Военная разведка. Том 2. Афган. Чечня. 3

Везунчик

— Нас сразу готовили к Афганистану, безо всяких умолчаний. Еще в  Батайске перед отправкой в  прибалтийскую учебную часть сказали, что набирают роту бэтээрщиков для службы в Афгане. И наша рота попала целиком. В учебке были прыжки из самолета с  парашютом. Потом я  переучивался, чтобы пересесть на эту боевую машину — бронетранспортер.
И из Прибалтики с ее бархатным климатом Николай Валентинович Башков со товарищи попал в Афганистан. Произошло все очень быстро:
— 28  октября 1982  года мы собрали свои солдатские вещи — шинели с касками, сели в самолет и… Вечером были в Белоруссии, утром — в Кабуле. Это же ВДВ. Там нас расформировали по частям и отправили в батальоны. Правда, больше с парашютом не прыгал. В Афгане стал механиком-водителем БТР. И считаю, что мне повезло. Надежная машина не раз выручала весь наш экипаж. В 1982-м мне было восемнадцать
лет. Первое время я даже боялся машины. Ведь сразу после автошколы попал в горы. А это — перевалы, серпантины. Иной раз во время движения посмотрим вверх на перевал, и кажется, что впереди еще одна колонна идет, а потом выясняется, что это наша колонна так растянулась.
Когда собирались на боевое задание, каждый из нас чувствовал большую ответственность. Это поначалу мы злились на своего командира, который не давал нам спать, пока не приведем оружие в порядок: его надо вычистить, смазать, чтобы потом в бою не заклинило, — вспоминает ветеран.
— Экипаж БТР — три бойца. Машина досталась новая.
И Николай следил за тем, чтобы все было в норме: в достатке масло, чтобы не перегрелась на палящем солнце, когда тени нет совсем, потому что солнце в зените. Самое главное — на мины не наехать.
Мне везло — удавалось аккуратно объезжать мины, а многие, к  сожалению, подрывались, гибли. Поверьте, это не похвальба, это везение. У  нас в  таких случаях говорили: «Значит, мина не твоя».
Бывало, сутками стояли в  пустыне в  ожидании караванов из Пакистана или Ирана. Грузы традиционные — оружие или наркотики. Жара невыносимая — под шестьдесят градусов, а у нас у каждого с собой всего семисотграммовая фляжка воды. И тут выручала машина. В технические рукава можно было налить больше воды. Иногда машину обливали, чтобы хотя бы немножко охладить. Но это почти не спасало.
Своими тропами торговцы смертью перевозили грузы на верблюдах и  ишаках. Когда караваны подходили, бойцы захватывали духов бородатых и передавали руководству Афганистана. Дальнейшая их судьба неизвестна: может, действительно, понесли наказание, а  может, их отпустили с  миром, и они продолжали свое дело. Ведь Америка исправно снабжала боевиков.
— Наша рота возвращалась с задания, а вот седьмой не повезло: в зеленку вошли — и не вышли. Мы тогда так и не узнали, что произошло.
Николай Валентинович говорит, что долго воевать ему не довелось. Заболел тифом, что в условиях Афганистана не редкость, и отправился по госпиталям: Кабул, Кандагар и, наконец, Ташкент. Полгода провел на больничной койке!
— Там насмотрелся всего — до сих пор становится больно от воспоминаний. Ребят, которые лежали после операций, старался подбодрить: «Держитесь!». Днем они еще крепились, а по ночам плакали навзрыд: ведь молодые, уцелели всетаки, вся жизнь еще впереди, а они — калеки, кто без ноги, кто без руки… «Кто говорит, что на войне не страшно, тот ничего не знает о войне».
В госпитале его комиссовали: «Не годен к строевой».
Вернулся домой, и начались хождения по больницам. Инвалидность дали уже на гражданке. А  надо было устраивать жизнь.
Это было непросто.
— Мы думали, что придем домой героями: в книжках читали, в кино видели, как встречали участников Великой Отечественной войны. А оказалось, нас никто не ждал и никто не хотел вникать в наши проблемы. Не волновали наши болячки и душевные раны…
Николай Валентинович сначала работал шофером в больнице, потом  — сварщиком на заводе «Орловсксельмаш».
Снова пришлось учиться, хотя раньше и был какой-никакой опыт  — «варил самоучкой». Работал в  третьем цеху  — на прорыве. А там — дым, загазованность, жара — после всего перенесенного в Афгане! Но — выдюжил!
Сейчас он инвалид первой группы. Недавно пережил инсульт. Смог подняться на ноги, но левая рука так и не слушается. Однако солдат не сдается. Проводит реабилитацию: потихоньку помогает по хозяйству. Хотя… во дворе очень многое
сделано его руками.
Врачи называют Николая Валентиновича везунчиком:
тиф его не сломил, и с инсультом он продолжает борьбу. Вот только память стала подводить. Да и время делает свое дело.
Но всплывают, как из небытия, имена боевых друзей: первым оператором-наводчиком был Виктор Кухтин, сержант Владимир Железнов, пулеметчик, впоследствии получил орден Красной Звезды.
— Мы, тогдашние пацаны, звали его Ржавый: фамилия Железнов, а волосы рыжие! И вообще, у нас там у всех клички были. Своего рода конспирация. Жаль только, клички запомнились, а имена — нет. Как теперь искать?
Ветерана войны в Афганистане волнует то, что в наши дни появилось много неправды о событиях 1979—1989 годов.
— В фильме порой смотришь — и стыдно! Довелось увидеть сюжет, будто наши бойцы с духами договариваются. Не могло быть такого в принципе! Хотя бы спустя три десятилетия можно рассказать всю правду об этой войне?

