Было это в далекие семидесятые

Было это в далекие семидесятые. Теперь, по прошествии стольких лет, можно и рассказать. А было так. – Жена моя, родив сына, находилась в роддоме. А я, счастливый  папаша, отработав в первую смену, на крыльях летел домой. Хватал из холодильника приготовленный с  вечера тормозок и бежал в роддом. Благо он находился буквально в пятидесяти метрах от нашего дома. Кормили тогда в больницах хорошо. Но роженицам всегда хотелось "чего-нибудь вкусненького". По правилам это "вкусненькое" передавать было нельзя и родственники шли на всякие ухищрения. Маскируя запрещенные вкуснятинки под разрешенные продукты.  Персонал об этих ухищрениях прекрасно знал, но благодушно закрывал на них глаза. Отдав тормозок дежурной санитарке, я шел под окно палаты пообщаться с женой. Мобильных телефонов в то время и в помине не было, поэтому общение происходило следующим образом. – Я стоял на улице, а жена за двойными оконными рамами, на втором этаже. Я выписывал буквы рукой в воздухе, а жена пальцем на оконном стекле.  Наверное со стороны это выглядело довольно комично, но там все так общались. Дело было зимой, быстро темнело. И однажды жена попросила меня прийти завтра пораньше, часа в три. И заодно забрать скопившуюся посуду, молочные бутылки и банки. Но дело в том, что по роду работы, я просто никак не мог попасть к роддому в три часа дня. Мне даже мысль такая в голову не пришла. А человек я исполнительный, пораньше – значит пораньше. И вот представьте себе такую картину. Три часа. Морозная февральская ночь. Поскрипывая снежком, я подхожу к зданию роддома. К некоторому моему смущению, роддом погружен во тьму. Только над крылечком приёмного отделения горит одинокая лампочка. И я, сначала несмело, потом всё настойчивее, начинаю стучать в дверь.  Через какое-то время в глубине здания загорается свет, слышатся шаги. Открывается дверь и на крылечко выходят заспанные медсестра и акушерка. Позёвывая, они начинают оглядываться по сторонам, высматривая потенциальную роженицу. Затем их недоуменные взгляды упираются в меня и на их лицах явно читает немой вопрос: Какого черта? Осознавая всю нелепость создавшегося положения, я начинаю смущенно лепетать о просьбе жены и скопившейся посуде. Посуду они мне вынесли, вместе с "большим и горячим" приветом от жены. И своими комментариями.
Прошло почти пятнадцать лет. В этом же роддоме родила дочь моей жены от первого брака. И мы, счастливые бабушка и дедушка, пошли забирать внучку. Акушерка меня узнала. Полуночника!