Нагнать пропущенную жизнь...

     Игра ... бестолкова... на первый взгляд, на самом же деле, развивает... пошлый, уродующий суть мироздания навык активного потребителя. Избежать навязанный алгоритм невозможно. От того становится тошно и немедленно хочется избавиться от внешнего управления активами собственного сознания.
( Из отзыва к компьютерной игре)

       Грязноватый запущенный мужик с обезьянкой  на собачьем поводке стоит спиной к Московскому вокзалу, нарочито тоскуя, рассматривает Невский  сквозь толпу и монотонно просит:"Подайте..."
Неподалёку молодая пара, он в твидовом пальто, она -  юная, нервно держится за ручку чемодана:"Помогите собрать денег на билет, обокрали".
С наступлением темноты обе группы воссоединяются и мило беседуют. У парнишки невероятно красивые воровские глаза. Девушка просто миленькая.
Очевидно близка с тем, кто просит под обезьянку. Они понимают, что  живут?

      Дорога... Круглые окна старинной башни в опасной близи от рельс закупорены тряпками. Те обветрились, покрылись пылью и стали похожи на барельефы. Лики львов проступают столь явно, что хочется убедиться в том, потрогать, провести пальцами по широким их носам. Но тщетно. Поезд проходит мимо мнимых львов. Ведомые притяжением далей, мы  покорны  ему и надеемся , что наверстаем  упущенное, когда -нибудь...

     Нагнать пропущенную жизнь... Разве это возможно, не бояться потерять её, и из-за этого страха, либо по недомыслию не совершить не то, что великого, но и с малым не совладать.

     Время, как явление природы, к нему бы, да также бережно, как... Смешно. С чем мы нежны? В чём бы человек ни находил удовольствие и отдохновение, - в  пустозвонстве суеты или зрелом созерцании, - это рекомендует его лишь отчасти.
От Триумфальной  до Моховой  дышится широко, просторно, подстать улице. И, после пары вдохов смущаешься не вдруг, одёргиваешь себя. Жить... в своё удовольствие? Неловко как-то, не принято.

    Сторонние гости, те не обременяют себя суетой сантиментов. Фотографируются, шутейно или всерьёз, удерживая на ладони Покровский собор, чуть не лёжа на камнях Красной площади. В Эрмитаже и Третьяковке ищут портреты похожих на них вельмож и снимаются подле, как с родственниками!

    Неглаженые колени туристов из Великой, по их досужему  домыслу, Британии вызывают отвращение. Их желается закутать в клетчатые пледы, и, опоясав ремнями, как чемодан, выслать за городскую черту.
 Встреча с колоритной парочкой у Третьяковки: он в шортах и сандалиях, она в кроссовках, почти ночной рубашке и шляпке, напомнила об  опере в Кремлёвском дворце съездов, куда иностранцы приходили в шубах и джинсах, нивелируя «Пиковую даму» до «Кошек». Наши, облачённые в лучшее, стыдились глядеть, чтобы не сконфузить. А тем всё равно, - пузыри из жвачки, вертят головой по сторонам ковбои... Стыдоба.

     Сонм китайцев, такое ощущение, что они повсюду. Про Китай-город врут, что он - их рук дело, у стен Эрмитажа стоят потупившись. Пионерский строй японцев,  по двое бредущих за гидом, в руках у которого опознавательный кружок, цифра или флажок.

     Индусы в пиджаках, которые не сходятся у круглого рубца на середине живота. Их пухлые спутницы в сари и надетых поверх свитерах ядовитых оттенков, мало смущаются своих пышных фигур и не стыдятся сниматься на карточку в интерьерах покоев русских царей.
А по Сенатской бесцельно бродит фальшивый Государь с фавориткой, на Никитской стаптывают обувь двойники Ульянова и Джугашвили...
К чему эта фальшь? Выйдя из музея, все сувенирные лавки хочется снести бульдозером.

     Мир слишком велик, чтобы состязаться со всеми подряд. Станешь нагонять чужую жизнь, не успеешь взойти в последний вагон своей собственной. Нагнать пропущенную жизнь...  А надо ли?...


Детский голос в толпе:
- Я с китайцами в Эрмитаж не пойду.
И женский, ему в ответ:
- Дорогу, китайцы! Расступись! Иди за мной, сынок.