Л. Архипова-Уральцева


Вместо имени — номер 16…

— В Афганистан я  попал необычно. Можно сказать, по разнарядке. Учебная часть у  нас была в  городе Октемберяне Армении. Оттуда я попал на погранзаставу. Радовался — почетно служить в погранвойсках! А вскоре пришла командованию разнарядка: от каждой заставы по два человека надо направить в Афганистан. Как-то так получилось, что выбор пал на меня, — начал рассказ Сергей Николаевич Кирченко.
Командир заставы сказал коротко: «Готовь вещи». Быстро собрался, и на поезде отправились в Ереван, а оттуда — в Баку. В дороге познакомился с земляком — орловчанином Владимиром Самойловым.
Сергей Николаевич родом из Зимовников, но к тому моменту, когда сына отправили на службу, родители уже перебрались в поселок Орловский. В Баку новоиспеченные пограничники пробыли неделю. Там сформировали воинское подразделение и для порядка спросили, нет ли среди солдат тех, кто не хочет служить в Афганистане. Таких не оказалось. Уже наступил 1985-й год, и парни знали: ТАМ идет война и находящимся там нужна замена.
— В Баку привезли на аэродром, запихнули в  самолеты — два больших, грузовых, и один маленький. Я летел в маленьком. Потом было много таинственного. Ночью прибыли в Термез, там переночевали, и оттуда нас повезли куда-то на машинах. Поселили в какое-то большое здание, рядом с которым были палатки. Потом построили, посадили на вертолеты, и мы полетели в Таджикистан — город Пяндж. Там — новое построение. Рассказали, у кого какая специальность будет во время прохождения дальнейшей службы. Я был водителем.
И начали нас готовить к афганским дорогам: учили ездить по горам, перевалам, по пескам, след в след — все как положено.
Через месяц снова без всяких объяснений посадили в вертолет. Оказалось, летим снова в Термез. Там готовили и саперов, и минеров, и связистов — чтобы мы обо всем имени представление. В Термезе нам пришлось задержаться — подул сильный
афганец. Как только он стих, вновь привезли к вертолетам. На этот раз уже четко сказали, куда летим. Тут мы с земляком расстались. Он попал в  другую мотоманевренную группу (мангруппу). В моей мангруппе было 300 человек. По-другому нас называли диверсантами.
Как только вертолет приземлился, командир дал команду выходить — очень быстро, полуприсядью. В таком же темпе в  винтокрылую машину погрузились демобилизованные
и улетели на Родину…
У нас не было никаких знаков различия — ни погон, ни петличек. У нас не стало даже имен. Друг к другу обращались по номерам. У меня был шестнадцатый. Так и не узнал фамилию командира, только — номер один.
Местом нашей дислокации стала провинция Балх, в семи километрах от большого кишлака Мармоль. Практически мы его прикрывали, расположившись вокруг точками: две — высоко в горах и одна — внизу, в полукилометре от кишлака.
Жили в землянке: прямо от вертолетной площадки вела нора в землянку. Освещение — керосиновая лампа. Электричество включали только тогда, когда передавали информацию в Москву. Наша мангруппа работала только со столицей и выполняла только приказы столичного командования.
Очень часто, отправляясь на задания, проезжали мимо города Мазари-Шарифа. Очень красивый город с  дворцами и мечетями. Жаль, любоваться было некогда. Главное — побыстрее проскочить, чтобы не нарваться на обстрел духов.
