24. Дневник КЮМ. 1972 г. Баррикады в нашем кубрике

(Продолжение. Начало см. на авторской странице)

28 ИЮЛЯ 1972 г.(продолжение дня, а вернее - ночи)
БАРРИКАДЫ В НАШЕМ КУБРИКЕ

Я оказалась права!
Но поначалу всё было тихо и спокойно. Только вдруг я услышала тихий шёпот. Это не спалось Верочке Нищёвой.
- Лен, а Лен, - чуть слышно зашептала она,  - ты не спишь?
- Нет. С чего бы это я вдруг заснула после таких приключений?
- Давай не будем сегодня ночью спать, а то мальчишки обязательно намажут нас зубной пастой, я знаю.
- Да какой уж тут сон, - согласилась я. 
Вера, видимо, осталась довольна моим ответом и надолго замолчала. Правда, она время от времени тыкала мне в спину кулаком, чтобы я как-нибудь невзначай не задремала.
Примерно через час я уже начала подумывать, что Мишка насочинял насчёт ночного набега второго кубрика. К тому же, он сам преспокойно посапывал носом, хотя больше всех рисковал быть измазанным, так как лежал у самой двери. Но вдруг в соседнем кубрике зажегся свет, и послышалась какая-то возня. Верка живенько толкнула меня кулаком в спину и шепнула:
- Тихо! Кажется, начинается!
И действительно, железная дверь бесшумно приоткрылась, и в неё просунулась чья-то голова.
- Мишка, а Мишка, - тихо спросил кто-то. – Ты спишь?
В ответ ни звука.
- Там все, кажется, дрыхнут, как сурки, - хихикнул неизвестный, обращаясь к сообщникам по этому ночному  набегу. 
И тут я его узнала. Это был Кононов – главный мастер на такие проделки. Кто-то передал Кононову фонарик, и он первым переступил через комингс. Следом за ним, лёгкой, крадущейся походкой, вошли ещё трое. Кононов поводил фонариком по койкам, потом склонился над спящим Мишкой и, видимо, начал его разукрашивать зубной пастой. Мне надо было, наверно, зашуметь и поднять тревогу, но было смешно и интересно, и я помалкивала.
Кто-то из заговорщиков зашептал:
- Пацаны, слушайте меня… Чтобы на нас не падало подозрение, надо намазать и своих, которые спят…
- Правильно! – обрадовался Кононов.
И они снова полезли в свой кубрик – размалёвывать друзей-приятелей.

