Джон Грей - Апокалипсис опять?

Unherd.com
13 мая 2020 г

Внезапная смерть образа жизни людей -   обычное явление на протяжении всей истории человечества

В новейшей мировой истории термин "апокалипсис" подходит  лучше всего к  гражданской войне в России. Это вовсе не означает, что события 1917-20 годов были концом света. Революционеры видели в происходящем начало нового человеческого порядка, и если они на самом деле не основали новый Иерусалим, то семьдесят лет спустя мы видим, что они, несомненно, создали в России нечто замечательное. Но их власть была куплена ценой огромных страданий и унесла жизни от 7 до 10 миллионов. Война и раздоры, голод и мор - четыре всадника Апокалипсиса опустошили самую большую страну Европы…”

Исследование, проведенное в начале 1987 года военным историком Эваном Моудсли "Гражданская война в России", находит сегодня более глубокий отклик.  Система, созданная большевиками, рухнула и исчезла, в то же время основанная Лениным Всероссийская Чрезвычайная Комиссия, сформировавшая с помощью террора и своих преемников ОГПУ, НКВД и КГБ советскую жизнь, продолжает оставаться ядром российского государства. Сегодня страна  с олигархическим типом капитализма, с государственными структурами безопасности,  с восстановленной Православной Церковью и Евразийским типом империализма,  невообразимо отличается от всего, что представляли себе основатели советского государства.

Попытка полностью уничтожить часть человечества Гитлером, Холокост, несомненно, была самым подлинно апокалиптическим эпизодом в истории человечества. Однако гражданская война в России  продемонстрировала некоторые черты, которые можно также  отнести  к  апокалиптическим событиям. Понимание этого полузабытого  периода истории  поможет увидеть, насколько далеко ушло наше время.

С помощью террора, начавшегося в августе 1918 года после покушения на Ленина, новый советский режим уничтожил своих собственных граждан в ранее неизвестных миру масштабах. В течение двух последующих месяцев за политические преступления было казнено около 15 000 человек — т.е.более чем в два раза превысивших общее число казненных царским правительством (6321). Вместе взятые, жертвы революции, террора 1918 года, гражданской войны и последовавшего за ними голода стоили жизни около 25 миллионов человек — в 18 раз больше, чем потери, понесенные ею в Первой мировой войне (1,3-1,4 миллиона человек).

Для правителей нового государства разрушение старого порядка представляло собой возможность перестроить общество согласно новой модели. “Бывшие" аристократы, помещики и священники  были лишены гражданских прав, продовольственных карточек и жилья. Многие умерли от голода или каторжных работ в созданных Лениным концлагерях;  эти человеческие "пережитки прошлого" стали свидетелями того, как стирается их образ жизни. То же самое можно было сказать и о крестьянстве, чьи периодические восстания жестоко подавлялись.В 1920-21 годах, во время крупномасштабного восстания в Тамбовской области,  советские войска использовали ядовитый газ для расчистки лесов, в которые бежали крестьяне.

Последовавший за этим голод унес жизни около 5 миллионов человек. Причина была не только в засухе и плохом урожае. В результате крушения железных дорог, медицинских служб и служб утилизации отходов,  эпидемические заболевания, такие как тиф и холера, получили широкое распространение.  Города обезлюдели, а их деревянные постройки пошли на  дрова. Реквизиция зерна и вывоз сельскохозяйственной продукции породили в особенности ужасающий  массовый голод. Русский язык может быть единственный язык, который содержит два слова для обозначения каннибализма.  Трупоедство обозначает поедание трупов, людоедство-убийство с целью пожирания жертвы. Согласно некоторым сообщениям того времени, публичные рынки человеческой плоти появились в пораженных голодом районах, где части тела из трупов последней категории имели более высокие цены из-за их свежести.