С местными жителями тоже приходилось держать ухо востро. Ничего нельзя у  них брать: в  любое устройство  — будь то игрушка, шариковая ручка  — могли вмонтировать взрывчатку.
Родители в  поселке Орловском и  не догадывались, что сын за кордоном. Ведь на конверте мы писали: «город Термез, полевая почта № …» Чтобы полностью усыпить бдительность, сын писал о том, что убирает хлопок на плантациях Узбекистана. Только сестра догадалась: так долго хлопок не убирают! Да к тому же у нее муж тоже служил в Афганистане.
В группе обеспечения, куда попал Сергей Николаевич, для себя все привозили сами. Вертолетом доставляли воду в бочках на точки.
Воду приходилось пить только хлорированную, чтобы не заболеть. Но желтухи избежать удалось единицам. Госпиталь находился в Термезе. Среди наших бойцов был врач, но… стоматолог. Он так и  говорил: «Ребята, не обессудьте, если бы надо было вылечить зуб, я  бы вылечил!». Желтуху лечили сами — в основном сгущенкой. Печень любит сладенькое!
Каждое утро ездили в кишлак — возили местным жителям спички, керосин и продукты. За это они, хоть и весьма дозировано, давали информацию о том, где засели банды душманов. Мы и за малость информации были благодарны, хотя всегда понимали и не сбрасывали со счетов то, что народ этот очень хитрый: полчаса они добрые, а потом — звери… К ним никогда нельзя поворачиваться спиной!
Люди всей правды и  не могли сказать, потому что ночью с  гор спускались душманы и  терроризировали своих же. У  них нет понятия «свой  — чужой». Что касается солдат афганской армии, они, когда наши бойцы шли на операцию вместе с  ними, очень часто по-шакальи трусливо выжидали исхода боя, смотрели, чью позицию занять. Полная беспринципность!
Сергей Николаевич вспоминает, как готовил себе замену. Пополнение надо было готовить очень быстро. Командиры так и говорили: «Чем быстрее подготовите новобранцев, тем быстрее демобилизуетесь и  отправитесь домой».
С пареньком повезло, он уже имел представление о машинах.
Подготовил его за три дня. Даже в боевой поход вместе успели сходить. Потом уже, будучи в Союзе, Сергей Николаевич узнал — когда колонна машин отправилась в рейс за продуктами и оружием в Союз, его машина, на которой теперь был паренек, подорвалась на мине, и он погиб.
— Я тоже подрывался. Мина взорвалась в  задней части машины, и  меня очень далеко выкинуло. Во время взрыва меня контузило. Это было, еще когда ездил на ЗИЛ-131. Меня ребята сразу подхватили и посадили в другую машину, а мою столкнули с дороги при помощи БТРа (они шли в колонне через каждые две машины)  — колонна не должна останавливаться! Выкарабкивался своими силами. Несколько дней подряд были дикие головные боли, да они и сейчас меня не оставляют. До сих пор кричу по ночам…
Служба Сергея Николаевича закончилась, можно сказать, тоже по разнарядке. Пришел приказ двоих отправить в Союз, и выбор пал на Кирченко и его друга. Сели в вертолет, на глазах — слезы! Наконец-то ад закончился.
— В Термезе привели себя в порядок, нам выдали удостоверения участника войны. Потом посадили в  поезд ТермезВолгоград, дальше — до Ростова и — домой!

