив жалкие гроши за два месяца работы на верфи, я пошел устраиваться на комбинат железобетонных конструкций на дальней окраине города. Получилось так, что я жил на одной окраине, а ехать на работу мне надо было через весь город на противоположную окраину. Комбинат был финский, двое мастеров были финны, следили за работой начальства из местных, но и нам, простым рабочим от них иногда доставалось. Когда я пришел, в бригаде было два старых алкоголика, вечно пьяных, постоянно хаотично бегавших по складу готовой продукции этого комбината, и не способных найти то, что нужно грузить на машины. Потом одного из них уволили, и вместо него взяли Игорька, с которым я очень подружился впоследствии. Он объяснил мне, что такое больничный и пособие по безработице. Некогда он был фельдшером, потому знал, что надо говорить врачу, если хочешь отдохнуть на больничном. Работа на этом комбинате была не очень тяжелой, но опасной. Панели иногда крошились под собственным весом и падали, да и коллеги иногда нажимали не ту кнопку на пульте крана и случались небольшие аварии. Зарплату мне обещали через три месяца повысить, но так и не повысили, а я по глупости и не требовал этого, в отличии от некоторых. На комбинате выдавали очень много разной рабочей одежды, новой, удобной для любой погоды, все там было новое и душ, и туалеты, в которых была туалетная бумага и просторная бытовка, в которой я недели две жил, когда ушел из родительского дома. А потом я переселился на заброшенный хутор, принадлежавший дальним родственникам, находившийся недалеко от этого комбината. Я бы работал на этом комбинате до пенсии, если бы не начальница отдела, редкостная дегенератка, очень редко появлявшаяся на работе, и устроившая все так, что все зависели от невменяемого подхалима, который получал очень хорошие деньги, и портил нервы всем окружающим.
Как мне и рекомендовал Игорек, я отработал девять месяцев и вышел на больничный на три месяца. Если человек выходил на пособие в первый раз в жизни, ему надо было отработать двенадцать месяцев подряд, а во второй раз можно было соскочить на пособие отработав только девять месяцев. Первые три месяца пособие было большим, во вторые три месяца меньше, а в третьи три месяца уже совсем маленькое. Уволился я весной, таял снег, бежали ручьи, сияло солнышко, и мне было очень хорошо оттого, что не надо было идти на работу, а можно было кататься на своем новом велосипеде. Когда совсем потеплело, я даже совершил свое первое длинное путешествие на велосипеде по Востоку Латвии и Литве. И я был очень расстроен, когда пособие понизили, и денег мне стало катастрофически не хватать. И тогда тот же Игорек порекомендовал мне пойти на курсы для безработных от Государственного Агентства Занятости, чтобы получать стипендию – восемьдесят лат в месяц. Еще можно было получить десятку в месяц за проезд. Я на курсы и практику ездил на велосипеде, подбирал талоны на остановках, наклеивал на специальный бланк, и получал в конце месяца десятку. Курсы сварщиков велись на латышском языке, приходилось сидеть на лекциях судорожно листая потрепанный словарик. На практику я устроился в строительную бригаду, никакой практики сварки у меня не было там, в основном я или рыл траншеи лопатой, или красил кисточкой трубы, которые сваривали опытные сварщики. Зато мне там заплатили двести лат за месяц работы, не очень усердной, надо сказать. Курсы я закончил отлично, получил и диплом, и сертификат и почти сразу отправился искать работу, дома сидеть надоело.
