Любовь с первого взгляда

                Автобиографическая повесть

                От автора

      Книга, которую ты держишь в руках, уважаемый читатель, – плод моего многолетнего труда. Данное повествование – быль и построено на реальных событиях, с реальными фигурантами, многие из которых (дай Бог им здоровья!) живы и по сей день. Данную книгу я переписывал два раза. Почему?  А ты, как говорится в одной известной поэме, слушай и дивись.
Начал работать над ней в 2004 году. Тогда я, молодой пенсионер, трудился по сменам дизелистом (сутки работал, двое дома), имел, как поётся в известной песне, силёнку, и факты, которые излагаются в данном повествовании, ещё были свежи в памяти. Работалось тогда легко и быстро, так как сам был свидетелем описываемых событий.
В то время у меня был огромный компьютер первого поколения, состоявший из объёмного монитора и железного огромного ящика, стоявшего на полу, в котором находились «мозги» устройства – жёсткий диск. Потому писал не ручкой на бумаге, а набирал текст на компе, который подарил сын на 55-летие.
В памяти устройства находились многочисленные мои рассказы, статьи, тексты поздравлений, которые сочинял для родных, друзей и близких, стихи (дилетантские, конечно же). Там же было много фотографий, которые иллюстрировали всю мою наполненную бурными событиями северную жизнь.
На диске хранилась рукопись книги «Моя северная одиссея» и повесть об одном из первопроходцев ямальского Севера, водителе трубовоза, орденоносце, кубанском казаке, над которым судьба-злодейка вволю потешилась. Он из-за своей доброты и любовных интрижек остался на старости лет у разбитого корыта, доживал земную жизнь в общежитии с алкашами, и похоронен был в Надыме за счёт муниципалитета. Короче говоря, в диске был весь мой многолетний архив.
За тридцать лет работы на Тюменском Севере у меня накопилось столько материалов, что диск памяти в железном ящике заполнился до отказа. И случилась трагедия: в одночасье весь мой архив исчез. Как это произошло, расскажу подробно.
Однажды в выходной летний день сидел я за компьютером и работал. Была ясная солнечная погода, и ничто не предвещало беды. Вдруг налетел ветер и по оконным стёклам застучали капли дождя, блеснула молния, загремел гром и посыпался град. В комнату вбежала взволнованная жена и с порога крикнула:
– Выключай компьютер и подожди, пока гроза утихнет.
Она знала, о чём говорила: двадцать четыре года работала секретарём-делопроизводителем на крупном предприятии, и рабочим инструментом её был компьютер.
– Сейчас, сейчас, – отозвался я, чтобы успокоить любимую и продолжил настырно набирать текст. Супруга развернувшись, пошла на кухню.
В это время гром лязгнул так сильно, будто грозовой разряд взорвался за окном. В этот миг лампочка под потолком на секунду потухла и затем вспыхнула, словно «заяц» от электросварки. Экран компьютера погас. Я вскрикнул. Вбежала жена и, поняв в чём дело, съязвила: «Поцелуй теперь его в экран и выбрось, умник!»
На следующий день отнёс железный ящик в единственную в городке ремонтную мастерскую. Аппарат нехотя, без гарантий на успех приняли, взяв аванс триста рублей, и велели прийти через два дня.
А через два дня деньги вернули и «обрадовали»: «Аппарат ремонту не подлежит. Это первая устаревшая модель, и запчастей нет даже в Москве».
– Что мне теперь делать? – спросил я. – Здесь у меня весь творческий архив, который собирал много лет.
– Можно распечатать весь текст, а компьютер выбросить, – посоветовали мастера.
– Я не знаю, как это сделать, помогите, заплачу тысячу рублей.
Мастера, сославшись на сильную занятость, отказались и посоветовали самому вытащить из железного ящика жёсткий диск, с которого хороший телемастер сможет распечатать на бумагу всю писанину, и показали, какие шурупы вывернуть, чтобы освободить болванку.
Дома, вооружившись отвёрткой, вытащил тот самый диск размером с два огромных кулака, а монитор и ящик выкинул на помойку.
В 2010 году пришло время уезжать с Севера на Большую землю. Домашние вещи мы оправили контейнером по железной дороге. А не уместившийся, упакованный в коробки скарб погрузили в кузов частной «Газели», которой управлял земляк Равиль. Наши квартиры в моём родном Салавате находились в одном подъезде. За перевозку земляк взял с меня только за бензин и плату алкашам, которых наймёт для переноски коробок с вещами из машины в мою квартиру на третьем этаже. В одну из коробок я и сунул дорогой мне жёсткий диск.
Через два месяца, продав квартиру, самолётом улетели с женой в Уфу.
Дома первым делом стали разбирать багаж. В коробке, куда я спрятал диск, с ужасом обнаружил дыру, в которую свободно могла пролезть рука. Я открыл коробку и ужаснулся: диска в ней не было… Не досчитались мы тогда ещё одной коробки, в которой были новые с этикетками носильные вещи жены.
Я обратился с претензией к земляку. И тот рассказал, что по дороге в Салават заехал в деревню к сестре, которая живёт под Златоустом, ночевал у неё, а машина стояла под двором. И он не может сказать точно, где пропали вещи – то ли у сестры, то ли грузчики-алкаши поживились.
К счастью, сохранились дневниковые записи, интервью, записанные на бобинном магнитофоне «Легенда», стенографические записи бесед с героями повести, черновики на отдельных листах бумаги и, конечно же, то, что сохранилось в моей голове.
Эта книга о двух нежных сердцах, любовь которых, подобно вспышке молнии, случилась с первого взгляда и которую они бережно пронесли через всю свою долгую совместную жизнь.
Сердечно благодарю Любовь Александровну Лаврентьеву за помощь в подготовке данной рукописи  к изданию. С ней я познакомился, когда жил на Севере и публиковался в Народном журнале «Северяне», где она работала редактором. Спасибо ей и за поддержку, и за многолетнюю дружбу.


 


                Биография без купюр



      Биография каждого человека – это уникальная история со своими радостями, горестями, находками и потерями. Случаются в жизни каждого человека эпизоды, которые не принято выносить на всеобщее обозрение. Есть так называемые интимные подробности, случаются и малодушные поступки, в которых даже самому бывает стыдно признать. Большинство авторов такие эпизоды умалчивают, рисуя биографию лишь светлыми, героическими тонами.
В предлагаемом читателю произведении автор без утайки и купюр откровенно раскрывает весьма богатую событиями жизненную одиссею своего героя Мишки Василенко. Страница за страницей перед читателем открывается долгая дорога жизни главного героя – личности весьма неординарной. Мы постепенно убеждаемся, что, несмотря на свою простоту, герой повествования чрезвычайно разносторонний и творчески одарённый человек. Он многое может и без стеснения активно включается в непростые ситуационные передряги. Главный герой – трудолюбивый работник, талантливый музыкант, он пишет статьи и публикует книги, фотографирует и строит. Прекрасный сварщик и квалифицированный столяр, он осваивает Крайний Север, помогает армянам во время стихийного бедствия и тушит пожары в тундре.
Кроме того, герой обладает целеустремлённостью, настойчивостью и упорством в достижении поставленных задач, он активен и неугомонен. Читателю может показаться, что некоторые блага свалились ему на голову незаслуженно, даром, но при внимательном прочтении повести приходишь к выводу: даже полученные подарки есть результат кропотливого труда, настойчивости, умения, бескорыстия и постоянной жертвенности ради других. Недаром в тексте рефреном звучит мысль: помоги ближнему, и добро к тебе вернётся!
Главная сюжетная линия – любовная. Совсем молодые Он и Она случайно встречаются и с первого взгляда страстно влюбляются друг в друга. А может быть, и не случайно вовсе, это судьба привела их друг к другу? И так произошло, что в дальнейшем, будто сварочным швом, спаяла она два любящих сердца, и пронесли они достойно свою первую и единственную любовь до самого трагического финала.
Множество препятствий и испытаний ставит судьба на пути любящих супругов: переезды, болезни, несчастья. Но всегда и везде они вместе, рука об руку; они и чувствуют, и мыслят одинаково, понимая друг друга с полуслова и взгляда; в унисон бьются их сердца.
Но жизнь человеческая – штука жестокая, и, к глубокому сожалению, финал данной повести в результате тяжёлой и неизлечимой болезни Сонечки оказывается трагичным.
Я познакомился с автором повести после ухода его супруги из жизни. Но и сегодня, спустя несколько лет после трагедии, он тоскует о ней, вспоминает с глубочайшей любовью, награждая ласковыми именами и эпитетами.
Предлагаемое читателю произведение – это ода настоящей любви! Именно сегодня, когда мы как-то незаметно для нас самих теряем нравственные идеалы и чистоту отношений, это произведение будет полезно прочесть каждому.

                Петр Журавлёв, писатель, поэт, руководитель
                литературной группы «Возрождение», г. Салават.

                ..........................................          
 




                Часть первая

                Из огня да в полымя




                Комиссован на исцеление

                «Счастливый брак покоится
                на таланте к дружбе».
                Ф. Ницше, мировой гений

      Лёжа на верхней полке вагона скорого поезда Москва – Харьков, старший сержант Мишка Василенко долго не мог уснуть. Была ночь, экспресс шёл полным ходом, и вагонные колёса на стыках рельсов, словно аккордеонист, играющий стакатто, выбивали монотонную дробь. Но эта железнодорожная песня не убаюкивала 22-летнего Мишку. Он ворочался с бока на бок, впадал в дрёму и пробуждался, включал ночной светильник и пил водичку из пластмассового бутылькА, читал купленный на вокзале журнальчик, снова гасил свет и пытался заснуть. Но не спалось. Закрыв глаза, мечтал: «Через сутки буду я на исторической родине деда и бабушки. Господи, помоги мне встретить там гарную украинку да жениться на ней! Непременно её имя должно быть Соня. Вот был бы сюрприз для мамы! Родня так и ахнула бы: вот Михей даёт, армию променял на жену – из огня, как говорится, да в полымя, молодец!» (Родственники частенько называли его Михеем.)
Имя Соня Мишке всегда нравилось. В деревне, где прошло его детство, было тридцать три двора, и только одну жительницу звали Соней. Это была их соседка тётя Соня Гилёва. С её дочкой Зинкой Мишка учился в одном классе, хотя она была на год старше. Тётя Соня была доброй, общительной и спокойной женщиной, частенько угощала Мишку свежеиспечёнными пирожками. Однажды летним вечером десятилетний Мишка с товарищами играл в лапту напротив своего дома. И тут тётя Соня вышла со двора и крикнула игрокам: «Помогите мне!» Ребята (их было шесть человек) тут же подбежали. Одному она дала несколько поленьев, другому – таганок, третьему – очищенный картофель, четвёртому – большую кастрюлю с водой. Остальным достались миски, ложки, макароны, масло, лук. Она пошла к лесу – ватага за ней. «Садитесь в круг», – скомандовала тётя Соня. В центре разожгла костёр, поставила таган, на него кастрюлю с водой и сказала: «Сейчас будем варить и кушать еду, которая называется «из ложки висят ножки». Когда вода закипела, опустила макароны. Уже стемнело, и ребята, притихнув, во все глаза смотрели на завораживающе пылающие угли под таганком. В миску каждому тётя Соня налила суп, добавила рубленые укроп и перья лука, дала по куску хлеба. Такой вкусной еды Мишка сроду не ел...
Вспомнив об этом, он повернулся на бок и почувствовал, как засосало под ложечкой. «Эх, сейчас того супчика миски две съел бы», – мечтательно сглотнул он слюну.
Волновался Миша по нескольким причинам. Во-первых, такое длительное самостоятельное путешествие было первым в его 22-летней жизни, и неизвестность пугала. Во-вторых, финансы «пели романсы»: в нагрудном кармане гимнастёрки скромно лежал единственный рубль. Все причитающиеся на питание деньги, выданные финансовым отделом воинской части в Североморске, он потратил в Москве на покупку наручных часов. А в-третьих, и это главное, ехал он на историческую родину своих предков – оба деда и обе бабушки были родом из Украины. Ехал он, комиссованный из рядов Вооружённых сил, в противотуберкулёзный санаторий Министерства обороны, располагавшийся в сосновом бору в семи километрах от города Гадяч на Полтавщине. Ехал Мишка лечиться.
Заболел он неожиданно. За три месяца до дембеля его с температурой поместили в госпиталь. При рентгенологическом исследовании военврачи обнаружили на верхнем сегменте правого лёгкого пятно диаметром два сантиметра. Четыре месяца лечили антибактериальными таблетками, но уплотнение не рассасывалось. Перед новым годом его пригласил в кабинет начальник госпиталя, капитан первого ранга Иванов, как потом выяснилось, земляк – уроженец города Уфы. И сразу, как говорится, взял быка за рога.
– Вам требуется срочное хирургическое вмешательство, – сказал он без предисловий. – Мы можем вас комиссовать, и вы отправитесь лечиться домой, или мы проведём операцию здесь и потом для реабилитации направим в санаторий Министерства обороны. Выбор за вами.
– Кто будет оперировать? – в волнении молвил Мишка.
– Я, – ответил начальник госпиталя.
Мишка сразу же согласился. И 4 января 1970 года, вскрыв грудную клетку, под общим наркозом туберкулому вместе с первым сегментом лёгкого удалили. Вместо швов край лёгкого скрепили шестью платиновыми скрепками, которые специально доставили из Ленинграда. Впоследствии в гражданской жизни это иногда доставляло неудобства. После теракта в Америке в 2011 году, когда самолётами, которыми управляли террористы, были атакованы башни-близнецы, по всему миру усилились меры контроля при входе в здания аэропортов. И каждый раз, когда, бывало, проходил он в аэропорту через специальную контрольную рамку, скрепки фонили: раздавался сигнал тревоги, и милиционеры, дежурящие на входе в здание аэропорта, становились на уши. Со временем лёгкое выросло до полных размеров, похоронив скрепки, и проблемы со звенящими рамками в аэропортах ушли в небытие.
В выписном свидетельстве о болезни военно-врачебная комиссия с его слов написала: «В 1958 году контакт с больной туберкулёзом матерью».
Да, когда Мишке было десять лет и семья жила в деревне, мама заболела туберкулёзом (закрытая форма), много лет наблюдалась у врачей, упорно лечилась лекарствами и народными средствами (травами) и вылечилась. А десятилетний Мишка и младший брат, погодок Вася, заразились. Многократно возила их мама лечиться в районную и республиканскую больницы. Вроде бы, болезнь локализовали, но много лет спустя она вернулась к обоим. Через два месяца после того как Мишку прооперировали военврачи, в марте того же 1970 года брату тоже сделали операцию на правом лёгком в республиканской больнице, и от службы в армии его освободили. Спустя 46 лет болезнь к Василию вернулась – флюорография выявила пятно на том же правом лёгком. Трагедия в том, что пятно было выявлено годом ранее, но об этом ему почему-то не сообщили. Почему? Может быть, это был брак в работе врача. А может, что более вероятно, человек, анализирующий фотоснимок лёгкого, был вовсе и не врач.
Подтверждением этого предположения был случай с Мишкиным онкологически больным дядей. Пять лет дядя лечился у онколога. Раз в месяц врач делал дяде укол в пупок. И лечение было успешным – онкологию удалось обуздать, рост опухоли прекратился. Но однажды на очередном приёме дядя увидел вместо уволившегося врача-онколога молодого врача. Для укола дядя, как всегда, зашёл за ширму, лёг на кушетку, расстегнул ремень брюк и освободил место укола – пупок. Врач с наполненным шприцем зашёл за ширму и, увидев лежащего 80-летнего старика, бесцеремонно воскликнул:
– Чего улёгся, вставай!
Дядя сел и говорит:
– Республиканские врачи приказали делать уколы в пупок.
– Какой пупок? – вспыхнул эскулап. – Что они понимают, эти ваши врачи! Снимай штаны, освобождай ягодицу!
Когда на очередном приёме в онкологическом центре дядя рассказал эту историю хирургу - онкологу, заведующему отделением, тот, привстав, от волнения разразился тирадой:
– Почему вы не настояли на укол в пупок? Ведь от введения в ягодицу этого лекарства, одна ампула которого стоит четырнадцать тысяч рублей, у вас могли отказать ноги.
– Но я поверил врачу, – начал оправдываться дядя.
– Это не врач! – воскликнул онколог. – Это скотиноврач! С началом лихих 90-х, когда распался Советский Союз, первым делом развалили сельское хозяйство. Колхозный скот порезали, и ветеринары, купив дипломы врачей, стали лечить людей….
Лечение Василия началось с опозданием, болезнь стремительно прогрессировала и переросла в рак. Умер Мишкин брат в возрасте 67 лет…
В госпитале четыре месяца Мишку лечили таблетками. За это время он, имеющий гражданскую специальность столяр-мебельщик, в столярке, расположенной в подвальном помещении госпиталя, в свободное от лечения время ремонтировал госпитальную мебель: столы, стулья, кушетки. А один медработник привёз из дома трюмо, которое Мишка отциклевал, ошкурил и покрыл перламутровым лаком. И засияло оно как новое. За это получил пакет дорогих шоколадных конфет. Съел потом эти конфеты с товарищами по палате во время обеда. За помощь в ремонте мебели после оперативного лечения и реабилитационной терапии руководство госпиталя предложило Михею выбор: либо ехать долечиваться в санаторий Святошино, что под Киевом, либо в Гадяч. С выбором помог определиться товарищ по палате майор Варава, который четвёртый раз лечился в госпитале от туберкулёза. «Езжай в Гадяч, – посоветовал он, – там отдыхающие ходят в военной форме, там свободный выход в город, даже в Полтаву в выходные дни можешь съездить на экскурсию. А Святошино расположено в черте города, территория санатория огорожена высоким бетонным забором, там тебе выдадут больничную пижаму, тапочки – и прощай, вольная жизнь!»
И Мишка выбрал Гадяч.



                Дорожные приключения

      На противоположной полке крепко спал попутчик Мишки Мыкола Шиян. Познакомились они сутки назад в Мурманске на железнодорожном вокзале. Тогда едва Мишка с билетом в руке отошёл от воинской кассы, к нему подошёл стройный солдат и, приложив правую руку к козырьку фуражки, с улыбкой отчеканил:
– Разрешите обратиться, товарищ старший сержант!
– Обращайтесь, – ответил Михаил, с интересом рассматривая незнакомца.
– По-моему, мы с вами из одной части. Вы служили старшиной роты в первой роте, а я во второй.
– Да, я служил в первой роте, – ответил Михаил.
– Вас же из школы сержантов перевели к нам полгода назад, так?
– Да, всё так. А откуда у вас такие сведения? – опешил Мишка.
– Так вся часть гудела, когда старшину роты, свехсрочника, на место которого вас перевели, с треском выгнали за пьянку. Когда на построении вас, стройного и подтянутого сержанта, представили роте, все ребята заволновались: этот, дескать, спец из строевой части, порядок наведёт, закрутит гайки. Давайте знакомиться: Мыкола Шиян, еду в краткосрочный отпуск. А вы куда едете?
Мишка всё и рассказал.
– Так вы в Гадяч едете?! – расплылся в довольной улыбке новый знакомый. – Я тоже в Гадяч еду. Там, в двенадцати километрах то города, есть село Березова Лука. Там я родился, оттуда призвался, еду в отпуск к маме. Вам какого числа надо быть в санатории? О, 23 февраля! У вас в запасе ещё четыре дня. Давайте поедем ко мне в гости, мама будет рада. А 23 февраля я вас на мотоцикле с ветерком доставлю в санаторий.
Мишка обрадовался новому попутчику и сразу согласился: будет на кого оставить чемоданчик на вокзале, когда надобно будет сходить в гальюн.
В девять часов вечера они сели в плацкартный вагон, и поезд отправился на Москву. Всю дорогу Мишка и новый друг вели здоровый образ жизни, поскольку денег, выданных в финансовой части, хватало только на проезд и питание. Большей частью их попутчиками были военные люди.
В девять часов утра, на вторые сутки путешествия, Мишка проснулся от необычного шума. Выглянув с верхней полки, увидел пассажиров, готовящихся к высадке. Спрыгнул вниз, выглянул в окно и увидел проплывающую мимо Останкинскую телебашню, вершина которой скрывалась в утреннем тумане.
Обратил внимание на мичмана-сверхсрочника, который сидел, свесив ноги с верхней боковой полки. Китель на нём был расстёгнут, лицо покрыто крупными каплями пота, которые он усиленно стирал несвежим платком. Он, видимо, узнал из разговоров Мишки и Мыколы их дальнейший путь, поэтому, спрыгнув на пол, сказал:
– Ребята, я знаю, что вы едете в Харьков, а я еду до Курска, и нам по пути. Давайте вместе поедем на такси на Курский вокзал.
Мишка воспринял это как приказ и согласился.
– Только я попрошу вас, ребята, помочь мне донести два чемодана, – вдруг ласково «приказал» мичман, – а то я что-то приболел.
Мишка с трудом поднял один чемодан (второй безропотно взял Мыкола). «Кирпичами набит, что ли? – подумал, с неприязнью посматривая на мичмана. – Я же после операции, мне нельзя поднимать тяжести – швы могут разойтись».
На привокзальной площади Ленинградского вокзала такси было в избытке, и они втроём без промедления поехали на Курский железнодорожный вокзал. По просьбе Мишки таксист провёз их мимо Красной площади.
На вокзале они разместились на одной из скамеек, поставили на пол вещи. И тут Мишка обратил внимание на мичмана: тот время от времени озабоченно озирался по сторонам, вытаскивал из кармана мокрый платок и размазывал по лицу и лысине пот. Мишка заволновался: сосед показался ему назойливым и подозрительным, но вида не подал.
Успокоившись, сбегал в «разведку», вернулся и доложил, что помещение воинской кассы, в которой продают билеты до Харькова, на ремонте, и касса временно находится на улице. Приказав Мыколе сторожить вещи, взял его документы, собрался было уходить, как новый знакомый произнёс:
– Товарищ старший сержант, вот мои документы и деньги, возьмите, пожалуйста, мне билет до Курска.
Мишка оторопел. Рой мыслей одна тревожнее другой пролетела в его голове: «Это какая-то подстава, тут что-то не так».
– Товарищ мичман, – сказал он, скрывая волнение, – рядовой Шиян покараулит все наши вещи, а мы с вами давайте пройдём к кассе, и вы сами возьмёте себе билет.
Незнакомец поднялся, нехотя застегнул китель, ещё раз вытерся платком и пошёл за Мишкой. Зал был большой, с высоченным куполом, и Мишка, следуя чуть впереди, рассматривал живописные орнаменты на стенах и потолке. Открыв высокую массивную входную дверь, остановился, чтобы пропустить вперёд старшего по званию, оглянулся и обмер – его рядом не было.
Вмиг рванул обратно. Посреди зала увидел толпу, которой ещё минуту назад не было. Люди стояли кружком к нему спиной. Подошёл, протиснулся к центру и оторопел: новый знакомый лежал на спине с распростёртыми руками. Он судорожно хватал ртом воздух, глаза его были широко открыты, и его били конвульсии. Мишка подбежал, наклонился и, взяв за плечо, закричал:
– Товарищ мичман, что с вами? Давайте я помогу вам подняться.
Кто-то из толпы крикнул: «Не держите его, иначе можете сломать руку». А одна женщина сказала: «Надо бы вставить в рот ложку, иначе он подавится языком». У кого-то нашлась ложка, её вставили в рот, приподняв голову. «Надо врача вызвать», – сказал кто-то. «Уже побежали за врачом», – ответил кто-то рядом.
Поняв, что здесь разберутся и без него, Мишка вышел на улицу и пошёл искать кассу. Когда вернулся, удивился: толпы посреди зала не было. Пассажиры сказали, что мичмана отвели в медпункт. Там-то его Мишка и нашёл. Он лежал на кушетке и, увидев Мишку, приподнялся.
– Что же вы свои тяжеленные чемоданы на нас оставили? В них что? Взрывчатка? – спросил гневно Мишка.
– А он сказал, что багаж сдал в камеру хранения, – сказала сидящая рядом девушка в белом халате.
– Я забыл, – тихим голосом сказал мичман, – вы, пожалуйста, принесите их сюда, я вам заплачу.
С трудом, отдыхая несколько раз, дотащил Мишка чемоданы до медпункта. Медсестра, провожая его до двери, на ухо сказала: «У мичмана был эпилептический припадок»…
Ночью Мишка с Мыколой сели в плацкартный вагон, и Мишка отправился в неизвестность, в новую жизнь, на первое свидание с исторической родиной.
Утром, по-молодецки спрыгнув с верхней полки, с полотенцем на плече отправился умываться. Проходя по коридору, посмотрел в окно и обомлел: мимо окон проплывали покрытые соломой белёные хаты, на фоне которых вдали виднелась высокая церковь. И он понял: поезд идёт по Украине.
От Харькова до Полтавы, далее до Гадяча и до Березовой Луки они добрались на перекладных – автобусами.
В село приехали в четыре часа дня. Было пасмурно, и в хатах, мимо которых они шли по зимней заснеженной дороге, светились лампочки Ильича. У входа во двор Мыкола остановился: «Давайте, товарищ старший сержант, разыграем маму. Вы войдёте первым и скажете, что привезли привет от меня. А я останусь в сенях и потом неожиданно зайду».
Розыгрыша не получилось: едва Мишка вошёл в хату и сказал, что привёз от сына привет, мама, хлопотавшая у печи, увидев на его погонах буквы «СФ» (Северный флот) воскликнула: «А где мой Мыкола?» И тут в сенях раздался грохот. Это Мыкола, пробираясь к двери в хату, в потёмках задел стопку стоящих на полу чугунков. Мама тут же всё поняла, метнулась к двери и через несколько секунд обнимала своего единственного сына.
Сарафанное радио, как это обычно бывает, сработало оперативно, и через час в дом сбежались родственники, друзья, соседи. Несмотря на то что Мыкола не сообщил матери о приезде, стол ломился от яств. Все присутствующие были удивлены, когда Мишка отодвинул поставленный перед ним стакан с самогоном и сказал: «Спасибо, люди добрые, но я не пью».
Гулянка была в самом разгаре, когда Мыкола, наклонившись к Мишкиному уху, сказал: «Давайте сходим в клуб на танцы». В душе Мишка был против: месяц назад перенёс операцию, устал с дороги и не знал, как надо будет вести себя с неизвестной сельской молодёжью. Но скрепя сердце согласился. «А вдруг встречу там свою Сонечку», – подумал, вставая из-за стола. Не переодеваясь, как были в военной форме, так и вышли из дома.
До клуба километра полтора (село было большое – четыреста дворов). Дошли вовремя – начиналась демонстрация художественного фильма «Щорс». Мыкола, сморенный самогоном, задремал, а Мишка смотрел на экран и искоса поглядывал по сторонам, присматривался к молодёжи.
После фильма в фойе клуба начались танцы под магнитофон. Миша танцевать не умел, потому стоял скромно в сторонке. А Мыкола чувствовал себя как рыба в воде: вокруг были друзья, знакомые, он в паре с девушкой выделывал кренделя и был гвоздём программы. В перерыве вышли на улицу покурить. И тут, шатаясь из стороны в сторону, с бутылью самогона в руках подошёл нетрезвый друг Мыколы – до армии они работали посменно на одном тракторе.
– Привет, североморцы, – с пафосом сказал друг, доставая из кармана стакан, – сдавайте экзамен, иначе не приживётесь на гражданской жизни.
Он налил полстакана и протянул Мыколе. Мыкола, крякнув, лихо запрокинул голову, выпил залпом. От предложенного солёного огурчика отказался, давая понять: после первой не закусываю.
Друг Мыколы протянул стакан и Мишке.
– Я не пью, – сказал Мишка, резко отодвигая руку со стаканом.
– Ты брезгуешь, служивый! – взревел пьяный и неожиданно плеснул содержимое стакана на грудь, за ворот Мишкиной шинели.
Мишка сообразил: «Надо бить первым». И, как учили в школе сержантов, сделал резкий короткий «хук» справа. Друг Мыколы как подкошенный рухнул на снег, бутыль с самогоном упала рядом, и горячительная жидкость, булькая, потекла из горлышка. «Надо рвать когти, – подумал Мишка, – если поколотят, на груди разойдутся свежие восемнадцать операционных швов, и тогда мне хана – погибну». И помчался вдоль деревни. За ним, спотыкаясь, бежал ничего не соображавший Мыкола.

      За всю небольшую жизнь Михей много раз попадал в чрезвычайные ситуации. Один такой случай произошел в школьные годы. Знойным летним днём слонялись они, деревенские пацаны, на площадке у школы. И тут подошёл Володя – Мишкин дядя. Дядей он его не называл, поскольку тот был всего на два года старше, учился с ним в одном классе и частенько поколачивал племянника – учил жизни. В тот раз в руках у «дяди» был только что изготовленный поджиг – рукоять деревянная, а ствол из тонкой металлической латунной трубки. На противоположном от дула конце ствола, где находился порох, была прорезь с прикреплённой к рукоятке спичкой. Чтобы выстрелить, надо было чиркнуть коробкой по спичечной головке, спичка вспыхнет, воспламенит порох, и поджиг выстрелит.
Похваставшись самоделкой, «дядя» браво направился в ближайший лес, и заинтересованные пацаны дружно потопали за ним. У толстой осины Володя остановился, вскинул руку с поджигом и стал целиться. Ребята разбежались в разные стороны и присели за кустами. Прицеливался долго, потом оглянулся, нашёл глазами Михея, подмигнул и сказал:
– Хочешь выстрелить, племяш?
Мишка не хотел, но почему-то сказал:
– Хочу.
И «дядя» с радостью протянул самоделку. Поднял Мишка левую руку с коробком, прицелился и, собирался было чиркнуть по спичке. И тут Володя из-за дерева крикнул:
– Отклони голову влево.
Этот совет и спас ему жизнь. Прозвучал выстрел, от которого Мишка с перепуга присел, оглох и обхватил голову руками. В правой руке осталась только половина деревянной рукояти поджига. Вторая часть вместе со стволом оторвалась и, просвистев у правого уха, улетела далеко назад. Одни пацаны побежали к дереву смотреть, попал ли он, другие стали искать оторвавшийся ствол. А Володя, бледный лицом, теребил Михея за плечо: «Ты жив?» Мишка был жив, но правая рука была повреждена, и из нее текла кровь. «Заживёт как на собаке», – сказал Володя и панибратски похлопал племяша по плечу.
Потом выяснилось, что он насыпал в ствол две нормы пороха и набил его до отказа мелко нарубленными гвоздями, потому сам стрелять побоялся. Подобную травму, только более серьёзную, получил и Володин ровесник – Ваня Демко. Но если свою травму Михей смог скрыть от родителей, то о Ваниной рваной руке знала вся деревня.

      От клуба до дома Мишка с Мыколой добежали быстро. У калитки остановились, отдышались, оглянулись – погони не было. Зашли в хату, а там гулянка в самом разгаре. Какой-то дедок на гармони играл «Несе Галя воду», и нестройный хор односельчан дружно подпевал. Появление Мыколы и Мишки у застольщиков вызвало бурю радости. Когда дед, отложив инструмент, взялся за стакан, Мишка, наклонившись к его уху, по-украински сказал:
– Розришить, диду, пограть?
– А ты умиишь? – восторженно посмотрел тот на него.
– Учуся грать, – весело ответил Мишка.
– Тоди грай, – сказал дед, опрокинул стаканчик и, не закусывая, уставился на Мишку.
И Мишка с чувством, с толком, расстановкой заиграл «Раскинулось море широко». Разговоры за столом прекратились, и все уставились на него. Когда Мишка закончил играть, кто-то сказал: «А ты заграй нашу, про рушник!» Мишка заиграл, и все с энтузиазмом запели.
– А ты спивать умиишь? – спросила сидящая напротив Мишки женщина. – Заспивай свою любиму писню.
И Мишка запел:
«Приглашён был к тётушке я на день рождения,
Собрались мы с жёнушкой как-то в воскресение,
Тётушка, как правило, каждый год рождается,
Вся родня у тётушки выпить собирается.
Улица, улица, улица широкая,
Отчего ж ты, улица, стала кривобокая?»
Закончив петь, Мишка собрался было поставить гармонь на скамейку, но Мыколына мать запела: «Ой, чий то кинь стоить, що сыва грывонька, сподобалась мыни, сподобалась мыни тая дивчинонька». Мишка подхватил, и все стали подпевать. С этого момента начался Мишкин бенефис.
Спать легли за полночь.
Утром встали в семь часов. У Мыколы с похмелья трещала голова, и ни о каком мотоцикле речи не шло. Он пил капустный рассол, ходил по комнате в кальсонах, кряхтел, выглядывал в окно, всем видом давал понять, что в Гадяч ехать ему тяжко. Мишка сделал вид, что не замечает болезненного состояния Мыколы и, попив предложенного матерью Мыколы травяного чайку, вышел на улицу, закурил. Вскоре из хаты вышел Мыкола в гражданке, за ним мама с шарфом в руке: «Возьми, сынок, а то простудишься». Мыкола молча сунул шарф в карман и направился к воротам. За ним поспешил Мишка.
На автобусной остановке стояло человек восемь сельских жителей. Некоторые, узнав Мыколу, стали расспрашивать о службе, о друге, который стоял рядом. Мыкола охотно с пафосом отвечал на вопросы, но похмелье ещё не покинуло его.
Первый рейс из села отправлялся в восемь утра. Автобус пришёл по расписанию, и друзья, любезно пропустив в салон всех односельчан, вошли последними. На автостанции в Гадяче пересели в санаторный автобус и в девять часов тридцать минут вышли у проходной санатория. Мыкола, наскоро попрощавшись, впрыгнул в уже отходящий автобус, а Мишка неуверенным шагом и с тревогой на душе вошёл на территорию военного лечебного учреждения…

                Сладость первой любви

      С детских лет комплексовал Мишка по поводу своей внешности, а всё потому, что родился с рыжими волосами и веснушками, рассыпанными по всему лицу, плечам и рукам, словно звёзды на небе в ясную морозную ночь. Окончив школу, поступил в училище, и комплексовать стал ещё больше, хотя веснушки обесцветились. До службы в армии стеснялся девчат и не общался с ними.
В санатории объектов для знакомств было предостаточно: лечащиеся дамы средних лет, молодые работницы санатория и девчата, приезжающие из города на танцы. Но Мишка по-прежнему стеснялся к ним подойти и знакомств не заводил.
Однажды на волейбольной площадке отдыхающий капитан, увидев его скучающим на скамейке запасных с фотоаппаратом в руке, подсел и спросил:
– Почему вы, молодой человек, не ходите на танцы? Я старше вас и танцы посещаю.
– Стесняюсь девчат, боюсь к ним подойти, – ответил Мишка.
– А есть девушка, которая вам нравится?
– Да, есть, официантка Соня. Она такая красивая и неприступная, что от одной мысли заговорить с ней язык в горле немеет, даже стесняюсь посмотреть в глаза.
– А вы напишите ей письмо, лично вручите, попросите при вас прочитать и сразу дать ответ, – посоветовал офицер.
– А вдруг она меня отвергнет? – спросил Мишка. – Тогда хоть в столовую не ходи
– От этого никто не застрахован, – быстро, словно ждал этого вопроса, сказал капитан. – Но поскольку на танцы не ходит, наверняка ни с кем не дружит. Я тоже обратил на неё внимание и сделал вывод, что она трудолюбивая и скромная девушка. Ещё подумал: чьё-то счастье ходит. Дерзайте, молодой человек, может, вам и повезёт!
Капитан весело засмеялся, хлопнув Мишку по плечу:
– Эх, мне бы ваши годы!
Вечером, войдя в столовую, Мишка сразу увидел её. Она стремительно шла по ковровой дорожке между столиками, одетая в коричневое форменное платье с белоснежными манжетами, воротничком и таком же белоснежном фартуке. На ногах были чёрные лакированные туфли на высоком каблуке. Одной рукой Соня несла поднос, уставленный тарелками в три яруса и, останавливаясь у каждого столика, другой рукой расставляла их на свежевыглаженные скатерти. Ноги Михея стали ватными, и он остановился. Когда она ставила последнюю тарелку, нетвёрдой походкой подошёл и протянул конверт.
– Что это? – опешила Соня.
– Вам письмо, – промямлил он.
– От кого? – строго спросила она, улыбаясь краешками губ.
– От меня, – ответил и почувствовал, как краска залила лицо, – прочтите и сейчас же дайте ответ.
– Сделаем так, – пряча конверт в карман передника, приятным голосом молвила Сонечка, – в десять часов вечера заканчивается моя смена, тогда и поговорим.
Такого поворота событий Михей не ожидал. Душа пела и взлетела до седьмого неба. Быстренько поужинав, пошёл в лес, насобирал синих подснежников (украинцы называют их пролисками), сел на скамейку у входа в столовую и стал ждать. Вышла она, как и обещала, в десять часов. Ему это понравилось: сам пунктуальный.
Вручив букетик, спросил:
– Вы письмо прочитали?
– Да, – ответила она.
– Что скажете? – с замиранием сердца спросил Михей.
– Я с отдыхающими не дружу: по инструкции не положено, – игриво сказала она и пошла по аллее.
Мишка последовал за ней. Проводы были недолгими – жила она в одном из трёх коттеджей, принадлежащих военному ведомству, расположенных на территории яблоневого сада. В каждом коттедже проживало четыре семьи. При этом для двух семей было одно широкое, в пять ступенек деревянное крыльцо.
Мишка шёл на расстоянии и боялся приблизиться. Постояли у крыльца и разошлись – он не находил темы для разговора, а Сонечка инициативы не проявляла, она, видимо, рассматривала и изучала нового кавалера.
На другой день он вновь встретил того капитана.
– Как дела на любовном фронте? – спросил весело тот как старого знакомого.
– Не хочет дружить.
– И правильно делает, – ошарашил капитан, – любая порядочная девушка, впервые увидев человека, не бросится ему в объятия. Сонечка такой и оказалась, и это хорошо. Пригласите её в санаторный клуб в кино или попросите быть для вас экскурсоводом по старинному городу Гадячу. Вы знаете, что во время войны Гадяч был оккупирован фашистами, а в санатории, где мы с вами поправляем здоровье, был немецкий госпиталь? Не знаете? Вот вам тема для разговора! Вы не торопите события, главное на любовном фронте – терпение. Эх, если б молодость знала, если б старость могла! – неожиданно нараспев с пафосом сказал он и, похлопав Мишку по плечу, направился к автобусной остановке.
Мишка не придал тогда значения последним словам капитана. Много лет спустя дошёл-таки до его сознания смысл сказанного тогда старшим товарищем.
На другой день, придя в столовую, Соню не увидел. Работницы столовой сказали, что у неё выходной. После ужина прифраерился: побрился, погладил форму, пришил свежий подворотничок, до блеска начистил сапоги, купил два билета на вечерний сеанс и пришёл к высокому крыльцу её дома. В окнах света не было. Поднявшись по ступенькам, постучался. В ответ тишина. Постучал сильнее – ответа не последовало. Спустился вниз, постоял и собрался было уходить, как открылась соседняя дверь, и на крыльце появилась опрятно одетая худенькая старушка.
– Вы к Сонечке? – спросила она и, не дожидаясь ответа, сказала: – Заходите в хату, я наварила борща, мы с ней вечеряем и вас приглашаем.
Такого поворота события Михей не ожидал и стоял в растерянности, не зная, как отреагировать на предложение. Тут вышла Соня в коротком, выше колен, красивом домашнем халатике и шлёпанцах на босу ногу. Сердце его ушло в пятки, и он стоял, словно клоун на арене, жутко волновался и не знал, что ответить.
– Я взял два билета в кино, – сказал он, запинаясь, – и приглашаю вас.
– А мне билет не нужен, – весело сказала Соня, – я участвую в художественной самодеятельности и в кино хожу бесплатно.
– Что же теперь делать?
– Ужинать вместе с нами, – вместо Сони весело ответила соседка, – а на свидание, молодой человек, надо приглашать заранее.
Много позже Мишка понял: надо было зайти. А тогда сумбурно отказался, развернулся и со слезами на глазах ушёл в темноту по раскисшей от дождя грунтовой тропинке.
И тут до него дошёл смысл слов соседки. Развернулся и побежал назад.
– Сонечка, стойте, – крикнул издалека, – давайте завтра вечером сходим в кино на «Чапаева».
Она услыхала, вышла из сеней на крыльцо и сказала:
– Хорошо, в восемь встретимся у клуба.