Л. Архипова-Уральцева


Командир эвакуационного приёмника

Служить в рядах Советской Армии Виктору Васильевичу Фроленко довелось в первой половине восьмидесятых.
Призвал его Орловский райвоенкомат, и парень из степного края отправился в прибалтийскую Литву в  десантную учебку. Вскоре стал наводчиком-оператором боевой машины десанта.
— Мы тогда очень хотели попасть в Афганистан — трудности не пугали! Я  даже рапорт писал. Но нас отправили в Германию. Там я полностью прошел срочную службу и решил остаться, чтобы учиться на прапорщика.
В 1985-м Виктора перевели в Ворошиловград (сегодня — Луганск). В 1986-м отправили в Афганистан, в 40-ю армию.
Судьба распорядилась так, что Виктор Фроленко стал командиром отдельного взвода  — эвакуационного приемника армии. Работка не для слабонервных  — эвакуация раненых и больных.
— У нас были санитарные машины ГАЗ-66 и пять уазиков. Их так и называли — санитарки. Спасательный борт летал и с кандагарского аэродрома, и с других. В моем подчинении — 27 солдатиков. Наш госпиталь располагался в Кабуле.
Мы доставляли туда раненых бойцов, с тяжелыми ранениями отправляли в Союз, в столицу Узбекистана Ташкент.
Сколько солдат прошло через руки отдельного взвода, точно никто не скажет. Сотни, тысячи?! Парни выполняли главную задачу: принять раненых оперативно и аккуратно доставить в ближайший госпиталь. Бойцов с легкими ранениями отправляли в санбаты.
— Раненых бойцов было очень много. Все будто на конвейере: привезли, распределили… Крики, стоны, слезы, кровь… Один паренек до сих пор у меня перед глазами. Ему из-за начавшейся после тяжелого ранения гангрены ампутировали руки и ноги. Его отправляли на родину, домой, а он лежал, рыдая, и все приговаривал: «Кому я там такой нужен?»
Но самые тяжелые воспоминания — о том, как отправляли в разные концы необъятной страны «груз 200». Об этом и сегодня трудно говорить — ком в горле стоит…
Отдельному взводу довелось участвовать и в боевых операциях. В одной из них Виктору Васильевичу пришлось принять командование на себя. К чести командира, завершилась операция без потерь. Лишь у  Фроленко и  еще у  двух солдат была контузия.
В 1988  году Виктор Васильевич был награжден медалью «За боевые заслуги». Сегодня он — военный пенсионер, живет на Брянщине.