Искать работу как-то не хотелось, не нравилось мне это дело, хотелось поскорее как-то заработать денег. По этой причине я не пошел искать работу по тем координатам, которые мне дали в ГАЗ. Это было время строительного бума, когда рабочие требовались везде, постоянно и в неограниченных количествах. Я не стал далеко ходить и направился на комбинат железобетонных конструкций, прямо около дома моих родителей, куда я вернулся жить с заброшенного хутора. До рабочего места от дверей квартиры я мог дойти за семь минут. Работа была очень нехитрой - надо было стыковать арматуру с помощью контактной сварки. Правда расплавленный металл летел за ворот и на голову, иногда респиратор на лице загорался. Но самым неприятным было выбивание прутов арматуры из перекрученной связки. Руки после этого жутко болели и опухали, да и позвоночник тоже болел. А потом еще надо было обтачивать свежие стыки на наждаке, тоже сильная вибрация и вдыхание мелких частиц расплавленного металла. Обычно я выполнял норму часа за три до конца смены. Иногда просто шлялся по цеху, и болтал с теми, кому тоже нечего было делать, а иногда мастер приспосабливал меня для выполнения других операций, то крутил рамки из проволоки, то прокатывал эту проволоку, то просто рубил арматуру на гильотине в размер. Мастер сам предлагал мне почаще выходить на больничный, признавая, что я работаю на самой плохой позиции в цехе. Ему было проще найти больше людей на это место, чем взять и оборудовать рабочее место так, чтобы рабочие не выходили на больничный каждый месяц. Три раза я выходил на больничный на две недели за шесть месяцев, а потом заболел на три месяца, после чего уволился по обоюдному решению сторон и снова оказался на бирже труда и начал получать пособие по безработице. Я все сделал правильно и получил при увольнении компенсацию за неиспользованный отпуск. И тут же я сел на свой велосипед и поехал на нем в Берлин через Польшу, а потом обратно уже другой дорогой. И, казалось бы, сидеть мне и сидеть на пособии еще восемь месяцев, но уже через два месяца, в сентябре, я пошел на биржу труда отмечаться, и мне сделали предложение, от которого я не мог отказаться.
Инспектор на бирже труда заинтриговала меня предложением поработать на высотном кране. Работодатель оплачивал переаттестацию, медицинскую комиссию и платил триста лат в месяц оклада во время стажировки в Вильнюсе, плюс двадцать пять лат в сутки командировочных, разумеется и бесплатное проживание в студенческом общежитии. Две недели мы прекрасно проводили время в литовской столице, у меня со стажировкой все шло прекрасно, у напарника не очень. Тем не менее, он настоял, на том, чтобы уехать обратно в Ригу и начать работать. В итоге я два месяца работал в Риге, пока не начался экономический кризис в Латвии. И отправили меня работать в Литву, в курортный город Палангу. Это было в конце зимы в феврале. И там я до июля строил здание гостиницы. Работать под конец было очень тяжело, сразу на две бригады. Бетонщики еще не закончили отливать цоколь, а каменщики уже начали возводить стены на другом конце стройки. Вопреки всем законам я работал при ветре больше десяти метров в секунду, подавал грузы в окна, работал с неквалифицированными стропальщиками и рабочий день иногда затягивался на четырнадцать часов. Я получал командировочные, двадцать пять в сутки, и за выходные тоже, четыре лата в час, а за сверх урочные восемь. Ну и взятки за нарушения наличными, иногда двести литов в день, иногда сто. Но все это тратилось ужасно неразумно. В июле я вернулся в Ригу, уволился, потребовав, чтобы мне выплатили компенсацию за неиспользованный отпуск, и я отказался отдать деньги за квартиру за два месяца, напомнив начальнику, что по закону я не должен платить за жилье в командировке. В итоге начальник, проспорив мне, долго жал мне руку и говорил, что ждет меня, когда я перебешусь с жиру.
Я тогда решил уехать из Латвии, и для начала поехал на велосипеде вокруг Балтийского моря с заездом в Норвегию, где жил и работал мой дядя. Меня в там готовы были принять на работу, но начальника смущал мой паспорт негражданина, у него было бы много разных лишних проблем, если бы он меня принял на работу. Потому поехал я обратно в Ригу, где поступил на курсы латышского, чтобы подготовиться к экзамену для получения гражданства Латвии.
