Нарцисс Араратской Долины. Глава 32

Продолжу свои неторопливые воспоминания и буду повествовать дальше, пока память моя не угасла, и трепетное вдохновение  не покинуло  меня. Каждое утро, просыпаясь и возвращаясь в реальность, не чувствую особого желания продолжать сей труд; но всё равно, сажусь и пишу дальше. В процессе, голова проясняется, и постепенно появляется очередная глава, в которой я пытаюсь хоть что-то передать о тех годах своей непутёвой молодости. Возможно, что будь моя молодость более правильной и не такой странной, то и мемуаров бы не имело смысла писать. О чём писать, если всё было правильно в жизни сделано, и ты не потратил драгоценного времени впустую? Писать, в таком случае, не о чем, да и времени на это у человека не будет. Просыпаясь рано, нормальный человек идёт на работу, где нормально работает; и даже если у него потом остаются силы на творчество, то он не будет заниматься всякой ерундой, и записывать никому не нужные детали из своей правильной жизни. К тому же, нормального человека всегда буду окружать нормальные друзья и сослуживцы. Меня же, как я думаю, окружали всегда не совсем нормальные люди или, как их можно было бы назвать, - чудаки; поэтому, стоит продолжить далее писать, по утрам, свои мемуары, несмотря на неблагодарность этого занятия.                Даже и не знаю с чего начать… В общем, закончились бурные восьмидесятые.

 Наступили не менее бурные девяностые годы. Тот первый, 1990 год, я встретил на севере города Москвы, в районе метро «Медведково»; куда был приглашён, со своим другом архитектором Колей, нашими двумя подружками. Их обеих звали Аннами. Мы с ними познакомились не на улице Арбат, как это происходило обычно, нас с ними свёл один приятель Николай Николаевича; он был тоже архитектором; очень обаятельный человек, чьё имя я, к сожалению, запамятовал. Он нас как-то пригласил в квартиру-музей Луначарского, расположенную рядом с Арбатом, в Денежном переулке, который тогда ещё назывался улицей архитектора Веснина. В этой огромной квартире работали две симпатичные и культурные девушки-москвички.  Не наркоманки, не алкоголички, не распутницы. Одна из этих девушек очень увлеклась Колей, а другой, почему-то, приглянулся автор этих мемуаров. Мы начали к ним иногда заглядывать, и пить с ними чай, и разговаривать на культурные темы. Никакого разврата на старом кожаном диване, где отдыхал знаменитый просветитель и революционер, не происходило; хотя тогда можно было бы этим заниматься без особого страха, потому что подсматривающих устройств там не наблюдалось. Говорили, что сюда иногда захаживал сам товарищ Сталин! И тоже сиживал на этом диване, и даже иногда на нём отдыхал, пока товарищ Луначарский занимался своей богатой литературной деятельностью. Кто только не заходил в эту знаменитую квартиру. Всем Анатолий Васильевич помогал и всем он был рад; потому что нарком просвещения являл собой чистый дух подлинного интернационализма и бескорыстия. Его все уважали, и даже сам Троцкий о нём не сказал ни одного дурного слова. Скончался Луначарский в 1933 году, где-то во Франции, на пути в Испанию, куда был назначен советским полпредом. Его доброе большевистское сердце не выдержало такой нагрузки…

                Анны не были притягательными красотками, но они обладали чувством юмора, и с ними приятно было поговорить о том, и о сём. Первая Анна, девушка со скромной неброской внешностью, всегда пребывала в меланхолично задумчивом настроении, и её мягкая добрая материнская улыбка очень её украшала. Волосы у неё были тёмные, и, скорей всего, в ней текла мудрая еврейская кровь. Вторая Анна, наоборот, всегда смеялась и даже хохотала над нашими шутками. Она была невысокая и немного полненькая; большой рот с яркими губами; глаза тоже крупные и щёчки алые; и большая белая грудь; и именно ей я и приглянулся. Меня же она мало возбуждала. Почему? Мне сложно было бы, ясно, на этот непростой вопрос дать определённый и чёткий ответ. Почему с одними девушками хочется заниматься греховными играми, а с другими хочется просто общаться на умные темы, и совсем не хочется их раздевать догола и предаваться телесному разврату. Видимо, в нас есть некий магнит, который реагирует на длинноногих  ярко-нахальных барышень, и совсем не хочет двигаться, когда в женщине что-то такое тихое и спокойное.  И почему одной Анне сильно понравился наш большой Коля, а другой – худой, суетливо-лысоватый я? Хотя, с Колей всё было ясно, - Николай Николаевич не мог, не нравится нормальным женщинам; он являл собой настоящего крупного одинокого самца, которого не удалось загнать в семейное стойло ни одной женщине. Я же, напротив, совсем не являл собой лакомый кусок, который мечтала бы заглотить настоящая полноценная самка. На меня реагировали девушки странные и не очень ярко-сексапильные. Хотя, бывали иногда исключения, что лишний раз напоминает, что в Природе не всё так просто, и в ней много загадок и недомолвок, и всё тут по полочкам, аккуратно, не разложить.