Л. Архипова-Уральцева


Разведчик из Панджшера

Еще в Батайске новобранцам, среди которых был Николай Кондратенко, сообщили, что их отправляют в Минеральные Воды, а оттуда на самолете доставят в учебный центр, который находится в  туркменском населенном пункте Келяте.
Это база подготовки рядового состава для ДРА — Демократической Республики Афганистан. Горы туркменские почти такие же, как в Афганистане. Командный состав там готовили полгода. Рядовые же проходили трехмесячный карантин.
Это физическая подготовка — походы в горы и военная — на стрельбище.
2  июня 1985  года бойцы принимали присягу. И  полной неожиданностью для Николая был приезд его родных  — мамы и сестры с мужем.
Почти в полном составе из учебки парни отправились на войну. Разве что процентов пять отсеялись — по состоянию здоровья.
— Из нашей, Батайской, группы, все парни, которых я знал, все попали в Афганистан. После учебки нас направили в один полк. Прилетели мы в Кабул, и там нас стали распределять по частям. Вскоре сообщили, что мы должны на самолете лететь в Баграм. Афганских названий мы еще не знали, и многим послышалось «в погран» — подумали, в пограничный полк — и я удивился: «Как в пограничники? Меня готовили в разведку!»
Путь от Баграма продолжился до Панджшерского ущелья. Его центром является кишлак Руха. В нем и базировался третий разведвзвод третьего батальона 682-го мотострелкового полка 108-й дивизии. Там иногда доводилось общаться с местными жителями, и Николай освоил несколько слов на фарси.
— Мы служили вместе с орловчанином Евгением Юрченко, он был в первом батальоне гранатометчиком. Главная задача разведчиков — добыча информации о противнике. Зимой частенько ходили в  ночные засады. Куда мы шли, знал только наш командир. А также сопровождали колонны машин. Не раз участвовали в боевых операциях. Разведка была в первых рядах.
Николай Николаевич запомнил день своего двадцатилетия. 14 июня он был на боевом задании. Командир подарил тридцать боевых патронов. На рассвете 17 июня при сопровождении колонн начались подрывы идущей впереди боевой техники и обстрелы колонны. В этом бою был тяжело ранен.
Дальше — Кабульский госпиталь, в котором находился полтора месяца. Потом возвратился в часть.
— Я после возвращения увидел у мамы стопку моих писем к  ней. Они будто под копирку написаны! «Все хорошо.
Здесь очень жарко». Хотя жарко часто было не от солнца, а от свинцового дождя. Мама так и не узнала о моем ранении.
В Афганистане Николай Николаевич служил еще до 30 октября 1986 года. Потом был долгий путь домой: добирался на вертолете, на самолете, на пароме, поезде. Из Ростова домой, на родину, в хутор Ленинский, приехал на машине.
— Для мамы мое возвращение стало полной неожиданностью. Когда мы подъехали к  дому, одновременно к  калитке подошла почтальонка. Мама у нее спросила: «Нет ли писем от сыночка?». Та ответила: «Писем нет, но тут в машине сидит солдат». Рядовой армии Кондратенко вернулся домой с медалью «За отвагу».
Николай Николаевич окончил Ростовский педагогический институт и  пятнадцать лет проработал в  Черкесской школе. Сегодня он — воспитатель и учитель профессионально-технического обучения в  школе-интернате. Учит мальчишек столярному делу.
Однополчане и спустя более 30 лет не теряют связи друг с другом, хотя разделяют их тысячи километров. Сегодня афганцы живут в  Адыгее, в  Молдавии, Белоруссии. Но место их общей встречи изменить нельзя! Сейчас они планируют встретиться в  честь 30-летия вывода войск из Афганистана на родине своего боевого командира Александра Федоровича Королева — в Балабаново Калужской области.

Л. Архипова-Уральцева

***
В 1985  году в  военном госпитале в  городе Магдебург (ГДР) я  видел, как молодые пацаны носились по кабинетам врачей без всяких очередей, счастливые и  довольные, они готовились уехать в  Афган. Лучшие пацаны, самые крепкие и бесстрашные.
В 1989 году 2-го августа я видел на Крымском мосту, как эти же ребята двигались в ЦПКиО праздновать День десантника. Эти же, да не эти! Другие лица… Другие глаза… Кто сам шел, кто на коляске ехал, кого несли, кто на костылях, а от кого-то вообще половинка осталась… Никогда этого не забуду, мне было тогда 16, и мы с ребятами играли в баскетбол, жили спортом, и  вдруг один из нашей команды, Женька, попросил военкомат призвать его в армию. И уехал в Благовещенск, в учебку морских пехотинцев, а из учебки в Грозный… Потом мы о нем долго не слышали, а потом он вернулся, тихо, без апломба пригласил всю нашу бывшую команду в гости к себе домой. Мы выпили водки. А потом он показал свой парадный китель, на котором находились 2 ОРДЕНА МУЖЕСТВА!
Из роты в  живых остался он один… И  с  тех самых пор наш Женька преподает в обычной школе физкультуру. Так что есть среди нас немало настоящих Мужиков, на которых Русь и держится. И  которые четко понимают, что есть такая профессия — Родину защищать!

К 30-летию вывода войск из Афгана.
Посвящаю разведчикам-десантникам!
От друга Дмитрия Плеханова в книгу
«Военная разведка» Игоря Черных.
Никто не забыт, ничто не забыто.
В книгу «Военная разведка» Игоря Черных
от боевого брата Николая Колмыкова
и командира Александрова Владимира.
Из воспоминаний Александрова В. В.
Командира 3 ВСР РДР 781 ОРБ