      Сутки ожидания показались Мишке вечностью: всё это время он пребывал в тревожно-радостном ожидании.
После фильма гуляли по освещённым аллеям соснового парка, любовались звёздным небом, вдыхали еловый аромат весеннего леса, долго ходили вдоль реки Псёл. От реки тянуло свежестью, и Мишка, сняв с себя мундир, накинул на плечи Сонечки. В тот вечер впервые за свою жизнь Мишка почувствовал себя взрослым, был по-настоящему счастлив, несмотря на то, что держался от неё на расстоянии.
На «ты» перешли на третьем свидании. Тогда он и узнал, что она на год и один день моложе его, он родился восьмого июля, она – девятого. Набравшись храбрости, попросил разрешения поцеловать.
– Ты кретин? – рассмеялась Соня и побежала вперёд.
Ему передалось игривое настроение, он догнал её и неумело поцеловал. Потом обнаглел и стал целовать ещё и ещё не только в щёки, но и в губы, шею. От неё исходил нежный аромат духов, и это будоражило и пьянило неопытного в любовных делах Мишку. Такое состояние он испытывал первый раз в жизни и это, видимо, сорвало буйную молодую голову. Эх, знал бы, чем всё это закончится…
Войдя в столовую на другой день, Сони не увидел. Едва сел на стул с высокой спинкой, покрытый белоснежным чехлом, к его столику, за которым сидели ещё три человека, подошла официантка Галя, обслуживающая соседний ряд. Она была подругой на то время уже покойной Сониной мамы и, наклонившись к уху, тихо сказала:
– Бить тебя надо, Миша.
– За что?
Аппетит пропал, он перестал есть и встал.
– Зачем ты Сонюшку покусал, засосов на шее наставил? – негодовала Галя. – Как теперь она на работе покажется, на репетицию хора пойдёт? Хорошо, что сегодня у неё выходной, а то впору больничный лист брать!
Михей был готов сквозь землю провалиться. Выскочил из столовой и до вечера ходил мрачнее тучи по берегу реки Псёл, размышлял о своём поведении, думал о завтрашней встрече с Соней.
Когда на следующий день в столовой она прошла мимо с подносом в руках, заметил на её губах толстый слой грима, а шея была перевязана тонким капроновым шарфиком. Краска залила лицо – ему стало стыдно. Он почувствовал вину за медвежье обращение с этой хрупкой, милой и беззащитной девушкой. А она как назло принесла и поставила перед ним на стол стакан яблочного сока, которого на этот день не заказывал (меню лечащиеся заказывали каждый сам себе по пятницам на всю неделю), чем ещё больше смутила его. Удивились этому и три товарища, сидящие с ним за одним столом. Мишка благородно разлил сок в четыре стакана…
Закончился февраль. Яркое мартовское солнце быстро слизывало остатки снега. Однажды, когда Соня была выходная, решили они покататься на лыжах. У физрука взяли под роспись по паре лыж,  и пошли на крутой берег реки. А там полно народа, и все по очереди спускались с длинной горки. Михей, увидев, как молодёжь лихо скатывается вниз, почувствовал страх. Он с детства катался на самодельных лыжах, но по равнинной местности. В деревне была начальная школа, а когда он перешёл в пятый класс, надо было ходить в соседнюю – за шесть километров. Летом ездил на велосипеде, в распутицу пешком, а зимой на лыжах.
Но сейчас, посмотрев на затяжной спуск, сдрейфил. «Разобьюсь», – подумал он, но в очередь за Соней стал. Она спустилась вниз легко, словно бабочка, лихо развернулась и махнула рукой: «Съезжай!»
Обречённо вздохнув и мысленно перекрестившись, Михей, набрав в грудь воздуха, стартанул. Спуск проходил хорошо, и он уже успокоился, но в конце спуска лыжня вдруг углубилась и резко пошла вверх. Этого трамплина Михей не заметил, потому не сгруппировался – левая лыжа лопнула пополам, воткнулась в снег, и он кубарем полетел к реке. Подбежала взволнованная Соня, помогла подняться, отряхнула с шинели снег, и на этом их катание закончилось. Физрук, принимая лыжи, удивился: «Восемь лет работаю здесь, и это первый случай». Михей пробормотал: «Лыжа, наверное, треснутая была. Хорошо, что не покалечился».
Два месяца в санатории пролетели как один день. Пришло время расставаться. Мишка влюбился по уши и почувствовал взаимную симпатию. Мишка Соне тоже понравился: скромный, добрый, непьющий и неизбалованный парень. К тому же ей пришлась по душе его практичность. В этом она убедилась сама, когда родители прислали Мишке двести рублей для покупки гражданской одежды. Он попросил Соню помочь ему. А выбирать было из чего: военторговский магазин на территории санатория снабжался из Киева. Когда они пришли в магазин, Мишка первым делом купил ей колечко с красным камушком и надел на палец, отцу – майку, маме – халат, а себе сиреневую водолазку и ковёр – на нем лебеди, плавающие в озере.
«Другой на его месте купил бы в деревне ведро самогона и пил бы с друзьями – такие случаи бывали», – подумала Соня.
Практичность Мишки понравилась и продавцам, о чём они потом ей сказали. Накануне отъезда пришёл в финансовую часть получать пятнадцать рублей суточных. Там его ждал сюрприз. Физрук, сидевший за столиком, увидел Михея и сказал бухгалтерше: «С этого товарища удержите тринадцать рублей за лыжи». Мишка оторопел, а бухгалтерша, удержав тринадцать рублей, протянула два рубля и попросила расписаться. Михей вспыхнул, молча бросил сдачу на стол и пулей вылетел на улицу.
Вечером, накануне отъезда, Мишка предложил Соне руку и сердце. Она отшутилась: «Езжай домой, там тебя, наверное, жена с детьми ждут. Такие, как ты, на дороге не валяются». Но провожать на железнодорожный вокзал пришла с букетом полевых цветов. Обнимая его на прощанье, она сунула руку в его карман.
– Возьми, в дороге они тебе пригодятся, – сказала нежно в ухо.
Из кармана Миша вытащил тридцать рублей.
– Зачем? – спросил, краснея.
– Я знаю, что ты едешь без копейки, – сказала, обнимая его, – заработаешь, пришлёшь, адрес-то знаешь.
– А если не пришлю? – улыбнулся Мишка.
– Тогда считай, что я тебе их подарила.
– Не будет подарков, – сказал Мишка, обнимая Соню, – я за тобой обязательно приеду! Я люблю тебя, и другой мне не надо! Я упёртый хохол и слово своё сдержу. А ты, любимая, пожалуйста, дождись меня…
Когда поезд тронулся, Мишка, запрыгнул на подножку, обернулся и сказал:
– Я обязательно за тобой приеду, ты только жди!
У Сони навернулись слёзы, и она начала махать ему рукой. Махала, пока поезд не скрылся за поворотом.
Двадцатого апреля в час дня Мишка с дипломатом в руке вышел из вагона на уфимском вокзале…

                Дорога к счастью
 
      Соня была очаровательной, и не обратить на неё внимания было невозможно. Мишка знал, что до его приезда были у неё кавалеры из числа отдыхающих (рядовые и офицеры), которые сходили по ней с ума, добивались её расположения, предлагали руку и сердце и готовы были либо увезти на свою родину, либо остаться жить в её санаторной квартире. Были! Но она, видимо, ждала его. Поскольку с теми кавалерами вела себя очень строго: кроме как сходить в кино или на танцы в летний клуб, никаких вольностей не позволяла. О её скромности Мишке говорили работники санатория, с которыми общался. Все хвалили за доброту, трудолюбие, спокойный характер и высокие морально-нравственные качества, которые были её путеводной звездой.
Мишка же, когда она согласилась встречаться, тем самым дав надежду на добрые отношения, был от счастья на седьмом небе и вцепился в неё, как говорят украинцы, словно вошь в кожух. Не верил свалившемуся счастью и боялся каким-нибудь поступком его разрушить.
Он ей тоже сразу понравился, как призналась она много лет спустя.
Но, как говорится, гладко было на бумаге, да забыли про овраги – а по ним ходить. У Мишкиной мамы были другие планы. В больнице, где она работала, лечился один из руководящих работников городского отдела внутренних дел. Когда в беседе с ним мама похвасталась тем, что сын, старший сержант запаса, отслужив, едет домой, офицер сказал:
– Сейчас набирается группа отслуживших несудимых и неженатых ребят, которых направят в Школу милиции в Татарию учиться профессии следователя.
И предложил помощь по зачислению на обучение. Мама идеей загорелась, но Михей был непреклонен: «Хочу жениться!»
Потом появился ещё один искус: тётя решила женить Михея на непомерно толстой дочери своих богатых друзей. В качестве свадебного подарка будущий тесть обещал квартиру и автомобиль «Москвич». Сын тёти привёл как-то Михея на смотрины в квартиру невесты. В то время за столом сидели тётя с дядей, родители и сама невеста. Их пригласили за стол. Посидели, попили чайку и ушли. Мишка отказался от богатства, он думал только о Сонечке, ему нужна была только она.
Третью попытку срочно женить непорочного родственника предпринял будущий зять Анатолий, который обманом завлёк Мишку в соседний город, под надуманным предлогом затащил в военкомат и познакомил с молодой работницей. Попытка сорвалась: в военкомат они приехали вместе, пробыли там десять минут и вместе уехали домой.
У мамы, когда она узнала о его санаторном романе, случился нервный срыв:
– Ты же в письмах писал, что пять лет после службы жениться не будешь. Что случилось?
– Любовь с первого взгляда.
– Тебе что, сынок, некуда деваться, поэтому вынужден жениться? – строго спросил отец.
– Нет, папа, я ей ничем не обязан, это первая в моей жизни любовь.
Не осмелился тогда Мишка сказать отцу, что к тому времени был ещё девственником. Да и Соня, как потом, оказалось, тоже была невинна.
– Порядок ли у неё в квартире, умеет ли она шить, готовить еду, с кем живёт? – продолжала допытываться мама.
– Не знаю, – честно признался Мишка. – Знаю лишь то, что живёт одна, родители развелись, когда ей было девять лет, а в шестнадцать умерла её мама. И осталась Сонечка при живом отце сиротой. Чтобы выжить, перевелась с дневного отделения школы на вечернее и устроилась работать в швейный цех предприятия, расположенного в семи километрах от санатория. Едва ей исполнилось восемнадцать лет, руководство санатория поставило ультиматум: либо переходишь работать в санаторий на место своей покойной матери, либо освобождай занимаемое ведомственное жильё. Выбора не было, и она начала работать официанткой. А в квартиру к себе она меня ни разу не пустила, потому что, по её мнению, встречаться мы должны только на виду у людей.
– Ну что ж, пусть приезжает в гости. Посмотрим на неё, может, и сосватаем, – сказала мама.
К тому времени Мишка устроился работать на завод и чуть ли не каждый день ходил по вечерам на переговорный пункт, располагавшийся тогда на первом этаже одного из жилых домов, и разговаривал с любимой. На очередных переговорах он сообщил о решении мамы. Соня побаивалась ехать и вежливо отказалась.
В следующий раз Мишка взял в помощники маму и 18-летнюю сестру Татьяну. Они убедили её в серьёзности намерений. Особенно постаралась Татьяна. «Приезжай к нам в гости, – говорила она радостно в трубку, – я в обиду тебя не дам, спать будем вместе!»
Соня согласилась, и семья начала готовиться к встрече. Мишка к тому времени встал в военном комиссариате на воинский учёт, устроился транспортировщиком на крупный завод и начал зарабатывать трудовой стаж.

      Солнечным майским днём Михей с букетом цветов вместе с Татьяной и её другом Анатолием стояли на перроне уфимского вокзала. Поезд прибыл строго по расписанию, и все Сонины попутчики по купе вышли посмотреть, к кому это в такую даль ехала красавица. Когда она вышла из вагона, Михей обомлел, рванулся к ней, но Татьяна опередила – стала обнимать и разговаривать, словно сто лет девушки были знакомы. Такая встреча, как потом много позже рассказывала Соня, её обрадовала и успокоила. Они подружились с первой минуты, работали потом в одном цехе на заводе и до смерти Татьяны в 1976 году были неразлучными подругами. На заводе в то время, кроме Мишки, Сони и Татьяны работали родственники: дядя Ваня с тётей Зосей, их дети Валентина и Александр, муж Татьяны Анатолий, жена Мишкиного родного брата Люба.
Когда встречающие вместе с Соней вошли в однокомнатную квартиру в бараке, настала мамина очередь изумляться: рядом с сыном стояла высокая, стройная, эффектная девушка, одетая в кримпленовое приталенное платье цвета кофе с молоком с крупными яркими розами. Особый шик придавали белые лакированные туфли на шпильках и модная высокая причёска. «Вот это мы попали, – подумала мама – эта всех нас построит!» Тревога мамы была напрасной. Сонечка оказалась застенчивой, доброй, скромной девушкой и пришлась по душе всей родне.
Мишка представил Соне членов семьи. Тут же быстро накрыли стол, и, когда в приподнятом настроении все расселась по местам, мама спросила:
– Ну, что ты хотел нам сказать, сынок?
– Мы с Соней любим друг друга, хотим пожениться, просим вашего благословения, – в жутком волнении пролепетал Мишка.
– А она-то согласна? – спросил отец.
– Конечно, согласна, – быстро ответил Мишка.
– Я не тебя спрашиваю, – осадил пыл отпрыска отец, – пусть сама скажет.
– Да, согласна, – смущаясь, ответила Соня.
– Тогда будем считать, что мы тебя, сноха, засватали, – сказала мама и поцеловала обоих.
– Совет вам да любовь на всю жизнь, – сказал отец, поднимая бокал, – только запомни, сынок: в нашем роду разведённых не было.
Зашёл разговор и о месте совместной жизни. Соня предложила уехать к ней на Украину.
– А где вы там будете жить? – спросил отец.
– Я живу в санаторном коттедже, в большой однокомнатной квартире площадью семнадцать квадратных метров, – сказала в волнении Соня, – это не считая кухни площадью одиннадцать метров. Так что на двоих места вполне хватит.
Но мама была категорична: «Переезжай к нам, будем жить вместе и помогать друг другу». Окрылённые любовью, молодые согласились.
Спустя годы Мишка понял: не надо было идти на поводу у мамы, а жить своим умом. Если бы жили в Украине, были бы и квартира, и машина, и не пришлось бы ехать потом на заработки на Север. И ещё одно «если». Если бы жива была тогда Сонина мама, она уговорила бы его остаться жить в Украине. По рассказам знающих людей, мама её была очень доброй женщиной, общительной, требовательной к себе и к окружающим. Сама была трудолюбивой и дочку воспитывала в строгости: приучала к порядку во всех делах, научила стряпать на кухне, работать в огороде, хранить нравственные ценности.
В детские годы Соня в полной мере испытала нужду и одиночество. Вместо того чтобы летом гулять со сверстниками, она пасла в лесу бабушкину корову, управлялась по хозяйству, полола огромный огород, варила еду, шила, вязала и вышивала. Потому-то к семейной жизни была подготовлена как никто другой.
В тот же вечер собралась вся родня. До поздней ночи гости пили, ели, танцевали, пели застольные песни (Мишка с отцом по очереди играли на баяне и гармошке) – «пропивали» его Сонечку. Она же весь вечер помогала маме: стояла у плиты, подавала блюда на стол, уносила и мыла посуду. Изредка, когда гости произносили очередной тост, присаживалась рядом с Мишкой. Когда торжество закончилось и гости разошлись, она перемыла полы. Михей в то время видел десятый сон.
В результате всем – и гостям и родителям – она очень понравилась. А дядя Саша, старший брат Мишкиной мамы, пришедший на другой день похмелиться, при всех спросил:
– Где ты, Михаил, нашёл эту трудолюбивую очаровашку? Нет ли на Украине ещё одной такой для моего сына?
Молодые подали заявление в ЗАГС, располагавшийся на первом этаже здания городского комитета КПСС, и уехала Соня на родину, чтобы уладить все дела и приготовиться к переезду.
Когда по телефону сообщила о завершении всех дел, Мишка взял отпуск на десять дней без сохранения зарплаты и поехал за ней. А там его ждал сюрприз: вызвал начальник санатория, подполковник и спросил:
– У вас серьёзные отношения или баловство?
– Мы любим друг друга и намерены пожениться, – взволнованно ответил Мишка, стоя у входной двери.
Подполковник вышел из-за стола, подошёл, протянул руку для приветствия, пригласил за стол.
– Софья Афанасьевна подала заявление на увольнение, – сказал, присаживаясь напротив. – Я не хочу, чтобы она уезжала и с сожалением расстаюсь с лучшей работницей санатория. На следующих выборах мы планировали выдвинуть её кандидатуру в депутаты городского совета. А может быть, ты переедешь жить сюда? У тебя какая специальность? Мебельщик? Замечательно! Я помогу тебе устроиться на хорошо оплачиваемую работу в городской мебельный цех. В следующем году в центре города начнётся строительство пятиэтажного жилого дома для офицеров и гражданских работников санатория, в том числе и для переселения из котеджей. Ты переезжай, вы зарегистрируетесь, санаторий организует вам свадьбу, получите квартиру. Оставайся!
Мишка отказался: мама не разрешила. Кроме того, он был ревнив и боялся, что, возможно, более резвый отдыхающий сможет увести его красавицу. Боялся зря: дальнейшая совместная жизнь показала, что преданнейшей женщины он не встречал.
– Жаль, – сказал подполковник, подписывая заявление, – а меня до сих пор директор горбыткомбината одолевает просьбами дать Соне перевод на работу к нему. Она раньше там работала, была передовой работницей, подменяла мастера.
Вечером Соня устроила ужин при свечах. Выпив бокал шампанского, Мишка захмелел, пересел поближе к Соне (а сидели они напротив друг друга), приобнял рукой, а другой взялся за колено. И поражён был тем, с какой стремительностью вскочила Соня, отбежала на два шага и громко произнесла:
– За кого ты меня принимаешь? До свадьбы никаких вольностей! Откуда взялась у тебя эта резвость? Ты рассудительный, внимательный и добрый парень, именно это меня и подкупило. Но пока ты мне никто! Уж не хочешь ли ты, как говорится, поматросить и бросить?
Сонина тирада произвела на не искушённого в любовных делах Мишку сильнейшее впечатление. Ему стало стыдно за вольность и наглость по отношению к любимой, и лицо его залила краска.
– Прости меня, Сонечка – сказал, вставая, – я не хотел обидеть тебя. Ты такая нежная и красивая, что мне захотелось только обнять тебя и прижать к груди.
Конфликт был исчерпан. Они сели за стол, и ужин продолжился.
– До твоего приезда я разговаривала по телефону с Аней Шатовой, проживающей в Никополе, – сказала Соня. – Когда она узнала о моём намерении выйти замуж, всплеснула руками: «Почему ты не сообщила о перемене места жительства? Я бы приехала, посмотрела на избранника, может быть, что-нибудь и подсказала, посоветовала: один ум, как говорится, хорошо, а два лучше. Переезжала бы ты в Крым или за границу, тогда можно было бы понять. Но собралась в малоизвестную Башкирию и в ещё более не известный строящийся Салават, где у тебя не будет ни родных, ни друзей».
– А кто такая Аня? – спросил Миша.
– Аня – моя лучшая подруга, – начала рассказывать Соня, – она старше меня на два года. После окончания Днепропетровского мединститута по направлению приехала работать в наш санаторий. Мама моя к тому времени умерла, Аня стала опекать меня, и мы сдружились. А год назад она выскочила замуж за одного отдыхающего, Сашку Герлинга, и увёз он её сначала на свою родину, в Казахстан, затем перебрались жить в Никополь.
– Что касается Башкирии, – сказал Мишка, когда Соня сделала паузу, – то моя республика в глазах многих приезжих из других республик и иностранцев по красоте ассоциируется со Швейцарией. Ты со мной проехала автобусом от уфимского железнодорожного вокзала до Салавата и, естественно, всех красот увидеть не могла. Город расположен на южном склоне Уральских гор, на левом берегу реки Белая, которая является притоком реки Камы. В 1948 году (в год моего рождения) там начали строить нефтехимический комбинат и посёлок под названием Новостройка. Сейчас в городе живут люди более шеститесяти национальностей. А давай пригласим Аню с Сашей к нам в гости и покажем им, как она говорит, «малоизвестную» Башкирию.
– Нет, Миша, пока мы сами не обзаведёмся жильём, в гости никого звать не будем, – сказала Соня, подавая чай.

      Узнав о том, что через несколько дней Мишка увезёт племянницу к чёрту на кулички, из села, где она родилась, приехали две тёти-близнецы – Мария и Ульяна, работавшие доярками. Сначала уговаривали Мишку остаться, потом даже предлагали деньги на обратную дорогу, чтоб уехал без Сони. Но он, как говорится, упёрся рогом и оставаться не хотел. А Соня, ослеплённая любовью, была солидарна с будущим мужем. Понимая, что ситуацию не изменить, тётя Ульяна сказала:
– Вы завтра приезжайте попрощаться с дедом и бабушкой. Они, Сонечка, по тебе скучают.
Село Великие Будища, где проживали дед и бабуся, находилось в восемнадцати километрах от санатория. На следующий день была запланирована поездка в деревню.
Всю ночь шёл мелкий моросящий дождь. К утру он прекратился, но небо было затянуто плотной пеленой низко висящих чёрных туч. Поездку молодые отменять не стали.
На автовокзале их огорчили: сегодня из-за раскисшей грунтовой дороги рейс в Будища отменён.
– Может, подождём до завтра? – сказал Мишка, когда они вышли из маленького тесного здания автостанции.
– Не надо откладывать то, что можно сделать сегодня, – ласково ответила Соня, подхватывая любимого под руку.
Городским маршрутным автобусом доехали до конечной остановки «Заготзерно» на окраине города и по грунтовой дороге, проходящей через колхозное поле, пошли в село. Дорога была настолько непролазной, что молодым пришлось четыре часа идти по росшей на обочине мокрой траве. Дорога была пустынной: на всём пути не встетился и не обогнал ни один автомобиль, ни одна повозка.
Дед Никифор Маркович и бабушка Параска Лаврентьевна, увидев их на пороге хаты, обрадовались. Они знали о приезде любимой внучки и приготовились: на столе стояла тарелка с хлебом, в мисках сало, огурцы и квашеная капуста, приправленная кольцами лука и деревенским ароматным постным маслом, солёные грибочки, деревенская сметана, в печи варилась картошка в чугунке.
После объятий пригласили за стол. Дедушка достал из шкапчика трёхлитровый бутылёк с мутным самогоном, разлил по чаркам. Когда расселись по лавкам (Мишка рядом с дедом, Соня с бабусей), дедушка встал и сказал:
– Ну, внучка, счастья тоби на новом мисци, здоровья, довгих рокив жызни! Ны забувай нас, пышы письма. А ты, Мышко, бережы нашу онучку, не обижай, она у нас сырота. Мы ии любим и завжди ради ии приизду. Як що вона не ужеветься з тобою, мы дамо угол у нашой хати. Вона роботяща, не пропаде.
И, медленно влив в рот содержимое чарки, крякнул, сел, взял огурец, стал закусывать.
– А я не пью, – сказал Мишка по-украински и поставил рюмку на стол.
– Шо ты сказав, Мышко? – опешил дед. – Сёгодни уси пьють, а ты шо, бракованный?
– Ныкыфир, ны трогай хлопця, – привстала бабуся, – ты що, ворог нашой Сонечки?
– Ни, я её кохаю, – сказал, садясь, дед, – тилькы я не розумию, звидкы ты, Мышко, знаишь украинську мову.
– О-о-о, дидусь, – с воодушевлением протянул Мишка, – цэ судьбоносна история нашого рода. Мои предки – оба деда и обе бабуси – были родом с Малороссии. Отец мамы, Анисим Прокопович, родился в Полтавской губернии, а мама, Матрёна Савельевна, в Черниговской. Отец отца, Яков Андреевич, родился в Сумской губернии, а мама, Анна Демьяновна, в Запорожской.
– А як же воны тоди опынылысь у Уфимской губернии? – заинтересовался дед.
– В конце девятнадцатого века народ в Малороссии жил тяжело, – начал рассказывать Мишка, – голод, нищета, безработица. Не хватало земель…

      ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА. Стык XIX и XX веков богат на исторические события мирового значения. Это период индустриализации и прогресса. В 1900 году население Земли составляло 1,6 миллиарда человек. При этом большая часть людей проживала в сельских местностях. Мегаполисов было немного, только в 360 городах население достигало 100 и более тысяч человек.
Население Канады и США (Нового Света) было немногочисленным и составляло 82 миллиона человек.
Люди стали мигрировать, потому что было отменено крепостное право, началась капитализация экономики (в том числе сельского хозяйства в европейских губерниях России и в Украине), а также из-за «земельного голода», котрый особо остро проявился в Полтавской, Черниговской, Подольской и Харьковской губерниях. Эти губернии дали основной поток переселенцев на новые земли из одной страны (в которой было перенаселение и избыток рабочей силы) в другую (с малой плотностью населения и свободными землями).
Кроме того, начало XX столетия ознаменовалось усилением кризиса в аграрном секторе (системы хозяйства и полеводства), старые методы и формы обработки земли перестали приносить достаточный урожай.
В этот период истории многие украинцы семьями мигрировали в разные страны: Казахстан, Молдавию, Белоруссию, Узбекистан, Киргизию, Польшу, Латвию, а также в Америку, Канаду, Бразилию, Аргентину.
Массовое переселение украинцев в Россию и, в частности, в Уфимскую губернию началось благодаря Столыпинским реформам (1906 – 1916 гг.). С 1906 по 1912 год из Украины на восток переселилось около миллиона малоземельных крестьян и середняков. Переселялись семьями и даже сёлами, поскольку выход из создавшейся ситуации для многих крестьян виделся через приобретение в собственность новых земель в других местностях.
Примечательно, что в начале XX века в зауральских степях не зафиксировано ни одного украинского поселения. А в канун революции 1917 года их насчитывалось около 40 с населением 20 тысяч человек.
Пик украинского присутствия был в 1939 году, когда численность украинской диаспоры в Башкирской республике составляла около 100 тысяч человек.
По данным переписи населения 1989 года в Башкирии проживало 74 900 украинцев, в 1970-м – 76 тысяч, а в 2014 – 39 875 человек. До сих пор в Башкирии сохранилось множество украинских сёл и деревень. В Чишминском районе, например, к середине XX века отстроились украинские деревни: Кахновка, Леонидовка, Бегуловка, Заводянка, Санжаровка, Новотроевка и многие другие…

      Выпив ещё пару рюмок, дед встал и, обращаясь к Мишке, сказал:
– Мышко, ты довжен знать, шо на Руси и в Российской империи семейни отношения усигда регулировалысь церковнымы документамы. Но Жовтнева революция виддилыла церкву вид господарства. И религиозни обряды сталы позазаконом. Цей запрет видносывся, в першу череду, до коммунистив. Но я знаю багато коммунистив, которий до сих пир зпидтышка ходять у церкву. Вы ж создаете нову радяньску семью. Помнить, що семья е вылыка цинность радяньского чоловика. Бережить семью.
После трапезы молодые засобирались в обратный путь.
– Куды ж вы на нич пидете, – взмолилась бабушка, – я вам за грубой (груба – печка галанка. – Авт.) на полыку (полык – полати, деревянный настил для спанья, поднятый на полметра над полом. – Авт.) постылыла на двох. Да и тётка Мария з фермы прыйде и розстроиться, що вас ны побачила. Оставайтесь, переночуите, а завтра поидыте у Гадяч. Може, дорога наладыться и вас хтось та пидвезе.
Но молодые отказались, поскольку знали, что завтра в десять часов утра к крыльцу подъедет машина с контейнером в кузове, куда они загрузят домашний скарб и отправят по железной дороге в Башкирию.
Из хаты вышли при огнях. Погода была не по-весеннему холодной, чёрные свинцовые тучи, движимые ветром, начали изливать мелкую морось.
– На, Сонечка, – сказала со слезами на глазах бабуся, протягивая деньги, – це тоби вид нас на свадьбу. Живить хорошо и нас ны забувайте – прииджайте у гости.
Соня взяла и со словами «Спасиби вам с дидусем за заботу, но вам гроши нужнише» положила в карман бабушкиного фартука. Тут подал голос дед:
– Сонечка, дають – быры, бьють – тикай. Мы ны послидни даем – завтра прынысуть пенсию. Так що ны пропадем. А тоби в дорози воны прыгодяться.
Дом деда с бабушкой стоял на окраине села, и молодые, пройдя две хаты, вышли на дорогу, по обе стороны которой был густой смешанный лес. Оглянулись: дед с бабусей стояли у ворот и махали руками.
До самого санатория, а это двадцать один километр, молодым пришлось идти пешком – движения по раскисшей просёлочной дороге по-прежнему не было. Домой пришли в третьем часу ночи. Соня, обутая в модные туфли на высоком каблуке, натёрла ноги. От влаги туфли раскисли и их поставили сушиться к электрическому рефлектору. За ночь они ссохлись и уменьшились на два размера – пришлось выбросить…
Отправив пятитонный контейнер с домашними вещами, Соня подарила тёте Шуре, которая приглашала Мишку два месяца назад откушать борща, посаженный огород. Затем сдала занимаемую однокомнатную квартиру, и 11 мая 1970 года молодые поездом уехали в новую совместную жизнь.
Ехала Соня с тревогой в душе. Она знала диагноз и состояние Мишкиного здоровья, знала, что выходит замуж за инвалида Советской армии, который получает пенсию 26 рублей 14 копеек, начисленную из месячного доармейского заработка в 97 рублей 67 копеек. Знала, в каких жилищных условиях они будут существовать. Знала. Но оставила хорошую работу, рассталась навсегда со своими друзьями-подругами, оставила без помощи дедушку и бабушку. Всё оставила, бросилась, как говорится, головой в омут и поехала в новую жизнь! Это была первая в её жизни любовь – любовь с первого взгляда. И это её сомопожертвование Мишка ценил всю совместную жизнь.

                Рождение семьи

      Девятнадцатого июня, в пятницу, настал день регистрации. Родни было много. У троих Мишкиных дядьёв были личные автомобили, но у всех нашлись неотложные дела, потому от 3-го барачного посёлка до ЗАГСа молодые со свитой три километра шли пешком – Соня в фате и белоснежном платье, Миша в чёрном костюме с большим цветком-бантом на левом нагрудном кармане. Этот же путь после регистрации проделали и в обратном направлении, чем вызвали неподдельный интерес у пешеходов и водителей, проезжавших мимо машин. Погода в тот день была как по заказу: солнечная, теплая и безветренная.
С 19 июня 1970 года и пошёл отсчёт совместно прожитым годам.
После загса, как принято, в бараке собралась многочисленная родня. Накрыли два стола, и началось пиршество. До темноты, а в июне темнеет ближе к полуночи, гости пили, ели, пели, танцевали. А в субботу пришли похмеляться.
На семейном совете решили свадьбу сыграть в новой благоустроенной квартире, которую власти обещали дать отцу-фронтовику до нового года.
Совместная жизнь началась с двух испытаний. Первое испытание – жильё. Квартира в бараке была однокомнатной, но с просторной кухней. Здесь проживали папа с мамой, взрослые брат с сестрой, иногда оставался на ночь будущий зять, кавалер сестры Толик, проживающим в Ишимбае. А Мишке с Соней родители отвели апартаменты в деревянной будке, покрытой вонючим рубероидом. Будка размером четыре на четыре метра стояла в десяти шагах от барака, и в ней находился погреб. За будкой был огородик в две сотки.
Второе испытание – препоны с пропиской на жилплощади в бараке. После регистрации брака Соне надо было поменять паспорт и фамилию. Сдали в милицию паспорт на обмен, но там его бюрократы положили в стол. А когда выдали с новой фамилией, оказалось, что прописка в бараке невозможна – барак идёт под снос, и все документы на получение благоустроенного жилья родители, как и все семьи, уже сдали в горжилуправление. Устроиться на работу без прописки было невозможно, и у неё прервался трудовой стаж, которым она дорожила. Ночами плакала в подушку, каялась, что уехав в неизвестность, оставила санаторную квартиру, посаженный огород, дедушку и бабушку в деревне, которым помогала в выходные дни. Мишка как мог успокаивал её, помогал во всём и старался не волновать по пустякам
Через три месяца отец-фронтовик получил двухкомнатную квартиру в новенькой, только что сданной в эксплуатацию панельной хрущёвке-пятиэтажке. И там сразу же сыграли свадьбу. Два дня в той двушке пела и плясала родня. Четыре гармониста из числа родственников играли всё это время, сменяя друг друга, без перерывов. Подарки были чисто символическими. Крёстный отец подарил Мишке хлопчатобумажную рубаху, а Соне – нейлоновые чулки и ночную сорочку. Но не в подарках было счастье, они любили друг друга, и это было главное. И та свадьба была нужна скорее родственникам, чем молодым.
Даже без Сониной родни двухкомнатная квартира еле вместила всех желающих поздравить молодых. К трём часам утра свадьба затихла, родственники улеглись спать – кто где мог. Соня с мамой перемыла посуду, столы и полы, Мишка был рядом. И тут выяснилось, что все кровати диваны и раскладушки заняты спящими родственниками. Молодожёны залезли под кровать, где и проспали до шести часов утра. А когда проснулись, опешили: между ними спал 14-летний двоюродный Мишкин брат Виктор.
В новой квартире родители отвели молодым «апартаменты» в спальне – кладовку, в которую со скрипом втиснули односпальную кровать. И спали они, прижавшись друг к другу боком, словно селёдка в бочке. Это была вынужденная мера, поскольку младшая сестра Татьяна, заразившись Мишкиным примером, сразу же вышла замуж за Анатолия из соседнего города, с которым познакомилась после Мишкиных проводов в армию. И зять перебрался жить в двухкомнатную квартиру, устроился работать на завод. Таким образом, одной семьёй жили семь человек.
Тогда-то выяснилось одно странное обстоятельство: по утрам на теле Сони появлялись зудящие высыпания. Мишка же, спавший в одних трусах, этим не страдал. Потом выяснилось, что по ночам её грызли клопы. Это было удивительным потому, что дом был новый, никакой мебели из барака они не привезли. К тому же Соня и мама были чистюлями, и порядок в квартире был армейский. Пришлось кладовку изнутри покрасить белой краской, и клопы пропали.
…Связь с Аней установили быстро. После свадьбы, когда улеглись волнения и страсти, Соня написала письмо, Аня ответила, потом в переписку включился Мишка, и о семейной жизни друг друга друзья были осведомлены хорошо.
В одном из писем Аня сообщила, что у них родился сын, и они дали ему имя Сониного мужа – Миша. И потребовали: если у Василенок родится сын, то пусть назовут его в честь её мужа – Сашей.

      Когда документы выправили, старшая Мишкина двоюродная сестра Валя, работающая мастером на заводе, помогла Соне устроиться учеником шлифовщика-полировщика. Наставником Сони назначили Мишку. И стали они работать в одной смене на одном станке. Мишка учил любимую как правильно, согласно технике безопасности, брать из пирамиды большой лист стекла (размером 190 на 75 сантиметров), правильно класть его на подвижной стол, покрытый байковым материалом, правильно закрепить его и запустить шлифовальную шайбу. Учил методам визуального контроля качества стекла, рациональному использованию абразивных материалов. Через месяц сдала она в учебном комбинате экзамены и была допущена к самостоятельной работе.
Ряд станков в цехе располагался так, что между двумя станками находился один общий для двух шлифовщиков помост. То есть работали они на своих станках, стоя спинами друг к другу. Рядом с Мишкиным,  стоял станок на котором работал парень в военной форме, недавно вернувшийся из армии. Мастер смены перевёл его на другой станок, а к Мишке «подселила» Соню. И стали они помогать друг другу: Мишка снимал со своего и с Сониного станка отшлифованные листы стекла, ставил в пирамиду, брал «сырые» листы из другой пирамиды и укладывал на рабочий стол. В конце смены они вместе чистили станки от абразивных материалов, вместе мыли их струёй воды из шланга, вместе сдавали смену. Работали дружно, с настроением, на зависть товарищам по работе и родственникам. Качество полированного Соней стекла зачастую было выше не только Мишкиного, но и всех членов бригады, и ей выписывали повышенные премии.
В один из выходных дней Соня предложила Мишке пойти погулять в парк. Они сели в кабину колеса обозрения, и, когда оказались на самом верху, сказала:
– Давай, милый, уйдём из-под родительской опеки и начнём жить самостоятельно.
– Маму жалко, – неожиданно выпалил Мишка, – ведь она работает, часто болеет, а ты помогаешь ей по хозяйству. К тому же все заработанные нами деньги отдаём в общий семейный бюджет. Да и как мы будем жить без мамы?
Она перевела разговор на другую тему.
Спустя время вновь предложила уйти из-под родительской опеки. И вновь Мишка заартачился.
– Я беременна, – заплакала Соня, – как мы будем жить, когда появится малыш, ты представляешь? Родители работают и даже сейчас проявляют недовольство, когда мы в кладовке шепчемся. А ребёнок по ночам будет плакать, и мешать им спать. Нам негде даже кроватку поставить! Я долго думала бессонными ночами, когда ты беззаботно спал как младенец, и решила вот что. Срок тебе, милый, две недели. Не решишься уйти со мной в самостоятельную жизнь, я уволюсь, подам на развод и уеду на Украину. Ты же знаешь, что пятиэтажка для санатория в центре Гадяча уже построена, и все семьи медработников из коттеджей переехали в новые квартиры. Начальник санатория выделит мне с ребёнком однокомнатную квартиру – он же обещал принять меня на работу в любое время. Да и дедушка с бабушкой в беде не оставят. А соседка тётя Шура обещала нянчиться с дитём. Так что не пропаду.
Этот сюрприз  отрезвил  Михея, и он начал искать съёмную квартиру.

      Квартиру помогла найти Мишкина мать. В больнице, где она работала сестрой-хозяйкой, лечился человек из городской пожарной части. Сорокатрёхлетняя мама была общительной, инициативной и настырной женщиной, за словом в карман не лезла, потому в разговорах всегда брала инициативу в свои руки. Разговаривая с пожарным, посетовала на сложившуюся тяжёлую жизненную ситуацию. Тот вошёл в положение и предложил за тридцать рублей в месяц комнату в своей двушке. И Василенки переехали на первый этаж панельной пятиэтажки.
Хозяева были рады квартирантам. Те работали по вахтам в одной смене, вместе уходили и вместе приходили, днями бывали у родителей и не обременяли своим присутствием.
Гром среди ясного неба для хозяев съёмной квартиры грянул тогда, когда у квартирантов родился сын Санька. Соня была худенькой, и под ее просторной одеждой не видно было её округлившегося живота. Санька родился пасмурным утром во вторник, 16 марта 1971 года, в 10 часов 15 минут. Знаковое совпадение: ровно год назад (день в день!) Мишка впервые подошёл к Соне, поздоровался и вручил письмо. Через семь месяцев у наследника прорезались нижние зубы, а в 11 месяцев он сделал первые шаги.
С первых дней малыш рос болезненным, часто плакал по ночам, чем мешал хозяевам. В ванной комнате на верёвках постоянно сушилось детское бельё, в прихожей стояла детская коляска, затрудняющая проход. Тогда-то хозяйка и попросила молодых с вещами на выход.
Мишка снова начал искать жильё. И вновь выручила мама: одна сотрудница, медсестра, давно болела и жила у родственницы, а её однушка стояла закрытой. За сорок рублей в месяц молодые перебрались в отдельную квартиру. Но недолго, как говорится, музыка играла, недолго фраер танцевал – умерла хозяйка, и её сестра попросила освободить жильё.
Как ни старался Мишка, найти квартиру не удавалось, пришлось с нажитым скрабом переезжать к родителям.
Шло время. Мишка работал, Соня, находясь в декретном отпуске, занималась сыном, готовила еду на всю большую семью, убирала в квартире и успевала бегать по магазинам. По сути она стала рабыней в благополучной советской семье. Свекрови нравилось жить на всём готовеньком и, когда через три месяца нашёл-таки Мишка комнату в малосемейном общежитии и сообщил о переезде, она встала на дыбы:
– Никуда не поедете! Я на работе устаю. и мне трудно одной вести домашнее хозяйство, да и папка болеет, за ним тоже уход нужен. Неужели вам не жалко денег, которые будете платить за съём жилья? Живите с нами, в тесноте, как говорится, да не в обиде.
– Нет, мама, – выпалил Мишка, – мы уже почувствовали вкус самостоятельной жизни, и жить, как вы говорите, в тесноте да не в обиде, не желаем. Я в цеху на заводе подал заявление на получение квартиры. В очереди я триста семьдесят четвёртый. Годика через три-четыре получу квартиру. А может, и раньше дадут – мы же вдвоём на заводе работаем. А к вам будем приходить в гости.
И переехали они на пятый этаж малосемейного общежития, которое находилось у трамвайной остановки.
К тому времени молодые работали в разных сменах, потому с маленьким сыном нянчились по очереди. После одной из ночных смен Мишка остался на общецеховое собрание. Телефона дома не было, потому не смог предупредить любимую. Прождав мужа два часа, оставила Соня спящего сына в кроватке, заперла квартиру и поехала на завод. Там-то узнала о собрании. Вошла в актовый зал, нашла глазами Мишку, подошла и, присев рядом, прошептала на ухо: «Слава богу, жив! А я чуть с ума не сошла: не случилось ли с тобой что-нибудь?»
И Мишка окончательно понял: это и есть настоящая любовь.
Как-то после ужина подсела Соня к Мишке на диван, обняла и сказала:
– Сегодня днём, когда ты был на работе, по телевизору я видела передачу, в которой показывали, как ветеранам войны вручали ключи от новеньких квартир. И корреспондент сказал, что на каждом большом предприятии есть отдельные очереди, в которых зарегистрированные участники и ветераны войны, военнослужащие, получившие инвалидность во время прохождения срочной службы. В той очереди люди быстро получают квартиры. Так ты, милый, должен быть зарегистрирован в той льготной очереди. Ты же инвалид Советской армии третьей группы, и тебе, как говорится, карты в руки.
Мишка обрадовался и на другой день, написав заявление, поехал на завод. К заявлению на льготное получение благоустроенного жилья приложил копию справки инвалида Советской армии и выписной эпикриз.
Заместитель директора по кадрам и быту, Владимир Кондратьевич, грузный, с суровым, тяжёлым из-под брежневских бровей взглядом человек, встретил недоброжелательно: дескать, ходят тут всякие без записи, сами не работают и других отвлекают от работы. Прочитав представленные документы, сказал, как отрезал:
– Не скоро ты получишь квартиру.
– Почему? – удивился Мишка.
– У нас две льготные очереди: Герои Советского Союза, Герои Труда, ветераны и участники войны в одном списке, а инвалиды Советской армии и инвалиды, получившие увечья на производстве – в другой. Это раз. Во-вторых, на льготную очередь выделяется по пять квартир в год. На заводе семитысячный коллектив, а льготников сто восемьдесят семь. Так что быстрее ты получишь квартиру по очереди в цеху.
– В цеховой очереди я стою под номером триста семьдесят четыре, – сказал упавшим голосом Мишка, – и лет пять буду ждать жильё. Может, поставите на учёт?
– Нет, не поставим. Почему? Да потому, что работаешь на заводе без году неделя. Многие труженики по восемь лет отработали и не имеют собственного жилья, а ты хочешь сразу с корабля на бал? Не бывает так. Хотя бы с полгода поработай, потом приходи!
– Но у меня особое обстоятельство, – сказал сквозь слёзы Мишка, – я работаю в цеху вместе с женой, снимаю жильё и у нас маленький ребёнок!
– Иди, работай, – рыкнул зам, – да хорошо работай.
Дома Мишка  рассказал Сонюшке о разговоре с замом. И та неожиданно сказала:
– А ты напиши письмо министру Обороны Гречко. Ведь ты три года назад служил при нём, и он до сих пор у власти. Бабахни жалобу, может, что-нибудь и получится.
Да, в данном вопросе Михей был подкован. На втором году срочной службы Политуправление направило его на учёбу в годичную школу военных корреспондентов. Там-то и приобрёл богатый опыт журналистской работы. Потому легко и аргументированно написал министру. По опыту знал, что в подготовке любой статьи, особенно критической, спешка не нужна. Написав жалобу, оставил текст на несколько дней отлеживаться, чтобы потом свежим взглядом увидеть неправильные обороты речи и абзацы, которые требуют редактирования. В журналистике этим достигается и краткость изложения, и точность формулировок, и достоверность изложенного.
Но отправлять письмо не пришлось. Через три дня на работе к нему подошла табельщица и сказала, чтобы шёл к замдиректора. Тот ждал и едва Мишка вошёл в кабинет, не предложив сесть, отрапортовал:
– Мы на совете ветеранов обсудили твой вопрос. Руководство цеха характеризует тебя положительно, комитет комсомола тоже. Мы учли, что ты член «Комсомольского прожектора», рабкор и фотокор, руководитель рабкоровского поста на реконструкции главного на заводе цеха, и решили поставить в льготную очередь под номером тринадцать. Терпеливо жди и хорошо работай.
Прошло полгода. В один из дней Мишка работал во вторую смену. Вдруг по громкой связи, которая звучала во всех уголках 800-метрового цеха, услыхал объявление, что ему следует срочно явиться в кабинет замдиректора по кадрам и быту. Он сразу понял: лёд тронулся!
Заместитель встретил доброжелательно, с улыбкой на лице:
– Тебе выделена однокомнатная квартира в новостройке на улице Ленина, на шестом этаже девятиэтажки. Иди и смотри.
На крыльях вылетел Мишка из кабинета.
В ближайшее воскресенье смотреть квартиру отправились и отец с матерью, и брат с женой, и сестра с мужем. Охранник дома, сверив Мишкины паспортные данные со своим талмудом, выдал ключи от 17-й квартиры. Лифт не был запущен в эксплуатацию, потому родственники дружно потопали верх пешком. В подъезде пахло свежей краской, и окна на лестничных площадках были открыты.
Когда поднялись на свой этаж, увидели большой холл, в разных углах которого было три входных двери в квартиры. Вошли в свою и сразу поняли, что всем им тесно находиться в комнате. А балкон, выходящий на главную улицу города, был настолько мал (полтора на полметра), что даже двум неполным людям развернуться было трудно – помещались два стула, а для столика места не было. Площадь квартиры составляла девять квадратных метров (без кухни).
Закрыв дверь на замок, раздосадованные родственники вышли в холл. И тут Соня сказала:
– Дверь девятнадцатой квартиры открыта, давайте зайдём и посмотрим.
Зашли и поразились: после той, тесной, эта однокомнатная выглядела полигоном. И балкон был широкий и длинный – на всю ширину квартиры, с него видны были корпуса родного завода.
– Вот нам бы такую, – мечтательно сказала Соня, – здесь есть место и для кроватки, и много гостей можно принимать.
На другой день Мишка снова вошёл в кабинет зама. Вошёл не вовремя – тот одетый стоял у стола с ключами в руке и с кем-то на повышенных тонах разговаривал по телефону. Увидев Мишку, положил трубку и молча пошёл к выходу. Мишка выбежал первым.
– Ну что, посмотрел квартиру? – не спросил, а прорычал замдиректора.
– Да, посмотрел, Владимир Кондратьевич, – сказал быстро, семеня за замом по коридору заводоуправления, – только очень уж она маленькая, нам даже негде кроватку для сына поставить. Вот девятнадцатая квартира, хоть и однокомнатная, но просторная, солнечная сторона, большой балкон. Нам бы такую.
– Бери, что дают, – буркнул замдиректора, выходя на улицу, – та квартира распределена инвалиду – одинокому ветерану завода. Мы тебя из очереди исключать не будем, позже получишь по составу семьи.
Сказал, сел в персональный автомобиль и уехал.
Через месяц сообщили, что в пятницу в горжилуправлении с восьми часов утра можно получить ключи и ордер на квартиру.
В назначенный день в пять часов утра он был у запертой двери горжилуправления. Автобусы в такую рань ещё не ходили, и ему пришлось идти пешком по спящему городу два километра. В очереди он был третьим.
В кабинете заведующая отделом попросила у него паспорт, занесла данные в амбарную книгу и подала для подписи протокол. Глянул Мишка в документ, и пролепетал:
– Здесь ошибка, мне выделена квартира номер семнадцать, а здесь указана номер девятнадцать.
– Никакой ошибки нет, – спокойно ответила женщина, – список, представленный заводом, завизирован всеми ответственными руководителями и заверен печатями. Так что ошибка исключена.
Получив ключи и ордер, с радостной вестью Мишка рванул на завод. Был обеденный перерыв, и Соню он нашёл в столовой. Обнял её, поцеловал и радостно сказал:
– Ну, милая, ты настоящий маг.
– Не поняла, что я такого сделала? – игриво спросила жена.
Мишка достал из кармана ордер, ключи, положил на стол и с пафосом сказал:
– Ты, милая, на номер квартиры посмотри. Это твоя заслуга, ты ведь хотела девятнадцатую, вот и получила девятнадцатую.
Взглянув на ордер, Соня обрадовалась:
– Слава богу, закончились наши мытарства, теперь заживём по-человечески. Сегодня же вечером будем паковать чемоданы.
Сыну Саньке исполнилось полтора года, когда семья въехала в новую однокомнатную квартиру на шестом этаже девятиэтажки.
Замдиректора слово сдержал: через год они получили двухкомнатную квартиру в панельной пятиэтажке, расположенной неподалёку от главной площади города. Мишку обрадовало то обстоятельство, что неподалёку расположены школа, Дворец культуры, сквер, где он сможет гулять с сыном, строящаяся больница и городская баня. И потекли у дружной семьи насыщенные разнообразными событиями, будни.