За курсы надо было платить, во время путешествия я потратил сбережения и влез в долги, да и жить на что-то надо было. Я пришел на завод возле моего дома, который делал портальные краны. На мой диплом и сертификат сварщика не обратили внимания, велели сварить два обрезка в вертикальном положении. Я собрался подрегулировать ток, но мне не разрешили. Я сказал, что это нельзя сварить при таком сильном токе. И тут бригадир мне показал, как можно сварить. Я сказал, что мне на курсах запрещали варить несущий шов с постоянными отрывами, но он сказал, что так сойдет. После Норвегии было жутко смотреть на кошмарные условия труда, загаженный гардероб, в котором люди принимали пищу, никакой техники безопасности. И самое ужасное это необходимость имитации бурной деятельности, когда делать было нечего. Сделал дело – сходи лишний раз в туалет, перекури, подмети часть цеха, перекладывай обрезки с места на место, только не сиди, начальнику это очень не нравится, говорил мне бригадир. Варить мне что-то давали очень редко, да и то, как правило, после работы турбиной, когда руки дрожали. Говорили, что сварщиком, получающим сдельную зарплату, я стану после трех лет прилежной работы на подхвате. Зарплату я получал маленькую около трехсот лат в месяц. И тут я слегка распилил себе колено, когда работал турбиной. Вышел на больничный на две недели и тут до меня дошло, что если я выйду на синий, государственный больничный, то буду получать около тысячи в месяц. И тут же я вспомнил о том, что я не только колено себе резанул, но и спину надорвал, и вышел я на больничный на четыре месяца, в течении которых посещал курсы перед экзаменом на гражданство, который я вскоре успешно сдал. И еще пару месяцев я сидел на больничном, в ожидании нового паспорта. А потом тут же полетел к сестре в Ирландию, где прожил два месяца, работы не нашел, просто не знал, как и где ее там искать, сестра в этом плане помогать мне отказалась наотрез. Задолжав ей денег за проживание и билет на самолет, я улетел в Норвегию к дяде. Там я сразу начал красить дом его начальнику за небольшое вознаграждение, потом меня взяли на уборку картофеля. Мне надо было в свободное от работы время помогать своему доброму родственнику убирать мусор, заготавливать дрова и выполнять разные работы по дому. Тем не менее за пару месяцев я заработал две тысячи евро на руки. На эти деньги я жил всю зиму в Латвии, а весной поехал опять вокруг Балтийского моря на велосипеде, правда, на этот раз без денег, жил тем, что собирал тару на обочине дороги, сдавал в специальных автоматах в супермаркетах. На продукты этих денег хватало и на газ, на котором я готовил себе еду, тоже.
Путешествие без денег было захватывающим занятием, и это было очень долгое путешествие, но оно кончилось. Я снова оказался в Норвегии в доме своего дяди и сразу приступил к работе. Работал я пару месяцев на уборке мусора, потом сортировал картофель, потом красил помещения внутри и наконец устроился на постоянную работу помощником плотника. Помогал одинокому фермеру рубить, вернее пилить избу. Но весной этот фермер вышел на пенсию, а мне пришлось начать красить дома снаружи, и занимался я этим до самой осени, когда красить что-то стало проблемно из-за постоянных дождей и ночных туманов. Мои отношения с дядей и его женой обострились, работы на зиму мне найти не удалось, и пришлось мне покинуть Норвегию, которую я очень любил.