Если один из смыслов апокалипсиса -  внезапный сдвиг к условиям, которые до сих пор были  трудно вообразимыми -  то этот период истории, безусловно, подходит. Но годы 1917-23 были апокалиптическими в другом смысле. Новое правительство и его последователи — прогрессисты на Западе, если не большинство россиян, считали, что Советское государство строит общество, которое будет лучше любого из существовавших ранее. Любопытно, что крах Советского государства был встречен на Западе вспышкой апокалиптического оптимизма, во многом похожего на тот, что сопровождал его основание.

27 октября 1989 года, за пару недель до падения Берлинской стены, я написал:
То, что мы наблюдаем в Советском Союзе, — это не конец истории, а ее возобновление, причем в явно традиционных формах. Все факты говорят о том, что мы сейчас возвращаемся в классическую историческую эпоху... в которой политическая идеология, как либеральная, так и марксистская, не имеет более решающего воздействия на события, в отличие от  пробуждающихся древних первобытных сил, националистических и религиозных, фундаменталистских и вскоре, возможно, мальтузианских, борющихся друг с другом за место под солнцем...если Советский Союз действительно распадется, то эта «благотворная катастрофа»  не столько откроет новую эру пост-исторической гармонии,   сколько вернет нас на классическую почву истории, на почву соперничества держав,  к тайной дипломатии и  ирредентистским [националистическим - ВП]  претензиям.

Посетив в это время США, я с удивлением обнаружил, что этот взгляд отвергается как апокалиптический пессимизм. В мозговых центрах, на политических собраниях и деловых конференциях,  по всей стране, муссировалось  фантастическое представление о начале новой эры.  Соответственно,  ряд правых фондов отменили свои программы международных отношений на том основании, что внешняя и оборонная политика больше не  потребуется.

Возвращение к традиционной истории  представлялось немыслимым, что свидетельствует о силе секулярной веры.  Несмотря на различие прогрессивных идеологий (например,  реформистские и революционные), и те и другие опираются на веру в то, что история  это  нарастающий процесс,  смысл т ценность которого сохраняются и возрастают.

В реальности, однако,  история неоднократно прерывалась, причем в разрывах приобретенное безвозвратно терялось. Будь то война или революция, голод или эпидемия — или их смертельная комбинация, как в русской гражданской войне, — внезапная смерть образа жизни является обычным для истории явлением. Конечно, есть периоды постепенного совершенствования, но они редко длятся дольше двух-трех поколений. Прогресс происходит в промежутках истории, когда история бездействует.

Идея апокалипсиса пришла из теистических религий и  означает окончательное откровение,  приходящее с концом времени. Папа Григорий Великий, избранный во время Римской чумы 590 года, от которой умер его предшественник Пелагий II, писал: “конец света уже не просто предсказан, но и явлен сам собой.”

Но конец света не наступил. Четыре всадника приходили и уходили, а история шла своим чередом. В том, эсхатологическом смысле, в каком его понимал Григорий, апокалипсиса не существует.  Но если речь идет о  конце конкретных созданных людьми рукотворных миров, то апокалипсис, конечно, это повторяющийся исторический опыт.

Читая дневники тех, кто пережил революцию в России, нельзя не увидеть, с каким недоверием они  наблюдали  за тем, как огромная, многовековая империя Романовых таяла в считанные месяцы.  Лишь немногие признавали, что хорошо знакомый им мир может исчезнуть. Но даже в этом случае они надеялись, что он возвратится.  Многие прошли через подобный опыт и в Европе, когда Великая война разрушила то, что Стефан Цвейг в своих элегических мемуарах называл  "миром безопасности".

Сегодня мы находимся в аналогичном времени. Мы не проснемся после изоляции в том же самом мире и не обнаружим, что он стал чуть хуже, как утверждал французский писатель и провокатор Мишель Ульбек.  (Отвергая вирус как “банальный", он заметил, что он “даже не передается половым путем”. На самом деле последние сообщения свидетельствуют, что он может передаваться через сперму.)