                Житейские будни

      Однажды после второй смены Соня не пришла, как обычно, домой после двенадцати часов ночи. Мишка заволновался. Прождав до часу ночи, оделся, вышел из дома и пошёл к телефону-автомату. В цех дозвонился сразу, и ему сообщили, что жена с порезами руки доставлена в больницу, расположенную на улице Строителей. Маршрутные автобусы не ходили, и он побежал по пустынному ночному городу. Прибежал вовремя: Соня с перевязанной до локтя рукой выходила из больницы. Оказалось, «скорая помощь» доставила её с завода и уехала на другие вызовы, а её после оказания помощи отправили на все четыре стороны.
Пока вёл жену под руку домой, она рассказала о несчастном случае. Незадолго до окончания смены брала из пирамиды лист стекла, чтобы отнести его на станок. И вдруг вся пирамида начала валиться на бок. Ей бы отбежать, а она стала удерживать. Не спасли ни напульсники на руках, ни рукавицы. Порезы на руке были глубокие и многочисленные, перерезаны сухожилия. Пока приехала «скорая», пока доставила в больницу, много крови потеряла. Вызванный из дома хирург Цукерман добрый час вытаскивал осколки стекла и зашивал порезы.
Потом, когда через месяц сняли гипс, снимок показал, что не все осколки удалены. Сделали повторную операцию. Настрадалась бедная Сонечка только лишь из-за своей ответственности…
Работа по сменам – нелёгкий труд. Две смены – с восьми до четырёх дня, две следующих – с четырёх дня до двенадцати ночи и две последних ночная смена – с двенадцати ночи до восьми утра. Потом отсыпной, выходной и по-новой: два с утра, два во вторую смену и два в ночную, отсыпной, выходной…
После одной из ночных смен Мишке за день не удалось прилечь отдохнуть: нянчился с сыном, занимался домашними делами. Соня в тот день работала во вторую смену. Вечером, когда сынок заснул, установил на ванну большую доску для разделки теста, на неё поставил фотоувеличитель, фонарь, ванночки и начал печатать фотографии. Часов в одиннадцать вечера закончил печатать, положил фотоснимки в ванну, для промывки открыл кран холодной воды. Из окна квартиры была видна остановка, на которой жена должна была выйти из трамвая. За десять минут до её возвращения неимоверно уставший Михей присел на минутку отдохнуть на заправленную кровать и откинулся на стопку подушек. Работавший телевизор подействовал убаюкивающее, и заснул он моментально, словно получил дозу наркоза.
Проснулся, когда за окном забрезжил рассвет. В комнате ярко светила лампочка, телевизор на столе мигал пустым экраном (телепередачи заканчивались после полуночи), в ванной комнате шумела наливающаяся вода. Его как током ударило: «А где Сонечка?» Открыл дверь и видит: сидит его любимая на ступеньке лестничного марша и плачет. Причитала она так горько, что Мишка почувствовал вину, и от обиды за свою бесшабашность у него навернулись слёзы. Потом, немного успокоившись, Соня рассказала, что не смогла вставить ключ в замочную скважину, поскольку изнутри был Мишкин ключ. Долго стучала в дверь. Шум на лестничной клетке услыхал сосед, принёс топор, чтобы открыть дверь, но Соня не разрешила ломать замки. С верхнего этажа спускались двое подвыпивших молодых людей, которые шутили и приглашали к себе в гости. Соседка звала к себе, но она не пошла, поскольку через дверь слышала, как плачет сын и набирается в ванну вода.
Долго после того случая испытывал Михей чувство вины перед любимой и старался искупить её, окружив заботой и лаской.
Мишка очень любил баню. В украинской деревне, где он родился и где прошли его детские годы, было тридцать три двора. И только у двоих поселенцев посреди огорода стояли низенькие бани по-чёрному. Каждый день топились бани – чья-то деревенская семья да моется. Раз в неделю и для их семьи был банный день. Вечером мама вела троих детей на помывку. Накупав, отправляла домой, а в баню приходил папа, и с мамой они долго парились. К пару привык и Мишка.
Однажды в пятницу у него был выходной. Соня работала во вторую смену, Санька находился в круглосуточной группе в детском саду, и после обеда Михей первый раз в послеармейской жизни отправился в баню. На первом этаже купил билет, веник, бутылочку кваса и поднялся на второй этаж. Несмотря на рабочий день, в помывочном отделении было много народа – все скамьи оказались занятыми. Постояв в нерешительности, он было собрался вернуться в раздевалку и дождаться выхода помывшихся, но увидел только что освободившуюся скамью, стоящую у стены. За скамьёй, в стене, была высокая дверь, обитая тонким алюминиевым листом. «Наверное, это вход в подсобку», – подумал Мишка, набирая в тазик воды. Два раза заходил в парилку, после которой выходил в раздевалку отдыхать – он не торопился и растягивал удовольствие. После третьего отдыха решил на дорожку ополоснуться, добавив в воду ароматизирующий раствор. Поставив на скамью тазик с прохладной водой, влил ароматизатор… и тут его едва не хватил кондратий – алюминиевая дверь начала медленно открываться. Сначала появилась швабра, затем рука, держащая эту швабру, и, к Мишкиному изумлению, в мужское отделение, широко распахнув дверь, медленно входила одетая в синий потрепанный халат уборщица. И его пытливому взору предстала картина маслом: за дверью было большое, с высокими потолками, женское отделение бани. В наполненном паром зале, словно через слабенький утренний туман в лесу, просматривались обнажённые, освещенные лучами солнца, проходящими через широкие под потолком окна, женские тела.
Мишка оглянулся и убедился, что никто  не видел это представление: все были заняты помывкой. А уборщица, словно специально, не спеша прислонила к Мишкиной скамье швабру, вернулась в женское отделение за ведром, затем медленно прикрыла дверь и закрыла ключом на внутренний замок.
Дома, когда он в подробностях рассказал Сонюшке об увиденом, она иронично спросила:
– Ну, и какие, милый, впечатления у тебя остались от всего увиденного?
– Ты, милая, лучше всех, – ответил он, обнимая жену.
      По приглашению Сони и Мишки в августе 1974 года к ним в отпуск из Никополя приехали Аня с Сашей и маленьким сыном. Семьи познакомились, друг другу понравились. Каждый день были походы: то отправятся в городской парк, то шашлыки организуют на берегу Белой, то дядя на своей машине в лес за грибами отвезёт. И частенько гостили у многочисленных Мишкиных родственников.
Однажды в городском парке решили покататься на колесе обозрения. Этот аттракцион после длительного ремонта только начал работать. Мишка с Сашкой сели в одну подвесную кабинку, Соня с Аней и детьми – в другую. И когда их кабинки поднялись на самый верх, колесо остановилось. Внизу собралось множесто зевак, желающих узнать, чем же закончится вынужденный простой. Через десять минут ожидания бесстрашный Анин Сашка, прошедший огонь, воду и медные трубы на золотых приисках Якутии, отстегнулся, выбрался из кабинки и, как котяра, на глазах изумлённых отдыхающих по деталям колеса начал спускаться вниз. А внизу некстати его ждал сюрприз – милиционер. Долго потом пришлось отбояриваться, доказывая, что риск был вынужденным, что Сашка хотел вручную за редуктор прокрутить колесо и постепенно освободить всех пленников. Через час появился электрик и запустил колесо.
Уезжая, Аня с Сашкой пригласили Василенок приехать к ним в гости…
Год 1975 был юбилейным – исполнилось 30 лет Победы советского народа в Великой Отечественной войне. Перед майскими праздниками отец-фронтовик, как назло, бригадой «скорой помощи» был помещён в кардиологическое отделение больницы градообразующего предприятия, на котором работал. Мишка с Соней, поздравив его накануне, решили восьмого мая съездить в Уфу и поздравить деда Николая Прокоповича, воевавшего в партизанском отряде легендарного Сидора Артемьеввича Ковпака. Билеты купили предварительно на ночной поезд.
Вечером, собираясь в дорогу, Мишка обратил внимание на то, что после душа вышла Соня из ванной в белых трусах.
– Чего это ты вырядилась в дорогу в белые трусы? – спросил игриво Мишка, подошёл и легонько, как это делал частенько, хлопнул любимую по круглой попе.
– Так завтра же праздник, – ответила, улыбаясь, Соня.
Автобусы по городу в то время ходили редко, и они решили прогуляться пешком, благо, вокзал находился в пятнадцати минутах ходьбы. Погода была летняя, и только что ушедшее за горизонт солнце пурпуром освещало небосвод. Наступали сумерки. В одиннадцать часов вышли из дома и налегке отправились в путь. Удивительным было то, что на пути не встретили ни одного прохожего. Мишка сказал об этом Соне.
– А это и неудивительно, – ответила она, – сейчас все прильнули к экранам телевизоров и смотрят «Рабыню Изауру».
По улице Карла Маркса дошли до школы, территория которой была отгорожена от тротуара невысоким ажурным металлическим заборчиком, покрашенным чёрной краской. За ним стройным рядком росли невысокие кусты акации. Необременённые ношей шли рядом, взявшись за руки. И тут Соня сказала:
– Ты иди, Миша, потихоньку, а я сбегаю в кустики.
Мишка сбавил скорость и куриным шагом, вразвалочку пошёл вдоль забора. Прошёл метром десять, оглянулся – Сони не было видно. Остановился и, подождав несколько мгновений, позвал:
– Соня!
В ответ – тишина. Он громче позвал любимую, и опять тишина. У него бешено забилось сердце, в голове стучали молотки: «Куда пропала? Что с ней случилось? Почему молчит? Оглохла, что ли?»
Решил переступить через заборчик и глянуть за кусты. Заглянул и обрадовался: увидел белые трусы и жену, сидящую к нему спиной на корточках. Решение созрело мгновенно: сделав тихонько шаг вперёд, наклонился и легонько, как это делал часто, шлёпнул по попке.
Что произошло в тот момент, чуть не довело Мишку до инфаркта: женщина поднялась и со спущенными до колен трусами побежала к зданию школы. Когда она в темноте скрылась за углом, Мишка онемел.
– Ты меня звал, Миша? – вдруг услышал за спиной голос Сони.
Выбежал на тротуар и чуть не столкнулся с любимой. Она, красивая, в кримпленовом платье цвета кофе, по которому рассыпаны крупные головки роз, стояла с распростёртыми руками.

      Мишку не раз вызывали в партком, предлагали вступить кандидатом в члены КПСС. Но любимая была против. «Ты сейчас комсомолец и являешься общественным деятелем, потому всё свободное время проводишь то на работе, то в редакции, то выполняешь общественные поручения и дома бываешь мало, а потом забудешь дорогу домой. Ты такой обязательный человек, что я боюсь, как бы ты не променял семью на служение обществу. А сыну нужен отец, который занимался бы с ним, наставлял на путь истинный», – с дрожью в голосе говорила она.
И Мишка отказывался.
Однажды вызвал его в кабинет секретарь парткома завода и спрашивает:
–Ты машину имеешь?
–Нет.
–А хочешь иметь?
–Конечно, – обрадовался Михей.
– Тогда, – говорит секретарь, – собирайся на полгода в командировку в Алжир. Там на новом заводе устанавливаются морально устаревшие и снятые с производства в нашей стране станки индивидуальной шлифовки и полировки стекла. Там ты будешь работать инструктором – передавать местным рабочим своё мастерство. Твоя кандидатура выдвинута руководством цеха и одобрена руководством завода, комитетом комсомола и парткомом.
Предложение было столь неожиданным, что Мишка не сразу нашёл что ответить.
– Ты посоветуйся с женой, а завтра я жду ответ, – напутствовал, провожая до двери, секретарь парткома.
И опять жена была «против»:
– Я работаю по сменам, садика нет, а кто будет с ребёнком сидеть? За ним глаз да глаз нужен. Мне одной не справиться. Если уедешь, мне хоть с моста да в воду.
Конечно, в душе Мишка был согласен с ней. Работали они в разных сменах и по очереди занимались сыном. Раз в неделю смены стыковались: он, например, в тот день работал до восьми утра, а жена должна с восьми приступить к работе. В такие дни приходилось на свой страх и риск оставлять сына на час-полтора дома одного (в одну из таких пересменок сынок вывалился из кроватки, но обошлось, к счастью, без сильных телесных повреждений). Об этом он и сказал секретарю парткома.
– Это дело поправимое, – с пафосом сказал парторг, – ребёнку дадим место в круглосуточной группе в садике, жену переведём в дневную смену. За полгода там заработаешь столько, сколько здесь за год не заработаешь. В Москве в валютном магазине сможешь купить такие вещи, о которых слышал, но не видел. Время на раздумья не осталось – через неделю группа специалистов, в которую войдёшь и ты, должна вылететь из Москвы. Завтра жду ответ.
Мишка обещал подумать. Заманчивое было предложение, и желание было большое, но Соня дома расплакалась – боялась остаться одна, так как сын часто болел и нуждался в постоянной опеке. В конце разговора молвила: «Если любишь – не поедешь». И Мишка отказался. Он сильно любил её и боялся потерять. Она отвечала ему взаимностью, и Мишка ценил это.
Вместо него поехал коммунист слесарь Калимуллин, который обслуживал шлифовальные станки. Все дни до отъезда каждый день приходил он к Мишке домой и брал уроки по технологии шлифовки и полировки стекла. Все секреты этой кропотливой работы, которыми делились Мишка и Соня, записывал в общую тетрадь. Через год вернулся довольный и счастливый. В один из выходных дней пришёл домой к Василенкам с заграничными подарками. Долго сидели, пили чай, и Калимуллин подробно рассказывал о командировке, о заграничной жизни, о планах на будущее.

      Они по-прежнему работали в разных сменах и раз в неделю утром, во время пересменки, двухлетний сын Санька на два часа оставался дома один. Однажды весной, уставший после ночной смены, Мишка перекусил и прилёг отдохнуть. Проснулся от плача: Санька сидел голым задом на порожке балконной двери и плакал. Мишка вскочил, подбежал, взял сына на руки и обомлел: тело было ледяным. Как он смог выбраться из высокой деревянной кроватки и добраться до двери, осталось для Мишки загадкой на всю жизнь.
Через два дня Санька заболел: поднялась температура. В детской поликлинике, расположенной на первом этаже жилого пятиэтажного дома, прописали микстуры и таблетки. Лечение не помогало, и через сутки ночью до критической поднялась температура. Домашнего телефона не было, и Мишка, сбегав на соседнюю улицу, из телефона-автомата вызвал «скорую помощь». И сразу же больного Саньку с Соней отвезли в стационар, поместили в отдельный бокс, в котором были и ванная, и туалет. В больнице долго не могли снизить температуру. Диагноз был страшный: двухстороннее воспаление лёгких. Санька постоянно плакал, просил пить и не спал по ночам. Наступил критический день: Санька лежал с закрытыми глазами, не принимал еду, тяжело дышал, тело было горячим и вялым. После ночной смены Мишка поехал в больницу. Сонечка с опухшими от слёз глазами сказала тихонько:
– У нас критическая и безвыходная ситуация, мы можем потерять сына – температура не падает. Лечащий врач Подольская сегодня будет дежурить в ночь. Она велела принести кастрюлю льда. Где взять? На реке Белой. Только лёд должен быть чистый, как слеза, и небольшими кусочками. Она сказала, что Санька безнадёжный, медленно умирает, и на свой страх и риск она применит методику, описанную в докторской диссертации, которую она готовится защищать. Надежды на выздоровление нет, поэтому ночью воспользуемся последним шансом. Принеси лёд вечером, после семи часов.
Сейчас, в век бурного развития научно-технического прогресса, каждая модница знает об уникальной физиотерапевтической методике воздействия низких температур на организм человека. Холод активизирует защитные силы человеческого организма, нормализует деятельность эндокринной системы, излечивает ряд недугов, применяется при омоложении организма, удалении папиллом, бородавок, угревой сыпи. Этот метод называется криотерапия: лечение азотом. Такой вот своеобразной криотерапией врач решила лечить и Саньку.
Машины в семье не было, и Мишка, взяв у соседа лыжи, пошёл за город. По рыхлому снегу добрался до реки и кухонным топориком надолбил ведро льда. Специально набрал больше, чтобы дома можно было бы выбрать нужные куски. Отсортировав лёд, положил его в маленький холодильник «Саратов». Этот старенький холодильник Василенки купили у Мишкиного товарища по работе – Петровича, которому на собрании по поводу его выхода на пенсию, за хорошую работу завод подарил новенький «Айсберг». И вечером отнёс лёд в больницу.
На другой день Мишка должен был работать во вторую смену и в одиннадцать утра с тревогой в душе пошёл на свидание. Увиденное обрадовало его и придало сил: Санька, держа в руках конфетку, оседлал горшок, а довольная и счастливая Сонечка, сидя перед ним на корточках, листала книжечку, показывая картинки.
Приведя Саньку в порядок, Соня положила его в кроватку, обняла Мишку, поцеловала, присела рядом и начала рассказывать:
– После десяти вечера пришла врач Подольская, велела раздеть догола, положила вялое безжизненное тело на три пелёнки, расстеленные на моей кровати, и стала всё тело обкладывать кусочками льда. Обложила всё тело, кроме головы. И эти кусочки на наших глазах стали таять, превращаясь в стекающие струйки воды. Я ухватилась за голову, начала плакать, а она сказала: «Я хочу вернуть вашего сына к жизни, а вы мне мешаете». И я успокоилась, стала ей помогать. Не знаю, сколько времени длилась эта экзэкуция, но больше половины принесённого тобой льда мы растопили. А потом врач велела наполнить ванну очень тёплой водой и давай мы его купать с лечебными травами! Тело стало красным, малинового цвета. Накупали и уложили в постель. Санька сразу же заснул и проспал беспробудно всю ночь. Врач Подольская заходила несколько раз, проверяла пульс и температуру тела. Я ночь не спала, а утром сквозь дремоту услыхала: «Пить». Я подбежала, смотрю: наш Сашенька лежит с открытыми глазами и чуть-чуть улыбается. Знаешь, Мишенька, я словно на свет народилась. Он даже съел чайную ложку кашки, но и это уже прогресс в лечении. Я измерила температуру и обрадовалась: из опасной зоны сорок один градус снизилась до тридцати семи.
Через месяц выписали Саньку, предоставив место в туберкулёзном круглосуточном санаторном садике. До самой школы посещал он тот садик, вылечился и пошёл в первый класс. Для укрепления здоровья несколько раз лечился в туберкулёзном санатории в Бирске…

                Котовасия

      
      Проработав шесть лет шлифовщиком стекла, Мишка приобрёл знания и опыт, стал передовиком производства. Потом выучился в вечернем профтехучилище на сварщика и стал работать в цеховой ремонтной бригаде. Имел поощрения и награды за победы в социалистическом соревновании. Соня тоже работала. Из цеха шлифовки и полировки стекла перевелась в зеркальный цех, была передовиком производства и частенько на время отпуска подменяла мастера.
Дачного участка у семейства Василенко не было, потому каждой весной, как и многие заводчане, на выделенном загородном участке земли, в поле, в районе телевышки, сажали картофель. В том году урожай был небывалый – накопали восемь мешков. Копали после трудового дня пять человек. Работу закончили поздним вечером, а увезти не успели. Отец распорядился оттащить мешки в расположенную неподалёку лесополосу, присыпать ботвой и хворостом, а завтра он на автомобиле предприятия, на котором работает, два мешка привезёт домой. Остальную он отправит шурину, проживающему в собственном доме. Так и сделали. В свою квартиру на третьем этаже привезли два мешка и поставили в прихожей под вешалкой.
Однажды ночью спавший на диване в зале Мишка проснулся от непонятного писка. Включив свет, присел на диван, прислушался. Было тихо, и только из открытой форточки доносился скрип качающегося под напором порывистого ветра стоящего под окном дерева.
– Наверное, приснилось, – подумал Михей, прикрыл окно и лёг на кровать.
На другой день была суббота, и к Мишке с Соней пришли в гости родители, сестра с мужем и ребёнком, двоюродный брат. В зале накрыли круглый стол, и расселись по стульям. Успели произнести два тоста, и тут подошёл трёхлетний сын Сашка и громко сказал:
– А там кися плачет, – и показал рукой на диван.
Все притихли, выключили работающий телевизор, прислушались. Несколько секунд было тихо, а потом раздался многоголосый писк. Исходил он из дивана. Настроение испортилось, все поднялись со своих мест, быстро отодвинули к окну стол, подняли сиденье дивана. Писк прекратился. Все замерли в ожидании. И тут в тишине с новой нарастающей силой диван запищал.
– Режь подкладку и ищи, – сказала Соня.
– Да жалко же, – ответил Мишка, – может, это вовсе не под подкладкой пищат пташки.
– Режь и ищи, – настойчиво сказала Сонечка, подавая ножницы.
Разрезав подкладку вдоль дивана, Мишка стал прощупывать сиденье. Ничего подозрительного не нашёл. И тут из спинки дивана вновь раздался писк. Пришлось разрезать подкладку спинки, и в нижнем углу увидели гнездо. В нём шевелились трое голых и слепых мышат. Сложив шевелящиеся комочки в мусорное ведро, отнёс в туалет и со словами «Царствие вам небесное» высыпал новорождённых в унитаз и слил воду.
– Где-то здесь должна быть их мамка, – сказал отец.
– Надо искать, – отозвалась мать, – и в первую очередь в мешках с картошкой.
Высыпали первый мешок в ванную, там мышей не оказалось. Высыпали второй – из него вдруг выпрыгнула крупная мышка и помчалась мимо ошеломлённых родственников через зал в спальню. Торжество было нарушено, и все кинулись на поиски возмутителя спокойствия. Облазили всю спальню и кладовку, но мышка, словно сквозь землю провалилась.
– Наверное, под пол в щель спряталась, – сказал отец.
– Конечно, под пол, – подхватила идею Сонечка, – под линолеумом наверняка есть в полу щели.
– Срочно приобретайте кота, – сказал брат Василий, – он-то быстро вычислит возмутителя спокойствия.
– Точно, нам нужен кот! – обрадовалась Соня. – Мне давно соседка Нурия предлагала взять у неё маленького котёнка, да я всё думала, а сейчас возьму, – сказала и вышла на лестничную площадку.
Нурия жила этажом выше, и вскоре Сонечка вернулась с маленьким пушистым комочком.
– Давайте придумаем ему имя, – сказал Мишка, – объявляю конкурс: чьё предложение примет Соня, тот получит приз – внеочередную стопку.
И посыпались предложения: Васька, Пузик, Мурзик, Шнурок, Олива, Марго, Дуся, Тимофей.
– Стоп, – сказал Соня, – кто сказал Тимофей? Ты, племянник? Так как ты не достиг совершеннолетия, вот тебе шоколадка. Твоё предложение принимается, будет он у нас Тошкой. Ты согласен, сынок?
Тот был согласен и кивнул головой.
Шло время. Кот подрос, стал любознательным и частенько, сидя у окна, наблюдал за пролетающими мимо воробьями и голубями и пытался, протягивая лапу к окну, поймать свой перекус. Мышку, сбежавшую из ванны, так никто ни разу и не видел. Все подумали, что Тошка изловчился, поймал и отобедал свеженьким мясом.
Через месяц в квартире появился стойкий неприятный запах. Василенки всполошились. Поначалу активно разбрызгивали ароматизирующие вещества. Но они действовали день-два, и усиленный неприятный запах с новой силой наполнял квартиру.
– Где же её искать, – в отчаянии сказала Соня, – мы ведь все углы обшарили.
– Она лапы откинула под шифоньером, – предположил Мишка, – там её и будем искать.
Из шифоньера выложили все тряпки. Соня помыла все полки и стенки, и громоздкий шифоньер с трудом отодвинули от стены. Встав на колени, Мишка оторвал от пола линолеум, но щели в полу не обнаружил. У обоих супругов опустились руки.
До нового года оставалась неделя, и Соня решила провести в квартире генеральную уборку. Начала с ванной комнаты. Попросила Мишку вынести в коридор стиральную машину и половики, сама же, встав на колени, осветила фонариком пол под ванной и начала мыть. И вдруг Мишка услыхал крик. Вбежав в ванную, увидел Соню, стоящую на коленях и закрывшую глаза рукой.
– Что случилось? – приобнял любимую.
– Там... там… мышка, – тихо ответила она, всхлипывая.
Помог подняться, провёл в зал, усадил на диван, а сам пошёл в ванную. Заглянул под неё, осветил фонариком и увидел в дальнем тёмном углу останки несчастной мышки.
Шло время. Тошка подрос и превратился в красивого пушистого кота. Его приручили к унитазу, брали с собой на дачу и в отпуск. Он стал любимцем хозяйки, и она регулярно мыла его в ванне, ополаскивала шампунем, стригла когти, сушила феном, брызгала ароматизирующими растворами. Коту нравились эти процедуры, и он, стоя по пузо в тёплой ароматной воде, закрыв глаза, спокойно кайфовал. Он настолько привык к этим процедурам, что каждый раз, когда Сонечка начинала набирать в ванну воды, предвкушая блаженство, с разбегу, как акробат, заскакивал в тёплую воду.
В один из выходных дней, когда Сонечка была на работе (она по-прежнему работала по сменам), решил Мишка постирать свою сварочную робу. Раз в месяц приносил он домой брезентовую спецовку, клал её в ванну, закрывал сливное отверстие, насыпал кальцинированную соду и открывал кран с горячей водой. А сам, пока набирается вода, закрыв дверь, занимался хозяйскими делами.
Так было и в тот раз. Открыв кран, сел Мишка в зале на диван, включил телевизор. Утомлённый домашними делами, он на мгновение вздремнул. И вдруг услыхал визг и возню. Открыв глаза, обомлел: мимо него как чёрт из табакерки с фырканьем и визжанием промчался Тошка, оставляя на полу широкую ленту воды. Пробежав пулей в спальню, через мгновенье промчался назад к ванной, но, услыхав шум льющейся воды, рванул обратно. С большим трудом поймал Мишка любимца и обжёг руки: шерсть была горячей от кипятка. Понёс на кухню, поставил в раковину и начал поливать холодной водой. Кот дрожал то ли от ожогов, то ли от холодной воды – у него не было сил стоять и он, жалобно мяукая, закрыл глаза и лёг на живот. Прикрыв его полотенцем, оставил лежать страдальца в раковине и рванул в ванную, чтобы закрыть кран. Прибежал вовремя – уровень воды поднялся до сливного отверстия. Закрыв кран, заспешил в кухню. Тошка по-прежнему лежал с закрытыми глазами, часто дышал и тихонько мяукал. Мишка не знал, как помочь любимцу, чем облегчить его страдания и в душе сокрушался, что это произошло в выходной день, когда ветлечебница не работала.
В девять вечера кот испустил дух. Мишка завернул его в тряпку, обмотал газетами и положил в авоську. В половине двенадцатого вечера пошёл к трамвайной остановке встречать любимую, возвращавшуюся с вечерней смены, и положил свёрток в мусорный бак. Он пожалел Соню, поберёг её нервы и не сказал о трагедии, произошедшей с её любимцем. Не сказал, что по рассеянности забыл закрыть дверь в ванную. Сказал, что выносил мусор, неплотно прикрыл за собой входную дверь, и любознательный Тошка выскочил на улицу. Это был единственный раз, когда его ложь была во спасение.




                Часть вторая

                На Севере дальнем


                «Далеко-далеко за спиною Тюмень,
                Дальше нет городов, дальше нет деревень,
                Лишь безмолвная даль, белоснежная ширь –
                Во единый простор собралась вся Сибирь.
                И безмолвью её я не вижу конца,
                А как встретится чум – он милее дворца!»
               
                Иван МАРМАНОВ,
                инженер треста «Надымдорстрой»,
                бывший узник ГУЛАГа.





                Искушение Севером

      Мишкины родители поднимали целинные земли, строили Днепрогэс, прокладывали дорогу в космос, а ему досталось освоение газовых месторождений Ямала.
На Север Мишка попал совершенно случайно. Его дядя, Алексей Анисимович, в 1980 году работавший со своим младшим сыном Виктором в Надыме, в один из приездов в отпуск пришёл в гости. Соня была на работе, сын в школе, потому они чувствовали себя раскрепощенно.
За «рюмкой чая», как водится, разговор пошёл о делах житейских. И дядя, видя горящие Мишкины глаза, спросил:
– Поедешь работать в Надым? Хорошие сварщики там нарасхват!
Чувствуя Мишкину нерешительность, добавил:
– Посоветуйся с Соней. Если соберёшься ехать, вызов я пришлю. Решайся: кто не рискует, тот не пьёт шампанского!
Поехать в неизвестность у Мишки особого желания не было, а у Сони – тем более. Но было желание заработать на мотоцикл. Это желание подогревалось тем, что с детства он мечтал служить в мотопехоте. Потому до службы в армии, в 1966 году, прошёл обучение в автошколе ДОСААФ, которая располагалась в подвальном помещении городского комитета КПСС, сдал зкзамены и получил права на управление мотоциклом.
На заводе Мишка рассказал друзьям о предложении дяди, и мнения разделились. Одни были против, говорили, что за десять лет работы на заводе уже заработал авторитет и почёт, а ещё лет через десять лет заработает медаль или орден. Другие советовали ехать: мол, хуже не будет. А новичок в коллективе электросварщик Пётр Константинович Загороднов был категоричен: «Езжай, Мишка, не задумываясь. Я полгода как вернулся с Севера, но он тянет меня до сих пор. Наверное, эту разлуку не перенесу. При устройстве ищи фирму, где будут платить триста рублей прямого. Лет за пять заработаешь и на машину, и на квартиру».
Масла в огонь подлил неженатый двоюродный брат Виктор, приехавший из Надыма в отпуск. Он, сидя за столом, как бы невзначай выронил из кармана пачку трёхрублёвых купюр. У Михея дыхание перехватило: на три рубля его семья сейчас запросто живёт неделю. А тут сто штук в одной упаковке!
Соня была категорически против, и он не поехал. Через пару месяцев дядя прислал вызов: речпорт приглашал на работу сварщиком. И опять Мишка не пошёл против воли жены. Потом дядя прислал письмо: «Если хочешь подзаработать на мотоцикл, приезжай. Это последнее приглашение».
Может быть, и не поехал Мишка за «длинным рублём», если бы не двоюродный брат Сашка, полгода назад уехавший работать в Надым. Он вызвал Мишку на переговорный пункт и сказал:
– Я проработал сварщиком полгода, и к зарплате добавилась первая «полярка». Сейчас получаю пятьсот рублей в месяц. Сварщиков здесь не хватает, потому привлекают зарплатой. Приезжай. Пока не обзаведёшься своей жилплощадью, жить будешь у меня в вагончике. Я с женой этот вопрос «обсосал», она не против, так что увольняйся, оформляй в милиции вызов и чухай сюда. Не пожалеешь!
И это окончательно добило Михея. Видя настырную решительность мужа и понимая свою беззащитность перед возможными с его отъездом проблемами,  Соня сказала:
– Нам без тебя будет очень трудно. Ты же знаешь, я работаю по сменам, Санька, которому в его возрасте нужна отцовская забота, учится в третьем классе, а помощи ждать неоткуда – твои родители работают. Постарайся забрать нас как можно быстрее, иначе мы пропадём.
– Я буду рвать и метать, всё сделаю, чтобы быстрее вас забрать, – со слезами на глазах ответил Михаил, – я попрошу свою бабусю Матрёну, которая живёт на первом этаже, помочь приглядеть за Санькой.
– Какой из неё помощник! – воскликнула Соня. – Бабусе 83 года, ей с Санькой не управиться.
– Бабуся справится, – уверенно сказал Мишка, – ей 83 года, но к нам на третий этаж чуть ли не каждый день поднимается без посторонней помощи. Она в здравом уме и до этого много раз нас выручала, оставаясь с Санькой на час-два. Ну а если через три месяца я не смогу вас забрать, то вернусь.
Уверенность, с которой сказал это Мишка, успокоила Сонечку и подняла настроение.

      В вызове на работу было требование приехать с результатом медкомиссии. Проблем с прохождением комиссии у Мишки не было: мама работала сестрой-хозяйкой в городской больнице и с врачами была на «ты». Но формальность соблюсти было нужно, и мама, обойдя кабинеты, получила на «бегунке» нужные подписи всех врачей. На заключение к терапевту Мишке приказали явиться лично.
Войдя в назначенный день и час в кабинет врача, Мишка обомлел: у стены, напротив стола врача, на кушетке, сидели три женщины. Мишка подумал, что это члены комиссии. Однако намётанный глаз его обратил внимание на то, что женщины одеты как-то по-простому, в обычной одежде, но вида не подал.
Врач велела раздеться до трусов. Преодолевая стыд, снял туфли, рубашку, майку, брюки и в носках подошёл к врачу. Измерив давление, врач приказала закрыть глаза, вытянуть руки вперёд и присесть на корточки. Проведя с ним ещё несколько проверок, велела одеться и в «бегунке» написала: «Годен к работе в условиях Крайнего Севера».
Вечером, готовясь ко сну, Мишка разделся и, напевая песню «На побывку едет молодой моряк», резво вошёл в спальню. На стене тускло горели две лампочки бра, любимая жёнушка лежала в кровати и удивлённо смотрела на Мишку.
– Ты почему за собой не следишь? Почему трусы наизнанку носишь? – вдруг спросила, как выстрелила, она. – Никак у кого-то в спешке одевался?
У Мишки к лицу прилила кровь: жена в полумраке рассмотрела на трусах крупные швы, что уж говорить о «наблюдателях» в кабинете врача…
– Нигде я в спешке не одевался. Мы же с тобой не разлей вода и везде вместе: на работе, дома, в гостях, в отпуске, разве что в туалет ходим порознь. Утром, готовясь к врачу, я принимал душ и, видимо, в спешке надел трусы швами наверх, – сказал, наливаясь краской, Мишка.
Не сказал ревнивой Сонечке, что его сегодня в больнице обласкали взорами сестра-хозяйка, уборщица и лифтёрша. А чтобы поднять жене настроение, вспомнил и рассказал анекдот, который на днях услыхал на работе в курилке:
– Для устранения симптомов похмелья купил алкаш в аптеке три флакона лекарства на спирту. Пришёл домой, выпил всё, даже не закусив. Через некоторое время у него вдруг начало корёжить тазобедренные суставы так, что он не поймёт: в чём дело? Вызвал врача. Тот, осмотрев флаконы, сказал: «Ничего страшного, это скоро пройдёт. Такое лекарство дают роженицам по три капли, чтобы таз раздвинулся».
– А причём здесь трусы? – воскликнула Соня.
– Ах, тебе нужен анекдот про трусы? Пожалуйста… К начальнику с жалобой на мужа, который работает в этом учреждении, пришла женщина и говорит: «Мой муж пьёт, гуляет с бабами, а вы его покрываете! А вот вчера пришёл домой в женских трусах». «Марья Ивановна, я уезжаю в командировку, но как приеду, сразу разберёмся, – говорит директор, – давайте ваши трусы». И по рассеянности бросает их в свой портфель. Приходит начальник домой и просит жену собрать вещи в командировку. Жена укладывает их в портфель, видит трусы и говорит: «Ну, ты и шутник, Ванечка! Я свои трусы уже третий день ищу, а ты положил их в портфель и помалкиваешь».
Анекдот Соне понравился, она вдоволь посмеялась, и они, обнявшись, погрузились в сон.
А 29 сентября 1980 года в девять часов вечера Мишкин самолёт взял курс на Надым. Вместе с Михеем в гости к сыну Сашке, который обещал поселить Михея в своём вагончике, поехал и его отец-фронтовик Иван Анисимович.
Летели с дозаправкой в Нижневартовске.
Шёл Михею в ту пору 33-й год.

      НАДЫМ – один из семи городов Ямало-Ненецкого автономного округа. Расположен на севере Западно-Сибирской равнины, на 65 параллели северной широты, в 100 километрах от полярного круга. На западе округ граничит с Республикой Коми, на юге – с Ханты-Мансийским автономным округом, на востоке – с Таймырским автономным округом. Северная граница округа омывается Северным Ледовитым океаном и является частью государственной границы Российской Федерации. Территория округа – 750 тысяч кв. км – в полтора раза превышает территорию Франции. Административный центр округа – город Салехард (бывший Обдорск) – основан казаками в 1595 году. Расстояние от Надыма до Салехарда – 563 километра, от Салехарда до Москвы – 2 436. Половина территории округа находится за полярным кругом. Продолжительность зимы – 8 месяцев, среднемесячная температура – 32*С. Плотность населения – 0,7 человека на 1 кв. км. Численность населения – 516 тыс. человек, численность коренных малочисленных народов Крайнего Севера – около 7 процентов.

      Ехал Мишка в неизвестность и знал, что будет жить в посёлке 107-й километр, расположенном на левом берегу одноимённой с городом реки. Знал, что название посёлка произошло от 107-й лагерной механизированной колонны, базирующейся в том месте, которая и строила одноколейную железнодорожную ветку Чум – Салехард – Игарка. После консервации стройку в 1953 году (после смерти Сталина) закрыли. И остались бесхозными пустующие зэковские бараки. А когда в 60-х годах геологи нашли там нефть и газ, бараки заняли первопроходцы – освоители газовых месторождений и строители города. Потом привезли с Земли и вокруг бараков установили вагончики, построили балки и двухэтажные деревянные жилые дома, речпорт, лесоцех, базу флота. И посёлок, и город строились на намывном песке…
Ночной Надым встретил неприветливо: резкий пронизывающий насквозь ветер гнал по взлётно-посадочной полосе снежные хлопья вперемешку с листьями карликовых деревьев. Брат Сашка, который обещал предоставить на время комнату в вагончике, встретил на грузовом «Урагане» – многоосной списанной военной технике, на которой вместо демонтированных ракет установлены высокие борта кузова. Подобных машин на Северах тогда было много. Мишка так торопился приехать в посёлок, что в спешке в аэропорту забыл взять один из трёх своих чемоданов с вещами. Вспомнил о нём только через день, когда Соня на переговорах спросила именно об этом чемодане: туда она положила постельные принадлежности. Без всякой надежды поехал в аэропорт и в одной из комнат обнаружил его. Хозяйка кабинета попросила назвать вещи, находящиеся в чемодане. Когда Мишка перечислил и с разрешения открыл его, на пол вывалились носки, полотенце, постельное бельё, рубаха и… стеклянный в виде виноградной кисти флакон одеколона. На радостях подарил одеколон той доброй женщине.

