Искушение Глава 01

Заканчивался второй месяц весны, то есть первый месяц второго кварт ала (если считать отчётными периодами). Большая часть населения Великой и могучей страны, наконец, протяжно выдохнула, после тяжелейших сражений  за свои кровные,  честно заработанные  копейки и приготовилась поддержать рабочих американского города Чикаго в их справедливой борьбе за свои права.
 При этом наше сознательное  и правильно воспитанное население, безропотно отстегнуло от своих доходов отнюдь не малую их часть различным  государственным  и как-бы государственным фондам. Полиции – «за крышу», которая не спасает от ненастья; медикам - за лечение от которого можно «склеить ласты»;  дорожникам - за дороги на которых можно отправиться к праотцам раньше положенного времени; пенсионному фонду - за призрачную возможность в старости не сдохнуть с голоду под забором и получить хотя бы крошку с  барского стола; страховщикам - за будущие травмы и увечья, при этом потерянные руки и ноги благодаря регенерации организма отрастут сами, а посему выплаты не обязательны. И уже после всего вышеперечисленного,  внимая экрану телевизора, в котором по всем программам транслируют сирых и убогих оптом и в розницу, выдавливая  реки слёз у сердобольных домохозяек -  вывернем  карманы  и скинемся всем миром,  на лечение своих же детей за границей, потому, как  у нас их лечить не на что, да и некому.
Всё! Или кажется всё.  Разгибаем спину, чтобы снова её согнуть в майские, как-бы праздники, на посадке такой любимой нашим недокормленным населением картошки. А как без неё?
                Здравствуй, милая картошка-тошка-тошка-тошка,
                Низко бьем тебе челом-лом-лом.
                Наша дальняя дорожка-рожка-рожка-рожка
                Нам с тобою нипочем-чем-чем!

 Оно и понятно! По дороге  к светлому и беззаботному будущему  кормить никто и никогда не обещал. По этой самой причине и мечта у нашего населения была  всегда одна, как у беспризорника по кличке «Мамочка» из кинофильма «Республика ШКИД» - «Нажраться от пуза!». Правда, в ответ всегда звучало: «А, заварите-ка нам свежего морковного…». Вот поэтому картошка…, и  обязательно наша отечественная, а не какая-то там импортная.  Чуждый  нам и нашим желудкам  заморский корнеплод всхожести никакой не имеет, что не раз было доказано экспериментальным путём.
Не имеют всхожести и заморские идеи заносимые в наши ****я, кстати Ебеня – город в Австрии не представляющий из себя ничего интересного, как и заграничные идеи, благополучно загнивающие на Российской не паханной с 1918г. ниве.
Март был суров и не предсказуем. Не успевало солнце выглянуть из-за тучи, распуская тёплые лучи, растапливая проталины и ломая лёд в лужах, как налетал пронзительно холодный ветер и вместо весенней капели с крыш сползали массивные сосульки, грозясь, обрушится на головы проходящих по тротуару прохожих. Говорят одной такой «сосулей» пришибло незадачливого иностранного туриста, который раскрыв рот, прогуливался по центру города, восхищаясь красотами архитектуры в стилях: расчётливый конструктивизм,  рациональный минимализм и нависающий монументализм. Бедняга не успел даже охнуть, а скорая не успела, как всегда, приехать. Оно и понятно, к покойнику торопиться не зачем. Зато агент похоронного агентства появился сразу же, как только «сосуля» начала своё движение вниз, оторвавшись от козырька крыши. Говорят, он даже успел обмерить будущее тело покойного и заключить с ним договор на оказание ритуальных услуг.
В апреле весна отыграла, потерянные было позиции. В последние десять дней месяца так распогодилось, что за высыпавшими повсюду жёлтыми цветами мать-и-мачехи стали набухать и выстреливать молодой листвой почки на деревьях. Воздух был прозрачен и чист, а небо куполообразно-бирюзовое, как бывает только в начале весны, когда нет ещё многообразия летних запахов растворённых в горячем коктейле воздушных масс прихлопнутых сверху раскалённой крышкой небосвода.