И поехал я на своем велосипеде уже в Англию, пришлось очень много переплатить за паром, да и на само путешествие ушло больше денег, нежели я рассчитывал. Туда я ехал к бывшей сожительнице, которой обещал заплатить за помощь деньгами с первой зарплаты. Деньги она взяла, забрала практически все мои сбережения, а потом потребовала от меня очень много мелких услуг в придачу. И пришлось мне все ее требования удовлетворить. Информацией о работе она не обладала, как и о съемном жилье, пришлось искать эту информацию самому. Но в итоге я от нее ускользнул, как колобок, нашел и работу, и дешевое жилье. Я работал на пищевой фабрике мороженых вегетарианских блюд, в основном месил там тесто для пирогов. И все бы было ничего, но те, с кем я работал и соседи по квартире, в которой я снимал комнату, жутко отравляли мне жизнь. Я получал около тысячи фунтов в месяц, и ещё получал пособие по малой зарплате около двухсот фунтов каждый месяц. Денег на все хватало, и на моем банковском счету накопилась пара тысяч. Я уже планировал снять отдельную квартиру в том городе, где находилась фабрика, когда получу на фабрике контракт о постоянной работе. Но тут фабрика неожиданно закрылась. Были предложения начать работать через агентство уже на другой фабрике, но по семейным обстоятельствам, ради сына, мне пришлось вернуться в Латвию.
Приехав в Латвию, я послушал одну не очень разумную женщину и пошел работать в супермаркет возле дома грузчиком. И там заведующая начала меня просто физически уничтожать, каждый день она увеличивала объем товаров в моем отделе, по совместительству я работал еще и работником зала. Увеличивался еще и ассортимент, что создавало мне множество трудностей. Меня уже на вторую неделю лишили выходных, увеличили мой рабочий день до четырнадцати часов. Проработав так полтора месяца, я просто в одно утро не смог дойти до работы, завернул к врачу, и вышел на больничный. Выбивать из этой заведующей свою зарплату и больничный пришлось через юриста. И целый год я пребывал на больничном, а потом получил третью группу инвалидности из-за диагноза полинейропатия.
При присвоении группы инвалидности мне дали буклет Государственной Социально Интеграционной Агентуры. Эта организация помогала инвалидам получить новую профессию, чтобы как-то социально интегрироваться. Находилось все это дело в Юрмале. В первый раз я приехал туда на две недели, в течении которых целыми днями с другими инвалидами проходил различные тесты, проверяли мои способности, мои ограничения, мой уровень образования. И в финале мне предложили начать обучение по определенным специальностям. Получить там высшее образование я не мог потому, что инвалидность мне дали только на один год, а на получение высшего образования нужно было три года, мало ли инвалидность мне не продлили бы. К тому же, мне сказали, что латышский я знаю не на высоком уровне и возраст у меня был уже далеко не юный. В общем, с высшим образованием произошел облом, да я и не надеялся, мне надо было платить алименты, а пенсия была всего семьдесят евро, стипендию там платили только сорок евро и то при отсутствии отрицательных оценок. Конечно там еще очень сытно и вкусно кормили три раза в день, и проживание в шикарном общежитии на самом берегу моря было абсолютно бесплатным. Еще водили иногда в тренажерный зал и бассейн с греческой баней. Мне предложили курсы швей, кондитеров, помощников поваров, печатников и работников прачечной. И я выбрал последнее, хотя лучше бы пошел на печатника. Курсы длились только девять месяцев, потому стипендии не было. Группа подобралась очень интересная, в которой я прекрасно себя чувствовал. Обучение проходило прекрасно, только вот соседи по комнате в общежитии попадались не очень. Сначала это был глухой очень разговорчивый мужик с уголовным уклоном. Он часто напивался и очень плохо себя вел в пьяном виде. Потом вместо него ко мне подселили пожилого шизофреника, который тоже постоянно навязывал мне свое общение. И наконец вселили третьим моего однокурсника – молодого умственно отсталого сироту, чтобы я его воспитывал и делал с ним уроки. Курсы эти я закончил с отличием. И сразу после получения диплома был отправлен работать в крупнейшую прачечную в странах Балтии.