      Чтобы оформиться на работу, на следующее утро пошёл в речное пароходство, которое давало вызов. Но не дошёл. По дороге перехватил всё тот же двоюродный брат Виктор и сообщил, что договорился со своим руководством, и Михея берут работать в трест «Севергазстрой», на причал, сварщиком.
Начальник управления производственно-технологической комплектации «Севергазстроя» Николай Васильевич Лях (бывший начальник милиции) документы смотреть не стал, отдал механику Верещаку и сказал:
– Знакомься, тебе с ним работать.
Механик, бегло просмотрев страницы трудовой, диплом, аттестат, подал лист бумаги и сказал:
– Пиши: прошу принять электросварщиком по шестому разряду.
– У меня четвёртый разряд, – сказал Мишка.
– В штатном расписании у нас на причале есть должность сварщика шестого разряда. Высокий разряд обусловлен тем, что у тебя будет расширенный фронт работ. Наше управление имеет участки в Старом Надыме, в Лабытнангах, на нулевой компрессорной станции. И там штатных сварщиков нет. Ты будешь получать зарплату за расширенную зону обслуживания, потому-то и шестой разряд.
В бригаде ремонтников (Михей их сразу про себя назвал северными волчарами) приняли хорошо, попросили рассказать биографию: где родился, где учился, где служил, когда женился. Посвятили в традиции коллектива, провели экзамен на профпригодность. Экзамен был простой: надо было приварить к металлическому уголку небольшой кусочек дюймовой трубки, которую пассатижами держал сам бригадир – Викторов Иван Алексеевич. Все тринадцать членов бригады собрались в круг, предвкушая розыгрыш. Едва электрод коснулся свариваемых деталей – вспыхнул огненный факел. Мишка в недоумении поднял щиток. А бригадир, спрятав трубку за спину, еле сдерживая смех, сказал:
– Что ж ты плохо варишь? Не приварилась трубка!
Не удалась и вторая попытка. Под общий хохот присутствующих бригадир со словами «На, сам приваривай» кинул на сварочный стол кусок трубки из… резины.
Когда Мишка сказал, что в свободное время любит пиликать на гармошке и баяне, тросозаплётчик Тимур Зибзибадзе, сказал:
– Мишель, ты здесь нужен не столько как сварщик, но и как музыкант!
Когда шутки закончились, слесарь Медведев, в то время неосвобождённый председатель профкома управления, спросил:
– Ты надолго сюда приехал?
– На год-полтора, ответил Мишка, – вот только на мотоцикл накоплю.
– Значит, надолго, – резюмировал он, – я тоже в 1971 году приехал на год, а до сих пор здесь.
…Первую получку в 340 рублей за октябрь 1980 года Мишка получил и не поверил глазам своим. Столько денег раньше в руках не держал! На стекольном заводе выходило 120 рублей: 70 аванс и 50 расчёт. Отпускных не больше 210 рублей. А тут вдруг 340 – и сразу!
С первой получки, как было принято в бригаде, в выходной день поставил мужикам «вступительные». «Банковал» за столом слесарь, москвич Юрий Зенин. Налив каждому по половине стакана водки, Мишке подал стакан, наполненный доверху, и сказал:
– Сдавай, сварной, экзамен, иначе не приживёшься на Севере.
Все присутствующие были ошеломлены, когда, поставив стакан на стол, Мишка сказал:
– Мужики, я не пью.
Слесарь Николай Бойченко, его называли «таганрогский волк», артистично проведя ребром ладони по своему горлу, обрадованно и с пафосом сказал:
– Нам такие люди во как нужны!
А предпенсионного возраста бригадир Иван Алексеевич Викторов ласково добавил:
– Ты не пей, дружок, но на любую складчину деньги в общий котёл положить обязан.
Настоящий экзамен ему был устроен два месяца спустя, в канун 1981 года. Бригаде поручили срочно отремонтировать большие тракторные сани. С бригадиром и слесарем Бойченко остался Мишка во вторую смену. Около восьми часов вечера в холодный цех, где проводился ремонт, вошла высокая, статная женщина. Поздоровавшись со всеми, подошла к Мишке. Осмотрев выполненный объём работ, сказала:
– В этих местах, – и показала рукой, – поставьте дополнительные косынки, а эти участки проварите двойным швом. Работа очень ответственная: завтра на эти сани погрузим обечайки дымовых труб, прицепим сани к «Кировцу», и он увезёт изделие на трассу, на строительство дожимной компрессорной станции.
Она ушла. Мишка был поражён её познаниями в технологии сварки.
– Наш диспетчер Галина Тимофеевна Матыцина, – пояснил бригадир, – бывшая электросварщица шестого разряда.
Наступило время ужина. Бригадир выложил на стол шмат сала, пару луковиц, три солёных огурца, кусок ливерной колбасы и бутылку водки. Ужинали они со слесарем Николаем Бойченко в тот день на халяву, за счёт бригадира: не знали, что будут работать две смены подряд, потому тормозки из дома не прихватили. А бригадир, зная о предстоящей внеурочной работе, в конце смены сходил в ОРСовский склад, который по отоплению обслуживала бригада, и закупил  продуктов.
Вот тогда-то впервые в жизни уставший за день Мишка, приняв сто граммов, физически почувствовал, как прибавились силы, прошла усталость. Выпив ещё по рюмашке, пошли работать…
Через месяц, помня наказ жены забрать её с сыном до нового года, пошёл к начальнику управления просить жильё. Контора располагалась на втором этаже отдельного здания, на причале (на первом этаже располагалась пожарная часть).
Начальника на месте не было. Постучавшись в кабинет главного инженера, открыл дверь. Тот разговаривал с кем-то по телефону. Тот, заметив его, движением руки указал на стул. Мишка присел и оказался невольным слушателем.
– Я только что приехал из суда, – говорил главный инженер кому-то в трубку, – был ответчиком от нашего управления по иску стропалей о переработке часов в навигацию. Представляешь, выиграли мужики дело! Ничего не скажешь, молодцы!
Михей был поражён: на Земле за подобный иск жалобщикам наверняка досталось бы на орехи от руководства и парткома, а здесь другой мир, здесь настоящая демократия! Много позже понял, что это была демократия одного человека.
Узнав о цели визита, главный   сказал:
– Через неделю закончится навигация. С 32-го километра, где проводится распаузка наших судов, с последней баржой на причал прибудут две жилых бочки. В одной жили стропаля – её заберёт мой водитель, в другой была столовая – забирай себе, ставь, где хочешь, обустраивай и привози семью.
И точно, через две недели бочки прибыли на причал. Мишка подсуетился: ему выделили трал, на который портальным краном погрузили бочку, отвезли в посёлок и установили на фундамент рядом с бочкой, в которой проживала семья крёстного дяди Алексея.
Бригадир выделил электрика, и тот, взобравшись на столб, уже в темноте подключил провода, и в бочке появилось электричество. На огонёк пришли дядя с женой, брат Виктор и второй двоюродный брат Сашка, который приютил Мишку на первое время. Принесли борщ, картошку, хлеб, котлеты. Мишка поставил на стол бутылку венгерского вермута, купленного на причальном складе, кое-какую закуску, и все дружно справили новоселье.
По указанию главного инженера через неделю с причала привезли Мишке полную «Татру» досок и брусьев, выделили трубы для подключения отопления и запорную арматуру. Досок хватило не только на пристрой к бочке, но и на баню по-белому, которую через год построил с родным братом Василием, приехавшим по его вызову и работавшему сварщиком у речников.
Мишка помнил наказ жены, потому всё свободное время отдавал благоустройству временного жилья. Подключил бочку к поселковой системе отопления, из досок пристроил комнату-кухню размером четыре на четыре метра, в которой отгородил угол под туалет. В песке выкопал глубокую яму, настелил пол, прорезал отверстие, и над ним из досок соорудил «унитаз» – высокий короб, закрывающийся крышкой. Эксплуатация самодельного унитаза показала, что во время справления нужды из ямы по коробу, на котором приходилось сидеть, даже летом дул сквозняк. Через три года добыл, установил и подключил к водопроводу керамический унитаз.
Когда жильё было готово для приёма семьи, пошёл к начальнику просить десять дней отпуска без сохранения зарплаты. Начальник оказался добрым, но властным человеком – бывший милицейский начальник. Он, выслушав просьбу, сказал, как отрезал:
– В городе построено здание, куда до нового года должна переехать наша контора. Но там осталось смонтировать систему отопления. Без сварщика, ты сам понимаешь, эту большую работу выполнить невозможно. Как только сделаешь монтаж системы отопления, и контора переедет в город, сразу же поедешь за семьёй.
И Мишка, как голодный зверь на жертву, бросился на работу. От города до посёлка, где он квартировался у брата, было тринадцать километров. И чтобы не тратить каждый день время на дорогу туда и обратно, стал ночевать на полу в одной из комнат строящейся конторы и работал по две смены.
В середине ноября контора переехала в город, а Мишка улетел за семьёй.


                Снова вместе

      Соня к тому времени уже подготовилась к переезду: уволилась с работы, выписалась из домовой книги, в милиции оформила пропуск, прошла медкомиссию, из школы взяла документы сына-третьеклассника. Собиралась и не предполагала, сколько трудностей и испытаний придётся пережить на новом месте. Сколько нервных потрясений и каверзов готовила ей судьба! Мишка сообщил, что в строящемся городе нет в продаже ни электроники, ни посуды, ни школьной одежды. Даже ложки в дефиците, не говоря уж об обуви и костюмах. Зато в избытке венгерские вина, молдавские компоты, грузинские фрукты, белорусские консервы, российская картошка, московская водка. По настоянию Сони купили круглую стиральную машинку активаторного типа и два маленьких телевизора «Электрон» (один для себя, другой для брата Сашки). Телевизоры были настолько маленькие, что оба поместились в баке стиральной машины. Купили посуду, кое-что из носильных вещей, ящик пива. В Надыме пива в продаже не было, потому за бутылёк этого напитка можно было решить любой вопрос.
В кассе по продаже авиабилетов Мишку огорчили:
– С первого ноября прямые рейсы из Уфы до Надыма отменены. Можете лететь с пересадкой в Тюмени.
Пришлось согласиться. Через два дня погрузили в рейсовый автобус стиралку, два чемодана с домашним скарбом, гармонь в футляре, ручную швейную машинку, две большие сумки с вещами и отправились в аэропорт.
В Тюмень прилетели по расписанию. Но там ждал сюрприз: народу в здании было столь много, что все кресла и скамьи были заняты, и многие люди, даже с детьми, сидели на полу. Оказалось, из-за непогоды аэропорт Надыма закрыт вторые сутки.
С трудом нашли уголок, куда можно было поставить весь багаж. Соня с сыном уселись на чемоданы, а он отправился в справочное бюро. У кабинки справочного бюро стояла бесконечная очередь из жаждущих получить информацию о вылете. Через час, изрядно уставший Мишка, добрался-таки до заветного окошка. Там обрадовали: «Завтра синоптики обещают в Надыме лётную погоду, и мы планируем отправить туда не «Ан-24», как планировалось, а большой «Ту-134». По трансляции мы сообщим, когда начнётся регистрация».
Утром у стойки регистрации собрались все страждущие улететь. Занял очередь и Мишка. Когда объявили о начале регистрации, началась давка. Особенно усердствовали те, кто в ожидании вылета двое суток протомился в душном здании аэровокзала. Дошло до рукоприкладства.
Не удалось Мишке прорваться к стойке регистрации. Самолёт с резвыми северянами улетел, но никто не хотел расходиться. Назревал бунт. Через полчаса по громкой связи объявили, что вечером на Надым будет отправлен дополнительный рейс. И страсти улеглись.
Когда аэродромный автобус довёз оставшихся с задержанного рейса пассажиров до самолёта, все были удивлены: вместо пассажирского их ждал грузовой «Ан-24». Входить в него надо было по откинутому дну со стороны хвоста. Внутри справа и слева во всю длину самолёта располагались привинченные к полу скамейки.
В Надым прилетели при огнях. Самолёт припарковался далеко от строящегося здания аэровокзала. Автобусов не было, и от самолёта до выхода на привокзальную территорию все пассажиры со своими вещами шли пешком. Ветер и мороз валили с ног. Василенки поначалу шли перебежками: Мишка относил вперёд, метров на двадцать, два чемодана, возвращался за стиралкой и швейной машинкой, а Соня с Сашкой стояли и мёрзли. Потом Михей сообразил: отправил обоих греться в диспетчерский вагончик, а сам остался воевать с багажом. Поскольку в Башкирии в то время было тепло, а сотовой связи, чтоб узнать погоду в Надыме, не было, не взял Мишка с собою ни перчатки, ни рукавицы. И приморозил пальцы рук. Но всё обошлось благодаря вовремя оказанной поселковым фельдшером помощи.
В аэропорту их встречал брат на «газоне». Кузов машины был обтянут брезентом и оборудован под перевозку мелких грузов. Соня с сыном сели в кабину, а Мишка с братом расположились в кузове. Ни сидений, ни освещения не было, потому устроились на чемоданах, и Мишка с пафосом рассказывал о трудностях перелёта.
В посёлок приехали за полночь. Выгрузили багаж, пригласили молодого водителя отужинать, но тот, сославшись на занятость, отказался. Тогда Мишка вручил ему бутылку пива, чему тот несказанно обрадовался. Поужинав, измотанные дорогой Василенки заснули мёртвым сном. На следующее утро запланировали поездку в город, чтобы устроить Саньку в школу.
Семья завтракала, когда в дверь постучали. На пороге стоял вчерашний водитель.
– Это не ваш паспорт? – спросил, протягивая его Мишке.
– А как он у тебя оказался?! – воскликнул Михей, разглядывая документ.
– Сегодня я получил разнарядку работать на ОРС (отдел рабочего снабжения. – Авт.), – сказал, улыбаясь, водитель. – Поскольку я доставляю в столовые продукты, кузов должен быть чистым. Утром решил навести там порядок и увидел паспорт – он валялся у борта.
Мишка всё понял. Когда они с братом сидели в кузове на чемоданах, он рассказывал о приключении, показывал билеты на самолёт, которые лежали в паспорте. А потом не положил паспорт обратно в нагрудный карман, а сунул в задний карман брюк, откуда он и вывалился. И ещё Мишка понял, что жадный всегда платит дважды: не пожалел он пива для водителя, и доброта к нему вернулась.

      Вёз Мишка в Надым жену и не предполагал, какие мытарства придётся испытать при её трудоустройстве. И опять, как в 1970 году в Салавате, препоны с пропиской. Чтобы устроиться на работу, его три месяца назад временно прописали в общежитии. Установив жилую бочку, решил прописаться в ней. Женщина-комендант посёлка, когда Мишка пришёл оформлять прописку в бочке, сказала, что пропишет всю семью сразу – хотела, видимо, одним выстрелом двух зайцев убить. Даже зарегистрировала в документах жилую бочку под № 44. Но потом, когда он пришёл с документами для прописки, та развела руками:
– Постановлением горисполкома прописка в посёлке запрещена.
– Почему запрещена? – гневно воскликнул Мишка.
– Потому что в скором времени посёлок будем сносить и семьям давать жильё в городе. И чем больше людей будет прописано, тем больше времени уйдет на снос посёлка.
Волею судьбы Соня оказалась заложницей ситуации: без прописки на работу нигде не принимали.
Председатель горисполкома Филатов, когда Мишка пришёл к нему на приём и пожаловался на действия коменданта, поднялся со своего кресла и раздражённо сказал:
– Ничего поделать не могу. Есть постановление исполкома о прекращении прописки в посёлке на сто седьмом километре, и нарушать его я не намерен.
– Тогда разрешите прописать жену и сына в общежитии, где я прописан, – взмолился Мишка.
– Нет, – рассердился председатель, – в общежитии живут только вахтовики и одинокие строители. Не могу же я вам дать по составу семьи три комнаты.
– В вызове стоит ваша подпись, – сказал зло, с ударением на каждом слове, Мишка, – с вашего же согласия я сорвал жену с работы, а сына из школы. Что теперь нам делать? Ехать назад?
Мишкина тирада и кинутый на стол лист с вызовом подействовали на председателя, словно красная тряпка на быка.
– Да! Везите семью назад! – с пафосом прокричал председатель. Затем выскочил из-за стола, стремительно подошёл к Мишке, наклонился к уху и, рассказывая о трудностях в работе горисполкома, начал загибать пальцы.
– У вас гладко было на бумаге, да вы забыли про овраги! – вскричал в бессильной злобе Мишка, схватил со стола вызов и выскочил в приёмную. Увидев слёзы на его глазах, женщина в приёмной (на ухо) посоветовала обратиться в горком  партии. И там, через три месяца хождений по мукам, Соне задним числом продлили срок действия вызова и прописали в бочке. Но непрерывный трудовой стаж, которым она так дорожила, опять прервался.
Когда в паспорте жены появился долгожданный штамп, пошёл Мишка с ней в свою организацию, которая вызывала на работу приёмосдатчицей на причал, оформляться. Главный инженер, увидев стройненькую, как берёзка, Соню, сказал:
– Я не думаю, что вашей жене комфортно будет работать по этой специальности на причале. Почему? Вы же работаете и видите, что во время приёмки грузов девочкам-приёмосдатчицам приходится бегать всю смену по трапам с причала на баржи и обратно вверх. Работа трудная. К тому же прожжённые северными ветрами стропаля без комплексов: общаясь во время работы между собой, не стесняются в выражениях, даже в присутствия женщин могут и матерком завернуть. Но самое главное, навигация закончилась, и все приёмосдатчицы работают без летней нагрузки, а потому зарплата – тариф.
Потом снял трубку телефона и, обращаясь к собеседнику на том конце провода, сказал:
– Эдуард, сейчас к тебе подойдёт мой работник с запиской от меня, помоги, пожалуйста.
Написав записку, вручил и напутствовал:
– Неподалёку расположен  стратегически важный для надымского района объект. Идите к директору, он вас ждёт и, возможно, поможет.
Пока шли, Мишка открыл записку и прочитал: «Эдуард, помоги, пожалуйста, решить семейную проблему подателю этой записки, моему работнику».
Михей в то время был плотного телосложения и одевался в давным-давно сшитый отцом старомодный сюртук из толстого чёрного сукна модели 40-х годов, поэтому Соня рядом с ним выглядела дюймовочкой.
Секретарша директора объекта, узнав о намерении Сони устроиться на работу, спросила:
– Кем вы хотите устроиться?
– Кем возьмут… – вздохнула Соня.
– А какие специальности у вас есть?
– После окончания курсов в 1966 году работала швеёй в городском цехе маспошива, – начала рассказывать Соня, – потом выучилась работать на пишущей машинке и печатала этикетки к изготавливаемым швейным изделиям, потом официанткой в военном санатории, потом…
– Достаточно, – обрадовалась секретарша, – вы-то нам и нужны. Дело в том, что я вышла на пенсию, но меня не увольняют, просят поработать, пока на моё место не примут человека. Давайте я переговорю с директором, подучу вас, сдам все дела, уволюсь и уеду на свою родину в Днепропетровск.
И не дожидаясь ответа, встала и зашла в кабинет директора.
Директор, когда Мишка с Соней вошли в кабинет, взял записку, прочёл, вызвал по телефону главбуха и, дождавшись, когда та вошла, обращаясь к Соне, сказал:
– Пусть отец ваш, – и взглядом указал на Мишку, – подождёт в приёмной, а мы сейчас будем решать вашу проблему.
– Это мой муж, – сказала, краснея, Сонечка.
И директор, и главбух, и Мишка с Соней весело посмеялись над этим казусом.
(Впоследствии многие годы боролся Мишка с избыточным весом. Даже кодировался у московского экстрасенса Трускалова и даже похудел на 24 килограмма. Но тщетно: корм, наперекор поговорке, оказался «в коня». Через год набрал он свой первоначальный вес).
Внимательно просмотрев паспорт и трудовую книжку, директор передал их главбуху и сказал Соне:
– Пишите заявление на должность секретаря-делопроизводителя.
На другой день Соня вышла на работу.

      Дела, как говорится, устаканились, и Мишка пригласил в гости родителей. Через год они приехали. Отцу было 67 лет, матери – 54 года. Точнее сказать, не приехали, а прилетели самолётом. Для обоих это был первый в жизни полёт на самолёте. За первым ужином мама с юмором рассказывала, что когда они сели в кресла, пристегнулись ремнями и самолёт начал движение, отец спросил её: «Интересно, а где у самолёта кардан расположен?» На что она ответила: «Где ж ему ещё быть, под обшивкой внизу спрятан».
Родителям интересно было посмотреть Крайний Север и то, как обустроились дети в условиях вечной мерзлоты. Приехали в июле и сразу попали под обстрел полчищ кровожадного гнуса. Мишка с Соней показали им город, на катере свозили на экскурсию в посёлок Старый Надым, в прибрежном лесу собирали ранние ягоды и по выходным дням жарили у бочки шашлыки. Отец, не привыкший к праздному времяпровождению, однажды в субботу за ужином спросил:
– Ты, сынок, говорил, что хочешь вырыть погреб. Где планируешь его расположить?
– Погреб буду рыть рядом с входом в кухню, – сказал Мишка, – над погребом сооружу пристрой, в котором смастерю полки, и будет у нас с Соней просторная кладовка. Это её желание, и я с удовольствием его выполню. Эту работу буду делать осенью, когда пропадут мошкара и комары, на помощь позову братьев да пару товарищей с работы. По окончании работ закатим пир горой с шашлычками да песнями. Желание строить и возможность у меня есть, и ждать осталось недолго.
– Покажи место, где ты планируешь соорудить всё это, – сказал, вставая из-за стола отец, – может, я тебе что-нибудь подскажу.
Они вышли на улицу, и Мишка встал на предполагаемое место.
– А какого размера будет погреб? – допытывался отец.
Мишка носком ботинка начертил границы погреба. Отец задал ещё несколько уточняющих вопросов, и они вернулись в кухню.
Утром его разбудила Соня:
– Вставай, отец уже половину погреба выкопал.
– А сколько времени? – спросил Мишка, потирая глаза.
– Шесть часов, – ответила Соня и вышла из бочки.
Быстро одевшись, выбежал на улицу и увидел отца, по колено стоящего в выкопанной яме и кидающего совковой лопатой сыпучий песок в сторону. По ушам и шее отца была размазана кровь от многочисленных укусов комаров.
– Папа, зачем вы это делаете?! – воскликнул Мишка. – Это же мартышкин труд!
– Не понял, – сказал отец, вытирая пот со лба.
– Чтобы вырыть яму в сыпучем песке, – начал читать лекцию образованный в этой теме Михаил, – надо из досок и брусков сделать деревянную опалубку, поставить её на место копки. По мере удаления песка опалубка под собственным весом будет опускаться. Когда она опустится на нужную глубину, рытьё прекращается. Да сейчас и не время заниматься этой работой. Через час из города приедет мой товарищ, заядлый рыбак, и на его лодке мы все вместе поедем за остров Буян, где хорошо и отдохнём – порыбачим, пожарим шашлыки.
– Да, папа, бросайте это дело, поберегите себя, – сказала стоящая рядом Соня. – Вы положили начало большой работе. Теперь Мише хочешь не хочешь, придётся ускорить строительство, так как часть ямы уже вырыта.
Закрыв яму досками, всё дружное семейство Василенко пошло завтракать.
Каждый вечер, когда тучи комаров перемещались в лес, усаживались Мишка с отцом на завалинке под бочкой, по очереди играли на гармошке и баяне. Поначалу к ним присоединялись дядя с тётей, два брата, а потом, заслышав музыку и песни, стали приходить соседи, знакомые, друзья. Тут же накрывался вынесенный из кухни стол и тем, кому завтра на работу не идти, оттягивались по полной программе.

                Мужские игрушки

      Через три года Мишка купил-таки мотоцикл «Восход-3». Поскольку город строился среди болот на намывном песке и дороги с твёрдым покрытием отсутствовал, в городских магазинах мотоциклов в продаже не было. Пришлось лететь вертолётом в город Лабытки (так пришлые люди называли Лабытнанги, что в переводе с хантыйского языка означает «семь лиственниц»). Город расположен на левом берегу сибирской реки Оби, а на правом берегу, на полярном круге, раскинулся Салехард –  бывший Обдорск.
Вертолёт совершал по два рейса в день, перевозя для треста «Севергазстрой», в котором работал Михей, строительные материалы, поступающие туда по железной дороге. Его фамилия была вписана в полётные документы 18 марта. Пока вертолёт первым рейсом доставлял груз в Надым, он на участковом грузовике съездил в Лабытнанги и купил новенький красный «Восход-3» стоимостью 570 рублей.
В Надым вертолёт прибыл поздним вечером. Топливный бак был пуст, и, вытолкав мотоцикл с вертолётной площадки на бетонку, в полной темноте покатил его в сторону посёлка. Вскоре его осветили фары догоняющего грузовика. Автомобиль остановился, из кабины выскочил молодой паренёк и спросил:
– Куда рулишь? На 107-й? Давай подброшу!
Тогда такое было время: любого путника, стоящего на обочине дороги, готов был подвезти бесплатно каждый проезжающий мимо водитель, даже если путник не голосовал. Этот же, хотя ему было не по пути, помог погрузить покупку в кузов, довёз до крыльца дома, а когда Мишка попытался расплатиться бутылкой водки – оскорбился.
Госавтоинспекция в то время в Надыме была немногочисленной. В трёх километрах от города, если ехать на восток, в сторону 107-го километра (а далее – на Новый Уренгой), на развилке дорог у поворота на аэропорт стояла деревянная будка ГАИ. Иногда на том перекрёстке дежурил гаишник, который с пристрастием проверял документы у водителей.
Частенько на мотоцикле по разбитой бетонке ездил Мишка в город: то за продуктами, то на собрание в школу, то на переговорный пункт в ночное время односельчан возил. Права, полученные до службы в 1966 году, всегда возил с собой. Но однажды вышел конфуз.
Весна 1988 года была ранней, но даже в июне дни стояли холодными, ветреными. Такая погода была каждый год, когда вскрывалась река, и начинался ледоход.
В один из выходных дней расконсервировал он своего железного коня, зимовавшего в железном гараже, установленном рядом с бочкой. Мотоцикл завёлся с полпинка. Прогрев двигатель, выключил зажигание, вошёл в кухню, на радостях хряпнул пару стопочек «Столичной», закусил огурчиком. И как был в полушубке и кирзовых сапогах, без шлема, так и выехал прогулять по посёлку «лошадку». Доехал по сыпучему песку до бетонки, и его вдруг посетила озорная мысль: а не прокатиться ли в сторону города? И поехал. Снега на дороге и обочинах не было, а в низкорослом кустарнике кое-где лежал. В речных протоках, по мостам, через которые проезжал, весело журчала вода. С хорошим настроением катил он по безлюдной дороге. Доехал быстро. Попил у друга чайку, купил в магазине хлеба, колбасы и поехал домой. На развилке его остановил госавтоинспектор, которого час назад не было. Представился, попросил предъявить документы. А их у Мишки не оказалось – не планировал ехать в город и документы не взял.
– Я отстраняю вас от управления мотоциклом до тех пор, пока не предъявите водительское удостоверение и техпаспорт на мотоцикл, – сказал инспектор.
– Я живу в посёлке, до которого восемь километров, – жалобным тоном начал Мишка, – а сегодня выходной, попуток нет. Пока схожу домой да вернусь, вечер наступит.
– Я не тороплюсь,– сказал страж порядка, – вы сходите и принесите, а я подожду.
– А может, вы сопроводите на своей машине до дома, и я покажу все документы, – взмолился Михей.
– Нет, идите, а я покараулю ваш «мотай»,– строго сказал инспектор.
И Мишка пошёл. Радовало то, что инспектор не догадался его понюхать.
Не успел дойти до моста через протоку, как его догнал УАЗик, на котором ехал начальник РЭБа – районной эксплуатационной базы. Тот и довёз его до крыльца. Соня стирала. Узнав о случившемся, посоветовала: «Ты попей куриного бульончика со свежим укропчиком, который я только что сварила, да горошек перца разжуй, может, и пронесёт».
Попил он бульона с укропчиком, взял документы и отправился в обратный путь. Идёт быстрым шагом, потеет, оглядывается назад. И тут его догоняет автомобиль с причала, где он работал. На нём и доехал до поста ГАИ. Инспектор сидел в машине, которая приехала за ним из города, и с кем-то разговаривал по рации. Увидев Михея, вышел, просмотрел документы и спросил:
– Вы, молодой человек, сегодня принимали алкоголь?
– Нет, не принимал, – как можно спокойнее ответил Мишка.
– А ну-ка, дыхните на меня.
Мишка дыхнул – запаха не было
– А почему же вы тогда так сильно вспотели? – допытывался инспектор.
– Так холодно же, товарищ лейтенант, на улице. Если одеться по-летнему, на мотоцикле простудиться можно. Это раз. Во-вторых, я в посёлке от бетонки до дома и обратно по песку пешком большой путь проделал. Тут и лошадь вспотеет.
Инспектор вернул документы и поехал в сторону города…

      На 16-летие подарил Мишка сыну свой мотоцикл. И в одночасье Санька стал героем посёлка: катал друзей, ездил рыбачить на дальние озёра, по ночам возил односельчан на переговорный пункт в город. На этом же мотоцикле возил материалы в тундру, где на берегу реки с друзьями строил охотничью избушку. В посёлке работал лесоцех, потому горбыли и другие отходы лесопереработки ребята брали бесплатно. Эх, знал бы он, чем закончится эта затея…
Избушку построили и по выходным дням пропадали там: ловили рыбу, варили уху, стреляли из ружья по пустым бутылкам, разучивали приёмы рукопашного боя. Во время очередного пикника дружок не рассчитал свои силы, напился, и разум покинул его. Взяв ружьё, заплетающимися ногами подошёл к Саньке и стал целиться. Санька ухватился за конец ствола, но отвести в сторону не успел – прогремел выстрел. Весь заряд мелко нарубленных гвоздей вошёл в руку от запястья до локтя. Брызнула кровь, и вмиг протрезвевший стрелок, бросив ружьё, пулей вылетел из избушки. Присутствовавший при этом непьющий друг Мишка, с которым Санька учился в училище, перевязал раненую руку выше локтя своим шарфом, вывел на свежий воздух и повёл по льду реки в посёлок. Саньку покидали силы, и друг с трудом удерживал его на ногах. На счастье, с охоты на снегоходе возвращался сосед. Издали он принял спотыкающихся людей за пьяных. Подъехав ближе, понял, в чём дело: узнал Саньку и доставил в поселковый медпункт. Фельдшер прислала нарочного, который и сообщил родителям о трагедии. Мишка примчался в медпункт именно в тот момент, когда истекающего кровью сына сажали в попутную машину. Успел только спросить: «Что случилось?» Бледный лицом Санька криво улыбнулся: «Потом расскажу».
Вечером в дверь позвонили. Встревоженные Мишка с Соней вышли на крыльцо и увидели Санькиного друга Мишку, с которым он учился в училище на электрика.
– А Санька дома? – спросил тот.
Родители всё и рассказали. Услышав новость, тот испугался, развернулся и быстро пошёл прочь. Потом родители узнали, что Мишка и был тем стрелком.
Случилось это 15 марта, а на следующий день Саньке исполнилось 18 лет.
В городской больнице прооперировали неудачно: извлекли не всю дробь – началось нагноение. Повторная операция, и опять неудача: «убежало» сухожилие. Большой палец руки перестал сгибаться окончательно. В больнице следователь составил протокол. Санька друга не выдал: дескать, пришли в избушку, растопили печь, а она и выстрелила – видимо, кто-то подложил патрон. Не сказал он, что один из друзей без спроса взял хранившееся под кроватью отцовское ружьё, а другой нажал на курок.

                Отдых и работа до седьмого пота

      Каждое лето, подкопив за зиму деньжат, Василенки полным составом ездили в Украину, на малую родину Сонечки.
Год 1985 был юбилейным – исполнялось сорок лет со дня победы советского народа в Великой Отечественной войне. Мишкин отец, Иван Яковлевич, в РККА был призван в 1940 году. Служил артиллеристом на 76-миллиметровом орудии и прошёл фронтовыми дорогами от первого до последнего дня. Потому решил с женой составить детям компанию – съездить во время их отпуска в Украину, побывать на местах былых боёв. С 1943 по 1945 год он в составе Первого Украинского фронта воевал под руководством трёх командующих: генерала армии Ватутина, затем маршала Советского Союза Жукова и маршала Советского Союза Конева. Был участником встречи войск Первого Украинского фронта с американскими войсками на Эльбе в апреле 1945 года.
Вместе с ними поехали Мишкина сестра, зять и племянник – всего восемь человек. Пока родители ездили по фронтовым дорогам отца, Мишка с оставшимися членами семейства гостил в деревне у Сонечкиных деда и бабушки: помогали заготавливать дрова на зиму, собирали урожай с огорода, ремонтировали забор, красили крышу дома. И в умеренных дозах потребляли украинский самогон.
Однажды перед обедом бабушка вручила Мишке большую сумку с салом и велела отнести на почту и отправить себе домой. Сумка была очень тяжёлой, и Мишка два раза останавливался, пока нёс полтора километра по селу. Село было большое: когда-то оно было поделено на три колхоза.
На почте Мишка бывал каждый приезд и отправлял в Башкирию по несколько посылок с вещами, продуктами, подарками. Был знаком с заведующим почтой, фронтовиком-инвалидом Афанасием Родионовичем, тот ходил, прихрамывая на правую ногу. В этот раз заведующий встретил его как старого знакомого: поздоровался, стал расспрашивать про семью, родителей, о жизни за пределами Украины. В это время в помещение вошёл интеллигентно одетый дед, настоящий украинец: соломенная широкополая жёлтая шляпа, белые пышные усы и такая же белая борода, поверх накрахмаленной рубашки на шее повязан строгий в полоску галстук, а сверху – синий с иголочки костюм. На ногах, словно только что из магазина, блестящие чёрные туфли. Интеллигент, одним словом.
Поздоровавшись с заведующим почтой за руку, незнакомец присел на скамейку, снял шляпу и стал рассматривать какие-то принесённые бумаги. А Мишка, купив ящик для посылки, с трудом втиснул в неё всё сало. Заколотив накрепко гвоздями, поставил на весы. Заведующий ахнул: одиннадцать килограммов и четыреста граммов, а положено не более девяти килограммов.
Вошедший дед, отложив бумаги, стал прислушиваться к разговору.
– Будем открывать посылку и отбирать несколько кусков? – спросил Мишка.
– Нет, – сказал заведующий, немного подумав, – вы, я вижу, хорошие люди,  и родственники ваши у нас в селе почётные мешканцы (мешканец – житель. – Авт.). Я напишу на посылке «неделимое», и она дойдёт. Но заплатить за превышающие вес килограммы вам придётся в двойной цене. Вы согласны?
Мишка был согласен, и посылку оформили.
– Чем вы там у деда с бабусей занимаетесь? – спросил Афанасий Родионович, подавая квитанцию.
– Помогаем чем можем, – сказал Мишка, – вчера косили траву, а сегодня копаем картошку.
– Молодой человек! – вдруг привстал пришедший дед, подошёл, стал напротив Мишки и, глядя ему в глаза, на чистом украинском языке громко произёс: – Молодой чоловек, не поганьте украиньску мову. Украиньска мова – як джерелова вода (джерелова – родниковая. – Авт.).
И прочитал лекцию об украинском языке. Выговорившись, дед оформил заказное письмо и вышел на улицу.
– Это наш бывший директор школы, пенсионер, – сказал Афанасий Родионович, – он учитель украинского языка, ты не обижайся на него, он хороший человек.
Дома Мишка рассказал об инциденте, и все дружно посмеялись над тем, какой урок преподал чистокровный украинец.
Был конец августа, время отпуска подошло к концу, и дружное семейство Василенко с ужасом вспомнило, что не позаботились о билетах на обратный путь. За три дня до отъезда поехали Мишка с Соней в райцентр, чтобы в Агенстве взять билеты. Но оказалось, что все билеты в нужном направлении давно раскуплены на месяц вперёд.
Решили ехать на перекладных: взяли билеты на автобус до Харькова, а оттуда планировали поездом добраться до Уфы. Они знали, что в Харькове ежедневно формируется скорый поезд Харьков – Владивосток, и надеялись без проблем уехать домой. Но, войдя в харьковский железнодорожный вокзал, ахнули: народу у касс – не протолкнуться. То тут, то там слышен плач детей и ругань взрослых; озабоченные люди, как муравьи, снуют взад-вперёд. Вокзал гудит как потревоженный улей.
Три часа, обливаясь потом, томился в очереди Мишка. А когда добрался до заветного окошка, услыхал: «Билетов до Уфы нет ни на сегодня, ни на завтра, ни на неделю вперёд». Известие об отсутствии билетов стало громом среди ясного неба: началась тихая паника. Лишь умудрённый жизненным опытом Мишкин отец, сохраняя спокойствие, сказал:
– Должны быть здесь воинские кассы и кассы для участников войны, но я их не вижу.
Мишка рванул в разведку и обнаружил их в соседнем зале. Народу там было значительно меньше: не было сутолоки, люди вели себя степенно, и это успокоило. Очередь двигалась довольно быстро, и вскоре Мишка с отцом добрались до заветного окошка. Подав документы на восемь человек, Мишка полез в карман за деньгами. Кассир, возвращая документы, в прямом смысле прорычала:
– Ветерану положено только два билета. Будете брать?
Пока отец был в замешательстве, Мишка вложил в удостоверение ветерана войны 25 рублей и, подавая в окошко, громко, скорее для ушей стоящих в очереди, чем для кассирши, сказал:
– Посмотрите внимательнее на удостоверение участника войны – в нём указаны особые льготы.
И это возымело действие.
– На ближайший поезд мест до Уфы нет, – вежливо и очень тихо сказала кассирша, – но есть места до Куйбышева. Отправка поезда через сорок минут. Сделаем так: я беру с вас плату за проезд до Куйбышева, а в билетах напишу «до Уфы». Возможно, спокойно доедете до места назначения, если зарезервированные в Куйбышеве билеты не будут выкуплены.
Выхода не было, пришлось согласиться. Утомлённые, но довольные родственники разместились в плацкартном вагоне и улеглись спать. Об уговоре с кассиром Мишка никому не сказал, даже отцу…
В Куйбышев поезд прибыл глубокой ночью. Из-за опоздания время стоянки было сокращено, и, когда поезд, набрав скорость, ночной мглой мчался в сторону Кинели, их стали будить новые пассажиры, требуя освободить места. Семейство Ивана Никифоровича долго никак не могло понять, что требуют от них незнакомые люди. Они искренне сердились на беспардонность возмутителей спокойствия и отправляли их к проводникам.
Подошла проводница с билетами, и все увидели, что в них указан конечный пункт поездки семьи – Уфа. Ругая беспорядок на железной дороге, новые пассажиры разместились на представленных проводниками свободных местах в разных вагонах. Через одиннадцать часов счастливое семейство Ивана Никифоровича ступило на перрон уфимского вокзала.