Через некоторое время дверь снова скрипнула. И в кубрик ввалилось много народу, причём некоторые были уморительно измазаны. Пострадавшие от художеств  своих же парней вовсе не сердились, а ухмылялись и горели желанием немедленно раскрасить кого-нибудь из нас. Вся компания снова наклонилась над несчастливым Мишкой. На этот раз они действовали не так осторожно, и Мишка тут же проснулся от режущего глаза света фонарика и от пасты на лице. Он попробовал было заорать, но Кононов грозно сказал:
- Не ори, Мишка, лежи тихо. Мы других мазать будем, а тебя больше не тронем.
- Вот чёрт! – бормотал пострадавший, размазывая пасту по физиономии. – Умываться надо идти теперь.
Он полез наверх умываться, а мальчишки пошептались о чём-то и снова удалились в свой кубрик. Всё затихло. Вернулся злой Мишка и снова лёг спать. А мы с Верой решили пойти прогуляться и обсудить ситуацию на свежем воздухе. Поднялись на палубу. Там было темно и прохладно, лишь горел на топе мачты круглый маленький огонёк, да огромная луна плыла по ночному небу.
Мы отправились на камбуз, чтобы попить водички. Проходя мимо офицерского умывальника, увидели чью-то маленькую фигурку. Мальчишка усердно мыл себе лицо и руки, но невозможно было разглядеть, кто это.
Мы тихонько прошли на камбуз, и Вера сказала:
- Паренёк не наш – из первого кубрика. Всех подряд мажут, бузотёры! Вот подожди, Мишка заснёт, и они снова явятся.
Мы вернулись в кубрик. Там всё было тихо и спокойно. Я забралась на свою третью полочку, под самый потолок, и стала ждать. На такой высоте настроение у меня было преотличное.
Время шло, но никто не появлялся. Верка совсем перестала меня беспокоить и, по-видимому, начала засыпать. Вскоре я и сама задремала, подумав, что пацаны во втором кубрике наконец угомонились.  Но вдруг дверь быстро распахнулась, и луч фонарика быстро забегал по койкам. Я моментально притворилась спящей.
- Спят они все, как младенцы! – негромко сказал Кононов. – Можно приступать!
Он подошёл к выключателю и нахально зажёг свет. Этого я совершенно не ожидала и начала мигать и щуриться. Но деловые мальчишки не смотрели в мою сторону. Они подкрались к сладко спящей Ольге Мазаевой и с хихиканьем стали усердно размалёвывать «поморином» её лицо. Вдруг открылся люк, и по трапу начал спускаться старшина. Он мигом оценил ситуацию, и на его физиономии появилась очень радостная улыбка.
- Покрасивше Ольку размалёвывайте! – подбодрил он пришельцев своим командирским голосом. – И Ленку Клюквину намазать не забудьте! 
Он и сам извлёк откуда-то тюбик с зубной пастой и отправился к Верочке Нищёвой. Но Веру дать в обиду я не могла. Она сладко спала, отвернувшись к стенке, и ничего не подозревала. В то самое мгновение, когда Валера собирался мазнуть ей по щеке, я сунула ему под самый нос свой кулак и угрожающе прошептала:
- Вот только попробуй!
- Ладно, Ленка, не буду, - примирительно сказал Валера и отступил. – Но ты смотри, ни гу-гу. А то неинтересно будет.
Я ткнула Веру пальцем, и она сразу же повернулась ко мне.
- Цени, Верочка, я тебя от зубной пасты спасла.
- Да я и не спала вовсе, - возразила она. – Я только делала вид, что спала.
- Вот намазали бы тебя, тогда ты не стала бы делать виду…
Тем временем мальчишки уже разрисовывали Ленку Клюквину замысловатыми узорами. Вдруг она чихнула и тут же проснулась.
- Ох и гады же вы!!! – закричала она на весь кубрик, дотрагиваясь рукой до пасты на щеках. 
Моментально проснулась Оля, и они, ругая мальчишек на чём свет стоит, полезли наверх умываться.