Михаил Рудольфович Мамонтов стоял на обширном балконе пен хауса  в плотном бархатном халате. На спине золотым шитьём красовалась надпись : «КОМСОРГ». Халат был подарком старинных  друзей, данью уважения и напоминанием о далёкой комсомольской юности, поэтому имел особенную ценность.
Раскурив кубинскую сигару и прихлёбывая из тонкой фарфоровой чашечки ручной работы кофе известной финской марки «Paulig», распространяя по балкону восхитительный аромат цитруса и ореха, хозяин направился к инкрустированному монетами различных государств дизайнерскому столику и опустился в удобное, мягкое кресло
Окружающий пейзаж радовал глаз. Палитра красок была пастельно-нежна в своей первозданности, невольно вызывая ассоциацию с полотнами импрессионистов, так обожаемых хозяином пен хауса. Идиллическая картина беззаботного существования омрачалась лёгкой тенью задумчивости на светлом челе Михаила Рудольфовича.
Взирая с высоты пятнадцатого этажа на раскинувшийся внизу город, хозяин города, (а именно таковым на протяжении ряда лет и являлся наш персонаж, протирая казённое губернаторское кресло в мэрии), испытывал определённую гордость за небесцельно прожитые годы. Картина внизу радовала.
За последние годы город сильно изменился. Особенно центр. Появилось три храма - торговли, поставили у кинотеатра памятник молодости, хотя почему памятник? Звучит как-то по кладбищенски, как будто молодость была, а потом внезапно скончалась. Надо по новомодному – «АРТ-объект» например. Из гранитной плитки в небо торчали то ли поломанные крылья, то ли покоцаные паруса, которые больше напоминали беспорядочно торчащие листья вечнозелёного растения «Сансевиерия» в простонародье именуемое «Щучий хвост». Вынесли за городскую черту два промышленных предприятия. Причем вынесли в неизвестном направлении. Потому что за городской чертой эти предприятия так и не появились. Да и ни к чему, всё равно одни убытки от них. На одном выпускали чемоданы и кожгалантерею, на другом шариковые ручки. На кой они нам сдались, когда есть Китай. Зато на освободившемся месте будет построен жилой комплекс и развлекательный центр с кинотеатром. Заботиться надо о людях. За-бо-тить-ся! На перспективу надо работать. Для молодых стараться. Нечего цепляться за отжившую свой век рухлядь.
С балкона хорошо были видны новостройки на месте бывших предприятий. Строительство шло запланированными темпами. Высоко торчащие в небо башенные краны радовали прищуренные на солнце глаза губернатора, живущего по принципу героя романа «Преступление и наказание» Аркадия Ивановича Свидригайлова, который считал, что совершать дурные поступки во имя благой цели вполне позволительно, а когда «цель оправдывает средства..», тут уж как говорится: «сам бог велел». Тем более САМ, всеми уважаемый Владимир Ильич настаивал на комплектовании аппарата государства из среды господствующего класса, то есть  «пролетариата» или если вам угодно - «гегемона», поэтому управлять господствующим классом взялись профессиональные революционеры;  в прошлом – террористы- убийцы, пропагандисты-агитаторы, налётчики-авантюристы, уголовники-аферисты, бомбисты-боевики, шарлатаны-популисты и тому подобные «святые» упыри. Вот такой нам достался господствующий класс, вместо помазанников божьих, князей да графьёф там разных, кичащихся голубыми кровями.
На майские, после официальной части, от которой, как и от самого праздника, со временем остались одни воспоминания, у Михаила Рудольфовича всегда проходила запланированная акция. В этот день никто не имел права тревожить хозяина города. Для всех он исчезал с горизонта на три дня, не отвечал на звонки, не вёл никаких важных дел и не с кем не встречался, а так же никто не имел права его беспокоить, даже если на земле начнётся апокалипсис. Мамонтов сам, без водителя и охраны уезжал в неизвестном направлении и появлялся ровно через три дня. Заведено это было с незапамятных времён. Все давно привыкли к такому необъяснимому поведению хозяина, считали это чудачеством и воспринимали как должное. Периодически  появлялись различные домыслы: одни утверждали, что это время он проводит с молодой любовницей в Париже, другие – что играет по крупному в подпольном казино, спуская государственные денежки; третьи утверждали, что губернатор является членом тайного общества, возможно даже членом масонской ложи, и каждый год ездит на инструктаж.