Еще перед началом обучения новой профессии, врач подобрала мне хороший препарат, который на меня действовал положительно. Я был бодр и активен, оптимистично настроен, пожалуй, даже слишком. В сущности, этот препарат сыграл со мной злую шутку. Условия в этой прачечной были ужасные, за четыреста евро на руки там выдавливали из людей все силы. Три дня по двенадцать часов рабочие, потом три выходных. Но двенадцать часов надо было практически без отдыха работать в бешеном ритме. Изредка – раз в два часа отпускали на десять минут в туалет и курилку. Один обеденный перерыв полчаса, второй пятнадцать минут. Но самым ужасным в этом месте были некоторые представители коллектива, некоторые просто прогуливали и отлынивали от работы, некоторые отлынивали от работы и часами орали на других. Но меня тогда эта атмосфера постоянной грызни и скандала ничуть не угнетала. Я всего этого как бы не замечал. Тем не менее проходя обследование перед продлением инвалидности, я узнал, что болезнь моя, после начала работы в прачечной, начала бурно прогрессировать. Опять начали болеть ноги и руки, чего не было во время обучения. И чем дольше я там работал, тем хуже мне становилось особенно в моральном плане, а тут еще вернулись проблемы с позвоночником, зубами и еще несколько хронических заболеваний начали меня беспокоить. На больничный меня там не отпускали, даже если я на него выходил, мне приходилось выходить на работу на несколько часов и делать ту работу, которую кроме меня никто не хотел делать. Часто меня вызывали и в мои выходные, а потом я уже работал по своему персональному графику. И я сам не заметил, как превратился в алкоголика. Я начал пить регулярно, принимая алкоголь, как лекарство, не напиваясь сильно. Если я не пил, то мне становилось совсем плохо, и я терял работоспособность. В итоге я уволился после двух с половиной лет работы.
Все девять месяцев пособия я лежал на даче или дома в ужасной депрессии, от одного нового лекарства я набрал тридцать килограмм лишнего веса. Два раза по месяцу лежал в больнице. Но ничего мне не помогало, да и с алкоголем я завязать самостоятельно не мог. Представляя собой жалкое зрелище, я вернулся в прачечную, и отработал там еще девять месяцев, что закончилось нервным срывом и месяцем больницы, после чего еще тремя месяцами больничного. И после этого я смог выйти на пособие по безработице, а потом я, наконец, получил вторую группу инвалидности и пенсию в двести евро, потом ее два раза повышали. Работать я и не думал, даже после того, как пособие по безработице кончилось. Денег стало не хватать, и я перестал пить и курить. С алкоголем было расстаться легко, а с табаком трудно, три месяца мучился. Ко мне переехал жить мой сын и поступил учиться в техникум, решил стать айтишником. Одно время мне стало лучше, когда на мне испытывали новый препарат. Я тогда даже месяц проработал грузчиком на таможенном складе, но не выдержал психологического давления коллег женщин, которым я там должен был помогать клеить марки на бутылки алкоголя. Пробовал поработать и дворником месяц, но и там тоже мне начало становиться плохо на работе из-за скандалов с одним коллегой.
Потом сын закончил техникум, поехал к другу в Англию, где месяц поработал почтальоном, и решил, что лучше всё-таки вернуться в Ригу и работать по специальности, и зарплата больше, да и работа интереснее. Пенсии мне на жизнь стало хватать, и я оставил попытки устроиться на работу.
Возможно, что рассказ о моем печальном опыте поможет не только моему сыну, но и другим молодым людям не совершить ошибок, похожих на мои. Мне с детства хотелось заниматься журналистикой и историей, но со мной много чего случилось, что побудило меня совершить ряд ошибок. Первой из которых была пойти учиться в ремесленную школу на крановщика, лишь потому, что в семье не было денег даже на еду, а потом я не захотел учиться дальше, найдя себе работу, которую можно было бы совмещать с учебой. Мне тогда казалось, что я смогу приспособиться и стать обычным рабочим, но не получилось, как видите.
Свидетельство о публикации №220051302271