Начало…
Это было весной 1985  года. Наш призыв только начал осваивать науку воевать. Наш взводный, лейтенант Владимир Александров, командир взвода специальной разведки РДР, в  любую свободную минуту не давал нам покоя. То кросс с  утра в бронежилетах и  с  оружием, то тактика, когда рядом с  твоим носом щелкают настоящие пули, и  нет никаких гарантий, что товарищ Дима Максимихин, исполняющий
роль «духа», случайно не продырявит твой «котелок». То действия парных дозорных при ведении разведки высоты или кишлака и т. д. Да и «деды» жизнь «чижа» тоже не облегчали. В общем, скучать не приходилось.
В начале февраля, когда ст. лейтенант Валерий Михайлюк привез нас с Кабула в Баграм в 781 ОРБ, в нашем 3 ВСР было человек 8—9: Бердник А., Пакшин Д., Шугалей А., Савельев А., Певнев В., Покатов А., Еремеев А. — «Волк», Микола Ораньский. Вот и все войско.
Кондратовича Стаса (Бульба), Крупенева Юрку (Стажер, это уже потом он станет Петровичем), Кичамова Андрюху(Кичам), Нищеглодова С. (Длинный) и меня определили во взвод спецразведки, а Генку Мищенко (Круглый) и Генку Иванова в отделение Управления РДР. Хотя на все боевые выходы «управленцы» ходили с нашим взводом и жили мы в одной палатке.
В тот день, 28 или 29 марта 1985 года, взводный построил нас возле палатки и  объявил о  подготовке к  засаде. Вызвал Бердника и Пакшина, что-то им долго говорил, а потом ВСЕМ приказал — сегодня в 17.00 быть готовыми к выходу.
Возле парка погрузились в  тентовый ЗиЛ-130 из взвода МТО, и мы поехали.
На вопрос: «А почему не на БМП?», Дима Пакшин ответил: «Это, чижики, для того, чтобы духи не знали, кто к ним в гости на ночь едет».
В сумерках мы подъехали к пятнадцатой заставе, тихо высадились и цепочкой на бугор, недалеко от заставы. Там были хорошие окопы для пехоты и танка, в них мы и разместились.
Взводный сказал, что «перед боем солдат должен быть хорошо отдохнувшим, поэтому плотно пожрать и поспать», а сам ушел с офицерами на заставу.
Несмотря на то, что на заставе были часовые, Бердник Саня выставил своих. Выпало Генке Мищенко и мне, а дальше по очереди.
Утром пришел взводный Александров, проверил личный состав, поговорили немного за жизнь, и сказал Берднику, чтобы до туалета на заставе передвигались скрытно, хоть ползком, но чтобы ни один «мирный» афганец из соседней зеленки нас не видел, иначе нам «будет очень плохо». Взводный с  биноклем часами изучал местность и  какие-то одному ему известные объекты.
Потом Александров по 2—3 человека вызывал нас на свою позицию, давал бинокль и  рассказывал о  плане наших действий в предстоящей засаде, откуда ждать духов, как их валить и много других моментов. Так мы и жили в танковом окопе несколько дней, ночью выходили в засаду на тропу, где по неведомым нам признакам, а по расчетам Александрова должны были пойти «духи», а днем отсыпались.
В общем, его замысел мы поняли: в сумерках для отвода глаз 3—4 разведчика на танке курсировали от 15-й заставы до 177 МСП и обратно, при этом постреливая по зеленке из автоматов в обе стороны, чтобы местные привыкли к таким поездкам. Заодно просматривали место нашей засады, а возможно, и боя.
Пока взводный наблюдал в бинокль, он увидел небольшие группы «духов», которые переходили из одной части зеленки в другую под мостом через трубу, которая была почти в рост человека.
Задумка Александрова заключалась в следующем: при движении танка духи не пойдут, тем более по зеленке, шмаляли из автоматов, а пуля — дура… В день Х взводный наметил цели начальнику заставы — танкисту, и они навели стволы танков
на тропу «духов» по обе стороны от дороги. Также сказал танкисту, если начнется войнушка, жахни по одному снаряду, но не больше, иначе есть риск попасть по моему взводу.
Взвод разделили на три группы:
1-я: Пакшин, Иванов, Кондратович и  таджик-переводчик Шодиев должны были после десантирования с танка уйти вправо, вниз по тропе метров на 15—20 и занять позицию;
2-я: Самодлов, Кичамов и  Нищеглодов занимали позицию у трубы возле дороги;