Многое, существовавшее до появления вируса, уже невосполнимо. Вероятно, будет разработана вакцина, а также методы, снижающие летальность вируса. Но на это, скорее всего, уйдут годы, а тем временем наша жизнь изменится до неузнаваемости. Даже когда вакцина прибудет, deus ex machina не развеет страх народа перед очередной волной инфекций или новым вирусом. Общественные отношения будут препятствовать любому возвращению к  до-вирусной жизни.

Здесь уместно сравнить наше время не с предыдущими пандемиями, такими как испанский грипп, а с более поздними последствиями терроризма. Число погибших в результате террористических актов может быть небольшим. Но эта угроза носит эндемический характер,  сильно изменивший всю структуру повседневной жизни. Видеокамеры и процедуры безопасности в общественных местах стали частью нашего «нового» образа жизни.

Ковид-19, возможно, и не является исключительно смертоносным патогеном, но он достаточно опасен. Вскоре температурные проверки станут повсеместными, а наблюдение с помощью мобильных телефонов вездесущим. Социальная дистанцированность, в той или иной форме, укоренится повсюду за пределами дома. Воздействие на экономику будет неизмеримо большим. Предприятия, которые быстро адаптируются, будут процветать, но сектора, рассчитывающие на дореволюционный образ жизни - пабы, рестораны, спортивные мероприятия, дискотеки и авиаперелеты, например, — сократятся или вообще исчезнут. Старая жизнь беззаботного человеческого общения исчезнет из памяти.

Некоторые профессии, впрочем, смогут приобрести власть и статус. Работники здравоохранения  нуждаются не только в аплодисментах. Более высокая оплата   возможна для медиков и  работающих в секторе услуг.  Работающие  в других секторах экономики,  таких, как шоубизнес,  скорее всего, будут жить хуже.

Воздействие на “классы знаний" будет иметь далеко идущие последствия. Высшее образование, в центре которого лежала студенческая жизнь, социальное дистанцирование сделает невозможным. Музеи, журналистика, издательское дело и искусство - все они столкнутся с подобными потрясениями.  Автоматизация и искусственный интеллект сотрут с лица земли целые отрасли рабочих мест среднего класса.  Остатки буржуазной жизни будут сметены напрочь.

По мере того как дореволюционная жизнь будет уходить в историю, большая часть профессиональных классов столкнется с опытом тех, кто стал  невостребованным  после резких исторических перемен. Остатки буржуазии не должны бояться голода или концентрационных лагерей, но мир, в котором она жила, исчезнет перед ее глазами. В том, что они переживают, нет ничего нового. История - это череда апокалипсисов, и пока что этот апокалипсис мягче многих других.


*  *  *

[Комментарий ВП. Надо признать, что периоды апокалипсиса скорее правило нежели исключение из человеческой истории. Автор остановился на России. Но все страны, в той или иной степени, ощутили на себе «дыхание смерти». И продолжают ощущать.   Сегодня это уже не бредовые  идеи отдельных личностей, приводящих мир на край гибели. Сегодня это жизни 8 млрд людей,  отбирающих  у мира его стойкость.("Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать") Но как  заметил американский поэт Робинсон Джефферс, за каждым апокалипсисом новые ценности.

Хотите услышать, какие это ценности? Пермакультура, простая человеческая жизнь, дикая природа, чистая вода и чистая еда, общение с детьми, семьей и друзьями, изучение растений, творческий ручной труд, и еще очень много чудесного, забытого современной цивилизацией, и там нет Илона Маска. 

Примечание: я попытался использовать машинный перевод для этой статьи, но потом пожалел. Львиная доля усилий уходит на исправление стилистики, которая остается натянутой. Это лишнее подтверждение ущербности машинных переводов. Об ущербе, который машинные переводы наносят языку и культуре целом, я давно намеревался написать. С появлением компьютерных программ-переводчиков в 90-х, издание переводной литературы пошло на поток. Издательства выпускали зарубежные романы, не слишком заботясь об их аутентичности. Философские труды читать практически бесполезно.   Любопытно сравнить советские переводы, выполненные  в прошлые годы, с современными:  первые, как правило, отличаются высоким профессионализмом, вторые читать невозможно.]