В кубрике уже никто не спал, кроме Саши. Старшина тоже благоразумно рассудил, что в два часа ночи, да ещё после вахты, лучше всего улечься спать, а не заниматься всякой ерундой на уровне пионерского лагеря. Он забрался на третью полку и отключился от всех событий. Мальчишки из второго кубрика были в полном восторге, ведь их затея полностью удалась. Но тут неугомонный Кононов заметил, что Сашка ещё спит. Он схватил горсть зубного порошка и кинул ему в лицо. Сашка моментально проснулся, соскочил с койки и закричал:
- Ах, вы на меня войной пошли! Ну, держитесь!
Молниеносным движением Сашка схватил подушку и запустил ею в Кононова. Мальчишки нашего кубрика тут же вступили в бой и выдворили Кононова и его приятелей восвояси. Но те не угомонились. Они продолжали ломиться в дверь.
- Ну, товарищи, аврал! – крикнул Сашка.
Он схватил стол. Перевернул его и забаррикадировал дверь. Это было отлично! Просто замечательно! Серёжка, повизгивая от удовольствия, скатился со своей полки и начал воинственно покрикивать. Вдруг дверь приоткрылась, и кто-то плеснул в нас чаем. Из кубрика раздался радостный хохот.
- Мишка, тащи сюда кастрюлю с недоеденной кашей! – крикнул Саша.
Кастрюля была поспешно выдворена из угла, куда её задвинули в спешке.
- Ложку! – продолжал командовать Сашка.
Серёжка быстро вытащил из рундука чью-то деревянную. Саня поддел полную ложку каши , молниеносным движением открыл дверь и швырнул кашу в кубрик.
- Ну как? – захохотал Мишка.
В кубрике поднялся шум. Видимо, каша достигла цели.
В это время пришли Олька с Ленкой и тоже приняли живейшее участие в сражении. Мальчишки лезли в наш кубрик и во всю брызгались из чайника. Но стол служил хорошей баррикадой и неплохо защищал нас. Зато Саша очень метко руководил кашеметанием. Пока он кидал одну ложку каши, Мишка накладывал другую. Царили всеобщий азарт и веселье. Но вдруг сверху раздался очень громкий и сердитый голос Алексеича:
- Это что такое здесь происходит?!!
Мы застыли на своих местах. Володя спустился вниз, оглядел кубрик , который в эту минуту представлял из себя нечто необыкновенное, и многозначительно протянул:
- Да-а-а…
Подумав несколько секунд, он приказал сейчас же навести полный порядок, поставить стол на место и объяснить происходящее. Когда всё пришло в более или менее надлежащий вид, Мишка поведал Алексеичу, что мы вовсе не виноваты, а виноваты они.
- Вот подождите, они снова придут, - заверил он Володю.
- Знаете что, - предложил Владимир Алексеевич, - сейчас я погашу свет и сделаю вид, что ушёл, а сам посижу и подежурю. А вы все ложитесь.
Все улеглись на койки. Воцарились тишина и темнота. Лишь маячил у стола силуэт Володи.  Мы напряжённо ждали. Минут через десять за дверью зажёгся фонарик. Мы страшно обрадовались, предвидя прекрасное разоблачение агрессивных планов мальчишек из второго кубрика. Потом фонарик погас, но зато скрипнула дверь. Кто-то стоял в темноте и прислушивался. Но, видно, он заметил Володю, притаившегося в засаде, или просто почувствовал опасность. Только дверь вдруг закрылась, и из-за неё не раздалось больше ни одного шороха. Алексеич посидел ещё несколько минут, а потом полез наверх – на палубу. Не удалось ему поймать с поличным хитрющих мальчишек.


ЗЕМЛЯ НА ГОРИЗОНТЕ!

Сразу же после утренней поверки у нас начался самый главный аврал. К Костроме тральщик должен был подойти чистым и сверкающим, чтобы Андрей Фёдорович мог издали полюбоваться на корабль. Мы всё вымыли и продраили до зеркального блеска. Потом сели начищать пряжки. Олежка Лебедев достал какую-то белую пасту и стал яростно тереть якорёк. Я предпочитала зелёную чистящую пасту, поэтому пошла во второй кубрик и попросила у Кольки Котова кусочек. Он отрезал мне довольно-таки много, и я поделилась с девчонками. Так до самой Костромы мы все и чистили свои пряжки, беседуя о том, о сём.
Часов около двенадцати сверху раздался радостный возглас Юрки Салтыкова:
- Земля на горизонте!
Мы со страшной скоростью поднялись по трапу наверх и стали смотреть на приближающиеся мосты и на город .
- Вон «Кузьма Минин» стоит – любимый наш пароходик! – весело сказал Олежка. – Значит, мы уже дома!
Мы с большой радостью смотрели и на «Минина», и на знакомые берега, как будто десять лет там не бывали. Шестидневный поход показался нам длинным-длинным и, конечно, очень интересным и весёлым. Юнги тут же побежали в кубрики надевать парадную форму. Потом раздалась команда: «Все наверх!». Мы построились, все такие красивые и торжественные, в отличном расположении духа. Владимир Алексеевич завёл любимый марш, мотив которого мы давно выучили наизусть. Мы стояли в строю и смотрели, как с дебаркадера Андрей Фёдорович машет нам рукой в знак приветствия.
Так закончился мой последний курсантский поход, который я никогда не забуду, потому что он был самым замечательным в моей жизни!

(Продолжение см. на авторской странице)