      Шло время. Мишка работал сварщиком в тресте «Надымдорстрой». Однажды зимой подошёл главный инженер управления и сказал:
– На Лонгъюгане находится наш участок. Мы обслуживаем зимник Надым – Салехард. У грейдера, расчищавшего дорожное полотно, оторвался лафет вместе передними колёсами. Короче говоря, передок у грейдера оторвался и валяется в кювете. Нужно срочно отремонтировать технику, поскольку замены ей нет. Возьмите с собой спецовку и сварочный щиток, а газорез и сварочный аппарат там есть. Как сделаете работу, сразу же и вернётесь в Надым.
Погода была тёплой, безветренной – восемь градусов мороза, и утром они двинулись в путь. Приехали к обеду, и Мишка, переодевшись, рванул к месту работы. Но его ждало разочарование: кислородные баллоны были пусты. А прежде чем сваривать на морозе части грейдера толщиной сорок миллиметров, по технологии сварочных работ, нужно их хорошенько прогреть. Иначе металл не будет свариваться – расправленный металл электрода будет прилипать застывшими шариками к холодному металлу свариваемых частей, и сварочный шов не сформируется.
Главный инженер уехал, а Мишка остался ночевать. Поздно вечером, при огнях, привезли кислород. Мишка принял баллоны и отправился в вагончик на ночлег. А ночью разразился шторм, температура опустилась до тридцати градусов, и Мишка, одетый в брезентуху и сапоги, быстро замёрз. Мужики дали валенки. Сняв брезентовый костюм, Мишка надел пуховик, в котором приехал. Через час работы от сварочных брызг пуховик превратился в решето, и его пришлось выбросить. Мишка торопился выполнить работу до вечера, даже в столовую на обед не пошёл. Лёжа на снегу, работал без перекура, несколько раз бегал в вагончик, но полностью отогреваться не успевал. Ноги, несмотря на то что валенки в перерывах отогревались на трубах отопления, оставались холодными.
К вечеру, как и планировал, работы были закончены. Но тут разыгралась метель, на зимнике появились заносы, и в одиночку водителю отправляться в путь было рискованно: в ночное время движение по зимней трассе замирало, и в случае поломки машины помощи ждать было неоткуда. Таких случаев на северных трассах было множество. Мишка загрустил. Но водитель «уазика», краснодарский казак Николай Алексеевич Рогачевский, решил рискнуть. Машины сопровождения не было, и они много раз застревали в глубоком снегу, откапывали колёса. И полноприводный УАЗ, хоть и с трудом, но выбирался на твёрдую поверхность дороги. Двенадцать километров зимника до бетонной дороги преодолевали четыре часа и глубокой ночью приехали в Надым.
Недомогание Мишка почувствовал на третий день: поднялась температура, появился озноб, кашель, насморк, одышка, не было сил глубоко вздохнуть. С трудом дошёл утром до цеха, начал переодеваться в робу. Тут силы покинули его, он прилёг на скамейку и закрыл глаза. Вошедший в раздевалку водитель автобуса Андрей Андреевич Клименко, Мишкин ровесник, встревожился. Подошёл, потрепал за плечо и, видя вялую, замедленную реакцию сварщика на происходящее, побежал к механику. Тот приказал отвезти в больницу, где врачи поставили диагноз: правосторонняя пневмония. Это было третье подобное заболевание на Севере…

               
                В Тбилиси к лекарю

      Год 1986 был знаменательным для Мишки и Сони. Впервые в жизни они побывали за пределами Российской Федерации – в Грузии. Побывали вынужденно, по острой необходимости.
За шесть лет пребывания на Севере Сонечка множество раз переохлаждалась. И происходило это во время поездок в город. Рейсовых автобусов до посёлка не было, потому до города и назад люди добирались на перекладных. В город добраться можно было без проблем: через посёлок одна за другой шли попутки из Старого Надыма, Пангод, иногда и из Нового Уренгоя. А вот из города до посёлка добраться было трудно: на аэропортовском автобусе доезжали селяне до развилки дорог и там, в поле, обдуваемые со всех сторон ветрами, стужей и морозом, стояли и ждали оказию. На этом перекрёстке Соня и заработала заболевания суставов. Каждый год помещалась в стационар – лечили то остеохондроз позвоночника, то тазобедренные суставы, то защемлённый седалищный нерв. Болезнь летом отступала, а осенью валила Сонечку с ног.
Однажды перед новым годом новый водитель вахтовой машины Саша Проценко, заметив, что ежедневно после рабочего дня Мишка, проживающий в посёлке, садится в его автобус и вместе с рабочими едет в город, спросил:
– Какая нужда  гонит тебя, сварной, на ночь глядя в город?
– Жена в больнице, – ответил Мишка.
– Что с ней? – допытывался водитель.
– Остеохондроз замучил.
– И давно болеет? – не унимался тот.
– Пять лет. Каждый год по два месяца – ноябрь и декабрь – лечится в стационаре. Вот и сейчас начало ноября, а она уже снова в больнице. Из-за воспаления седалищного нерва отказывает нога. Плохи наши дела.
– Забирайся ко мне в кабину, по дороге и обсудим твою проблему, – сказал водитель, запуская двигатель.
– Твою жену может вылечить знакомый мне тбилисский врачеватель, который лечит биополем пальцев рук, – с улыбкой сказал он, включая скорость. – Хочешь, адресок дам?
Мишка улыбнулся: здесь квалифицированные врачи ежегодно пытаются поставить на ноги любимую и не могут вылечить, а какой-то лекарь может заменить дипломированных специалистов? Встречал я подобных «лекарей» и на моей родине в Башкирии, и в Украине, где проживают близкие родственники. Но их помощь заключалась лишь в облегчении моего финансового кошелька. Об этом откровенно и сказал водителю.
– Этот настоящий лекарь, – убеждённо сказал Сашка. – Во-первых, он профессиональный врач. Во-вторых, ему пятьдесят лет, и у него большой опыт врачевания. И в-третьих, а это главное, у него есть официальный документ, подтверждающий положительный лечебный эффект. Потому-то к нему едут больные со всего Советского Союза. В день он принимает по тридцать–сорок больных и всем помогает. Не дрейфь, Михей, вези жену, вылечишь! И не бойся: там русских не обижают, сдачу в магазинах дают до копейки, общественный транспорт работает исправно, билеты на самолёт можно купить свободно.
– Откуда у тебя такие сведения? – взволнованно спросил Мишка.
– Слушай внимательно, – ответил водитель и выключил работавший радиоприёмник. – У моего пятилетнего сына астма, точнее сказать, аллергия на цитрусовые. Бывало, как только жена внесёт в квартиру пакет апельсинов, сын начинает кашлять, чихать, задыхаться, у него текут слёзы. Этим летом я с семьёй отдыхал на Азовском море. В соседней палатке жила семья из Грузии, и мы сдружились. Узнав о нашей беде, дали адрес лекаря. Я слабо верил в удачу, но жена настояла, и мы прямо с Азовского моря поехали на своём автомобиле в Тбилиси. Результат превзошёл все ожидания: за десять дней сын вылечился полностью. Для закрепления лечебного эффекта нам, по совету лекаря, нужно будет через полгода пройти ещё один курс лечения. В феврале обязательно поедем!
– Но он вылечил аллергию, а у моей жены остеохондроз, – приуныл Мишка.
– Он лечит много заболеваний, в том числе и остеохондроз. Вот его визитка, дарю, там всё написано, – сказал водитель, остановившись у здания больницы.
На кусочке плотного картона было напечатано: «Кенчадзе Георгий Степанович. Врач, лечит бронхиальную астму, радикулит, энурез, начальную форму диабета, импотенцию, язву желудка, близорукость, некоторые формы алкоголизма, фиброматоз. Адрес: город Тбилиси, посёлок Вашлиджвари».
В приподнятом настроении выпрыгнул Мишка из салона вахтовки и сломя голову помчался в стационар.
– Это то, что мне нужно, – обрадовалась Соня, когда он рассказал ей эту историю и отдал визитку, – обязательно поедем!
Летом следующего года, находясь в отпуске в Башкирии, взяли билеты туда и обратно на самолёт до Тбилиси. В Уфе вылет задержали, и приземлились они только вечером.
С аэропорта на железнодорожный вокзал приехали ночью. И сразу почувствовали: они за границей, они в другом мире. Привокзальная площадь заполнена снующим туда-сюда народом, кругом слышен разноголосый гомон, незнакомая громкая речь. Люди с баулами, чемоданами, мешками сидят прямо на асфальте: одни спят, примостившись у вещей, другие принимают пищу, третьи играют в нарды, подсвечивая игровое поле фонариком.
Тревожная суета, царившая на площади, шокировала их. Как слепые котята метались по площади в поисках транспорта, на котором можно было доехать до лекаря. И выяснили, что последняя маршрутка в посёлок Вашлиджвари ушла три часа назад.
На них обратили внимание таксисты. Узнав, куда едут, каждый предлагал свои услуги. Наиболее наглые брали их за руки и тянули каждый к своей машине. Чувствуя, что они вот-вот растащат их по разным авто, Мишка крикнул:
– Мы никуда не едем, мы хотим остановиться на ночь в гостинице!
И тогда один из водителей, по виду самый старший, сказал:
– Гостиница, вот она, – и показал рукой на многоэтажное, освещённое со всех сторон здание, стоящее на противоположной стороне площади, – там у меня есть свой человек, и я могу вас устроить.
И Мишка с Соней дружно пошли за ним. У главного входа в гостиницу таксист вдруг остановился возле белого «Жигули» и, хитро подмигнув, сказал:
– Вот моя машина. Если хотите, я сейчас отвезу вас в посёлок и устрою на квартиру.
Мишка от радости аж подпрыгнул. Довольные, что скоро мучения закончатся, сели в салон.
Была глубокая ночь. И чем дальше автомобиль удалялся от города в неизвестность, тем тревожнее становилось на душе у супругов Василенко. А водитель как назло устроил допрос: откуда приехали, что собираетесь лечить, кем работаете, долго ли будете находиться в городе, есть ли обратные билеты? На каждый ответ, улыбаясь, добродушно приговаривал: «Очень приятно! Очень приятно!»
На вид водителю было лет шестьдесят, но недельной давности седая щетина на лице старила его и пугала. Мишке с Соней было жутко ехать по ночной незнакомой дороге и слушать ругань водителя в адрес молокососов, подрезавших его автомобиль. Но страхи были напрасны: на самом деле он оказался добрым пенсионером, вынужденным таксовать по ночам, чтобы прокормить свою большую семью.
В посёлке водитель остановился у одного из домов, вышел из машины и пошёл искать квартиру. Вскоре вернулся, пригласил в дом и познакомил с пожилым хозяином. Провожая водителя до машины, довольные тем, что все страхи позади, Василенки спросили, сколько должны заплатить.
– Давайте сколько не жалко, – ответил он.
– Вы назовите сумму, – попросили супруги.
– Сколько дадите, столько и хватит, – добродушно сказал водитель, сел в автомобиль и запустил двигатель. – Сами определите, сколько стоит моя услуга.
Мишка протянул тридцать рублей:
– Не мало?
Он взял, пересчитал, положил в нагрудный карман тенниски и, высунувшись в окно, ответил:
– Спасибо, как раз столько стоит моя работа за одиннадцать километров пути.
Включил фары, добавил газ и поехал по ночной дороге. Вскоре два луча, прорезая ночную темноту, скрылись за поворотом.
Расплатившись с таксистом, зашли во двор. Старик хозяин ждал и провёл к небольшому зданию рядом с домом. Это была летняя кухня, в которой стояли две кровати, стол, стулья. Получив плату за неделю проживания, хозяин пожелел спокойной ночи и удалился. А у Сони от пережитого стресса началась истерика: она упала на кровать и заплакала навзрыд. Мишка долго не мог её успокоить. Плач услыхал хозяин. Постучался, вошёл и спросил, что случилось, не нужна ли помощь. Мишка объяснил ситуацию и тот, уходя, сказал:
– Если что нужно, не стесняйтесь, обращайтесь, мы всегда дома и всегда поможем.
Эти добрые слова подействовали на Соню успокаивающее, и через полчаса вместе с хозяином сидели они за столом, пили чай с пирожками, которые тот принёс из дома, знакомились. А утром пошли на лечение.
Дом лекаря располагался в глубине сада, метрах в двадцати от тротуара. Это был небольшой особняк с наружной мраморной лестницей, ведущей на второй этаж. В саду – круглая деревянная беседка с телефоном, рядом – открытый бассейн. Часть первого этажа дома занимал бильярдный зал. От тротуара к дому вела аллея шириной в пять метров, над которой стояли ажурные металлические арки, густо обвитые виноградной лозой, поэтому даже в жаркие дни на аллее было прохладно. Аллея была выложена брусчаткой, на которой и дожидался своей очереди страждущий народ. Тут же стояла старенькая белая «Волга», принадлежавшая охраннику лекаря Вано. Оба передних крыла машины были настолько ветхие, что через сеточку ржавчины в них виднелся двигатель. Однажды, набравшись смелости, Мишка спросил охранника:
– Вы, наверное, мало зарабатываете?
– Почему так думаешь? – искренне удивился тот.
– Потому что ездите на машине, которая требует ремонта.
– Эта машина служит только для поездки на работу, – серьёзно ответил Вано, – а для отдыха и торжественных выездов дома в гараже стоит новая чёрная «Волга» последней модели.
На эту тему с ним Мишка больше не разговаривал.
Запись на лечение проводилась вечером. Любой больной мог вечером первым взять тетрадь, устроиться на скамейке, стоящей на тротуаре у дома лекаря, и начинать регистрацию. Первым в список заносил себя и передавал тетрадь следующему подошедшему человеку. Следующий, вписав себя под вторым номером, ждал прихода третьего, которому передавал тетрадь. И так далее. Записавшись, таким образом, с вечера, утром Мишка с Соней встали в очередь.
В девять часов по мраморной лестнице медленно спустился лекарь. Движения его были неспешными, руки, словно плети, опущены, взгляд больших, редко мигающих глаз внимательный и завораживающий. Лёгкая синяя тенниска плотно облегала его спортивную фигуру, и это придавало ему особое обаяние, внушало доверие и оптимизм. Приехавшие сюда по второму-третьему разу больные пояснили, что первые сеансы врачевателя наиболее эффективны. Первыми на лечение, минуя очередь, шли родные и знакомые, местные знаменитости, люди в погонах.
Процесс лечения был таким: наблюдавший за порядком Вано впускал в сад десять очередников. Остальные через решётку ворот наблюдали за процессом. Вошедшие становились в колонну по одному, лекарь подходил к первому больному, получал деньги, считал и прятал их в карман брюк. Затем поднимал правую руку с раздвинутыми пальцами над затылком пациента, а левой делал круговые пассы перед его лицом, перемещая при этом руку вниз от головы до пояса. Это был один сеанс и стоил пять рублей. Затем правую руку опускал ниже – на область шеи, а левой продолжал делать пассы от головы до пояса. Потом правую руку опускал ещё ниже – на лопатки, и всё повторялось. В зависимости от суммы, которую давал ему больной, лекарь отпускал количество сеансов.
На второй день, Соня сказала:
– Давай, Миша, и ты полечишься.
– Так я же не болею, – улыбнулся Мишка.
– Как не болеешь? Твоя профессиональная болезнь – остеохондроз, и грызёт он тебя несколько лет. Давай вместе испытаем лекаря: поможет или нет? Ты хоть один раз постой рядом с лекарем, почувствуй его биополе. А то друзья на работе будут расспрашивать, а ты не сможешь поделиться впечатлениями. Сегодня пойдём вместе.
Мишка перечить не стал и утром встал в очередь за Соней. (Эх, знала бы Соня, чем обернётся то лечение для неё, не уговаривала бы Мишку: всю ночь неутомимый муж не давал ей спать.)
Сеанс лечения лекарь проводил молча, и это озадачило Мишку. Отдавая ему  деньги, спросил:
– Почему вы, Георгий Степанович, не спрашиваете, какое у меня заболевание?
– Мне это не нужно знать, – невозмутимо ответил лекарь. – Моё лечение – это биотоки, исходящие из ладоней и пальцев рук, которые по крови распространяются по всему телу больного. Поэтому от моего лечения только польза. В больнице тоже всех лечат одними лекарствами, но одним лечение помогает, другим нет. Мои биотоки оздоравливают весь организм человека. Я работаю честно: не принимаю больных, когда сам нездоров, не курю, не употребляю крепких спиртных напитков. Настоящее грузинское вино употребляю редко, по торжественным моментам и в небольших дозах. Если во время сеансов лечения чувствую, что биотоки ослабевают, делаю короткий перерыв – отдыхаю в кресле, пью кофе, играю в бильярд, прогуливаюсь по аллее. Я регулярно уплачиваю налоги, на мои средства содержатся Дом малютки и детский сад, перечисляю немалые суммы на благотворительные цели. Вы почитайте Книгу отзывов и поймёте, как необходимо людям моё лечение. Но некоторые не понимают этого: пишут жалобы в прокуратуру. Трижды привлекали меня к суду, и трижды суд меня оправдывал.
Болезнь, как известно, сплачивает людей. В очереди познакомились с бабулькой, которая привезла из Ставропольского края шестилетнюю внучку. До лечения у девочки была почти полная слепота: изображение в телевизоре она видела как большое светлое пятно.
– Мы сюда приехали третий раз, – весело щебетала довольная старушка. – Лечение идёт очень хорошо. Вчера едем в автобусе, внучка увидела на полу копейку и спрашивает: «А почему денежку никто не поднимает»?
Через несколько дней вновь встретились с той бабулькой. Они сидела с внучкой на скамейке и плакала. Сердобольная Соня подошла, присела, приобняла старушку и спросила:
– Что случилось?
Бабулька долго не могла успокоиться, потом, вытерев глаза платочком, сказала:
– Два дня назад подошла ко мне молодая, прилично одетая девушка, представилась кассиром в аэропорту. Порасспрашивала, откуда приехала, долго ли буду здесь лечиться, есть ли билеты на обратный путь. Я доверилась и всё как на духу рассказала. Узнав, что я обратные билеты ещё не взяла, предложила за пятнадцать рублей помочь купить. Ну, я, дура, и отдала деньги и паспорт. И до сих пор жду. Как мы с внучкой теперь домой поедем? У нас нет денег на обратные билеты. Хорошо, что на лечение и проживание мы деньги отложили. После лечения хоть пешком домой возвращайся.
– Вы особо не переживайте, – сказала Соня, – вы можете позвонить домой и попросить прислать перевод на адрес человека, который сдаёт вам жильё, можете обратиться к лекарю, чтобы он одолжил вам денег. Выход есть из любой ситуации, главное – не падать духом. А на первый случай возьмите, – и протянула пятьдесят рублей.
– Нет-нет, я не могу взять! Как я потом вам их верну? – отпрянула старушка.
– Нам возвращать не надо, – сказала Соня, – это помощь.
Уже потом, по возвращении в Надым, рассказывая эту историю родственникам, Соню озарило: «Эх, надо было бы дать той старушке денег на обратный путь и записать свой адрес. Не прислала бы – потеря небольшая».

      Лечение обычно заканчивалось к двенадцати часам дня, и больные имели много свободного времени. Одни стремились уехать в город, чтобы посмотреть бывший Тифлис, о котором знали по произведениям классической литературы, другие совершали пешие прогулки по горным окрестностям посёлка, третьи совершали пешие экскурсии к Военно-Грузинской дороге.
В один из знойных дней, после лечения, чета Василенко автобусом поехала в город. Побывав в центральном универмаге и в зоопарке, не спеша прошлись по проспекту Шота Руставели. Это была главная улица города с музеями и театрами, памятниками и храмом, книжными развалами на улицах и магазинами, в которых было изобилие товаров. Улица была схожа с Невским проспектом в Ленинграде.
На одном из зданий увидели табличку «Фуникулёр». Не зная, что это такое, обратились к прохожим и выяснили, что это подвесная канатная дорога, по которой можно за несколько минут подняться к телецентру, расположенному на высокой горе.
Заплатив по рублю, поднялись на второй этаж и вышли на большой балкон. К нему время от времени причаливали ярко-оранжевые кабинки, подвешенные на толстом, в руку толщиной, тросе. Стоя в очереди на посадку, Мишка обратил внимание на трос, по которому двигались кабинки. Конец троса был прикреплён к металлической опоре огромными болтами диаметром примерно сорок миллиметров: и трос, и опора, и болты были покрыты ржавчиной, которая в некоторых местах отделялась корочкой. К ним, видимо, не притрагивались руки специалистов со дня сдачи канатки в эксплуатацию. Даже Мишке, дилетанту в этих вопросах, было понятно, что трос надо менять.
– Кацо, – обратился Мишка к человеку, руководившему посадкой, – а трос выдержит?
– Почему об этом спрашиваешь? – вопросом на вопрос ответил тот.
– Посмотри: всё твоё оборудование покрыто толстым слоем ржавчины, потому могут лопнуть болты или трос. А в кабинки вместо положенных пятнадцати набивается как селёдка в бочке двадцать и более человек, – ответил Миша, показывая рукой на ржавую конструкцию.
– Слюшай, дарагой, в тебе сто килограммов веса есть, да? Не бойся, тебя трос выдержит, – с улыбкой ответил распорядитель посадки и придал ускорение – легонько подтолкнул в открытую кабинку.
Незабываемое впечатление – ехать в подвесном вагоне! Полная иллюзия передвижения на вертолёте или самолёте во время приземления: внизу медленно проплывают ухоженные сады, огороды, разноцветные черепичные крыши частных домов, люди, снующие туда-сюда и не обращающие никакого внимания на двигающиеся вверху кабинки. Отличие в том, что внутри кабинок не слышно шума работающих двигателей, как это бывает, например, в вертолёте. У Мишки замерло сердце, когда увидел, как движущаяся впереди кабинка начала раскачиваться в разные стороны. Присмотрелся и увидел местных, видимо, подвыпивших ребят, которые куражились, прыгая и раскачивая подвесной вагончик. Пока поднимались до верха горы, душа Мишки трепетала. Но всё обошлось, тогда трос выдержал. А через несколько лет всё-таки лопнул, и были жертвы. Об этом сообщали средств массовой информации…
Благополучно доплыв до верха горы, начали фланировать по окрестностям телецентра: посетили планетарий, побывали у подножия телевышки, в центральном парке культуры и отдыха имени Сталина, на смотровой площадке летнего ресторана любовались величественной панорамой большого города, раскинувшегося далеко внизу на многие километры, фотографировались. Отсюда, с высоты птичьего полёта, было видно, что город находится в огромной земляной чаше. Впечатляли разноцветные черепичные крыши частных домов, издали похожие на спичечные коробки. Создавалась иллюзия того, что перед зрителями огромный настенный ковёр или Диарама в натуральную величину.
Вниз с крутого склона к подножию горы можно было вернуться тремя путями: пешком, что очень опасно – можно подвернуть или сломать ногу, в кабинке той же канатки или трамвайчиком на фуникулёре.
Спуск вниз трамвайчиком был очень крутым: угол наклона пути – более тридцати градусов. И они решили спуститься на нём.
Движущей силой этого транспортного средства был мощный редуктор, установленный внизу узкоколейки. С другого конца, вверху, закреплено большое колесо. Редуктор был соединён с колесом мощной цепью, которая прикреплялась к днищу вагончика и удерживала его от скатывания вниз. При помощи редуктора вагончику задавалась необходимая скорость движения, и делались остановки. Вагончики эксплуатировались только летом: невысокие, без стен и дверей, крыша-навес поднята высоко, потому обдувались они со всех сторон тёплым южным ветерком. Двигались по рельсам вагончики очень медленно. Если бы движение было по равнине, пеший человек запросто мог бы его обогнать. На всём протяжении пути вагончики делали три остановки.
Примерно на середине склона горы, на второй остановке, увидели высокую церковь. Знающие люди подсказали, что это церковь Святого Давида, вокруг которой расположен Пантеон писателей и общественных деятелей Грузии, и там похоронены русский писатель Александр Грибоедов и его жена Нино Чавчавадзе, а также мать И.В. Сталина Екатерина Геладзе, умершая в 1937 году в возрасте 79 лет.
Выйдя из вагончика, направились в церковь. Двери были открыты настежь. Вошли, купили и поставили свечи за упокой своих умерших родственников и за здравие живых, постояли, помолчали и пошли на территорию кладбища. Не без труда нашли могилку матери «вождя всех народов». Подошли и разочаровались: ожидали увидеть дорогостоящий монумент, а увидели обычную, ничем не отличающуюся от остальных ухоженную могилу с железным крестом и красивой, чёрного цвета, металлической оградой. На могильном холмике лежали букетики свежих цветов. Мишка расчехлил фотоаппарат, но воспользоваться им не позволили появившиеся, словно из-под земли, два высоких джентльмена в строгих чёрных костюмах…
Однажды на маршрутное такси опоздали, ждать полчаса следующего не стали и пошли через посёлок, напрямик к улице, где, как подсказали местные жители, пересекались маршрутные пути нескольких направлений. Пошли и… заблудились. Оказались в большом зелёном саду: невысокая густая зелёная (словно её только что покрасили) травка, подстриженный в форме шаров кустарник, экзотические деревья невиданной красоты, ухоженные клумбы с незнакомыми, необычайной красоты цветами. Посреди этого оазиса увидели высокое красивое трёхэтажное здание с фонтанчиком у входа. На фронтоне под крышей рельефная надпись: «Институт растениеводства и виноградарства СССР». Их заметили работники в синих халатах и вежливо выпроводили, показав кратчайший путь к остановке.

     В один из ясных солнечных дней, придя утром на лечение, увидели за воротами, где лекарь обычно врачует, посторонних людей. Они устанавливали на треноге киносъёмочный аппарат и о чём-то тихо между собой переговаривались. Такими аппаратами (Мишка видел по телевизору) снимались художественные фильмы.
– Это киногруппа из Москвы, – сказал охранник Вано.
И тут очередь оживилась – по мраморной лестнице со второго этажа медленно спускался лекарь. Съёмочная группа была наготове и сразу приступила к работе.
Среди киношников выделялся обаятельный, стройный, лысоватый джентльмен. Это был руководитель группы Эдуард Константинович Наумов, член-корреспондент Международной ассоциации парапсихологов, Почётный член Международной ассоциации по исследованию проблем психотроники.
Лекарь приступил к работе, операторы начали снимать, а джентльмен вышел за ворота к людям. Он сообщил, что изучает феноменальных людей, в том числе и Кенчадзе, а также паранормальные явления, происходящие в жизни, и пригласил всех пациентов лекаря завтра к трём часам дня в актовый зал Дома связи города Тбилиси на лекцию, которую он будет читать медикам города.
– Проезд для вас будет бесплатным, за счёт Георгия Степановича, который заказал и оплатил два автобуса, – сказал, прощаясь, Наумов.
И Мишка с Соней поехали. Зал мест на пятьсот был полон. Большую часть кресел занимали люди в белых халатах. Их было столь много, что возникла ассоциация с белыми подснежниками на весенних лесных проталинах.
Они заняли свободные места на галёрке в третьем ряду от прохода. Элегантный Эдуард Константинович в новеньком светлом костюме расхаживал по сцене, раскладывал на столе какие-то бумаги – готовился к лекции.
Вдруг слева, в дверном проёме, появился лекарь в сопровождении свиты. Не спеша прошёл мимо и сел в первом ряду. Когда он проходил мимо, Мишке с Соней показалось, что их обдала лёгкая волна воздуха.
Вскоре погас свет, и в лучах прожекторов из-за кулис с микрофоном в руке вышел Наумов. Началось действо: он рассказал об НЛО, о телепатии, о родах в воду, о Нине Калугиной, передвигающей лежащие на столе предметы усилием воли и заставляющей вращаться стрелку компаса, не прикасаясь к нему, о Джуне Давиташвили, которая биополем рук лечила всё Политбюро и в первую очередь Леонида Ильича Брежнева.
Свой рассказ Наумов сопровождал показом цветных документальных слайдов и фильмов, снятых его группой. Особо впечатлил рассказ о телепатии. Такой эксперимент провели американские астронавты, побывавшие на Луне. Перед отправкой в космос нескольким подопытным добровольцам на Земле было дано задание: каждый из них должен был в определённый день вести дневник своих занятий. С Луны в этот день астронавты мысленно посылали подопытным команды: чем заниматься в данный момент. Результаты превзошли  все ожидания – более 80 процентов совпадений.
Рассказал Наумов и о лекаре, феномен которого изучает давно. Оказывается, чтобы доказать свои способности, тот обратился в один из московских НИИ с просьбой провести экспертизу. Процесс обследования записывался на киноплёнку. Рассказ Наумова сопровождался показом документальных кинозаписей. На экране все увидели лекаря. Его голова, руки и торс были увешаны многочисленными датчиками, соединёнными при помощи проводов с приборами. Тогда было установлено, что между ладонями его рук проходят невидимые лечебные разряды – биополя, выражаемые четырьмя единицами. Таким образом, тогда Георгий Степанович получил «Сертификат соответствия» и разрешение на врачевание.

      Однажды в очереди в разговоре между собой Мишка и Соня произнесли слово «Надым». Рядом стоящая пара обратилась к ним:
– Вы из Надыма? А мы из Тюмени. Получается, мы земляки, проживаем в одной Тюменской области.
Так завязалось знакомство. Выяснилось, что вчера муж Степан привёз на лечение страдающую астмой жену Татьяну. Новые знакомые были чуть старше Василенок, и они подружились.
Однажды после ужина тюменцы предложили прогуляться по горной местности на краю посёлка. Василенки согласились и вечерком вышли в путь. За посёлком дорога пошла круто вверх, и они с трудом переставляли ноги. Мишка заметил одну особенность в поведении новой знакомой: едва он приближался к ней, она резко ускоряла шаг или уходила в сторону, начинала кашлять. Странное поведение новой знакомой заметила Соня и набросилась на Мишку.
– Вы не пугайтесь, – сказал муж Татьяны, – у неё астма и аллергия на парфюм.
– Я ж тебе говорила: не обливайся духами в жаркое время, а ты не послушал, вот и довёл женщину до слёз, – выговаривала Соня.
На горе с высоты птичьего полёта их глазам предстала величественная панорама города. На краю посёлка увидели два необычных жилых дома в тринадцать этажей. Самым удивительным было то, что здания стояли на многочисленных высоких сваях. Между сваями стояли легковые машины и свободно ходили люди: там, видимо, были входы-выходы.
Расстались они хорошими друзьями – обменялись адресами и телефонами.
Сонечке пришлось ещё раз увидеться с земляками. Однажды надымские врачи направили её в Тюменский кардиоцентр. В Тюмени она ни разу не была, потому заволновалась: где будет ночевать?
– А ты позвони Тане и попросись на постой, – браво сказал Мишка.
– Какой ещё Тане? – вспыхнула Соня.
– А той, с которой у Кенчадзе познакомились, – весело сказал Мишка, – она ведь приглашала в гости. Вспомни, она сказала: «Когда будете находиться в Тюмени проездом, забегайте».
– Точно, она меня и выручит, – обрадовалась Соня, обнимая Мишку.
На телефонный звонок Таня ответила невесёлым голосом, но приютить на время пообещала.
Встреча огорчила Соню – лечение у Кенчадзе Тане не помогло, у неё обострилась болезнь. К тому же Соня забыла об астме и внесла на себе в квартиру запах парфюмерии. У Тани начался приступ кашля. Извинившись, Соня вышла из квартиры и поехала в кардиоцентр в надежде поблизости снять комнату…
В Грузии летние ночи тёплые и короткие. Однажды Мишка с Соней проснулись  в пять часов утра. Спать не хотелось, пошли прогуляться и завернули к дому лекаря. У закрытых ворот толпился народ. Это были прибывшие ночным поездом люди. Вдруг к воротам подъехал «Запорожец» с армянскими регистрационными номерами. Два мужика, видимо, отец и сын, вывели из машины и положили на носилки пожилую задыхающуюся женщину. Толпа расступилась, и они, пройдя через сад, вошли в дом. Вскоре на первом этаже загорелся свет. Через некоторое время приезжие вышли: тот, что моложе, нёс носилки, а пожилой поддерживал идущую мелкими шажками женщину. Они сели в машину и уехали…
Вскоре закончился семидневный курс лечения. Довольные Василенки улетели в Уфу, а оттуда в Надым. Через полгода для поддерживающегося курса лечения не поехали, о чём Мишка потом всю жизнь сожалел.

                Ох уж это «достать»!

     Летом 1988 года главе семейства Василенко должно было исполниться сорок лет. По поверьям, эту дату семья отмечать не собиралась. Но сюрприз Мишке Соня с Санькой решили сделать – подарить ему гармонь. С собой на Север Мишка привёз старенькую малогабаритную гармонь, которая, как говорится, на ладан дышала. Он играл на ней с удовольствием и о новой не помышлял.
Но где взять гармонь? В продаже в северных магазинах этого музыкального инструмента не было, не было в продаже и с рук. Кто-то на работе подсказал Соне заказать её на гармонной фабрике. Дома Соня как бы невзначай спросила Мишку:
– Чем отличаются разные гармони?
– Многим, – ответил Мишка, откладывая в сторону газету, – размером, строем, тональностью. Конструкция у всех видов гармошек схожа: левый и правый полукорпус. На правой части играется мелодия, левая часть служит для аккомпанемента. На некоторых гармошках имеются переключатели – регистры, при помощи которых изменяется тональность музыки. Благодаря этому гармонист может подобрать тональность под голос певца. Кроме того, есть хромки, русские, тульские, шуйские, вятские гармошки. Шуйские, например, могут быть 2-х и 3-голосыми. А у детских гармоней одна тональность и справа и слева по одному ряду кнопок…
– А к чему ты об этом меня спросила? – опомнился Мишка.
– Да в конторе на обеде девчата заспорили, какая гармонь лучше, а я не знаю, что и сказать, – соврала Соня.
– Для меня  лучшая гармонь та, которая  с регистрами, – с пафосом сказал Мишка, – потому что на ней я смогу подобрать тональность  и к детскому голосу, и  к напевному женскому, и к низкому мужскому. На гармони с регистрами я, помню, играл в Красном уголке в армии.
На другой день с работы позвонила Соня в Украину своему бывшему музыкальному руководителю в санатории, где она в молодости работала и пела в хоре. Он и подсказал адрес Шуйской гармонной фабрики. Соня написала письмо с просьбой выслать инкрустированную гармонь с регистром и дарственной надписью. Было это в апреле.
Но сюрприза не получилось: посылка пришла на два месяца раньше дня рождения. Извещение попало в руки Михею, и он во время обеденного перерыва получил её на почте. А вечером преподнёс «сюрприз» жене и сыну.
В день рождения, за семейным ужином, Соня, поздравив его, сказала:
– Мы с Сашей долго думали, что подарить тебе. Одежды у тебя навалом, фотоаппаратов – пять штук, есть плёночная видеокамера, записывающая без звука, есть баян. От меня гармонь, а от сына…
Тут она осеклась и, посмотрев на Саньку, сказала:
– Сам скажи, сынок.
Высокого роста семнадцатилетний сын встал и, держа в руке бокал с шампанским, сказал:
– Мы решили подарить вам для семейного пользования видеокамеру, записывающую изображение со звуком. Во время отпуска, в августе, поедем в Украину через Москву и там купим. Мы с мамой купили бы и в Надыме, но здесь их в продаже пока нет.
Как и планировали, в отпуск поехали по графику. В Москве была пересадка, до поезда оставалось шесть часов, и дружная семья Василенко на метро поехала на ВДНХ. Выйдя из подземки, осмотрелись и увидели вдали высокую бетонную арку, над центральным проёмом которой располагался барельеф с изображением герба СССР в окружении знамён. Венчала арку скульптура «Тракторист и колхозница». Герои скульптуры держали над головой золотой сноп колосьев.
В предвкушении заветной покупки направились по тротуару вдоль домов. Дома были старинной постройки, с высокими окнами, а со стороны тротуара было несколько высоких деревянных двухстворчатых массивных дверей. Там располагались какие-то магазинчики.
Издали увидели на тротуаре стол и сидящего на стуле молодого, с иголочки одетого джентльмена. Перед ним на столе разложены какие-то небольшие новенькие коробки. Чуть в стороне, у двери, стоял второй, небрежно одетый человек, который разглядывал витрину. Мишка подумал, что это дворник. Увидев приближающихся Василенок, джентльмен пошёл навстречу, держа в руке веером какие-то небольшие листочки. Подойдя поближе, громко сказал:
– Беспроигрышная лотерея, выбирайте на своё счастье любой листок.
Шустрый Мишка выхватил бумажку, а джентльмен тут же прокричал:
– Прочтите, что вы выиграли.
Мишка посмотрел и сказал:
– Пылесос.
Джентльмен крикнул:
– Громче скажите, что вы выиграли!
– Пылесос! – проорал Мишка.
Тут же подбежал второй, стоящий у двери «дворник-бомж» с такой же бумажкой в руке.
– Я тоже выиграл пылесос, – сказал браво, подавая джентльмену листок.
– Ну что ж, мы вынуждены провести аукцион, – весело сказал джентльмен.
– Я согласен! – воскликнул бомж.
И тут Соня, державшая Мишку под руку, потянула вперёд.
–  У нас нет денег, чтобы  мы могли торговаться, – сказала она громко.
–  А какие условия торга? – спросил, останавливаясь, настырный Мишка.
–  Первоначальная цена восемьдесят рублей, – ответил тот.
–  Никакого торга не будет! – твёрдо сказала Соня и обратилась к сыну: – Бери отца за вторую руку, иначе он нас без денег оставит.
Санька воспринял просьбу матери как приказ, вцепился в отцовскую руку и потащил, как танк, ускоряя шаг.
Долго шёл рядом с ними джентльмен, рассказывая, как запросто выиграть у того «дворника». Но Соня была непреклонна.
На ВДНХ побывали в павильоне «Космос», на выставке достижений сельского хозяйства, полюбовались великолепным фонтаном. В магазине «Одежда» Саньке купили джинсы, Соне – брючный костюм и кофту. В магазине «Электроника» приобрели Мишке обещанный подарок – новую модель видеокамеры «Панасоник», а так же адаптер к ней, переходные шнуры и пять кассет. Коробку, чтобы не привлекать внимание посторонних, выбросили в мусорный контейнер, а камеру с принадлежностями положили в полотняную сумку, сшитую Соней
Когда вышли за ворота, Соня сказала:
– Давайте пойдём к станции метро по другой стороне улицы. Те шулера, наверное, до сих пор промышляют. Я не хочу их ни видеть, ни слышать.
А на другой стороне улицы их поджидали скучающие напёрсточники. Но дружная семья Василенко чуть ли не строевым быстрым шагом молча прошествовала мимо аферистов.
Вечером с Курского вокзала уехали в Харьков.

      Как и все трудящиеся страны, много лет Михей работал, не получая зарплату. Зарплата, конечно, начислялась, но денег на руки не выдавали. В ноябре 1997 года работникам треста «Севергазстрой» по суду выплатили всю задолженность. Мишка получил 87 тысяч рублей. И тут возник вопрос: как потратить, куда вложить эти деньги? На семейном совете решили купить автомобиль. Осенью 1998 года поехали в отпуск и купили «Москвич хэтчбек» с шестёрочным двигателем. Поскольку водительских удостоверений не было, поставили железного коня в купленный гараж. Опыт вождения автотранспорта у Сони был: в 1973 году в учебном комбинате стекольного завода прошла обучение и получила удостоверение водителя электропогрузчика, а у Мишки были права мотоциклиста. Вернувшись в ноябре из отпуска, пошли вместе учиться в автошколу ДОСААФ.
После теоретических занятий началась практика. Василенки внесли в кассу школы деньги за двести литров бензина на каждого и начали учиться «рулить».
Инструктором по вождению был работник объединения «Газпром», устроившийся в автошколу по вторичной занятости. Вместо того чтобы ездить по улицам и набираться опыта, его курсанты сидели за рулём автомобиля, припаркованного у административного здания «Надымгазпром» и ждали инструктора, который в это время решал свои дела в кабинетах объединения.
График практического обучения вождению был составлен так, что однажды после жены за руль должен был сесть Мишка. К назначенному времени учебный «Жигули» подъехал к месту его работы. За рулём была Соня, инструктор сидел рядом, и Мишка уселся на заднее пассажирское сиденье. Выехали из города и направились на объект, где работала Соня. Километров через пять Мишка заметил, что автомобиль, двигаясь медленно, сорок километров в час, уходит влево, на полосу встречного движения. Он обратил внимание жены на это обстоятельство, а инструктор даже ухом не повёл. Когда в очередной раз автомобиль выехал на полосу встречного движения, Мишка решил помочь: протянув руку с заднего сиденья, взялся за руль и резко повернул его вправо. Машина ушла на свою полосу. И после этого инструктор не проронил ни слова. А Соня сказала: «У меня руки устали тянуть руль вправо».
На предприятии она передала руль мужу и ушла работать. Михей водил автомобиль уверенно, потому, как говорится, с места рванул, словно гонщик со старта. Машина и у него уходила влево, о чём сказал инструктору. И ещё  раз инструктор не отреагировал – думал о чём-то своём.
Через пару километров машина вдруг «споткнулась» и припала на левое крыло – её занесло, она начала крутиться на дороге, как юла. Мишка нажал педаль тормоза, но вращение не замедлилось, наоборот, только усилилось. Автомобиль остановился лишь после того, как упёрся радиаторной решёткой в сугроб на правой стороне обочины. Ни попутных, ни встречных машин не было, и это только это, видимо, спасло. Они вышли, осмотрелись. Резкий пронизывающий ветер кидал хлопья снега в лицо. Подойдя к передку машины, увидели: левое колесо отломилось и лежит под двигателем.
Сотовых телефонов не было, пришлось Мишке на попутке добираться в автошколу и вызывать подмогу.
Много времени для отработки навыков вождения им уделял сын. Они выезжали на его «семёрке» за город и по очереди рулили в сторону кирпичного завода. Сын инструктировал, давал практические советы. За рулём чаще всего сидела Соня.
И вот настал день экзамена в ГАИ. Теорию оба Василенки сдали первыми на «отлично». А вот при сдаче вождения вышел казус.
Мишка сдал с ходу. Соня успешно проехала «змейку», без замечаний тронулась на подъём по эстакаде. Осталось заехать «в гараж». И тут экзаменатор сказал: «Поехали в ГАИ». Без проблем доставила старшего лейтенанта в инспекцию и так же аккуратно привезла назад. «Слава тебе, Господи, сдала!» – подумала она, поворачивая на территорию автошколы.
Но экзаменатор вдруг некстати вспомнил: «Вы ещё не выполнили один злемент – параллельная парковка или, как говорят по-простому, постановка машины в гараж задним ходом. Поезжайте к месту выполнения задания».
Поставив машину перпендикулярно «воротам», как и учил инструктор по вождению, Соня включила заднюю скорость, добавила газ и медленно начала отпускать педаль сцепления. Машина тихонько тронулась с места и начала заезжать в «гараж».
– Отпустите педаль сцепления! – приказал экзаменатор.
На практических занятиях инструктор учил всех курсантов: регулировать скорость движения автомобиля при заезде в гараж нужно педалью сцепления. Потому-то до конца педаль сцепления Соня не отпустила.
– Я сказал, отпустите сцепление! – заорал экзаменатор и неожиданно носком ботинка резко поддел снизу педаль сцепления, расположенную у него под ногами. Сонина нога слетела с педали, и машина бешено помчалась назад. А в четырёх метрах от «ворот» стоял железный забор с бетонными столбами. В такой ситуации даже опытный водитель растерялся бы. И Сонечка, не ожидавшая такого фокуса со стороны экзаменатора, в панике ударила по педали тормоза. Машина остановилась как вкопанная. И тут произошло непредвиденное: грузный экзаменатор  резко наклонился назад, кресло под ним обломилось, и он, задрав ноги, повалился на спину. Фуражка слетела, экзаменационные карточки,  лежащие у него на коленях, веером разлетелись по салону. Случилось это на виду у всей группы курсантов, наблюдавших за экзаменами. Обескураженный экзаменатор с трудом поднялся, еле выбрался из машины и пулей понёсся к зданию автошколы….
Вождение Соня сдавала повторно, когда этот экзаменатор был в отпуске.


                Командировка в Армению

      В 1989 году в Армении произошло катастрофическое землетрясение, эпицентр которого находился в городе Спитак. Город был разрушен полностью. Землетрясение охватило почти сорок процентов территории республики. Из-за риска аварии была остановлена работа Армянской АЭС. В восстановлении разрушенных районов принимали участие все республики СССР. Трест «Севергазстрой», где работал Мишка, одним из первых по разнарядке «Миннефтегазстроя» направил строителей в город Степанаван. Там, на окраине города за рекой Дзорогет, на ровной площадке, был расквартирован городок строителей из сорока вагончиков. Туда были направлены стройматериалы, техника, оборудование, а рабочие трудились вахтовым методом.
Летом того года, едва Михей приступил к работе после отпуска, вызвал его начальник растворобетонного узла и тоном, не допускающим возражения, сказал:
– Почти каждый работник нашего управления побывал в командировке в Армении. А некоторые сварщики побывали там по два раза. Ты в отпуске, я вижу, хорошо отдохнул, настала твоя очередь проявить героизм. Билеты на самолёт до Москвы завтра тебе выдадут в отделе кадров треста, а послезавтра, как говорится, в добрый путь.
Сообщение о предстоящей командировке взволновало Соню. Санька учился на электрика в городском ПТУ, она работала за двоих – подменяла ушедшего в отпуск начальника отдела кадров. Потому с работы возвращалась поздно вечером.
– Нам без тебя будет трудно жить, – сказала она во время семейного ужина. – Ты уедешь, и Санька после занятий до вечера будет представлен сам себе. А ему уже восемнадцать лет, глаз да глаз за ним нужен. По телевизору передают, что в некоторых районах Ямала начались тундровые пожары. А если они дойдут до нашего посёлка – сгорит наша жилая бочка. Здесь ты работаешь недалеко от дома и в случае чего прикатишь на мотоцикле да спасёшь жильё. Может, откажешься? Сходи в больницу со своим радикулитом – может, больничный дадут.
– Не могу притворяться, – сказал Мишка, – тем более что вместо меня некому ехать. А на тебя, сын, я надеюсь: оставайся за старшего, веди себя хорошо, помогай маме.
В Армению вместе с Мишкой полетели водитель начальника управления Андрей и Димка – слесарь, сын заведующей общежитием. Настроение у мужиков было неважное: почему начальство отправило их рейсовым самолётом? Ведь 29 числа каждого месяца из Надыма в Ереван или Тбилиси курсирует спец.авиарейс с вахтовиками. Строителей всегда встречают и автобусами доставляют в Степанаван. Мужики же были посланы в незнакомые края в спешке, не дожидаясь никаких спецрейсов, и полагаться должны были только на самих себя. Тревога была у всех троих.
В Москву прилетели ночью. В кассе аэропорта их ошарашили: воздушной связи с городом Степанаван нет до 19 июня, нет билетов и до Еревана. Пассажиры-армяне в очереди подсказали: «Вам лучше лететь в Ленинакан – он расположен на полпути между Ереваном и Степанаваном. Оттуда автобусом через туннель быстро доберётесь до места командировки».
Билеты туда были, и через пару часов друзья пошли на посадку в самолёт.
Некоторые работники других подразделений треста, направленные в Степанаван, сделали ход конём: взяли билеты до Степанавана на 19 июня и справки об отсутствии билетов, а сами поехали в гости к московским родственникам.
В девять часов утра ленинаканский аэропорт «встретил» мужиков моросящим дождём. Пока шли от самолёта до привокзальной площади, промокли до нитки. С трудом добрались до автовокзала. А там их ждал первый сюрприз: автовокзал разрушен землетрясением и билеты продаются в вагончике. Там в очередной раз огорчили: рейсовый автобус на Степанаван будет отправляться только через пять часов.

Купив билеты, вышли друзья к посадочным площадкам и уселись на скамейке. Выпив по бутылочке пивка и перекусив домашними бутербродами, заскучали. Чтобы скоротать время, Мишка предложил прогуляться по магазинам, посмотреть на имеющийся ассортимент товаров. Андрей с Димкой отказались и, взяв ещё по пивАсику, остались на автовокзале. Мишка, оставив им сумку с вещами, пошёл фланировать по улице. Дошёл до рынка, жизнь в котором кипела, как в муравейнике. Заходить на территорию не стал, пошёл по открытым торговым рядам, расположенным на тротуаре. Остановился у столика с трикотажными вещами. Продавец, старый, но бравый армянин с бородкой его приходу обрадовался. Из всех выложенных на его переносном прилавке вещей Мишке приглянулись женские тёплые трикотажные колготки. Решил сделать жене сюрприз.
– Чьё производство? – спросил продавца, чтобы начать разговор.
– Изготовлено у нас в Ленинакане,– весело сказал дед. – Здесь работают прядильная, чулочно-носочная и трикотажная фабрики, а я – реализатор продукции этих фабрик. А вы, молодой человек, откуда и куда едете?
Мишка откровенно всё рассказал, чем поднял настроение продавцу. И тот стал суетливо выкладывать на прилавок товары с этикетками.
Михей долго выбирал цвет, фасон, размер. Определяя длину, примерял колготы к своей талии, рассматривал швы, искал затяжки. Придраться было не к чему: изделие было отличного качества. Сунув в сумку выбранный товар, расплатился. Получая деньги, продавец сказал:
– Зачем берёшь с прилавка? Рядом дорога, машины гоняют, пыль поднимают. Я дам товар упакованный, чистый, завёрнутый в пакет.
Мишка мысленно поблагодарил «доброго» продавца за заботу, взял пакет и пошёл дальше. Знал бы, как огорчит подарок Сонюшку! Если б знал – порвал бы хитроумного армянина на куски.
Вернувшись из командировки, первым делом начал дарить подарки. Сковороду жена приняла с восторгом, сполоснула, поставила на электроплитку. Получив колготки, побежала примерять. Вышла вся в слезах – колготки были с явным браком: оба носка «смотрели» в обратную сторону, и надеть их не было никакой возможности. Обманул, облапошил-таки Михея пожилой армянин! Пришлось колготки использовать для хранения лука….