                Тот Новый год, когда нам, тогда ещё советским телезрителям, впервые показали непристойный танец «Ламбада», мы, с моим другом Колей, встретили в гостях у той Анны, которой нравился я. Она жила с мамой в двухкомнатной квартирке, в районе метро «Медведково». Это было крайне  далеко. Как же она ездит каждый день на работу из такой северной дали? Меня это тогда сильно удивило. Другая Анна, которой нравился Коля, тоже жила не близко, в районе метро «Речной вокзал». Где-то там обитал другой мой друг, Ваня-геодезист, к кому я частенько наведывался, в начале своих московских блужданий и бездомных мытарств. Мы с Колей тоже были у неё один раз в гостях. Она жила с мамой и с бабушкой. С папами, мамы обеих Анн, находились в состоянии развода. В Москве такая грустная ситуация наблюдалась повсеместно, и, видимо, такие неполные семьи, каким-то образом, оказывали болезненное влияние на психику юных москвичек и москвичей. Полных семей, с добрыми папами и мудрыми дедушками, я встречал крайне редко или, верней сказать, мне такие семьи не попадались. Если у кого-то и были отцы, то они либо были выпивохи, либо жили на стороне, либо умирали в среднем возрасте. Практически все мои друзья воспитывались довольно суровыми и не очень жизнерадостными мамами. В этом смысле, я, можно сказать, был счастливчиком; мои, папа с мамой, жили вместе, и такое наблюдалось практически повсеместно в городе Ереване, где библейская гора Арарат и местные культурные традиции способствовали укреплению семейных отношений…

                Была ли у нас эротическая близость с этими девушками в ту новогоднюю ночь?.. Смутно помню подробности, но точно могу сказать, что близость эта была. У меня она произошла точно, и я не испытывал огромной радости, по этому поводу. На утро я ощутил себя потерянным, и мне захотелось поскорей уехать, как-бы «на свободу». Больше у меня с этой, доброй и симпатичной девушкой ничего не было и, виной тому, видимо, эта быстрая и не очень нужная сексуальная связь. А с другой стороны, на взгляд разумного циника, в этом не было ничего плохого. Что может быть плохого, когда молодой неженатый мужчина и молодая неженатая женщина вступают, по свободной воле, в половые отношения? Просто, видимо, я не был таким уж бабником, и мне, в принципе, не очень всего этого и хотелось. Я не испытывал сильного сексуального желания. Я не терял голову и не сходил с ума, по поводу того, что у меня нет близкой подруги. Можно сказать, что моё либидо никогда не зашкаливало за допустимый уровень; и всё это находилось под контролем моей умной головы. Мне не особо были нужны женщины, и я вполне довольствовался «самоудовлетворением», если уж совсем было невмоготу. Половое влечение усиливалось резко, под влиянием алкогольных паров. Видимо, такое происходит у большинства людей. И почему так происходит, материалистической науке точно не известно. Алкоголь ослабляет самоконтроль, и позволяет себя не очень контролировать. Руки сами лезут туда, куда они не лезли бы, если бы голова умела в этот момент здраво рассуждать и критично оценивать ситуацию. Трезвый же человек не будет совершать глупые поступки, и знакомиться на Арбате с незнакомыми девушками, что я совершал, будучи слегка нетрезв. Ну, как это было в начале моих мемуаров, где я, таким образом, познакомился с девушкой Светланой из Донецка…

                Это был наш второй, и последний Новый год, который мы с моим другом архитектором Колей встретили вместе. Николай Николаевич стал постепенно куда-то удаляться в пространстве и, на мой взгляд, немного сходить с ума. Мы продолжали иногда встречаться и общаться, но как-то уже не так душевно и открыто. Он, с головой, ушёл в политику, и пристально следил за драматичными событиями, происходящими у нас в стране. К Аннам, на квартиру Луначарского, мы больше не заходили, и, я думаю, зря; всё-таки, это были хорошие подруги, которым мы нравились, и которые нам искренне радовались. Это очень странно, что отношения между мужчинами и женщинами строятся исключительно на всех этих низменных желаниях. Мужчина хочет женщину соблазнить и раздеть догола и, затем, скрыться, не думая о том, что это не есть самое главное в отношениях между противоположными полами. Настоящей дружбы, без похоти и коварных половых игр, я практически, между мужчинами и женщинами, не встречал. Возможно, мне не повезло, и такие чистые и духовные отношения бывают. С Анной, которой я нравился, я один раз сходил в кинотеатр «Ударник»; там шёл фильм Феллини, который мне очень понравился; этот фильм назывался «Город женщин». Анне вдруг захотелось с киносеанса уйти, - у неё разболелась голова от этого Феллини. Я не стал уходить вместе с нею, и продолжил просмотр. Это её, видимо, немного обидело, и мы больше не встречались.  Как-то это всё получилось с моей стороны невежливо, и не по-джентльменски. Сейчас бы я так не поступил, и не стал бы досматривать какой-то там фильм, пусть это будет даже шедевр. Кино – это иллюзии и надувательство, а реальная жизнь – это жизнь; и не надо становиться рабом, так называемого, киноискусства, созданного для возбуждения низменных желаний у обывателей, и не дающего человеку никаких объяснений о смысле его существования на планете Земля…