Из комнаты доносился голос диктора, вещавший из телевизора о подготовке очередных выборов.
«На кой это всё? Только деньги зря расходуют. Развели демократию, - рассуждал про себя Мамонтов, – Показуха одна, да и только, как при «советах». Народу не угодишь. Царей сколько веков «батюшками» величали? Императриц – «матушками» кликали, «заступниками»;  в пояс кланялись, шапки ломали, лбами о землю стучали, сапоги лизали как собаки, на брюхе ползали. В один момент всё на слом пустили, накопленное веками, в тар-тар-ары разнесли, веру предали, страну пропили. А за что? За обещание свободы, земли, равенства и братства? А где это равенство? Кто его видел? Ленина и то «вождём» называли, да ещё мирового пролетариата. Хоть и товарищ, как-бы, а всё равно «вождь».  Чем не царь? Сталин вообще «Отец всех народов!», почти божество. А сколько ещё различных «Великих кормчих», «Ата Тюрков», «Дуче», «Фюререров» и «Каудильо» лезли вон из кожи в попытках возглавить и осчастливить.
Тут в голове у Михаила Рудольфовича всплыла строчка из сказки Пушкина: «…Уж не хочет быть она царицей, хочет быть Владычицей морскою; чтобы жить ей в Окияне-море, чтобы ты сама ей служила.»  А чем всё закончилось?  Разбитым корытом…» . От корыта ушли,  к корыту и вернулись. Одним словом – «свинство».
 Мамонтов  глубоко затянулся сигарным дымом.  «Перестройку организовали – развалили всё опять к чертям собачьим. Собирай потом Родину по кускам, преумножай богатства. Для чего? Чтобы очередной дурачёк-прохиндей всё пропил и разбазарил? А и выберут именно такого: сладкоголосого, да многообещающего. Всё как в библии написано. Кто свет и правду несёт – на крест в терновом венце. А кто дубиной по голове колотит,  да обещаниями сыпет - тот и молодец. Как в девяностые все эти «пламенные» ленинцы побежали свои красные книжечки сдавать! Иуды! Как быстро веру свою в унитаз спустили. Мол «… не верили ни когда, жизнь такая была, по другому нельзя…» и в церковь опять всей оравой ломанулись, - « в душе всегда верили, но стеснялись». А теперь всей кодлой будем в очередной раз Россею-матушку спасать. Хрен вам!  Жрать вы хотели вкусно, да спать сладко, а не лес валить, да вагоны разгружать. Тоже мне объединяющая сила: ум, честь и совесть! Ум - пропили, честь - продали, а где совесть была там – не скажу чего, выросло».
Михаил Рудольфович имел полное моральное, да и человеческое право так рассуждать, … но только мысленно. Пройдя путь от комсорга класса, до парторга завода он прекрасно помнил, как всё происходило на самом деле, наблюдая проблему изнутри. Ему повезло. Он не попал ни под каток «перестройки», ни под пули девяностых. Будучи хорошим хозяйственником и организатором, он был необходимым всем, тем административным ресурсом, который нужен любой власти. Большевики не стесняясь использовали для своих нужд бывших белых офицеров и чиновников, перекрестив «золотопогонников» в «военспецов». А, небезызвестный Анастас Микоян так тот вообще «…от Ильича до Ильича без гемороя и паралича». Ни один генсек пальцем не тронул. Шашкой махать, да на трибуне ножкой притопывать, это вам не Россию кормить. Сладкими речами сыт не будешь. А мечты о мировой революции? Как там у Александра Блока :
                Мы на горе всем буржуям
Мировой пожар раздуем.
Мировой пожар в крови -
Господи благослови!
Не благословил.  А то жили бы на пепелище. Всемирного потопа не надо, сами себя вычеркнули бы из списка живых.
Рассуждая так,  Мамонтов, как будто репетировал речь или готовился  к будущей серьёзной полемике с оппонентом не менее образованным и значимым, чем сам Михаил Рудольфович.
Губернатор прикрыл газа и подставил холёное личико пригревающему весеннему солнышку.
!



!