      Вернувшись с рынка на автостанцию, Мишка увидел улыбающегося Андрея.
– Посмотри на этого клоуна, – сказал тот, показывая рукой на сидящего на низеньком металлическом заборчике Димку. – Ты знаешь, как он сейчас развлёкся? Напёрсточникам проиграл все деньги. Хорошо, что успел купить билет до Степанавана, а то пешком добирался бы.
Оказалось, шулера завлекли азартного Димку известным способом. Сначала они картинно играли с подставным другом, давая тому выигрывать. Шарики перекатывались медленно, Димка их видел. Недолго думая, Димка включился в игру и все деньги проиграл. Потом из Степанавана сообщил по телефону матери, что его обокрали, и она прислала денег.
К назначенному времени подали автобус, и северяне уехали в Степанаван. Там их поселили в отдельный вагончик, и со следующего дня начались трудовые будни…
В первый рабочий день получил Михаил инструктаж, расписался в ведомости и пошёл на участок.
– Рядом с бетономешалкой под навесом расположен сварочный участок, – сказал встретивший его начальник, – там будешь изготавливать по шаблонам ажурные балконные решётки. От тебя требуется качество, а не количество. Кроме того, по мере надобности будешь ремонтировать строительную технику и самосвалы, перевозящие растворы на строительные объекты. Мы строим двухэтажные армированные дома методом непрерывной заливки бетоном, которым не страшна никакая стихия.

      В первый выходной день Мишка взял фотоаппарат и отправился пешком в город. То, что он там увидел, повергло в глубочайший шок: город выглядел, словно после бомбёжки. Кроме многоэтажных жилых домов, были разрушены магазины, административные здания, школы, индивидуальные постройки. На одних улицах, на месте разрушенных строились новые добротные дома, с других вывозились обломки рухнувших зданий, на третьих повреждённые дома стояли нетронутыми.
На одной из улиц увидел пятиэтажный кирпичный дом без фасадной стены. В пустующих квартирах на всех этажах гулял ветер, развевая уцелевшие портьеры и занавески. Но больше всего поразил дизайн квартир: стены вместо обоев расписаны масляными красками, как в музее, высокохудожественными пейзажами. В одной из квартир во всю длину зала виднелся написанный яркими красками вид на море с балкона. На балконе стройная машет рукой проплывающему вдали кораблю. Ветерок развевает подол её лёгкого светлого платья. Создавалась полная иллюзия присутствия. И всю эту красоту уничтожали строители, разбирающие экскаватором по частям аварийное здание.
Независимые эксперты тогда установили причины столь масштабных разрушений: дефекты в строительных конструкциях и низкое качество бетона. Поговаривали, что в отдельных плитах перекрытия наполнителем служил строительный мусор.
Были желающие, как говорится, половить рыбку в мутной воде: подогнав бульдозер к своему частному дому, намеренно делали разрушения, имитирующие трещины от землетрясений. Но не всем удавалась такая афёра – некоторые оставались у разбитого корыта.

      Однажды к сварочному столу в обеденный перерыв подъехал просевший на левое переднее колесо белый «Жигули». Из него вышел незнакомец, подошёл и игриво, с армянским акцентом, сказал:
– Выручай, мастер, погибаю!
– Уже выручаю, – поддался настроению Михей, – что случилось?
Тот открыл капот и показал: ржавое крыло пробито штоком амортизатора.
– Здесь, брат, нужна газосварка, которой у меня нет, а электросваркой заварить жестянку очень трудно, – сказал Мишка.
– Слюшай, друг, – взмолился местный житель, – лучше убей меня: машина – моя кормилица, я таксую, делай что хочешь, но памаги. Заплачю любые деньги, понял?
– С удовольствием выручил бы, но у меня нет тонких электродов диаметром три, а лучше бы – два миллиметра. Я работаю диаметром четыре-пять миллиметров, – пытался отбояриться Мишка.
– Это не проблема, – обрадовался водитель, – сейчас поеду и хоть из-под земли, но достану электроды.
И привёз. Добрый час кувыркался Мишка у автомобиля, заваривая пробоину. С трудом заварил – наложил-таки заплатку. Радости нового знакомого не было предела. Подошёл и спросил, сколько стоит работа. Мишка ответил, что помог ему не ради платы. Тогда тот вытащил из брючного кармана горсть мятых купюр (рубли, трёшки, пятёрки), протянул и сказал:
– Возьми, пожалуйста, сколько хочешь. Это мусор: сегодня их нет, завтра будут, на «Жигуле» заработаю.
Но Михей категорически отказался. Таксист уехал. Но к концу смены появился вновь, вышел из машины, достал из багажника ящик пива и поставил его на землю.
Но был и другой случай.
За неделю до конца командировки обратился к Мишке пожилой небритый местный житель.
– Я, – говорит, – работаю сторожем в соседней организации, пострадал от землетрясения и строюсь. Мне срочно нужны тридцать кусков арматуры длиной два метра и диаметром десять миллиметров. Ты мне помоги, а я за это тебе сделаю подарок. В выходной день с женой еду на ярмарку в Ереван, там женские меховые сапоги дешёвые, и я куплю твоей жене. Какой размер ноги у неё? Тридцать восьмой! Хорошо, куплю тридцать восьмой. Обязательно куплю!
Михей пожалел того горемыку. Подумал: не обеднеет мой «Севергазстрой» из-за нескольких прутков арматуры.
На следующий день с помощником порезали по размеру арматуру, взвалили заготовки на плечи и понесли сторожу-соседу. Оперативности тот обрадовался, поблагодарил и обещал после выходных прийти в гости. Больше Михей его не видел: до конца командировки каждый день ходил на то предприятие, но «заказчик» словно сквозь землю провалился – залёг на дно…

      В один из выходных дней повезли строителей на экскурсию в Грузию. До границы расстояние небольшое – 130 километров, и водитель, местный житель, лихо доставил экскурсантов на стареньком «Икарусе» в центр Тбилиси. Женщины разошлись по магазинам за тряпками, мужики – в забегаловки и пивбары, а Мишка с сотней в кармане решил навестить лекаря. 
Подвесная канатная дорога не была восстановлена и бездействовала. На площади у железнодорожного вокзала народу почти не было. Маршрутные такси до посёлка Вашлиджвари курсировали, и он без задержек отправился по известному адресу.
У дома лекаря не было привычной людской суеты, хотя часы показывали десять утра. Передние ворота у тротуара и вторые, отделяющие аллею от сада, были открыты настежь. Не было на месте и старенькой «Волги» Вано. В глубине сада в беседке, одиноко сидел лекарь. Глаза его были закрыты, и не было понятно: дремал он или предавался воспоминаниям. Михей стоял в нерешительности и не знал, что делать: позвать целителя или подойти к нему? Но тот заметил, встал, неспешной походкой приблизился.
– Вы что-то хотели? – спросил он тихим, спокойным голосом.
– Я с женой лечился у вас три года назад. Вы меня помните? – сказал Мишка.
– Нет, вас я не помню, – сказал лекарь, глядя грустными глазами.
– Я хотел поблагодарить вас, Георгий Степанович, за то, что вы полностью вылечили мою жену, – сказал с пафосом и добавил: – Ожидал увидеть здесь толпу народа, как это было раньше, но почему-то никого нет…
– Не знаю, почему люди не едут сюда, – ответил он, глядя добрыми большими глазами.
Немного подумав, сказал:
– Апрельское восстание у Дома правительства и последующий разгон бунтовщиков танками, видимо, напугали всех. Антирекламу создало и Центральное телевидение СССР, показав это безобразие всему миру. Сейчас здесь тихо, не стреляют. Пожалуйста, подождите меня здесь.
Сходил в дом, принёс толстую амбарную книгу и авторучку. На толстой картонной обложке крупными буквами было написано: «Книга отзывов и предложений №4». Полистав её, Мишка почитал благодарности от больных со всего Советского Союза.
Лекарь развернулся и пошёл своей неторопливой походкой в сад, а Мишка начал писать: «Уважаемый Георгий Степанович! Большое Вам спасибо за то, что вылечили мою жену. Много лет врачи Надыма боролись с её болезнью, но остеохондроз не сдавался. Вы же свершили чудо! Сейчас жена здорова и трудоспособна, после Вашего лечения ни разу не лежала в больнице. Дай Вам Бог счастья, здоровья, душевных и физических сил, чтобы Вы могли много лет избавлять людей от недугов, перед которыми традиционная медицина бессильна».
Забирая книгу и ручку, лекарь спросил:
– Вы откуда приехали? Из Надыма? Вы специально приехали за тем, чтобы поблагодарить меня?
Мишка всё подробно и рассказал. В душе надеялся, что лекарь предложит один сеанс своего лечения, но тот явно был не в настроении, а Михей постеснялся попросить.

      ОТСТУПЛЕНИЕ. Прошло много лет. Соня действительно ни разу не обращалась к врачам по поводу остеохондроза и забыла о болезни. А вот у Мишки со временем появилась аритмия. Врачи, как могли боролись с той «цацкой», но болезнь на отступала. На одном из этапов лечения стоял вопрос об установке кардиостимулятора. И тогда он вспомнил о лекаре. Ехать, не зная обстановки, не решился, потому написал письмо (адрес-то был известен), а для ответа вложил в него пустой конверт со своим обратным адресом.
Через два месяца пришёл ответ: жена лекаря сообщила, что Георгий Степанович недавно ушёл в мир иной, и его дело продолжает сын. Но Мишка не поехал.

      «Хороша страна Болгария…» – поётся в известной песне. Но Армения тоже неплоха! Открытием для Михея стало то, что в Армении есть украинские сёла. Что в Башкирии они есть, он знал доподлинно – сам родился и вырос в украинском селе. Но чтобы «за границей» компактно жили украинцы, узнал тогда впервые.
Столовая по выходным дням в вагон-городке была на замке, потому обедать ездили в одно из украинских сёл – Калиновку.
Там-то впервые в жизни Михей поел настоящего свекольника. Может быть, восторг был оттого, что соскучился по домашней пище, а может, и от того, что был сильно голоден и съел две порции замечательного блюда. После обеда зашёл в один из близлежащих магазинчиков. Продавец, пожилой армянин, явно скучал, разгадывая кроссворд. Мишке понравилась недорогая по цене глубокая сковорода. Решил купить жене в подарок. Подал пять рублей, стоит, ждёт сдачу – шестьдесят копеек (столько стоил на заводе в Башкирии комплексный обед). Дед, бросив деньги в ящик, углубился в кроссворд. Михей робко напомнил ему о сдаче. Ничуть не смутившсь, продавец, глядя ясными добрыми глазами, разразился тирадой:
– Слушай, ты кем работаешь? Сварщиком? Хорошо! Ты на работе шабашку имеешь? Имеешь. Вот и я должен иметь шабашку!
И, протянув через узкий прилавок руку, дружелюбно хлопнул его по плечу. Ни зла, ни обиды на того человека, не было – горбачёвская перестройка всех довела до такой жизни. Впоследствии, отовариваясь в магазинах, Мишка платил рационально: если требовалась сдача более половины рубля – расплачивался «под расчёт».

        Пока Михей два месяца трудился на изготовлении балконных решёток, Ямало-Ненецкий автономный округ пылал в тундровых пожарах. О катаклизме командированные северяне узнали из телевизионных сюжетов в программе «Время» и переживали, беспокоясь за судьбу своих близких. Мишкина душа болела ещё и потому, что несколько друзей обратились к Соне с просьбой присмотреть за их квартирами, а сами отправились на Большую землю в отпуск. Соня согласилась, поскольку рядом был муж.
Сейчас Мишка был вдали от семьи и представлял, как тяжело Соне после работы ехать на вахтовой машине из посёлка в город, чтобы в двух квартирах, расположенных в разных концах города, полить цветы, покормить в одной квартире кошку. А вернувшись на перекладных домой, ещё в трёх вагончиках сделать то же самое.
К концу месяца начал Михей потихоньку собираться домой. Но начальник участка огорчил: «Принято решение продлить тебе командировку ещё на месяц. Почему? Да потому, что чартерный рейс будет только через месяц, а отправлять тебя рейсовым самолётом, нет средств. Командировка продляется и твоим товарищам».
Андрей и Димка это известие приняли на «ура»: они не были обременены семьями, и вольная жизнь и послабления в дисциплине радовали их. Мишку решение руководства не понравилось: ехал на месяц и денег с собой лишних не брал, а расчёт по зарплате, на который надеялся, обещали произвести только по возвращении в Надым. Потому и остался, как говорится, на «подсосе». После рабочего дня пошёл в город и заказал переговоры с женой. Через три дня переговоры состоялись. Соня пообещала выслать триста рублей. И выслала. Несколько раз ходил Михей на центральную почту, но каждый раз ответ был один: деньги не поступили. Не поступили они ни через неделю, ни через две, ни до конца командировки. Ещё месяц обивала Соня пороги отделения почты в Надыме, откуда отправляла деньги. В то время с новой силой разгорелся армяно-азербайджанский конфликт вокруг Нагорного Карабаха. Соня приуныла и смирилась с безвозвратной потерей, но через два месяца деньги получила за вычетом платы за обратный перевод.

     В выходные дни, свободные от работы, строители ездили на экскурсии в Тбилиси и Ереван. Автобус «Икарус» был из Надыма, а вот управлял им водитель местный, поскольку надымские водители не знали маршрутов и, самое главное, не имели опыта вождения по головокружительным горным серпантинам.
В один из выходных дней строителей повезли на высокогорное озеро Севан. Подъезжая к озеру, на обочине дороги увидели информационный щит: «Озеро Севан. Высота над уровнем моря – 1898 метров, длина – 75 километров, ширина – 37 километров, максимальная глубина – 83 метра». Погода в тот день, как, впрочем, и все дни командировки, была словно по заказу – тепло, безветренно, на небе ни облачка. Мишка не был готов к водным процедурам, так как на нем были длинные семейные трусы. Он отошёл по берегу озера в безлюдное место, разделся и вошёл в воду. В тридцати шагах от берега, к его удивлению, уровень воды не доходил и до колен. И чем дальше от берега, тем холоднее была вода. Местные жители сказали, что в озеро впадает 28 горных рек, а вытекает одна. Связано ли это с температурой воды – неизвестно. Вода была кристально чистой, словно из родника; как сквозь увеличительное стекло, виднелись стайки мелких рыбёшек, «загорающих» на ярком солнце.
Из-за мелководья плавать не мог, а потому ополоснувшись, вышел на берег. Полотенца не было, он прилёг мокрым на свою одежду и проспал полчаса.
Последствия той солнечной ванны ощутил на следующий день: вся спина и икры покрылись волдырями. Потом ему пояснили, что капельки чистейшей воды на теле сыграли роль линз увеличительного стекла. Девчата, узнав о беде единственного сварщика, принесли тюбик крема и намазали всю спину и ноги. Потом три дня по очереди лечили Дима и Андрей, смазывая кефиром воспалённые участки.
Когда кончился срок командировки, всех отвахтовавшихся строителей автобусом увезли в Тбилиси и чартерным рейсом доставили в Надым с промежуточной посадкой в Тюмени. С хорошим настроением возвращался Михей домой, мечтая облегчить жизнь своей жене. Но судьба распорядилась по-своему…


                Чрезвычайные происшествия

      Через неделю после возвращения начальник участка пришёл в слесарку и, обращаясь к Мишке при всех членах бригады, голосом, не терпящим возражения, сказал:
– Завтра на вертолёте полетишь старшим группы на Лонгъюган тушить тундровые пожары. Твои товарищи, пока ты балдел в солнечной Армении, по два раза летали на пожары. Пришло время и тебе отличиться.
Ох, как не хотелось прерывать размеренный рабочий ритм, покидать уютное домашнее гнёздышко, расставаться с благами цивилизации. Но пришлось: спорить с твердолобым начальником-украинцем было бесполезно. У того был один метод воздействия на строптивых – ломать через колено. «Не нравится – увольняйся, за забором полно желающих занять твоё место», – с пафосом говорил подчинённым, уставившись на них немигающим орлиным взглядом.
Группу десантировали по всем правилам военного искусства: вертолёт завис в метре над тундрой, и ребята, сбросив снаряжение, личные вещи, инструмент и недельный запас провизии, дружно выпрыгнули на ягель. Вертолёт улетел, и они остались один на один с медленно надвигающимся на них огненным валом. Пожарные стратеги грамотно рассчитали место высадки: через часок-другой огонь подойдёт к лагерю, и тут хочешь - не хочешь, а будешь тушить, как говорится, рвать и метать, спасая имущество.
За день они отстояли свой лагерь и добились того, что огненный фронт сузился. Тушение ночью велось группами по очереди, как в армейском карауле: часть людей боролась с огнём, другая часть – отдыхала.
Сидя в ночной темноте у костра за ужином, отдыхающая смена с замиранием сердца прислушивалась к треску горящих карликовых деревьев и кустарников, видела медленно движущийся огненный вал и товарищей, которые боролись с огнём. Все осознавали свою беспомощность и ничтожность перед бушующей стихией. В группе был и двоюродный Мишкин брат Виктор.
Неизвестно, сколько бы времени длилась эта борьба, если бы через два дня ночью не пролился ливень с градом. От барабанного стука по палатке отдыхающие проснулись и, не понимая в чём дело, высыпали наружу. Мишка взял в руки градинку и обомлел: она было размером с перепелиное яйцо. Вокруг было светло, как днём: град белым покрывалом лежал на земле. Воздух был свежим и ощутимо пьянящим. После дыма дышалось легко и свободно. Пожар был потушен.
На следующее утро прилетел вертолёт. Но повёз не в Надым, а на новый огненный фронт. Там специалисты методом направленного взрыва проложили ров шириной полметра и длиной три километра. Точнее говоря, взрывом оторвали дёрн от вечной мерзлоты и перевернули растительностью вниз. Ребятам ставилась задача: патрулировать по границе полосы и не допустить перебрасывания огненного вала через ров. Огонь должен был дойти до взорванной границы и… сдохнуть.
Мишка составил график дежурств, и группы по несколько человек с шанцевым инструментом в руках начали совершать обходы.
К вечеру на помощь прибыл экипаж гусеничного  вездехода ГТТ  из геологоразведочной экспедиции, освободившийся от работы на ликвидированном соседнем пожаре. Дежурившие огнеборцы стали проезжать на нём вдоль рва и контролировали ситуацию. К вечеру огненный вал подошёл к охраняемой границе и на глазах изумлённых пожарных прекратил своё существование. Геологи уехали к месту своей дислокации, и ребята стали собирать голубику. Ягода была на удивление крупной и переспелой. Та голубика, которую собирали в окрестностях Надыма, была мелкой: ни вырасти, ни созреть ей горожане не давали – рвали раньше времени. А чтобы купить на рынке спелую ягоду, надо было выложить 1700 рублей за маленькое ведро. Здесь же ягод набрали полные пакеты.
На следующий день ждали вертолёт. Собрали пожитки, инструмент, отдельно сложили рюкзаки и пакеты. И вдруг увидели ГТТ, который двигался к ним на полной скорости. Геологи, видимо, решили повеселиться, и сделали вираж перед разбегающимися в разные стороны огнеборцами. Они были навеселе и проехали гусеницей по пакетам с ягодами. Все застыли в ужасе: жаль было потраченных трудов на сбор даров природы. Опомнившись, подбежали, разобрали пакеты, открыли и облегчённо вздохнули: ягода была  целой. Так все убедились, что тяжёлая специальная техника не нарушает тундровый покров, не вредит хрупкой северной природе.
По возвращении в Надым узнали, что ситуация в регионе была настолько опасной (огонь подобрался к посёлкам и газопроводам, уничтожал всё живое, а главное – оленьи пастбища), что из Москвы в регион были направлены два спец.самолёта, которые распыляли над очагами пожаров спецреагенты, вызывающие осадки.
При тушении пожаров Мишка сделал ещё одно поразившее его открытие. Когда первый раз копал мох с ягелем и бросал его в огонь, внизу, под слоем торфа, лопата издала звук, словно ударилась о металл. Он искренне обрадовался, подумал, что нашёл сундук с кладом. Расчистив участок, увидел линзу вечной мерзлоты…

      Ельцин, разрушив Советский Союз, вручил бразды правления никому не известному Путину и добровольно ушёл в отставку. Мало-помалу жизнь стала налаживаться, людям начали выдавать зарплату. Одни начали ездить на курорты за границу, другие приобретали автомобили. В городе появилось много личных легковушек. Первой с Земли пригнал ГАЗ-21 «Волгу» старший лейтенант пожарной службы Павел Петрович Гусев, Мишкин земляк, который приехал в Надым тоже из Салавата. За ним начальник ОРСа стал раскатывать на своём вездеходе. И как грибы после дождя, объявлялись автомобили у начальников, рабочих и служащих. Их было столь много, что МВД расширило службу госавтоинспекции. На развилке, на месте деревянной будки, в которой время от времени «паслись» инспекторы ГАИ, построили капитальное бетонное здание. Долгое время стояла коробка здания без рам и без дверей – не хватало средств на отделочные работы. А инспекторы по-прежнему изредка появлялись на развилке. Проводя рейды, зверели: придирались к водителям по любому поводу, вымогая взятки.
Особенно докучал водителям недавно поступивший на службу молоденький лейтенант. Высокий, с избыточным весом, он, упиваясь наделённой властью, как говорится, рвал и метал: легко находил чёрную кошку в тёмной комнате. Провоцируя на дачу взятки, он обычно демонстративно прятал удостоверение водителя в карман, предлагая завтра прийти в ГАИ на «разбор полётов». И многие отстёгивали наличные, считая, что это обойдётся дешевле и что скупой платит дважды. Это положение раздражало водителей, постепенно росло недовольство, и многие мечтали отомстить хапуге.
Однажды зимой город потрясла новость: под покровом тёмной ночи неизвестный водитель ассенизационной машины, вставив шланг в оконный проём недостроенного здания поста ГАИ, выкачал на пол двухкубовую ёмкость нечистот, взятых из поселковых уличных туалетов, и скрылся. Происшествие обнаружили через несколько дней. Камер наблюдения не было, и найти злоумышленника не удалось. Жидкость промёрзла полностью, превратившись в каток. Несколько дней долбили ломами тот лёд мужики, томящиеся от безделья в вытрезвителе, и осуждённые на 15 суток. После этого здание достроили и организовали круглосуточную работу поста. Отапливалось помещение электронагревателями, вода для бытовых нужд была привозная, а удобства – на улице.

      Однажды в обеденный перерыв механик привёл в слесарку немолодого, прилично одетого человека и сказал, обращаясь к Мишке:
– Ну, бригадир, принимай в свои ряды электрика Виктора Павловича Кореневского. До приезда на Север работал он главным энергетиком на одном из предприятий Калининграда. Имеет много свидетельств о рационализаторских предложениях. Надеюсь, на причале он наведёт порядок с рациональным использованием электроэнергии. Прошу любить и жаловать.
Из беседы с новичком Мишка узнал, что тот играет на баяне и любит выступать на собраниях, и быстро сдружился с ним.
Однажды на доске объявлений на причале появился листок: «Завтра во время пересменки в Красном уголке состоится собрание. Повестка дня: антисоветская деятельность Сахарова».
В назначенное время Красный уголок на втором этаже административного здания был забит до отказа. Информация партийного секретаря была короткой: заклеймить позором инакомыслие Сахарова! Выступающих по повестке дня не было, поступило предложение проголосовать. Тут поднялся сорокалетний Кореневский.
– Прежде чем голосовать, – сказал он, – может быть, кто-нибудь объяснит присутствующим: чем провинился Сахаров перед народом? С какой целью проводится травля учёного?
И, повернувшись к столу президиума, обратился к председателю собрания – секретарю партбюро управления:
– Расскажите, Нина Тимофеевна, кому неугоден в нашей стране этот борец за права и свободы людей?
Секретарь партбюро, не ожидавшая такого поворота события, опешила. Воспитанная в духе коммунистической идеологии, один из негласных тезисов которой гласил: «Народом без труда можно повелевать, что дышлом», промямлила что-то невнятное о необходимости поддержки политики партии и правительства, о мнении советских людей, о преданности коммунистическим идеалам.
В зале разразился шум. Одни поддерживали Кореневского, другие шикали на него: «Чё ты тянешь время, давай проголосуем и домой поедем!» А  коммунист Ветвицкий (лучший в управлении бригадир) встал и крикнул: «Что ты знаешь о Сахарове? Ты, наверное, такой же, как он, подпольный антисоветчик!»
И тогда Виктор Павлович вышел к трибуне и страстно заговорил:
– Товарищи, Андрей Дмитриевич Сахаров – учёный-атомщик с мировым именем. Он один из основателей Комитета защиты прав человека. В 1975 году, когда ему исполнилось 54 года, ему была присуждена Нобелевская премия Мира. Он трижды Герой Социалистического труда, лауреат Государственной и Ленинской премий. Несмотря на это, десять месяцев назад этот умный и бесстрашный человек за свои выступления против вторжения в декабре 1979 года советских войск в Афганистан без суда и следствия сослан в город Горький. Так что прежде чем голосовать, подумайте хорошенько.
Присутствующие были в шоке: за такое инакомыслие он наверняка загремит под фанфары. Но обошлось. Больше половины присутствующих проголосовало «против».


                Не знаешь, где найдёшь, где потеряешь

      Прошло двенадцать лет. Семья Василенко по-прежнему проживала во времянке и стояла в очереди на получение капитального жилья. Мишка с Соней работали, а сын, закончив срочную службу на Тихоокеанском флоте, вернулся домой, устроился в организацию, откуда уходил в армию.
Однажды за ужином Соня сказала:
– Ты пишешь статьи в газеты и журналы, бичуешь недостатки, помогаешь людям добиться справедливости. И это хорошо. Настала пора поднять и решить, как говорится, шкурный вопрос.
– Не понял, – сказал Мишка, откладывая в сторону городскую газету, – говори напрямую, какой вопрос надо решить.
– Тринадцатый год мы живём в бочке. Ты десять лет стоишь в своей организации в очереди на получение жилья, и я столько же в своей. При нынешнем положении дел в строительстве мы ещё десять лет будем ждать квартиру, в ней и уйдём на пенсию. Посёлок наш неперспективный, рано или поздно его снесут. Вот и займись ты этим вопросом, ускорь его решение. Куда идти, к кому обращаться – не мне тебя учить.
«А ведь она права, – подумал Мишка, – надо посоветоваться в редакции с журналистами».
Редактор Нина Алексеевна Затолочина проявила человечность, подсказала (по секрету, чтобы информация о её помощи не дошла до верхов), как действовать и предложила тезисы обращения к властям. Это благородное дело и помогло решить вопрос. От имени жителей посёлка написал Михей  коллективное письмо председателю горисполкома, просил содействия в переселении первостроителей города в благоустроенное жильё и сносе посёлка. И получил отписку.
Тогда он решил спасать свою шкуру и пошёл на приём к генеральному директору треста, в котором работал. Но тот, не дослушав его исповедь, разразился тирадой: «Концерном «Миннефтегазстрой» средств на строительство жилья под снос на 1991 год не выделено. Трест собственного строительства не ведёт, а только за счёт средств заказчика и для него. В списках очерёдности на получение квартир по состоянию на 1 апреля 1991 года состоит 372 человека, из них 79 работников вашего управления. В этом году жилищные условия улучшили 5 семей из вашего управления. Вы состоите в списках очерёдности под номером 34. При существующем положении вы получите благоустроенное жильё лет через семь».
Мишка понял: спасение утопающих – дело рук самих утопающих.
К тому времени многие жители посёлка, получив благоустроенные квартиры, выезжали в город, а своё бывшее жильё использовали под гаражи: хранили ненужные вещи, рыболовные снасти, лодочные моторы, снегоходы, бензин и по выходным дням устраивали пикники. Поэтому были часты пожары и с человеческими жертвами.
В июне 1993 года написал Мишка коллективное письмо мэру. Дело, вроде бы, сдвинулось с мёртвой точки: приезжали и уезжали комиссии, беседовали с людьми, но воз, как говорится, был всё там же. Даже тогда, когда в течение года сгорели барак, потом клуб, а затем два вагончика, и в огне сгорел их сосед, молодой капитан теплохода, и эти факты широко обсуждались в средствах массовой информации, реакции властей не последовало.
Тогда настырный Михей взобрался на стрелу башенного крана лесоцеха, расположенного на берегу реки и зеркальным фотоаппаратом «Зенит» сделал шесть снимков посёлка от края до края. Потом проявил плёнку и напечатал шесть фотографий формата А4. Наклеив их в один ряд на лист крагиса, получил панорамный снимок всего посёлка – длиной 120 сантиметров и шириной 30. Макнув спичку в раствор зелёнки, пометил крыши пустующих самостроев и вагончиков крестиками, а жилых – кружочками. Картина получилась впечатляющая: девять жилых и 24 пустующих строения, а также 4 жилых двухэтажных дома. И отнёс это творение заместителю председателя горисполкома. Сказал, что за девять месяцев в посёлке произошло девять пожаров, последний – со смертельным исходом. Пояснил, что после сноса посёлка отпадёт необходимость обслуживать линии электропередач и поддерживать в рабочем состоянии дышащую на ладан котельную, не нужно будет выделять машины для вывоза мусора и подвоза питьевой воды, дотировать убыточное автобусное сообщение, тратиться на эвакуацию людей во время паводков и выделять жильё погорельцам.
Заместитель председателя горисполкома Александр Васильевич Рогачёв внимательно выслушал, изучил панораму, задал вопросы. Провожая до двери, с воодушевлением сказал:
– Вы пришли вовремя: через три дня совещание по жилью, и я поставлю ваш вопрос на обсуждение. Панорама, конечно, впечатляет. Для детального изучения вопроса завтра в посёлок направим комиссию. Проблему будем решать и результат вам сообщим.
Вскоре Мишку пригласили в горисполком, и сам Александр Васильевич сообщил:
– Вопрос о ликвидации посёлка решён, пакуйте чемоданы. Снос будет производиться за счёт предприятий и городского бюджета. Вам как инициатору мы даём возможность сегодня выбрать себе квартиру на рынке вторичного жилья в любой части города. Учтите, что сложившаяся стоимость двухкомнатной квартиры на сегодня составляет два миллиона рублей. Через неделю сообщите нам адрес выбранной квартиры, и мы на ваши с женой предприятия направим письма с предложением на долевых условиях купить вам квартиру.
Шёл тяжелейший 1993 год. Народ оказался в положении героев фильма «Свадьба в Малиновке». Причиной кризиса стало насильственное отстранение от руководства страной Горбачёва, политическая возня по захвату власти, ликвидация СССР, запрет КПСС. Страна находилась на грани гражданской войны. Люди притаились, ждали, чем закончится противостояние, потому квартир на рынке вторичного жилья было мало. После августовского путча 1991 года капитальное строительство в Надыме было свёрнуто полностью и надолго… Для сравнения: в 2010 году в Надыме при численности населения 48 тысяч человек на продажу было выставлено только двухкомнатных более 120 квартир.
В ближайший выходной Василенки всей семьёй поехали в город выбирать жильё. Обошли три квартиры, но они не подошли. Одна была с очень низкими потолками, и высокорослый сын головой задевал люстру; другая была настолько убитая, что ей требовался капитальный ремонт с заменой полов; третья – далеко на окраине города, и туда не было автобусного маршрута. Так и уехали домой ни с чем. И загрустили. Но однажды по пути на работу Мишка снял со столба объявление с адресом выставленной на продажу квартиры. Вечером после работы всей семьёй поехали в город смотреть. Квартира располагалась на 9-м этаже в новом доме, на главной улице города, окна выходили на южную сторону. Она понравилась, а особенно тем, что в квартире был стационарный телефон. Но хозяйка сказала, что уже заключён устный договор с покупателем, и он завтра уезжает в Тюмень просить деньги у руководства треста, в филиале которого работал. И тогда Михей выпалил: «Мы платим на 250 тысяч больше».
Лёгкость, с которой он накинул цену, объяснялась просто: за проживание во временном жилье мэрия давала всем переселяемым семьям компенсацию, и семье из трёх человек полагалось как раз 250 тысяч.
И это сработало: прежний покупатель к повышению цены готов не был.
В сентябре 1993 года подогнал Мишка к крыльцу жилой бочки грузовик, погрузил вещи и одним из первых переехал в город. Тринадцатилетнее проживание во временном жилье закончилось. Впереди было семнадцать лет жизни в благоустроенной двухкомнатной квартире.
Благодаря Мишке через год посёлок прекратил своё существование, и все семьи переселились в город.

      Труд электросварщика нелёгок, а особенно сварщика ручной дуговой сварки: это и частое нахождение на открытом воздухе во все времена года, и неудобства при работе в труднодоступных местах, и дискомфорт при вдыхании выделяемых при сварке газов, и физическая усталость. Работа трудная, что и говорить: постоянно на холоде, стёкла щитка запотевают от собственного дыхания, а мороз звереет – забирается под одежду лежащего на снегу сварщика. Заработал Мишка кучу болезней, в том числе и пояснично-крестцовый радикулит. Какими только методами не лечился: и таблетки, и уколы, и растирания, и иглоукалывания, и физиопроцедуры, и массаж. Два-три раза в год направлялся врачом в стационар, где проходил курс интенсивной терапии. Купил турманиевый матрац за одиннадцать тысяч и регулярно лежал на нём, установив электроподогрев на нужную температуру. Но коварная болезнь отступала временно, затем возвращалась и с новой силой скрючивала Михаила.
Лечение у врачей временно снимало боль, а потом болезнь вновь, как и прежде, валила с ног. Сонюшка лечила его народными средствами, но толку было мало.
Однажды невропатолог посоветовал на область поясницы делать сетку раствором пасты Розенталя. Сердобольная супруга, намотав на карандаш кусок ваты, макнула эту палочку во флакон с жидким подогретым раствором и исполосовала любимому спину. Затем уложила милого в постель, укутала больное место своим пуховым платком и ушла мыть руки. Через пару минут услыхала крик. Вбежав в спальню, увидела «картину маслом»: Мишка нагишом стоит на полу, орёт благим матом и газетой, словно веером, обмахивает спину. Она сразу сообразила: побежала на кухню, намочила тёплой водой полотенце и вытерла не успевшее впитаться лекарство. Лечащий врач от души посмеялся, когда Мишка рассказал ему эту историю, и посоветовал делать сетку при помощи ушных палочек, а в случае нестерпимого жжения протирать тряпкой, смоченной постным маслом…
О его недуге знали все: родственники, друзья, товарищи по работе, руководство предприятия. На неоднократные обращения в профком с просьбой выделить путёвку на санаторно-курортное лечение ему деликатно намекали: дескать, мало ещё работаешь у нас, а путёвок даже начальству не хватает. Этими объяснениями скромный Михаил обычно и утешался.
В ту ночь Мишка спал беспокойно: часто просыпался, ворочался с бока на бок, потом долго не мог уснуть, и назойливые мысли, как июньские комары, роились в его голове. После каждого просыпания он прокручивал в голове подробности вчерашнего дня. Вчера перед обеденным перерывом диспетчер участка по громкой связи пригласил его к телефону. Радостный голос председателя профкома на том конце провода обескуражил:
–Ты, Михаил Иванович, стоишь или сидишь?
– Стою, – растерянно ответил Василенко.
– Ты присядь, дорогой, чтоб не упал: тебе выделена путёвка на Кавказские Минеральные Воды! Срочно проходи комиссию, и через неделю ты должен быть в Пятигорске!
По натуре Михаил был скромным и нетребовательным человеком, в браке состоял двадцать семь лет и без жены никуда не ездил. Поэтому сказать, что он обрадовался этому известию, нельзя: ехать в такую даль один боялся. Вечером на семейном совете Сонюшка решила: это шанс, нужно ехать. Мишка робко возразил:
– Как я без тебя, милая, буду там жить? Пропаду же.
Но жена отрезала:
– Нет, поедешь. Я устала с тобой возиться. Ты езжай, спокойно лечись, а я тем временем сделаю ремонт в спальне. Завтра же едем в больницу на комиссию.
На том и легли спать.
Утром, отпросившись по телефону с работы, дружная чета Василенко поехала в поликлинику. На одной из остановок в автобус вошёл товарищ Михаила, украинец Иван Филимонович Козачек, работавший слесарем и в это время находившийся на больничном. От него сильно разило спиртным, и пребывал он явно в прекрасном настроении. Иван был старше Михаила на два года, жил одиноко, был любвеобильным – волочился за каждой юбкой. Женщины с ним долго не жили, сбегали, не выдерживая его неуёмной страсти.
Увидев Мишку, Иван поздоровался рукопожатием, присел на свободное впереди кресло, обернулся и спросил:
– Куды йидыш, добрый молодец?
С женой Михаила Иван знаком не был, поэтому не обратил на неё никакого внимания. По простоте душевной Мишка откровенно всё рассказал и признался, что не знает, как поступить: ехать или не ехать.
– Слухай мэнэ сюды, – сказал радостно Иван, – йидь, йидь и ще раз йидь! Я два раза там був и ще хочу пойихать, но путёвку не дають.
Потом перешёл на русский язык:
– Там замечательные лечение. А какие там бабы! Будешь и накормлен, и напоен, и спать уложен. Завтра специально приду на работу и дам тебе несколько адресов и телефонов. Обязательно прихвати свою гармонь: тамошние девки очень хорошо поют, знают много частушек. Освежи в памяти анекдоты, травить которые ты мастак, и как сыр в масле кататься будешь. Не жизнь, а малина! Раз побываешь и еще захочешь туда поехать. Рви когти, Михей!
Затем встал, распрощался, похлопал Мишку по плечу и на нужной остановке заспешил к выходу.
– Так, милый, едем домой, – угрожающе процедила сквозь зубы Сонечка, едва они вышли из автобуса на остановке у поликлиники.
– Что случилось, родная? – опешил Михаил. – Мне же нужно комиссию пройти, потом в Агенстве билеты на самолёт взять.
– Какая комиссия, какие билеты! – взревела Соня. – Никакого курорта тебе не видать! Я тебя дома на всю жизнь накормлю, напою и спать уложу! Я сама тебе песни и частушки петь буду, я тебя быстро вылечу, я устрою тебе малину! Поехали домой, Ромео!
В Пятигорск поехал Иван...
А хронический радикулит Мишка всё-таки вылечил. Для этого пришлось несколько раз съездить с Соней и сыном в украинский город Кобеляки, к знаменитому на весь мир врачу, мануальному терапевту Касьяну, а после смерти Касьяна к его ученику – Чигрину.

      Подкопив деньжат, супруги Василенко долго думали, как надёжно сохранить заработанный миллион. Деньги лежали на сберкнижке, и они хотели быстро приумножить накопления. По телевизору каждый день и каждый час шла реклама о многих финансовых компаниях, предлагавших вложить деньги под большие проценты.  Лёня Голубков рассказывал, как быстро он накопил денег и купил жене сапоги. А тут ещё Мишкин товарищ, земляк из Уфы, Салават Галиакберов, работавший с ним электросварщиком, посоветовал:
– А ты вложи в «Русский дом Селенга». У них за каждый день при вложенной сумме в одну тысячу рублей начисляется ежедневно пять рублей. Я вот вложил, и месяц назад планировал снять вклад, поехать в Тюмень и с базы пригнать новую «шестёрку». Но мне пришла бумага, что если я продлю у них хранение на 120 дней, то получу за каждые 50 тысяч премию – 40 680 кублей. Я согласился, подписал и отправил.
Дома, когда Мишка рассказал эту историю, Соня засомневалась:
– Мы пошлём деньги на деревню дедушке, и неизвестно, получим ли их назад. А вот офис Негосударственного регионального пенсионного фонда расположен в нашем городе на улице Пионерской. Мои подруги давно вложили и ждут окончания срока договора. Я завтра узнаю адрес, и мы с тобой сходим в разведку.
В текучке дел забыли о намерении приумножить свои богатства и через месяц поехали по известному адресу. Нашли тот дом и с удивлением узнали, что офис находится в съёмной квартире пятиэтажки на втором этаже. Поднялись на этаж и ещё больше удивились: никакого ажиотажа. Предполагали увидеть очередь из желающих обогатиться, но вокруг ни души. Дверь в квартиру была прикрыта. Они толкнули её, вошли и оторопели: квартира была пуста – ни людей, ни мебели, ни оборудования, ни сотрудников. В углу стоял один стул, ветер через форточку шевелил давно не стираные шторы да кое-где отслоившиеся куски обоев.
Обрадованные тем, что Бог спас их от потери денег, вернулись в посёлок. Потом стало известно, что тот фонд рухнул. Радости в семье Василенко не было предела.
А через время на работе земляк Салават Галиакберов плакал: прекратил существование «Русский дом Селенга», и судьба накоплений неясна. А ещё сокрушался: скупой и жадный платят дважды.

      Выработав необходимый для досрочного выхода на пенсию льготный стаж, Михаил с Соней решили «завязать» с Севером – купить домик в деревне где-нибудь под Белгородом, поближе к Украине. С выбором нового места жительства помогла Сонина двоюродная сестра Надя, проживающая в Харькове. Её муж был родом из Белгорода и область знал, как свои пять пальцев. Поездку приурочили к отпуску.
Один миллион триста тысяч рублей завернули в газету и засунули в полиэтиленовый пакет. Пакет был объёмным, имел вид булки хлеба и не должен был привлекать внимания посторонних глаз. В целях конспирации положили «булку» на дно старой поношенной сумки, а сверху – продукты питания. К концу поездки на поезде продукты были съедены и ставшую ненужной сумку выбросили в мусорный бак вагона, предварительно вытащив из неё пакет с деньгами. И налегке – Мишка с зонтиком в руках, Соня с «кирпичом хлеба» под мышкой и дамской сумочкой на плече – вышли на пригородной железнодорожной станции.
На автобусной остановке народу было много. Поговорив с местными жителями, выяснили, что в ту деревню, в которой они договорились купить дом, курсирует один проходящий автобус, второй сломался и сошёл с линии.
Чета Василенко загрустила. Тревога усилилась, когда к остановке подошла группа молодых ребят с рюкзаками на плечах – по-видимому, туристы. Они, судя по разговорам, намеревались ехать тем же маршрутом. Чтобы скоротать время, купил Мишка в киоске газету и бутылку пивка. Все скамейки были заняты, и он, развернув газету, положил её на бордюр тротуара и присел. Потом махнул Соне рукой – подходи, садись. Та присела. Пачка денег была увесистой, и она, устав её держать, положила между мужем и собой.
Был жаркий июльский полдень, автобуса долго не было, а народ всё прибывал и прибывал. Разомлевший от пива Михей задремал, и Соня зорко охраняла его покой.
«Пазик» подкатил неожиданно, и вся толпа рванулась на штурм дверей. Поддавшись панике, сорвались со своих мест и Василенки. Не обременённые багажом, они одними из первых ворвались в салон и уселись на мягкие кресла. Автобус тронулся и, набирая скорость, выехал из небольшого станционного посёлка. Все пассажиры прильнули к окнам и стали обозревать проплывающие мимо колхозные поля. Обрадованные тем, что мытарства скоро закончатся, супруги удобно устроились в креслах и тоже уставились в окно.
Мишка блаженно посмотрел на жену, на её сложенные на груди руки, и его словно током ударило:
– Где пакет?
– Какой пакет? – не сразу сообразила Соня.
– Пакет с деньгами где? – привстал Михей.
– А разве ты не взял? – еле выговорила Соня.
Осознав трагичность сложившейся ситуации, Мишка, словно разъярённый зверь, рванулся к водительской кабине, агрессивно расталкивая стоящих в проходе пассажиров.
– Друг, выручай, – чуть не плача сказал, наклонившись к водителю, – поворачивай назад.
– Что случилось? – ответил тот, не сбавляя скорости.
– Документы на скамейке оставил, – соврал Мишка.
– Не могу, – отмахнулся водитель, – я и так из графика выбился.
– Плачу пятьсот рублей, поворачивай.
– Деньги вперёд, – сказал водитель.
– Согласен, – обрадовался Миша, вытащил из бумажника одну купюру и кинул на капот.
Супруги выскочили в распахнутую дверь, не дожидаясь полной остановки автобуса. Подбежали к бордюру и остолбенели: ни людей, ни газеты, ни пакета с деньгами на том месте, где они несколько минут назад сидели, не было.
Ни взаимных упрёков, ни обвинений не последовало. Автобус уехал, и они в траурном настроении пошли на станцию, купили билеты на поезд и убитые горем уехали в Харьков к Сониной сестре.
 