3-я: Александров, Бердник, Крупенев и я уходили влево вверх по тропе, так же метров на 15—20.
Еще днем взводный и механик-водитель танка установили какой-то знак возле тропы, чтобы в  сумерках не проскочить мимо. Увидев этот знак, танкист переключался на пониженную скорость, для нас это был сигнал для десантирования и последующего выхода на свои места.
Мы, вспомнив всех богов, спрыгнули на ходу с танка и, соблюдая все меры предосторожности, двинулись по своим местам. А танк укатил дальше по дороге, наводчик-оператор танка, как и  в  предыдущие дни, немного пострелял по зеленке
в обе стороны из своего АКСУ.
По замыслу взводного, мы с Юрой Крупеневым прикрывали тропу с нашего направления и должны были «мочить» всех, кто бы ни появился на ней.
Тем временем танк, как и в прошлые дни, доехав до 177 МСП, развернулся обратно на заставу, на свое штатное место.
Страха особо не было, мы еще не осознавали и не понимали многого… Юра Крупенев со своим ПКМ ожидал духов со стороны Гарбанда, я на прикрытии Юрки, и отвечал за сектор правее, и также бить с подствольника (ГП-25), если духи пойдут снизу, со стороны основного массива Чарикарской зеленки.
И вот прострочила короткая очередь, 3—4 выстрела, со стороны, где были А. Кичамов и С. Самодлов. Взводный закричал: «Крупенев! Огонь! Калмыков, бей с подствольника
через головы наших!» И они с Бердником унеслись вниз, туда, откуда прогремела очередь. В этот же миг с места, где сидела группа Пакшина, загремели длинные автоматные очереди.
Я бил из подствольника через головы наших, как приказал взводный — метров на 200—300 вниз по тропе, ближе к центру Чарикарской зеленки, в горячей надежде поразить духов и помочь пацанам, которые сидели на этом направлении. Бил не прицельно, целиться было некуда, а как сказал взводный: «В ту сторону». Но даже если я и не попал прямо в духов, то уж разрывы от моих гранат должны были поубавить им прыти. Духи такие же люди, и они так же боятся смерти, как и мы сами. Над нами тоже свистели пули, было не очень уютно. Когда началась стрельба, пришел и страх — так началась моя боевая служба, служба солдата Кольки Калмыкова.
Мы со Стажером поливали огнем из ПКМ и автомата по своим направлениям, не давая духам возможности обойти взвод с тыла, периодически стреляя из подствольника туда, где сейчас бились мои друзья, поддерживая их разрывами гранат.
Потом полыхнуло пламя до небес. Это разрывная пуля попала в трубопровод, проходящий сверху параллельно дороге.
Стрельба поутихла. Подкатили танки с  15-й заставы, подъехали «трубачи» латать трубопровод, подъехали разведчики 1-го ДШВ, которые сидели в  районе 14-й заставы, к  нам на подмогу. Взводный развернул два танка в сторону зеленки,
и они били по ней попеременно из пушки и ПКТ, прикрывая шнырявших средь виноградных кустов разведчиков. Сколько тогда было убито духов, не знаю, мы нашли в зеленке поблизости 4 трупа, но, как потом говорил взводный, утром бачи хоронили еще убитых, которых не обнаружили, хотя следов крови было предостаточно, лезть совсем в глубину зеленки ночью, естественно, мы не стали.
Взводный дал команду отходить к танку, стоявшему на дороге. Сержанты проверили личный состав и оружие. На обочине дороги рядом с танком лежали убитые духи, только что вытащенные из зеленки. Их автоматы, еще недавно стрелявшие по нам, лежали в куче.
Было и страшно и радостно: страшно оттого, что на месте духов могли быть и мы, и радостно оттого, что в этот раз все было как было. На войне ведь удача переменчива… Для меня главным было то, что мои товарищи и я были живы и здоровы!
Шел пятый месяц моей службы, а служба в Афганистане только начиналась, и совсем не хотелось думать о том, что нас ждет там, впереди. Хотелось жить, хотелось любить  — была весна…

*Фото
Калмыков Николай, 1966 г. р.
Родился в Тамбовской области,
призывался в СА Нарофоминским
РВК Московской области.
В Афганистане (3 ВСР РДР 781 ОРБ)
с февраля 1985 г по октябрь 1986 г.
Сержант, командир отделения.
Кавалер ордена «Красная Звезда»

Продолжение...
http://proza.ru/2020/05/18/1749