      К тридцати годам совместной жизни супруги Василенко, как говорится, притёрлись настолько, что, кажется, научились читать мысли друг друга. Работали в разных организациях – он до пяти, она до шести часов. После работы Михей заходил в магазин и покупал нужные продукты. Через час жена приходила домой с таким же набором. Потом поняли, что это расточительно и стали составлять списки продуктов, которые необходимо было купить.
Они не мыслили жизни друг без друга, делились общими делами, планами, заботами, берегли друг друга. Она знала: если он упёрся, то не свернуть даже трактором, будет горячо отстаивать свою точку зрения. А потом, поняв, что неправ, извинится. И наоборот: если она чуть заметно повела бровями, он моментально улавливал её недовольство и старался угождать любимой. Так они жили, может быть, потому, что оба по гороскопу раки.
Соня всегда заботилась о Мише: побрит ли, начищена ли обувь, поглажены ли брюки, свежий ли в кармане носовой платок, имеются ли деньги на мелкие расходы, выручала в трудных ситуациях, оберегала от неприятностей, удерживала от необдуманных поступков. А он в свою очередь помогал ей по дому, выполнял всю тяжёлую работу, старался не волновать по пустякам и главное – хранил лебединую верность. С годами их чувства не увяли, а наоборот, стали ещё крепче. Они были вместе везде: дома, в отпуске, на прогулках, на торжествах, в больницах, при поездках в лес за грибами, ягодами. Даже операции по удалению жёлчного пузыря в 2002 году, когда они находились в отпуске в Уфе, им обоим экстренно провели в один и тот же день – сначала ему, потом ей. Каждому операция обошлась в 12 372 рубля.
Некоторых родственников их взаимная любовь удивляла: «Неужели за столько лет совместной жизни вы не надоели друг другу?»
Подобные вопросы задевали и раздражали. Как может надоесть кумир, которого ты любишь, за которым согласен идти в огонь, в воду, на край света?


                Иван Карлович

Однажды субботним вечером в квартире зазвонил телефон. После ужина остограмленный Мишка пребывал в прекрасном настроении – сидел на кухне и играл на баяне, записывая это действо на купленную в отпуске на ВДНХ видеокамеру. Сонюшка в зале работала с документами. Услыхав телефонную трель, отложил баян и замер: «Брать трубку или не брать?» Можно и взять, но есть опасность, что это звонок с работы: может, там опять авария на теплотрассе? Ведь несколько лет назад также вечером ему позвонили и вызвали на аварию. Тогда в боксе разморозили теплотрассу, и Мишка до полуночи варил трубы. Особенностью той работы было то, что задвижки не держали, и вытекающая из трубы вода заливала сварочный шов, мешала работе. Другой бы на его месте плюнул на всё, прекратил работу и ждал, пока вызовут из дома сантехников и те устранят неисправность задвижки. Но сантехников не было, и преданный работе Мишка варил, варил и варил. Намокли рабочие рукавицы (запасных не было – склад был закрыт), потому с каждым зажиганием сварочной дуги его пронзало электрическим током. Но он со злостью, настырно устранял порыв трубы. Потом это ему аукнулось: вскоре начал ощущать сильное сердцебиение, толчки, замирание сердца, тревогу, нехватку воздуха. Врачи поставили диагноз: осложнённая аритмия с переходом в экстрасистолию и поставили на диспансерный учёт.
Вот и сейчас сидел Мишка и думал: брать трубку или не брать?.. И взял.
– Привет, Мишель, – услыхал он радостный голос Йохана Карловича Фризена, – ты завтра работаешь? Не работаешь? Это хорошо. Я хочу встретиться с тобой. Назначай время и место.
На миг Мишка потерял дар речи: ведь связь с Иваном (так его звали в посёлке) прервалась после переезда в город.
– Ты откуда звонишь, – спросил, заикаясь, Мишка.
– Да от сына я звоню, в гости приехал из Германии, – с мягким акцентом сказал Иван, растягивая слова.
Встречу назначил на завтра, на два часа дня.
…С Иваном они познакомилась осенью 1981 года. Тогда в один из выходных дней Мишка с Соней собирали грибы в лесу неподалёку от посёлка, там и встретились с Иваном. Удивительным  тогда было то, что заглядывая под каждый кустик, Иван негромко напевал.
Они и раньше встречались в посёлке: вагончик Ивана стоял в тридцати шагах от Мишкиного  жилья, и каждый день путь Ивана на работу пролегал мимо егшо бочки. При встречах они, на ходу поздоровавшись, расходились по своим делам.
И вот встреча в лесу. Иван оказался заядлым грибником и прочёл лекцию о пользе северных грибов, поделился рецептами их приготовления. Его общительность и обаяние подкупили чету Василенок с первой минуты общения. После этого при встречах они всегда приветствовали друг друга как добрые знакомые.
Тогда-то Мишка и Соня узнали, что родители его, немцы, жили в Свердловской области. Там и родился на четыре года раньше Мишки Иван, там же учился в школе, затем три года служил в Советской армии. Отслужив, по комсомольской путёвке приехал в Надым.
Дальнейшее общение показало, что Иван был эрудированным, начитанным человеком, не курил, не употреблял спиртных напитков, вёл здоровый образ жизни, умел вести диалог и негромким голосом всегда убедительно доказывал свою правоту.
Трудился он электриком на плавучей электростанции (ПЛЭС), заякорённой на берегу реки. И каждый день на работу (расстояние два километра) ходил пешком. При этом всегда, в любую погоду с расстёгнутым воротом рубашки и пальто и без шарфа.
Иван оказался пунктуальным: как только настенные часы начали отбивать два часа, раздалась трель дверного звонка. Мишка открыл и опешил: на лестничной площадке стоял улыбающийся, нарядно одетый Иван с большим букетом цветов в одной руке и продолговатой коробкой в другой. Войдя в квартиру, подал букет Соне, поцеловал ей руку и протянул коробку Мишке:
– Это церковное вино «Кагор». Я же трезвенник, но бокал этого вина я могу раз в неделю принять как лекарство. А вот это пачка чая, привезённая мной из Германии. Между прочим, отлично бодрит!
Соня быстро накрыла в кухне стол, и началась трапеза.
– Как ты оказался в Германии? – спросил Мишка, наливая по второму бокалу вина.
– О-о-о, – протянул Иван, – это длинная история.
– А мы никуда не торопимся! – воскликнул Мишка. – До отбоя времени предостаточно. Рассказывай.

      КРАТКАЯ ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА. Первый Манифест «О позволении иностранцам селиться в России и свободном возвращении русских людей, бежавших за границу» был подписан правительницей России Екатериной Второй 15 декабря 1762 года. А через полгода, в августе 1763 года, Екатерина издала новый Манифест «О дозволении всем иностранцам, въезжающим в Россию, селиться в разных губерниях по их выбору, их правах и льготах». По заявлениям приезжающих оплачивалась стоимость проезда.
На основании Манифеста немцы были расселены в Нижнем Поволжье. После Октябрьской революции, в 1917 году, компактно проживающие немецкие поселения получили территориальную автономию «АССР Немцев Поволжья», которая просуществовала до 1942 года.
С началом войны, в 1941 году, немецкие поселенцы были депортированы в Сибирь и Казахстан.
В Башкирии первый поток немецких переселенцев основал многочисленные хутора и посёлки вдоль Самаро-Златоустовской железной дороги. В отличие от других народов немцы прибывали на новые места со значительным капиталом. Традиционное немецкое трудолюбие, высокая культура земледелия обеспечили сравнительно быстрое становление хозяйств переселенцев.
С приходом к власти Горбачёва в СССР началась перестройка и демократизация общества. Тогда окончательно закончилась холодная война с Западом и рухнула тоталитарная система. Власти СССР дали добро на объединение народов ФРГ и ГДР. В 1989 году снесли Берлинскую стену, разделяющую братские народы и со всех концов света в Германию стали съезжаться оторванные по разным причинам немецкие граждане.
В настоящий момент люди с этническими корнями из поволжских немцев проживают в основном на территориях России, Германии, Казахстана, США, Канады и Аргентины.

     – У меня немецкие корни, – начал рассказывать Иван. – После того как рухнула Берлинская стена, моя мама, проживавшая под Свердловском, решила вернуться на историческую родину. В этом всячески помогла её старшая сестра, жившая всю жизнь в Германии. С ней мама переписывалась, разговаривала по телефону. Процесс оформления документов был долгим, но мама терпеливо готовилась к переезду. И в 1992 году она уехала. Обосновалась там и стала звать меня. Но я не решался кардинально изменить свою судьбу. Здесь у меня семья, взрослеющие дети, работа, товарищи, друзья, через несколько лет – ожидаемый выход на пенсию. Мама на время смирилась, но потом стала часто жаловаться на здоровье, говорила, что я как наследник должен быть рядом с ней, помогать доживать последние дни. Жена с сыновьями остались здесь, а я оформил документы и уехал. Уехал с надеждой, что в скором времени семья воссоединится.
По условиям переселения отправился сборный пункт. Там такие же, как я, переселенцы проходили адаптацию, по-простому сказать, карантин. Три месяца мы жили бесплатно в комфортабельных двухместных номерах, нас бесплатно кормили, обучали немецкому языку. По окончании пребывания меня пригласили на собеседование («шпрахтест» называется). Вопросы на немецком языке задавались на житейские и бытовые темы. Меня попросили рассказать о семье, о себе, о профессиональной деятельности. Комиссия признала меня переселенцем. Мне выдали подъёмные и ключи от маленькой однокомнатной квартиры. Я просил выделить квартиру в городе, в котором живёт мама, но мне отказали. Я не обиделся, поскольку мы раньше вообще жили далеко друг от друга. Мама купила и подарила мне новый автомобиль, и чуть ли не каждый день я стал навещать её. На этом автомобиле я несколько раз совершал однодневные поездки в Австрию, где мне очень понравилась природа и жизнь обычных людей. Теперь планирую съездить в Чехословакию. Короче говоря, я очень доволен своей жизнью.
Иван замолчал. Отпив глоток вина, поставил бокал на стол, мельком взглянул на безмолвно работающий телевизор и спросил:
– Что ещё вам рассказать?
– Расскажите, Иван Карлович, о своей работе, – попросила Соня.
– Работу нашёл не сразу. Я электрик по образованию, и эта специальность в то время там, как назло, не была востребована. Около месяца настойчиво ходил по фирмам, ездил в другие местности, но вакансий не было. Пытался через соседа устроиться по блату, как это можно было сделать в СССР, но потерпел фиаско. Я уже было отчаялся, но выручил тот же сосед, сообщив, что у них сегодня на предприятии неожиданно появилась вакансия. И я наутро, задолго до начала рабочего дня, был у ворот завода. Это был завод по перемотке и ремонту электродвигателей. Меня приняли сразу, и в тот же день, получив спецодежду, я приступил к работе. Работа оказалась очень интересной и высокооплачиваемой. А вакансия оказалась потому, что уволили одного работника за воровство. Этот человек частенько находился на больничном, был глухонемым инвалидом, имел трудовой стаж двадцать лет. Инвалидов там уволить очень сложно, но за воровство увольняют, не глядя ни на заслуги, ни на особый статус работника.
– А какие там дороги? – спросил Мишка, убавляя звук работавшего телевизора.
– Дороги там замечательные! – сказал Иван, размешивая в кружке пакетик чая. – Там везде дороги с твёрдым покрытием. В любой населённый пункт проложена асфальтовая дорога. А какие там автобаны! На некоторых направлениях организовано движение по четыре полосы в каждом направлении. И что интересно, над каждой полосой висят растяжки с указанной скоростью движения. На четвёртой полосе, например, ты должен двигаться со скоростью не менее 120 километров в час, по третьей – не менее 90 километров, по второй – не менее 40 километров, а по первой – не более сорока. За невыполнение скоростного режима можно получить штраф. Такая регулировка скорости дорожного движения очень удобна: длинномер или тяжёлый грузовик не будут занимать полосу, и мешать движению скоростных транспортных средств. Территория Германии небольшая, и за световой день можно проехать от границы до границы. На дорогах там нет ни ям, ни выбоин. А знаете почему? Да потому что при строительстве скоростных автобанов в основание устанавливается опалубка, внутри неё варится арматура и заливается высокопрочным бетоном 70-сантиметровой толщины. И только после того укладывается толстый слой особо прочной асфальтовой смеси. Таким дорогам не страшны никакие большегрузы и тяжёлая техника.
Прощаясь у порога, Иван сказал, пожимая Мишке руку: «Вы получайте заграничные паспорта, потом я смогу пригласить вас в гости, и вы сами всё увидите».


                Любовь крепчает, здоровье слабеет

      Как и в любой ячейке общества, размолвки в семье Василенко тоже случались. Самый нелепый скандал произошел в канун нового 1995 года. Возвращалась однажды Соня из командировки вечерним авиарейсом, а о приезде Михея не предупредила, решив, что внезапность – лучший метод проверить благоверного на преданность.
Михей в тот вечер уже лежал в кровати, читал при свете ночника газеты и готовился ко сну. Сын Санька спал в пристроенной к девятиметровой жилой бочке большой, просторной комнате. Вдруг Мишка услыхал трель дверного звонка. Выглянул в окошко, но на крыльце пристроя никого не увидел. «Показалось», – подумал он и лёг в кровать. Повторный звонок опять поднял его на ноги. И снова на крыльце никого. «Наверное, поселковые пацаны балуются», – подумал и, выключив свет, забрался под одеяло. Непрерывная трель звонка, словно автоматная очередь, пулей выкинула его из постели. «Догоню – уши проказникам надеру», – подумал Мишка и, чтобы не терять времени, не одеваясь, в одних трусах добежал до двери и злой, как собака, открыл её. И… наткнулся на Сонечку. Оказалось, она своим ключом открыла входную дверь на крыльце и вошла в сени. Она бы открыла и вторую дверь, в кухню, но Мишка вечером закрыл её на шпингалет. Заглянув во все уголки дома, не найдя никого и не заметив ничего подозрительного, успокоилась.
Инцидент имел продолжение. Решив на другой день постирать бельё, любившая чистоту и порядок Соня нашла на Мишкиной кровати под одеялом тонкую резинку, связанную кольцом диаметром сантиметров пять. Гневу её не было предела. Когда муж пришёл с работы, она вся в слезах, потрясая этим кольцом перед его лицом, кричала:
– Изменник, бабник, признавайся: кто в моё отсутствие у тебя был?
От неожиданности Михей потерял дар речи и не мог толком ничего объяснить, чем ещё больше распалил жену. Когда опомнился, сказал:
– Родная, это кольцо настолько мало, что может поддерживать чулки только у куклы, но никак не у взрослой женщины. Как она попала в кровать, я не знаю.
И это была правда: всю совместную жизнь Мишка бы предан жене как собака. Он люто ненавидел бабников и гулящих мужчин и женщин. На всю жизнь прилип бы к Мишке ярлык неверного мужа, если б случайно не выручил сын-пятиклассник. Собираясь с классом в турпоход, он решил взять с собой фотоаппарат. Долго укладывал рюкзак, а потом подошёл к Соне:
– Мама, дайте кусок резинки, я кольцо сделаю.
– Какое кольцо? – насторожилась Соня.
– Вот такое, – ответил Сашка и показал пальцами двух рук размер кольца.
– Для чего тебе нужно такое кольцо? – спросила с придыханием мать.
– В поход я беру папин фотоаппарат и три плёнки. Заряжать их на свету надо в специальном мешке, в котором с двух сторон имеются большие отверстия для рук. Детского мешка у меня нет, и я воспользуюсь папиным. Но у папы руки толстые, а у меня тонкие. Чтобы свет при зарядке кассеты не проник в мешок и не засветил плёнку, я с обеих сторон поверх мешка надену эти резинки, – ответил сын.
– Я нашла такое кольцо в папиной кровати. Как оно туда попало? – допытывалась Соня.
– Когда вы, мама, были в отъезде, папа как-то вечером лежал на кровати и смотрел по телеку хоккейный матч – наши играли с канадцами. Я подошёл и попросил научить заряжать фотоплёнку в кассеты. Папа сказал: «Полезай ко мне, будем совмещать приятное с полезным». Мы сделали два маленьких резиновых кольца. Тогда, наверное, резинка и потерялась.
Так вот случайно в глазах жены Михей был реабилитирован. Тогда-то он в очередной раз убедился, что она его безумно любит, дорожит, удерживает от дурных поступков.

      Всякое бывало за их длительную совместную северную одиссею. Мишке сделали шесть операций на разных частях тела, он заработал ишемию – одно время даже остро стоял вопрос о постановке кардиостимулятора. Во время погрузки в вертолёт бочек с автомобильным маслом отрубил первый фаланг безымянного пальца на правой руке, и на баяне аккорды стало брать затруднительно, потому стал играть на гармошке. Погрузка бочек согласно трудовому договору не входила в его обязанности, и охрана труда долго трепала механика, направившего Михея на работу без инструктажа.
В 2008 году у Сони на ладони левой руки появились уплотнения, и начало скрючивать пальцы. Это был результат работы на механической клавишной печатной машинке. Все печатные работы предприятия (даже не обусловленные трудовым договором) она безропотно исполняла, не требуя оплаты, хотя в штатном расписании предприятия была должность машинистки. Она была безотказной, и руководство пользовалось этим. При обследовании выяснилось, что это доброкачественное уплотнение под кожей. Поначалу лечили методом блокады с местным введением гормонов, затем спецпрепаратами, которые должны были оказывать разрушительное действие на структуру фиброзного тяжа. Результат оказался нулевым, и ей предложили операцию. В январе 2009 года сделали операцию. Она отказалась от больничного листа и с одной рабочей рукой ходила на работу. Швы сняли на 14-й день.
Спустя месяц новая беда: Мишка загремел в инфекционное отделение с расстройством желудка. Неделю лечили лекарством, похожим на кусочки слюды, и Мишка перестал ходить в туалет. Ещё через четыре дня, вечером, моющая полы уборщица заметила у него, лежащего на жёстком топчане, непомерно вздутый живот. Пригласила задержавшегося на работе лечащего врача, и тот, осмотрев, срочно вызвал дежурного по больнице хирурга. Михею срочно сделали снимок брюшной полости, который показал острую кишечную непроходимость. И в час ночи, вызванные из дома три хирурга, выполнив все подготовительные работы, провели экстренную операцию. Мишка тяжело её перенёс. На другой день Соня обратилась к заведующему реанимацией с просьбой свидания с Мишкой и в виде исключительности случая получила его. Вместе с ней в реанимацию вошли сын и брат с женой. Мишка с трудом отходил от наркоза, и когда медсестра тронула его за плечо, с трудом приподнял веки. Повернул голову, увидел жену, обрадовался и, невнятно выговаривая слова, назвал код своей зарплатной карты. Он боялся, что умрёт и потребуются деньги на похороны.
Все дни болезни Соня ходила в церковь, молилась, ставила заздравные свечи и просила помощи у Господа Бога.
Мишка был тяжёлым больным, о его здоровье врачи докладывали главному врау на каждом утреннем собрании. Долго не могли запустить в работу кишечник и тогда самолётом из Тюмени привезли дорогостоящие бактерии.
Выздоровление проходило тяжёло: четыре дня в реанимации и две недели лечения в хирургическом отделении. Мишка выкарабкался из лап смерти и после выписки отнёс с Сонюшкой врачам пять бутылок коньяка и пять коробок дорогих конфет…
В августе того же 2009 года нагрянула новая беда: эндоскопическое обследование выявило у Сонюшки полипы в прямой кишке. Провели срочную операцию.
Север сильно подорвала здоровье Сони: два раза ломала руку, один раз – рёбра, перенесла пять операций (две из которых тяжёлые, полостные), находилась на учёте в поликлинике и по направлению врачей лечилась в клиниках Москвы и Тюмени. Мишка не раз предлагал «завязать» с Севером, но Соня прикипела к нему душой и сердцем, и каждый раз уговаривала Мишку «получать от Севера удовольствие».




                Часть третья

                Испытание




                В сорок пять Соня не ягодка

                Господь послал ему меньше,
                чем он у него просил. Послал
                всего 44 года и 220 дней.

      Жизнь человека, образно говоря, протекает по принципу: полоса белая, полоса чёрная. Это выражение соответствовало жизненному пути четы Василенко. Первую и вторую части этого повествования, с которой ты, уважаемый читатель, уже ознакомился, можно назвать белой полосой. Говоря музыкальным термином, обе части написаны в мажорном звучании. Третья часть будет звучать в миноре – грустно и, увы, трагически…
Когда они поженились, Соня была стройной девушкой. При росте 175 сантиметров весила 65 килограммов. Мишка при росте 182 сантиметра весил 77 килограммов. Через три года она откормила его до 90 килограммов, а сама вес не набирала. Почему? Жили бедновато, хотя оба работали. Получали немного – 50 рублей аванс и 70 расчёт. Траты были немалые: несколько лет мытарились по съёмным квартирам, покупали одежду, продукты, понемногу откладывали на предстоящие отпуска (в Украину ездили каждый год). Немалые деньги уходили книги и фотоматериалы, не обижали сына игрушками. Были и непредвиденные расходы. Когда получили квартиру, тратились на обустройство жилья. За неделю до получки деньги обычно заканчивались, и Соня в авоське носила сдавать в магазин накопившиеся за месяц бутылки с широким горлышком из-под молока и кефира и на вырученные три рубля покупала продукты.
«Главным для себя считала, чтобы вы с сыном были накормлены, а сама вынужденно держала диету», – говорила Мишке с улыбкой, когда вместе вспоминали молодость. С годами Мишка понял, что она многим жертвовала ради него и сына, что рядом с ней жил он как у Христа за пазухой. А тогда, в молодости, частенько не ценил её самопожертвование, иногда не вникал в её проблемы, принимал суровую для неё действительность за норму. Был изживенцем.
Примерно к сорока пяти Сонечкиным годам стал замечать Мишка, что во время кашля (особенно после простудных заболеваний) у жены с мокротой выделяются тёмные сгустки. Забеспокоился и сказал ей об этом. На другой день, отпросившись у бригадира, с товарищем на его личном автомобиле увёз Соню в поликлинику на приём к терапевту. Тот направил на анализы и на консультацию к фтизиатру. И её поставили на учёт.
И тут же появились странности в поведении жены. Спали они в одной комнате, он на собственноручно изготовленной из толстых шлифованных досок широкой кровати, она на раскладном диване, стоящем у противоположной стены. У неё нарушился режим сна: появилась бессонница, подолгу не могла уснуть, ненадолго засыпала, часто пробуждалась. Спасалась тем, что весь вечер и всю ночь в спальне работал телевизор. Нарушение сна было, видимо, связано не только с болезнью, но и с её работой.
Работа секретаря директора ответственная, нервозная, требующая полной самоотдачи и самопожертвования. Пунктуальная Соня работала на износ. Кроме секретарства, на неё без доплаты возложили обязанности коменданта и курьера. Каждый день ездила она в объединение  (а это тринадцать километров до города), получала и передавала телефонограммы и почтовые отправления. А в летнее время в приказном порядке подменяла находящегося в отпуске завсклада. Она безропотно исполняла возложенные на неё обязанности.
Но самую большую и трудоёмкую, не обусловленную трудовым договором работу она выполняла на механической печатной машинке «Украина». Сегодня, когда каждое рабочее место ИТРовца оснащено компьютером и принтером, работать – одно удовольствие. А тогда, чтобы напечатать текст, нужно было приложить большие усилия: подушечками пальцев молотить по клавишам печатной машинки. Кроме многочисленных деловых бумаг, печатала «простыни» – бухгалтерские документы для банков (бухгалтера, «не умеющие печатать на машинке» в это время курили и пили кофе в комнате отдыха). Печатание бухгалтерских документов – дело крайне ответственное, трудоёмкое и нудное. Подтирки и исправления цифр и букв не допускаются, потому ко всем прочим болезням впоследствии развился полиартрит суставов пальцев рук. Частенько брала она работу на дом, по вечерам оформляла 20-30 писем для организаций, с которыми у предприятия были заключены договоры. Даже в выходные дни работала дома с документами. Не стало ей легче работать и после того, как директор предприятия стал её сватом. Наоборот, к работе Сонечка стала относиться с утроенной ответственностью – работала на износ. Напряжённый образ жизни при постоянном стрессовом состоянии привёл к хронической усталости и бессоннице. Но она не обращала внимания на эти, как она говорила, мелочи жизни.
Стрессовых состояний пережила множество, и не только из-за выявленных (к счастью, немногочисленных) похождений муженька. Сильнейший стресс перенесла в отпуске в Харькове. Поехали они однажды на вещевой рынок Барабашово. Пока Мишка с шурином Петром оттягивался у пивной бочки, Соня с сестрой Надей оторвались от мужской опеки, и пошли за тряпками к вагончикам, расположенным в дальнем углу рынка. Ушли и пропали. Мишка с Петей выпили ещё по одной кружке пива, а жён всё нет. Обеспокоенные долгим их отсутствием, они пошли искать. Пошли вовремя: издали увидели бегущих в их сторону жён и двух несущихся за ними гастарбайтеров. Увидев мужиков, преследователи развернулись и скрылись между вагончиками. Соня рассказала, что подобрала себе хорошую кофту, но денег в кошельке не хватало. Чтобы достать спрятанную в бюстгальтере заначку, зашла с Надей в укромное местечко – за вагончики. За ними, видимо, следили те самые «иностранцы». Увидев, как она подняла кофту и достала деньги, один другому крикнул: «Давай быстро!» А тот стоял, смотрел, но не решался подбежать. Тогда первый оттолкнул нерешительного  и сам рванул к девчатам…
…Соня продолжала работать и никак не заботилась о своём здоровье. Во время планового профосмотра пожаловалась врачу на плохой сон.
– Страшного ничего нет, – успокоила та – у каждой второй женщины вашего возраста происходит гормональный сбой. У одних это выражается в нарушении менструального цикла, у других появляются раздражительность, перепады настроения, у третьих выпадают или, наоборот, чрезмерно растут волосы, появляются бессонница и беспричинные головные боли, снижается аппетит. Ваше заболевание успешно лечится, что мы с вами и будем делать.


                Моряк вразвалочку сошёл на берег

      Год 1989 для семьи Василенко был знаменательным: Санька добровольно загремел в армию. После огнестрельного ранения в руку он не должен был служить. Но Мишка частенько в отсутствии Сони выговаривал отпрыску: «Каждый мужчина должен отдать долг родине. В старые времена неслуживших считали ущербными и девчата замуж за них не выходили. В нашем роду служили все: оба моих деда служили в царской армии, оба участвовали в Первой мировой войне – дед Яков штабс-капитаном, а дед Анисим рядовым на передовой. Дед Анисим рассказывал, что во время быстрых атак некогда было рыть окопы, достаточно сапёрной лопаткой быстро сделать ямку и спрятать в неё голову, а по жопе пусть германец бьёт, это не смертельно. А отец мой, твой дед, в Отечественную войну артиллеристом пять лет прошагал фронтовыми дорогами да ещё до войны год служил – шесть лет отдал за сохранение советской власти. Я же, ты знаешь, тоже не должен был служить: у меня в детстве было нагноение уха. Жили мы в деревне, к врачам в район не возили, и оглох я окончательно на правое ухо. Призывная комиссия выявила это и в учётной карточке сделали пометку: «Не годен в мирное время». Но я очень хотел служить и обманул комиссию: когда мне сказали заткнуть левое ухо, я сделал вид, что сильно заткнул. А на самом деле оставил щелочку и повторил все слова, называемые врачом. Два года с половиной отдал Северному флоту и не жалею».
Санька слушал да, как говорится, на ус мотал.
Громом среди ясного неба для Сони прозвучало сообщение сына о дате отправки на пересыльный пункт – 20 сентября.
– Как же так? – вопрошала она. – Ты говорил, что тебе скоро выдадут военный билет, и служить не будешь. Что случилось?
Не сказал ей Санька, что взял втихаря, пока никто не видел, из стопки личных дел призывников вытащил свою призывную карточку да стёр резинкой карандашом написанное освобождение от службы. Сказал лишь: «Комиссия определила, что функция руки восстановлена».
Проводы были запоминающимися. В ближайший до отправки выходной день собрали Мишка с Соней богатый стол, да не один, а три. Осень в том году была как по заказу – золотой. Лаская уши, на деревьях шумели пожелтевшие листья, ни надоедливых мошек, ни агрессивных комаров в то время уже не было, и у всех было хорошее настроение. Столы выставили на широкий деревянный помост, который Мишка уложил перед входом в бочку в 1980 году. Из города приехали три семьи, да свои поселковые друзья подкатили – набралось семнадцать человек. Гости пили, ели, пели, танцевали, мужчины рассказывали истории из своей военной службы, давали Саньке наставления. Мишкин брат Виктор играл на баяне и красиво пел военные песни, Мишка на гармошке исполнял частушки, которые подхватывали все желающие. Услыхав весёлые песни, приходили жильцы дальних домов (посёлок небольшой, потому все друг друга знали) и разделяли семейную радость.
Вечером Мишка постриг отпрыска налысо, Соня согрела на плите ведро воды и устроили Саньке банный день.
На другой день самолёт с новобранцами взлетел из надымского аэропорта и взял курс на Тюмень.
Через десять дней от него пришло письмо: «Папа, мама, я нахожусь на пересыльном пункте в Ленинграде. Возможно, меня направят на курсы собаководов, и я буду служить кинологом на границе».
А потом пришло второе письмо: «Папа, мама, я нахожусь в учебке города Кронштадта».

     ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА. Кронштадт – город-порт, основан в 1704 году на острове Котлин в Финском заливе. Длина города – 11 километров, ширина – около 2-х километров. Вокруг Котлина более трёхсот островов, в том числе 23 искусственных. Город примечателен тем, что в нём стабильна численность населения. В 1863 году здесь проживало 48 413 человек, в 1989 – 45 053, а  в конеце 2019 года – 44 321 человек.
Первая перепись населения в Российской империи проведена в январе 1897 года. Перепись зарегистрировала 125 640 021 жителя, из них в городах проживало 16 828 395 человек (13,4 %).

      Через месяц в письме Санька обмолвился, что его с сильнейшей пневмонией поместили в военно-морской госпиталь в городе Ленинграде. Для любящей матери это было и потрясение. Она засобиралась лететь в Ленинград, но судьба сама предоставила такой случай.
К тому времени здоровье её ухудшилось, и в декабре врачи направили в одну из клиник Москвы. А там после четырёх дней интенсивной (и агрессивной) терапии выписали с рекомендациями срочного лечения по месту прописки. Вместо того чтобы быстро вернуться в Надым и заняться своим здоровьем, позвонила москвичке Татьяне Антоновне, и та взяла ей билет на ночной поезд.
С бывшей учительницей, пенсионеркой Татьяной Антоновной Акимовой, Соня познакомилась несколько лет назад, когда они вместе лечились в одной из больниц Москвы – их кровати в палате стояли по соседству. Они сразу же подружились, поддерживали друг дружку. Когда Татьяну Антоновну увозили на операцию, она не москвичкам, а Соне передала на хранение все украшения, документы и на всякий случай записала адрес и домашний телефон внука Павлика и его жены Марины, с которыми проживала. После операции Соня всё вернула, и Татьяна Антоновна сказала ей: «Для тебя и твоей семьи двери моей квартиры на седьмом этаже в 3-м Сетуньском проезде всегда открыты. Будете в Москве – останавливайтесь у меня».
И потом много раз, когда Соня приезжала одна, Татьяна Антоновна с радостью её встречала. А в 1995 году Соня с Мишкой привезли его маму на операцию в клинику Фёдорова, расположенную на Бескудниковском бульваре, и несколько дней жили у хлебосольной Татьяны Антоновны. А однажды приехали в пятницу без звонка. У Татьяны Антоновны была на суброту запланирована поездка с семьёй внука на дачу, которая располагалась в Кашире. Вручив ключи Соне с Мишей, она уехала отдыхать.
Взяв у Татьяны Антоновны билет, поехала еле живая Соня на встречу с сыном. Вагон не отапливался. С большим трудом, предъявив выписку из истории болезни, уговорила проводницу дать второе одеяло. И так, сидя на нижней полке и дрожа от холода, не сомкнув глаз, доехала до Ленинграда. А там новая проблема: адреса госпиталя, где лечился сын, не знала. А в городе, как оказалось, шесть госпиталей. Выручил дежурный по вокзалу милиционер, не поленился. Обзвонив несколько госпиталей, нашёл-таки нужный адрес: Первый военно-морской госпиталь, расположенный на Старо-Петергофском проспекте.
На проходной госпиталя ошарашили сообщением, что ввиду карантина свидания запрещены. Знала бы, что такое случится, прихватила бы из Надыма северных гостинцев. Но поездка-то оказалась неплановой, и к такому повороту событий она не была готова. Пришлось на проходной госпиталя предъявить паспорт и медицинские документы. И только после этого дежурный офицер, видимо, сжалившись, доложил вышестоящему начальству, и ей разрешили пройти на территорию, указав, в каком корпусе лечится её наследник.
Встреча состоялась. Первые слова, которые произнёс сын, обняв мамку, были: «А где папа?» Он привык, что родители не разлей вода, шагу друг без друга не могут ступить.
– Папа на хозяйстве, – ответила Соня, – за собачками Малышом и Цямкой присматривает, кормит и выгуливает их.
– А где вы остановились?
– Снимаю комнату у бабушки, – не моргнув глазом, соврала Соня.
Не сказала сыну, что за неимением средств, две ночи вынуждена была ночевать на скамейке в железнодорожном вокзале среди бомжей и там же, в буфете, перекусывала. Каждое утро, накупив вкусностей, шла в госпиталь и проводила с ним весь день.
Вечером третьего дня, больная и изнемождённая, Соня поездом уехала в Москву, а оттуда самолётом вернулась в Надым.

      В начале апреля следующего 1990 года сын прислал из учебки телеграмму: «Папа, мама, я принял присягу, и 20 апреля меня отправляют служить на Тихоокеанский флот. Вышлите 25 рублей, чтобы я мог раздать долги».
Мишка с женой решил сделать ему сюрприз: оформив десятидневные отпуска без сохранения зарплаты, полетели на встречу с сыном. С собой взяли деликатесы: десять банок тушёнки из мяса оленей, четыре килограмма малосольного чебака, несколько хвостов копчёного муксуна. Подарки очень помогли в решении многих проблем. Когда в Кронштадте они сошли с парома, доставившего их по водной глади Финского залива от Ораниенбаума (до 1948 года город назывался Ломоносов), и поднялись по трапу к пограничной будке (въезд в Кронштадт, как и на Север, тогда разрешался только по пропускам), пару чебачков положили на стол пограничнику. Таксист, доставивший их к учебке, учуял запах копчения. Пришлось и ему, кроме оплаты проезда, подарить чебачка. Но самый большой подарок выложили на стол дежурного офицера на КПП части. И свершилось чудо: узнав, к кому приехали родители, дежурный позвонил и сказал:
– Матросу Василенко срочно прибыть на КПП.
Мишка решил сделать сыну сюрприз: испросил разрешения у дежурного по части на время укрыться с Соней в комнате отдыха. Но сюрприза не получилось. Войдя в здание КПП, Санька отрапортовал:
– Матрос Василенко по вашему приказанию прибыл!
И тут же учуял знакомый запах северной рыбы. Он всё понял, посмотрел направо и в комнате отдыха увидел предков. Тут же на КПП ему выписали увольнительную до ноля часов.
Обрадованный неожиданно свалившемуся счастью Санька быстренько сбегал в кубрик, переоделся в парадную форму, и отправилась счастливая семья по городу искать ночлег. По подсказке на КПП (опять-таки положительную роль сыграли подарки) пришли на улицу Зосимова к дому №9, где проживала бывшая фронтовичка, которая потеряла один глаз в партизанском отряде – Мосина Нина Ильинична. Поначалу не хотела она пускать на постой нежданных гостей, объяснив, что завтра приезжает из Белоруссии женщина, которая каждый год навещает сына-подводника и останавливается у неё. Получив отказ, Мишка спросил:
– Сколько стоит проживание в вашей квартире двоим за четыре дня?
– Пятьдесят рублей, – ответила хозяйка.
– Плачу сотню и обещаю порядок, – выпалил Мишка, протягивая деньги.
Положив деньги в карман передника, фронтовичка повела в спальню и представила свою двухспальную кровать. А когда приехала белоруска, поселила её в зале с собой. Сдружились Василенки с этой доброй женщиной с первой минуты знакомства.
В то время в Советском Союзе был дефицит продовольственных и промышленных товаров. И она, участница войны, повела квартирантов в магазин «Ветеран», к которому была прикреплена. Довольные Василенки  набрали товаров на семь посылок и на другой день отправили их в Надым по железной дороге.
Посылки дошли только до Тюмени и вернулись в Кронштадт. Оказалось, от Тюмени до Надыма не было железнодорожного сообщения, а только авиасообщение. Посылки, транспортируемые авиацией, должны быть обшиты тканью. На почте в Кронштадте, видимо, этой тонкости не знали и приняли отправления необшитыми. И Нина Ильинична, которая ходила, опираясь на трость, с почты на такси перевезла все посылки домой, в ателье заказала мешочки, обшила ими посылки и отправила Василенкам авиасообщением в Надым.
Об этом они узнали из письма, которое по почте дошло намного быстрее посылок. Благодарные супруги купили кисы (женская зимняя обувь, изготовленная из шкур молодых оленей, обшитая цветным орнаментом. – Авт.), банку кофе, дефицита которого на Севере, в отличие от Большой земли, не было, тёплые колготки, шаль и несколько крупных хвостов муксуна в вакуумной упаковке. Всё это уложили в посылку, обшили и отправили авиапочтой в Ленинград. В сопроводительном письме попросили квартирную хозяйку сообщить, сколько стоила обшивка и отправка посылок. И получили возмущённый ответ: «Вы мне ничего не должны. Находясь здесь, накупили мне продуктов и подарков, которых хватит до конца дней моих».
…Три дня до отправки на Тихоокеанский флот гуляли счастливые родители с сыном по городу: посетили все достопримечательные места, много фотографировались, производили видеосъёмку, посещали магазины.
В день отправки на флот, супруги Василенко, как и многие приехавшие из разных уголков Советского Союза родители, присутствовали на общем построении. Мишка вёл видеосъёмку, фотографировал. Командир выступил с напутствием и сообщил, что отправка на Тихоокеанский флот состоится с Московского железнодорожного вокзала в три часа дня и что до Ленинграда моряков повезут на пароме.
Потом моряков построили в шеренгу по шесть человек и повели на причал. Движение автотранспорта по улицам было перекрыто. Впереди и сзади колонну сопровождали автомобили госавтоинспекции. Все родители до самого причала шли по тротуару, наблюдая за продвижением колонны. Мишка фотографировал сына и всю колонну с разных ракурсов.
Когда паром с моряками отчалил от кронштадского причала, Василенки, помахав сыну рукой, поехали автобусом на съёмную квартиру. Распрощавшись с хозяйкой, забрали вещи и отправились в центр города, откуда можно было на такси по дамбе доехать до Ленинграда. На ту беду на город опустился плотный туман, и движение автотранспорта было приостановлено.
Но через пару часов подул ветерок, туман стал рассеиваться, и они поймали такси. Поездка произвела сильное впечатление: машина двигалась по дамбе, с двух сторон которой чуть ли не перекатываясь через дорогу, плескались волны залива. На небольших расстояниях друг от друга по обе стороны дороги были посты: с оружием стояли солдаты-часовые.
Вскоре в туманной дымке показался Ленинград. Таксист довёз до станции метро «Чёрная речка» (именно там в 1837 году на дуэли с Дантесом погиб Пушкин. – Авт.). Василенки вышли, спустились под землю и поехали на Московский железнодорожный вокзал. И еле успели. Едва вошли внутрь, как увидели, что моряки строем в колонну по трое шествуют через большой зал вокзала к выходу на платформу, на которой стоял поджидавший их поезд. Увидев Саньку, шедшего в первой шеренге, подбежали и, семеня рядом мелким шажком, переговариваясь, дошли до конца зала. На перрон их не пустили.

      Шёл май 1992 год. С флагмана Тихоокеанского флота, ракетного крейсера «Фрунзе», пришло известие, что к майским праздникам сын «дембельнётся». За три года службы он ни разу не был дома, хотя отпуск ему объявлялся дважды. Первый раз отпуск отменили из-за срочного дальнего похода корабля. Второй раз отменили из-за событий 18-21 августа 1991 года, когда группа высших государственных лиц провозгласила создание ГКЧП (Государственный Комитет по чрезвычайному положению) и пыталась, отстранив от власти действующего президента СССР М.С. Горбачёва, совершить государственный переворот.
Вечером 8 мая сидели Мишка с Соней в кухне, пили чай, мечтали о встрече с сыном, строили планы по организации междусобойчика. И вдруг ни с того ни с сего Мишка сказал:
– Чует моё сердце, я первый обниму сына.
– Нет, я – весело парировала Соня.
– Давай поспорим! – выпалил Мишка.
– Давай! – воскликнула Соня и ухватила муженька за ладонь.
Тут же решили: если Соня первой сына обнимет, то Михаил, курильщик с 26-летним стажем, бросит курить, а если Мишка – она подстрижётся под мальчика. А причёска у неё была шикарная – длинные волнистые волосы. Соня сильно рисковала, поскольку работала в конторе на виду у людей.
Быстро пролетели майские праздники, а сын домой не явился. Одиннадцатого мая было воскресенье, выходной день, и Мишка, надев сварочную робу, вышел из жилой бочки на улицу. Снегу было много, весной и не пахло. Он решил протянуть сварочные провода к бане и заварить прохудившуюся ёмкость для холодной воды. К нему подошёл двоюродный брат Анатолий, жилая бочка которого располагалась в двадцати шагах, образуя общий двор. Стоят, разговаривают. Вдруг брат изменился в лице, оттолкнул Михея в сторону и с воинственным криком индейца побежал за Мишкину спину. У Мишки от испуга подкосились ноги. Тысячи предположений одно страшнее другого пронеслись в его голове. Повернувшись на ватных ногах, обомлел: двухметрового роста сын в парадной морской форме стоял неподалёку с широко раскинутыми руками, в одной из которых был дембельский дипломат, а невысокого роста брат, пождав ноги, висел на его шее.
Первым желанием Мишки было подбежать к сыну, но он вспомнил о любимой жене, которая пока находится в неведении. Когда несколько мгновений растерянности прошли, решил обрадовать любимую: взбежал на крыльцо и нажал кнопку звонка. Дверь не открылась. Вновь нажал кнопку. И опять тишина. «Померла, что ли?» – досадовал он. Стал звонить непрерывно. Когда терпение лопнуло, начал стучать в дверь ногами.
А Соня в это время готовила фарш для пелеменей, планировала наморозить их впрок, чтобы при встрече сына было чем родню угощать. После первого звонка начала мыть руки. Когда же звонки пошли непрерывно, словно автоматная очередь, её охватила паника.
– Что случилось? Пожар? Баня горит? – спросила, выбежав на крыльцо с квадратными от испуга глазами.
Михей гордо отошёл в сторону, и она, увидев сына, птичкой слетела с крыльца. Через мгновенье обнимала возмужавшего отпрыска.
Во время торжественного обеда сияющая Соня с радостью сообщила Саньке:
– С сегодняшнего дня наш папа не курит!
Довольная, она посмотрела на муженька. Тогда-то Мишка понял, что стареет, и первым признаком явился провал в памяти...

      Отдохнув неделю, устроился Санька работать электриком на предприятие, откуда призывался в армию. Пошли трудовые будни. Через год, поднакопив совместными усилиями деньжат (и у друзей перехватили), купили Василенки демобилизованному моряку подержанный автомобиль «Москвич» первого выпуска, а через год и двухкомнатную квартиру в новостройке. И ушёл он от родительской опеки в свободное плавание…
Как-то привёл девушку – дочь директора, под руководством которого работали Соня и Санька.
– Хочу жениться, – сказал отпрыск, когда сели за накрытый стол.
– А не рано ли, сынок, тебе хомут на шею надевать? – спросил Мишка. – Погулял бы ещё немного.
– Мне не рано, – с бравадой сказал Санька, – с вас, папа, пример беру. Вы меня перещеголяли – с армии мамку привезли. И живёте счастливо и дружно уже тридцать два года. Так будет и у меня с Катей.
– Но Катя младше тебя на двенадцать лет, – в волнении сказала мать, –  ей же ещё школу надо закончить. Поскольку она не достигла совершеннолетия, вас в ЗАГСе не зарегистрируют.
– Зарегистрируют, – уверенно сказал Санька, – Катины родители разрулят в мэрии этот вопрос. Вспомните: дед мой, ваш, папа, отец Иван Никифорович был старше бабушки на 14 лет, и прожили они счастливо 51 год.
– Как же вы познакомились? – поинтересовался Михаил.
– Вы же знаете, что я работаю на городской заправке электриком, – начал пояснять Санька, – а Катю на летние каникулы отец туда устроил временно учётчицей. По работе нам пришлось общаться каждый день. За время летних каникул мы и присмотрелись друг к другу.
Свадьба была в ресторане на высшем уровне. И зажили молодые в Мишкиной квартире на втором этаже девятиэтажного дома.
Породнились с директором хлебосольные Василенки, и жизнь их кардинально изменилась. В один выходной день они у себя накрывали стол и угощали сватов, на следующий выходной сваты приглашали их в гости. Общение было еженедельным. В застольях принимали участие и близкие родственники – набиралось до десяти человек. Частенько в застольях участвовали и сватовья сватов – Козловы. Их дочь была замужем за сыном директора.
Застолье обычно начиналось в двенадцать часов дня и гудело до десяти вечера. Сватовья выпивали чуть-чуть коньячка, закусывали, беседовали, смотрели телевизор, пели песни под баян и гармонь. Мишка играл на гармошке, сват на баяне, сват свата, Валерий Алексеевич, тоже играл на гармошке. Чтобы дольше длилось общение, спиртное пили умеренно, зачастую символически. Зато чая выпивали по два самовара. Особой популярностью пользовались травяные чаи из собранных в лесу растений: брусничного листа, кипрея (в народе его называют иван-чай), листьев артишока, девясила, цветов ромашки, зверобоя. И Сашкины, и Катины родители делали всё возможное, чтобы их дети жили счастливо.
Через год сватья предложили Мишкиным родителям обменять двухкомнатную квартиру, в которой живут их дети, на трёхкомнатную с доплатой. И доплачивать будут они. Вскоре такая квартира была найдена на седьмом этаже десятиэтажного дома.

               
                Сон

      Анализируя жизнь на Севере, Миша корил себя за многие проступки, от которых пыталась удержать милая Сонюшка. Беда настигала его каждый раз, когда шёл наперекор любимой. День водителя для Мишки дважды был чёрным днём.
В 1999 году в тот день в слесарке накрыли стол, и бригада загудела. Каждый, кто имел хотя бы велосипед, оставленный на Большой земле, причислял себя к водителям и участвовал в торжестве. После обильного возлияния все, кто мог самостоятельно передвигаться, начали расходиться по домам. Пошёл и Мишка с бригадиром Николаем Ивановичем Любченко – они жили на одной улице. У светофора Мишке надо было перейти дорогу, а бригадиру предстояло идти прямо. Они остановились и, как это часто бывает у подвыпивших людей, стали галантно прощаться. И тут бригадир крикнул: «Смотри, мигающий жёлтый сигнал светофора, сейчас тебе будет зелёный, жми на педали, сварной!»
Длинная вереница машин стояла на противоположной стороне дороги в ожидании разрешающего сигнала светофора. И Мишка рванул между машинами. Из-за стоящих в ряд машин, ожидающих зелёный сигнала светофора, Мишка не видел, что по правому крайнему ряду (за вереницей машин) мчался к перекрёстку автобус «Тамбус», спешащий проскочить направо на мигающий жёлтый сигнал светофора. Удар пришёлся прямо в грудь. Он отлетел на много метров вперёд к «уазику», который начал движение. От наезда спасло то, что он успел заметить это и ногами оттолкнулся от колеса к обочине. Автобус, с которым столкнулся Мишка, догнал и затормозил буквально в сантиметре от него. Водитель, белый как мел, подбежал и крикнул:
– Куда прёшь, дуралей, жизнь надоела?
Михей корчился от боли, от спазма дыхательных путей и не мог вымолвить ни слова. Движение автомобилей остановилось. Подбежал бригадир, помог подняться. Михея провели в автобус, и водитель отвёз его в больницу. Рентген показал сильный ушиб грудной клетки. Водитель уехал по своим делам, а Михея, сделав укол, врач отпустил домой и велел завтра идти на приём к травматологу. Домой своё «сокровище» забрала вызванная по телефону многострадальная Сонечка.
Второй раз всё было намного серьёзнее. А все только лишь потому, что опять-таки настырный башкирский хохол Михей не послушал любимую.
Осень 2000 года выдалась золотой – дожди сменялись солнечной тёплой погодой, заморозков не было, и в октябре все ходили без верхней одежды. В последний выходной октября позвонил бывший бригадир Николай Иванович и сказал:
– Ты не забыл, Михей, что сегодня День водителя? Я подрабатываю сторожем в автобазе и сейчас нахожусь на работе. Подплывай ко мне, друг принёс трёхлитровую банку самогона, шашлыки будут готовы через час, вместе и отметим праздник.
Мишка начал собираться, но Соня, услышав разговор по громкой связи, начала отговаривать, предлагала остаться дома и вместе с ней культурно отметить праздник. Даже выставила на стол чекушку, предложила «самообслужиться» – налить сто или даже два раза по сто граммов. Но Михей отмахнулся, о чём потом жалел всю жизнь.
По дороге в автобазу встретил товарища по работе Валерия, которого бывший бригадир тоже пригласил на пикник. Ни Валерий, ни Мишка не знали, в каком здании автобазы находится рабочее помещение Николая Ивановича, потому зашли в первый от въездных ворот бокс. Внутри было только дежурное освещение, и они после яркого солнечного света плохо ориентировались. Когда глаза привыкли к темноте, увидели стоящие двумя колоннами машины и пошли между рядами. Валера был намного моложе Мишки, потому, шустро пройдя вдоль ряда машин, свернул направо. Постояв минуту, Михей подумал: «Он, наверное, уже остограмливается», – и двинулся на его поиск. За «ЗИЛом», где скрылся Валерий, тоже повернул направо, остановился и увидел за открытой железной дверью большое помещение, посреди которого стояли Валерий и бригадир. Увидев Михея, Валерий протянул руку и пытался что-то сказать. Он сильно заикался и пока пытался вымолвить слово, Мишка, глядя на него, сделал шаг и… провалился в тартарары. Потом выяснилось: ряды автомобилей стояли на длинных, во весь цех, смотровых ямах. Он упал на дно ямы, где находилась разобранная коробка переключения передач, из которой торчал рычаг переключения со снятым шариком. Попади он на тот штырь, смерть была бы мгновенной.
С трудом два мужика вытащили его из ямы и вывели на улицу. Поймав проезжающие «Жигули», отправили в больницу. Рентгеновский снимок показал: закрытый перелом 5-го и 6-го рёбер правой грудины со смещением. Тогда-то он впервые вблизи увидел огромный медицинский шприц с длинной иглой: таким шприцем в фильме «Кавказская пленница» делали укол Бывалому. Этим шприцом, проткнув бок, врач ввёл в места переломов раствор – специальный клей. Валерий потом рассказывал, что он тогда рукой указывал на смотровую яму и пытался предупредить, но не успел.

      Все годы проживания на Севере Василенки регулярно ездили в Украину. Гостили то в деревне у бабушки с дедом, то в Харькове у Сониной сестры, то в Кременчуге у Мишкиного друга по работе, то в Кобеляках на родине Мишкиного деда по материнской линии. А в Никополе ни разу не были.
Однажды из Никополя позвонила подруга Аня и пригласила к себе в гости. Договорились, что приедут они в июле.
Они приехали и узнали, что Аня с Сашей тоже в отпусках. Сюрпризом для Василенок была новость, что Аня с Сашей оформили им и себе путёвки в санаторий «Кириловка» на Азовском море. Их обрадовали ещё и тем, что Миша с Соней и их трёхлетний Санёк уже «прошли» в Никополе медкомиссию, документы на руках, и выезд на отдых через два дня.
Санаторий понравился всем: четырёхместный двухкомнатный номер на втором этаже, широкий просторный балкон, холодильник, телевизор, электрический чайник и пляж перед окнами в двадцати шагах.
У Мишки 8 июля день рождения. Утром, после завтрака, по местной трансляции его неожиданно поздравили с этим праздником. Перед обедом Сашка принёс в номер баян, вручил Мишке и приказал: «Играй!» Через время вынес на балкон стулья, усадил всех рядышком и запел песню. Прохожие останавливались, слушали, подпевали и пригласили на пляж. Мишка не очень-то хотел, но Сашка настоял, и после обеда вся компания в купальных костюмах высыпала на берег. Набежало много желающих попеть, и состоялся импровизированный концерт…
Через несколько дней Сашка игриво спросил Мишку:
– Ты за время отпуска не потерял квалификацию сварщика?
– Говори, что ты придумал, – в тон ему ответил Мишка.
– Понимаешь, есть шабашка, – сказал Санька, – можно неплохо подзаработать. Что делать? Рядом с пляжем стоит кафе индивидуального предпринимателя. В кухне от умывальника до уличного септика проложена труба. Она проржавела, и вода хоть и медленно, но выливается на пол. Владелец кафе сказал, что заплатит любые деньги тому, кто быстро, прямо сегодня, заварит трубу – со дня на день он ждёт комиссию.
И предваряя вопросы, добавил:
– У тебя какой разряд? Шестой! Тогда справишься. Электроды есть, сварочник есть, щиток сварочный тоже есть. Начальник сказал, что есть большого размера брезентовый плащ. Ну что, возьмёшься?
Мишка согласился, и они отправились к кафе.
Прогнивший участок трубы находился в углу между полом и стеной, что затрудняло манипуляцию электродом. Мишка укоротил электрод, попросил маленькое зеркало и с его помощью увидел место сварки. Работа оказалась намного трудней, чем подумалось на первый взгляд. Добрый час кувыркался на полу, но течь устранил – наложил заплатку.
– Сколько стоит ваш труд? – спросил владелец кафе, принимая работу.
– Ничего не стоит, – ответил Мишка, вытирая со лба пот, – по просьбе друга я помог и рад, что выручил вас в трудную минуту.
– А может, вы вдвоем откушаете у меня? Я и по рюмашке организую, – сказал начальник, поглядывая на Сашку.
– Спасибо, – быстро ответил Мишка, снял плащ, помыл руки, тем самым проверив, не подтекает ли сварочный шов, и направился к выходу.
– Не уходите, подождите меня на крыльце, – сказал владелец кафе и прошёл в зал.
Ждать долго не пришлось. Тот вышел, держа в руках со всех сторон завёрнутый в бумагу букет. Осторожно подавая Сашке, подмигнул и, улыбаясь, сказал:
– За хорошую работу вот вам букет цветов.
Улыбнулся и Сашка, потом всю дорогу до корпуса рассказывал Мишке смешные истории.
В номере Санька демонстративно развернул бумагу, и все увидели бутылку армянского коньяка.
Ночью Мишке приснился странный сон. В ясный солнечный день едут они с Соней на мотоцикле по незнакомой местности. Асфальтовая дорога проходит через зелёный сказочный лес. Потом лес неожиданно закончился, и уже едут они по равнинной местности, по грунтовой дороге. Вдали показалась водная гладь. Мишка подумал, что они заблудились, но продолжал ехать. Вскоре они подъехали к какому-то старому разваливающемуся брошенному зданию, после которого дорожное полотно пошло по узкой дамбе, по обеим сторонам которой стояла вода. Мишка окончательно понял, что заблудился, но движение продолжил. И доехал до того места, где дамба закончились – прямо у кромки воды. Это был тупик…
– Мишка, – вскричала Соня, – начался прилив, нам надо срочно возвращаться!
Мишка развернулся и на всех парах помчался назад. Но доехать до разрушенного домика не успел: стремительно поднимающаяся вода покрыла дамбу и стала тормозить движение мотоцикла. «Это конец», – подумал Мишка и… проснулся в холодном поту.
«Это вещий сон, – подумал Мишка, – хоть бы он не коснулся меня. Спаси, Господи, и сохрани!»


                Болезни что снежный ком

      Однажды после смены, выходя у дома из вахтовки (вахтовка – высокий грузовой автомобиль с будкой для перевозки людей. – Авт.), Сонюшка поскользнулась на подножке, упала и сломала два ребра. В больнице ей выдали листок нетрудоспособности. Но когда на следующий день она предъявила его на работе, главный бухгалтер разразилась тирадой: «А кто работать будет, дорогая? Сейчас конец квартала, конец полугодия, конец года. Надо бухгалтерские документы готовить, чтобы вовремя отправить в Салехард. Кто эту работу будет делать? Я, что ли? Делай что хочешь: перевяжи грудь шерстяным платком, в конце концов, и работай. Если мы вовремя документы не сдадим, накроется наша премия и тогда тебе несдобровать: за забором на твоё место очередь стоит!»
И Соня, превозмогая боль, работала.
После постановки на учёт у фтизиатра раз в месяц стала посещать врача. И каждый раз носила презент: то большую шоколадку, то коробку конфет, а к праздникам – и коньяк. Она была благодарным человеком и на добро отвечала многократной благодарностью.
Каждая поездка к врачам в город была обременительной. Автобусное сообщение было, но ходили автобусы нерегулярно. Потому она, как и все поселковые жители, мытарилась на попутках. Из посёлка ежедневно курсировал школьный автобус – утром в город, вечером из города. Но попутных пассажиров водитель не брал. Потому-то в больницу добиралась после работы вахтовкой с рабочими, а домой от города до развилки – на рейсовых автобусах, следующих в аэропорт. И на полпути, на развилке, в открытой местности, бывало, часами в ожидании попуток промерзала на холоде и пронизывающем ветру. Это усугубляло её нездоровье.
Первый тревожный звонок прозвенел в марте 2001 года: поздним вечером у неё открылось горловое кровотечение. Напуганный Мишка побежал в лесоцех, расположенный в ста пятидесяти метрах от жилой бочки и из сторожки позвонил в городскую станцию «скорой помощи». Сорок минут ехали эскулапы. На две недели увезли Сонечку в больницу. После выписки направили в Москву и там поставили диагноз, который Сонечка никому не раскрыла. Вернувшись, продолжала работать и наблюдаться у врача.
Шло время, Соня работала и лечилась. Однажды пришла из больницы в крайне взволнованном состоянии. «Меня направляют в Тюмень с подозрением на рак», – сказала со слезами на глазах. Из Тюмени вернулась окрылённая:
– Врачи обследовали и сказали, что ничего страшного нет, диагноз не подтвердился. Назначили интенсивное лечение. Через месяц велели показаться.
Это известие обрадовало Мишку, и он успокоился. Успокоилась и Соня.
Прошёл год. Во время очередного профосмотра врачи вновь забили тревогу. Заволновался и Мишка. Он, как и Соня, знал, что вся родня на Украине умерла от рака: мама – от рака лёгкого, тётя – от рака пищевода, бабушка – от рака кишечника, дедушка и дядя – от рака предстательной железы. Только один дядя умер от алкоголизма. И вновь раз в месяц стала она посещать врача.
Зная состояние жены, Мишка стал всячески оберегать её от неприятностей: перестал злоупотреблять алкоголем, всю домашнюю работу выполнял без напоминаний (в том числе стирать и гладить бельё, выгуливать болонку и таксу), научился под руководством Сонечки готовить еду.
Соня работала до шести часов, ешё час уходил на дорогу от конторы на берегу реки до города. Бывало, придёт домой после работы в семь часов, а стол накрыт, и Мишка выступает в роли официанта. Это нравилось, и она ещё больше любила Мишку.
Бороться с болезнью ей мешала пунктуальность и ответственность в работе. Частенько махала рукой на своё здоровье, предпочитая работать, работать и работать. Она побаивалась главбухшу Раису Андреевну, которая частенько выговаривала работникам: «Больные нам не нужны. Больные должны сидеть дома. А здесь надо работать!»

      Выполняя предписания врачей, Соня упорно лечилась. Но болезнь прогрессировала. Ей предложили операцию, а она отказалась. Через год интенсивного лечения последовало повторное предложение. И опять отказалась. Она панически боялась ложиться под нож. Всю жизнь вспоминала, как в 1965 году её 41-летней маме в Черкассах, в Украине, сделали операцию на поражённом раком лёгком и отправили долечиваться домой. Четыре месяца (до последнего дня жизни мамы) 16-летняя Сонечка была рядом с ней в больнице. Видя мучения матери, сама настрадалась и после её смерти (умерла у неё на руках) долгое время была в глубочайшем психологическом шоке. Положение усугублялось тем, что осталась маленькая Софочка одна в однокомнатной ведомственной санаторной квартире (отец с матерью развелись, когда ей было девять лет). Потому-то и боялась операции.
На май 2000 года был запланирован отпуск. К тому времени положение с её здоровьем стало столь серьёзным, что врачи в ультимативной форме заявили: «Времени ждать не осталось. Если не согласишься на операцию до конца месяца, подписывай оформленные соответствующим образом отказные документы, и мы за последствия не отвечаем».
Она побоялась тогда доверить жизнь местным врачам, потому на семейном совете уговорила Мишку срочно ехать в Уфу, где квалифицированные врачи посмотрят внимательно, и, может быть, обойдётся без операции. Быстро оформив отпуска, улетели в Башкирию.
В Республиканской больнице народу было… пушкой не пробить. С большим трудом (опять-таки коробка конфет помогла) взяли талон к пульмонологу – кандидату медицинских наук. Очень долго сидели в ожидании приёма. Из кабинета Соня вышла вся в слезах: «Врач сказал: положение очень серьёзное, нужна срочная операция, промедление смерти подобно. У них мест нет, порекомендовал оперироваться по месту прописки».
Услыхав вердикт врача, Мишка рванул в кабинет, благо, бабушка, стоящая в очереди за Соней, замешкалась. Чуть ли не насильно утащил врача подальше от ушей медсестры, в соседнюю комнату, и взял быка за рога:
– Я муж только что вышедшей от вас Софьи Василенко. Мы специально приехали с Севера, чтобы попасть на приём именно к вам. Я заплачу любые деньги, только сделайте операцию. На вас вся надежда.
– Пусть сейчас зайдёт, я ещё раз посмотрю, – устало сказал врач.
Из кабинета жена вышла успокоенная: «Велел ждать».
Через полтора часа врач вышел и позвал за собой. Спустились на первый этаж, вышли на крыльцо поликлиники, где их уже поджидала машина «скорой помощи». Врач приказал водителю везти в приёмное отделение. Василенки, было, заартачились: дескать, своими ногами дойдём до соседнего здания. Но эскулап осадил их пыл, сказав водителю: «В приёмном отделении скажешь, что больную сняли в аэропорту с рейса». Такая легенда нужна была для того, чтобы оправдать госпитализацию в переполненное отделение.
Её сразу же оформили и увели на второй этаж, а Мишка пошёл проситься на постой к родственникам, проживавшим неподалёку на улице Айской.
На следующий день, сделав с утра необходимые в таких случаях экспресс-анализы, Соню прооперировали. Всё время, пока шла операция, стоял Мишка в томительном ожидании на лестничной площадке у входа в отделение, волновался, с нетерпением поглядывая через дверное стекло в коридор. Операция, как потом выяснилось, была трудная и длилась полтора часа. У него ёкнуло в душе, когда увидел врача в марлевой повязке, шедшего по коридору к двери, за которой он стоял. А тот, выйдя, остановился, снял повязку и сказал: «Ваш случай очень запущенный. Эту операцию следовало бы сделать лет пять назад. Если вы хотите, я провожу вас в палату к жене».
Первое, на что Мишка обратил внимание, когда они вошли в палату, – пять коек, на которых лежали полуголые женщины. Сонечка, накрытая простынёй, лежала на кровати слева от входа. Подойдя, взглянул на лицо любимой и его охватил ужас: глаза открыты и неподвижны, вместо зрачков сплошная пелена светло-синего цвета, рот открыт, а распухший язык не помещается во рту. Она не слышала его и пыталась что-то сказать, но вместо слов было слышно невнятное бормотание. Врач приподнял простыню, и Мишку повторно охватил ужас: вся грудь милой была замазана йодом, а разрез под правой грудью зашит крупными стежками.
– Воды пить пока ей не давать, – напутствовал, уходя, врач. – Если будет очень просить, можно дать, но не более одной чайной ложки, чтобы смочить губы.
– А она на всю жизнь останется такой? – испуганно прошептал на ухо врачу Михей.
– Нет, завтра у неё восстановится зрение, она будет и разговаривать, и вставать с постели, а через три-четыре дня выпишем.
Врач вышел. Мишка в оцепенении присел на край кровати. Взял милую за левую руку, стал гладить и шептать одно и то же: «Слава Богу, всё страшное уже позади, слава Богу, всё страшное уже позади».
Она никак не реагировала на его действия, только пыталась время от времени что-то говорить. И тут за спиной какая-то женщина сказала:
– Дайте ей глоток воды.
Набрав полную ложку, приподнял голову и приложил к губам. Жена никак не отреагировала, поэтому большая часть воды пролилась мимо рта. Два часа, которые Мишка провёл в палате, показались вечностью.
На четвёртый день её выписали с рекомендациями лечиться по месту жительства. Отпуск пришлось прервать, и они срочно улетели в Надым.
Когда закончился отпуск, вышла Соня на работу. Об операции на предприятии никто не узнал: в больничном листе болезнь была зашифрована медицинскими терминами и цифрами.
Здоровье Сонечки чуть улучшилось, и она перестала ходить к врачам.


                Коварная курица

      Прошло три года. Весной позвонила сестра Надя и сообщила, что в августе дочь выходит замуж, торжество состоится в селе, где они с Соней родились, и пригласила всех, кто может, приехать на свадьбу.
Решили ехать втроём на новом Санькином джипе. Мишка взял гармонь и видеокамеру. Свадьба прошла на ура. Молодожёны и местные, кто работал, разъехались, а Василенки остались догуливать отпуска. Тёмными осенними тёплыми вечерами у крыльца хаты накрывали стол и при свете переносной лампы начинали «драть песняка». Жители соседних домов, заслышав музыку, собирались на огонёк. Каждый приносил с собой что-то съестное. Собравшиеся до глубокой ночи с удовольствием пели украинские и русские песни, вели неспешные беседы.
Накануне отъезда решили съездить в районный центр. Санька хотел приобрести украинскую рубашку-вышиванку, а Мишка с Соней – что понравится. Скупились и зашли в продуктовый магазин. На стеклянной витрине Мишка увидел золотистую тушку зажаренной курицы и решил купить. Пока доставал деньги, подошла Соня и на ухо сказала:
– Не покупай, эта курица на витрине лежит давно. Три дня назад мы с тобой заходили в этот магазин, и я её видела. Я ещё обратила внимание на то, что шея не удалена. Посмотри на засаленный фартук продавщицы – это же антисанитария.
Молча выслушав Соню, Мишка демонстративно подал деньги продавщице. Он любил поесть. Когда был голоден, готов волка в лесу поймать и загрызть. На голодный желудок не мог заснуть. Ел без меры, поэтому в последнее время стал страдать от избыточного веса.
Дома Мишка выложил курицу на стол. Соня, понюхав, есть отказалась, а Мишка с сыном с удовольствием набросились на хохлатку. Первый звонок прозвенел утром, перед самым отъездом: сначала Санька, потом Мишка сбегали в дощатый туалет, расположенный за огородом. Едва выехав за город Зеньков, Мишка попросил остановиться у придорожных кустов. Вскоре и Санька, находившийся за рулём, тормознул у ближайших кустиков. Пока доехали до Харькова, останавливались несколько раз. Запасливая Соня дала им по таблетке левомицетина, но лекарство не помогло.
В Харькове сестра вызвала «скорую помощь». Приехавшие молодые врачи попросили загранпаспорта. Их не было, а по российским госпитализировать отказались. Тогда Соня выложила на стол три тысячи рублей, и отца с сыном увезли. Соня хотела сопроводить, но эскулапы не взяли, сказали только, на какой улице находится больница. Тогда они с сестрой вызвала такси. Приехал молодой парень на старой машине, у которой не закрывались стёкла. Дело было вечером, после дождя на улице стало прохладно, а таксист как назло ехал очень быстро, и сёстры замёрзли.
Приехали вовремя: мужиков повели в двухместную инфекционную палату. Разрешили сёстрам пройти с ними, помочь разместиться. Положение у старшего Василенко было тяжёлым, и через два дня на «скорой помощи» его перевезли в другую больницу – во времена СССР там лечились высшие партийные работники. В старинном здании, построенном из ярко-красного кирпича, было два этажа. Лестничные марши на второй этаж были широкими – под полтора метра, полированные дубовые перила тоже необычайной ширины, высота потолков в палатах – три с половиной метра. Кругом дорожки.
Мишку поместили в большую десятиместную палату на втором этаже, из которой был выход на большой, с колоннами балкон. Палата была круглой формы, и кровати располагались по кругу вдоль стены. Посредине стоял двухметровой длины стол с закруглёнными углами, покрытый зелёным сукном.
Узнав, что Мишка – северянин, врач активно стал делать назначения. Но предупредил, что микстуры и пилюли ему положены по полису, а уколы и системы, если он хочет быстро выздороветь, надо купить за наличный расчёт в аптеке, находящейся в подвальном этаже, и выписал кучу рецептов. Деньги у Мишки были, и он отправился в аптеку. Набрал два полных пакета лекарств, которые заполнили всю прикроватную тумбочку. По рекомендации врача ему предстояло пройти платное полное обследование внутренних органов. И началось интенсивное лечение.
Через два дня Мишка почувствовал облегчение. Все обследования прошёл, уколы и системы принимал в полном объёме, стал выходить на прогулки на улицу.
В воскресенье его пригласили на свидание. Спустился вниз и увидел сына.
– А ты как тут оказался? – удивился Мишка.
– Как оказался? Да на машине приехал, – весело ответил сын.
– Не понял, – сказал отец, – ты же должен пройти курс лечения.
– Я свой курс лечения прошёл, – сказал Санька, приглашая отца присесть в машину, – мне полегчало, и я сам себя выписал. А как вы себя чуствуете?
– Отлично, хоть в космос отправляй, – весело ответил Мишка.
– Тогда закругляйтесь, – сказал Санька, – мама уже манатки собирает, завтра утром отправляемся домой.
– К чему такая спешка?
– Мама вспомнила, что перед отъездом в отпуск ей позвонили из больницы и сообщили, что назначено очередное плановое обследование в Тюмени на 16 сентября. А сегодня уже 23 августа. Мы же на машине, поэтому надо выезжать с запасом времени. Маме опаздывать никак нельзя. Собирайтесь, поехали.
– Нет, я так уехать не могу, схожу-ка к дежурному врачу и отпрошусь.
Дежурный врач пил кофе, пришлось Мишке посидеть в коридорчике.
– Без разрешения лечащего врача я не могу вас отпустить, – сказал дежурный, когда Мишка рассказал ему свою историю. – Я сейчас при вас позвоню ему и согласую этот вопрос.
И позвонил. Сбивчиво рассказал о желании больного, а потом подал трубку Мишке. Мишка рассказал о сложившейся ситуации, поблагодарил за хорошее лечение и попросил, чтобы ему на руки выдали историю болезни.
– Михаил Иванович, – сказал в трубку лечащий врач, – эндоскопия показала, что в желудочно-кишечном тракте у вас есть дивертикул. Это опасное заболевание. Надо задержаться дня на три-четыре, чтобы мы могли до конца разобраться с вашим здоровьем. Завтра я назначу вам ещё одно обследование и тогда решим, что нам с вами делать.
– Хорошо, – сказал, Мишка, – буду продолжать лечиться.
Поблагодарил дежурного врача и вышел из ординаторской. Сыну передал разговор с доктором.
– И что вы решили? – спросил сын.
– Надо-таки рвать когти, – сказал Мишка, – только теперь нужна твоя помощь. Я сейчас поднимусь в палату, соберу в пакеты вещи. А ты подождёшь в коридоре, заберёшь их и унесёшь в машину. Если дежурный врач увидит меня с пакетами, поднимет тревогу, и вся афера сорвётся. Понял?
Так и сделали. Афера удалась. Когда дома рассказали о побеге, Сонечка всполошилась:
– Нам надо срочно выезжать. Если в больнице обнаружат, что ты сбежал, позвонят на контрольно-пропускной пункт, и нас задержат.
Тревога жены передалась Мишке, сестра удерживать не стала, и в семь часов вечера Василенки с тревогой в душе помчались к границе. Успокоились, когда въехали в Белгородскую область.


                И радость, и горе

      Санька, его жена Катя и Соня по-прежнему работали на предприятии, руководил которым Катин отец, а Мишка-пенсионер опекал двух домашних барбосов: мальтийскую болонку Цямку и Малыша – помесь таксы и овчарки. За эти годы Санька с Катей заочно окончили институты, и перешли в разряд ИТРовцев, детей у них ещё не было.
На Рождество 2006 года настала очередь Мишке и Соне принимать сватов. У всех собравшихся было хорошее настроение: пели песни, травили анекдоты, произносили тосты и здравицы. В разгар веселья подвыпивший Санька встал с рюмкой в руках и сказал:
– Господа, спешу сообщить вам приятную новость: в ближайшем будущем мы с Катериной преподнесём родителям подарок, о котором они мечтали: мы возведём их в ранг дедушек и бабушек.
Гости дружно зааплодировали, взяли в руки рюмки, поднялись со своих мест и стали наперебой поздравлять виновников торжества.
– А кто родится – мальчик или девочка? – спросила Соня.
– Дочка, – весело ответил Санёк.
– Ну и бракодел, – весело сказал Мишкин двоюродный брат Анатолий, – год даём тебе на исправление. Ты уж постарайся, дорогой племянничек, не подведи нас.
Через неделю гуляли у сватов. После нескольких тостов решили сделать перерыв: женщины рассматривали семейный альбом, а мужчины пошли на балкон. Никто не курил, но из солидарности дышали дымком, который медленными кольцами пускал Катин отец. И тут Мишка вдруг взял слово.
– Уважаемый сват Пётр Алексеевич, скоро родится внучка. Ох, и трудно будет нашим детям с ней возиться!
– Что ты предлагаешь? – улыбаясь, сказал сват.
– А вы сократите секретаршу – мою жену. Она работает за троих, потому очень устаёт на работе. Даже дома по вечерам до глубокой ночи печатает бумаги. Сама она ни за что не уволится. Я ей предлагал уволиться и отдохнуть, сказал, что 41 года трудового стажа хватит для двоих северян. Ты, говорю, отработала за себя и за того парня. Две пенсии тебе не начислят, даже лошади дохнут от непосильного труда. А у неё ответ один: «Я не могу без работы, я, наверное, на работе и помру».
– Идея неплохая, – улыбнулся сват, – но Софья – лучшая работница нашего предприятия, и достойной замены ей у нас пока нет. Жаль будет расставаться, но я подумаю над этим предложением.
В апреле чета Василенко отправились в отпуск, в украинский город Кобеляки, к мануальному терапевту Чигрину лечить Мишке межпозвонковую грыжу. Отпуск подходил к концу. Как-то вечером по сотовому телефону позвонил сын: «Папа, у вас сейчас в телефоне громкая связь? То, о чём я сейчас скажу, для мамы должно быть секретом: её должность сократили. Об этом мне сказала начальник отдела кадров. Вы ей пока ничего не говорите, не надо портить отпуск».
Михея бросило в жар: он вспомнил о пьяном разговоре со сватом на балконе и представил, как трудно переживёт это известие Соня и что она скажет ему, если узнает, что он был инициатором её увольнения. «Она посчитает меня предателем и, чего доброго, подаст на развод», – в волнении думал Мишка.
В Надым возвратились за три дня до окончания отпуска. На следующий день позвонили из отдела кадров и пригласили Соню в контору. Известие о сокращении стало для неё громом среди ясного неба. Пришла домой вся в слезах. «Это твоя работа, предатель, – кричала, потрясая приказом об увольнении, – ты давно уговаривал меня уволиться и вместе с тобой ходить на рыбалку, за грибами и ягодами. Ты прекрасно знал, что без работы я жить не смогу! Ты показал, каким ты стал негодяем на тридцать шестом году совместной жизни! Спасибо тебе, муженёк!»
Бросив Михею в лицо приказ, убежала в спальню.
В приказе было написано: Секретарю-машинистке административно-управленческого аппарата филиала «Предприятие по обеспечению нефтепродуктами ОАО «Роснефть» Василенко Софье Лаврентьевне.
Предупреждение: ставим Вас в известность, что на основании приказа №193 занимаемая вами должность секретарь-делопроизводитель подлежит сокращению. Вы подлежите увольнению в связи с сокращением штата численности работников по п. 2 статьи 81 Трудового кодекса РФ.
Сообщаем также, что возможности трудоустроить вас в нашей организации нет из-за отсутствия вакансий в штатном расписании.
И началась для Сонечки однообразная жизнь. Одним спасением были собачки Цямка и Малыш. Животные получали полный набор услуг: выгул, кормление, купание, расчёсывание, уход за лапками, чистка ушей и зубов, прогулки. Соня заботилась о них с удовольствием.

Середина июня 2006 года в регионе была необычайно тёплой. Распустились листья на деревцах, одуванчики на газонах зашевелили своими жёлтыми пушистыми головками, весёлый птичий гомон радовал слух, и ещё не было ни назойливых комаров, ни мошек. Многие семьи, дети которых закончили учёбу в школах, отправлялись в отпуска.
А Мишкин сват со свахой только что вернулись из отпуска. Отпуск был вынужденным: у свата забарахлил «мотор». Сердце болело и раньше, но он не обращал на него внимания: спасался таблетками, прописанными лечащим врачом. Но здоровье не восстанавливалось, одышка стала появляться чаще и некстати: дома у телевизора, на совещании, в кресле за рабочим столом, на торжественном приёме, в командировке. Обращался он и к московским профессорам, пунктуально выполнял их назначения. Но болезнь прогрессировала: появились сильная одышка даже в состоянии покоя, повышенное потоотделение, учащённое сердцебиение, мраморность кожного покрова. Тогда-то по инициативе свахи взяли в конце мая отпуска и улетели на малую родину, где можно на платном приёме получить консультацию профессора, врача-флеболога. Обращение дало результат: его поместили в стационар и за плату провели курс интенсивной терапии. При выписке врач сказал на ухо свахе: «У вас крайне запущенный случай: больной операции не подлежит, поскольку высока вероятность летального исхода. Сколько проживёт? Думаю, что обратный отсчёт времени уже пошёл. Дома строго выполняйте предписанное лечение. Через полгода явитесь для корректировки лечения».
В начале августа того же года в отпуск улетели Сашка с беременной Катей. А 16 августа 35-летний Мишкин отпрыск впервые стал отцом. Рожала Катя, как и хотела, в том роддоме, где сама появилась на свет. От счастья Санька был на седьмом небе. Из роддома увозил жену со своей наследницей на зафрахтованном лимузине.
Соня с Мишкой после отъезда своих чад ежедневно, как на работу, стали ходить в их трёхкомнатную квартиру – проводили генеральную уборку. Первым делом навели блеск в санузле, затем в ванной комнате, в двух объёмных шифоньерах, на балконе, во всех трёх комнатах, в кладовке. Ковровые дорожки сияли первозданной чистотой, ковры на полу подверглись атаке чистящих средств и мощного моющего пылесоса. К приезду чад в квартире был наведён флотский порядок.
В конце августа Сашка и Катя с грудной Марусей на руках сошли с трапа самолёта. С огромными букетами цветов их встречали родители. Вечером Мишка с Соней накрыли богатый стол, и после работы вся родня собралась на торжество.
И началась у Мишки и Сони новая жизнь. Каждое утро, как на работу, шли к восьми утра на квартиру молодых и работали целый день. Мишка собирал в рулоны многочисленные дорожки, на лифте спускался на первый этаж и, развесив во дворе на натянутые бельевые верёвки, тщательно выбивал пыль, щёткой очищал пятна. Соня бегала по магазинам, готовила еду, мыла полы, стирала, гладила и меняла бельё. А Катя всё время уделяла дочери: целый день, лежа на кровати, наблюдала, как сладко спит в кроватке малышка, и вставала только для кормления малышки и походов в кухню и туалет.
Каждый вечер после рабочего дня приходили Катины родители проведать внучку. Они были моложе Сони и Мишки и, зарабатывая стаж, трудились на разных предприятиях. А Соня с Мишкой, закончив все дела в квартире детей, шли домой, чтобы завтра к восьми утра снова прийти сюда.
Эта идиллия закончилась, когда внучке Марусе исполнилось два месяца.
Одиннадцатого сентября того года, отработав смену в квартире сына и снохи, в шесть часов вечера Василенки ушли домой. Пока Мишка выгуливал собачек, Соня накрыла на стол. Во время ужина зазвонил квартирный телефон. Мишка взял трубку с базы и, чего раньше никогда не делал, ответил, не включив громкую связь.
– Приходите к нам, папа умер, – тихо, с придыханием сказала Катя.
– Не понял, повтори, что ты сказала! – воскликнул Мишка.
– Папа умер, – ответила сноха и положила трубку.
– Что случилось? – спросила встревоженная Соня.
Мишка лихорадочно соображал, что ответить. Он боялся, что это известие Соня примет близко к сердцу, и тогда проблем с её здоровьем не избежать. В душе надеялся, что это всего лишь инсценировка. «Наверное, сватья решили с нами отужинать и так грубо пошутили», – думал он.
– Свату стало плохо, – поднимаясь из-за стола, как можно спокойнее сказал Мишка, – давай сходим, может, помощь им какая нужна.
Когда вошли в квартиру, ужаснулись: сват, раскинув широко руки, лежал на полу в кухне, а Санька делал ему искусственное дыхание. Сваха, плача навзрыд, обхватив голову руками, ходила взад-вперёд по длинному коридору и причитала что-то нечленораздельное. Слышно было, как Катя из спальни обзванивала родственников и сослуживцев отца.
– «Скорую» вызвали?! – в волнении крикнул Мишка.
– Вызвали, – ответил Санька, – только что-то долго они едут.
К оказанию первой помощи подключился и Мишка – начал интенсивно делать искусственное дыхание. Но сват не подавал признаков жизни. Вскоре приехал наряд милиции, за ними сонные врачи «скорой помощи». И те, и другие, оформив положенные в таких случаях документы, уехали, а Мишка с сыном и персональным водителем свата положили покойного на одеяло, на лифте спустились вниз и на «Баргузине» увезли в морг.
Известие о смерти директора вмиг разнеслось по городу. Через час в квартире собрался весь инженерно-технический персонал предприятия. Все выражали соболезнования, стояли в просторной прихожей и тихо разговаривали. Главный бухгалтер приехала на своём автомобиле вместе с мужем и сразу же потребовала ключи от сейфа, который стоял в кабинете директора предприятия. И сваха безропотно отдала. Главбухша с мужем сразу вышли из комнаты. Сторожа на проходной потом рассказали, что в ту ночь главбухша приехала и потребовала отключить сигнализацию в конторе и открыть кабинет директора.
Потом безутешная вдова поняла: надо было ехать вместе с главбухшей и ревизировать содержимое сейфа, так как муж держал в нём вместе с документами личную заначку. Многие работники предприятия частенько занимали у шефа деньги до получки. Дизелист Старцев рассказывал, что для покупки лодочного мотора директор вытащил из сейфа двадцать тысяч и дал ему в долг.
Что же произошло в тот роковой вечер? Сват отвёз в свою четырёхкомнатную квартиру шарпея, который весь день «работал» в его кабинете. Потом приехал к дому дочери и зятя, поднялся на седьмой этаж и, войдя в кухню, сказал, присев за стол:
– Санька, у лифта на первом этаже темно. Ты же инженер-электрик, наведи порядок.
Санька взял новую лампу дневного света, стремянку и спустился вниз. Сваха хлопотала у плиты и вдруг услыхала грохот. Обернулась и потеряла сознание: муж лежал на полу с широко открытыми глазами, судорожно хватая ртом воздух – его били конвульсии.
Вскрытие показало: пятьдесят процентов сердца было зашлаковано. Отпевали покойного через несколько дней в единственном в городе морге. И в тот же день цинковый гроб с его телом самолётом увезли на историческую родину.
Эта трагедия резким стрессом отразилась на здоровье Сони, можно сказать, добила её: появилась депрессия, обострилась болезнь лёгких, пропал сон, усилились приступы бронхиальной астмы. Но по-прежнему, не обращая внимания на недомогания, каждый день, как на работу, ходила с Мишкой к детям и работала, работала и работала. И один раз в месяц посещала лечащего врача.


                Не лыком шиты

      Январским вечером 2008 года Мишке позвонил друг, Николай Иванович Любченко, неработающий пенсионер, с которым в молодые годы они работали в тресте «Севергазстрой».
– Ты городскую новость слышал? – сразу спросил он.
– Какую новость? – воскликнул Мишка.
– Готовь гармонь, – сказал, как выстрелил, Николай Иванович, – к нам едут Заволокины! Я уже расчехлил свою «Чайку», протёр пыль и начинаю тренироваться.
– Прямо завтра и приезжают? – изумился Мишка.
– Приезжают на День оленевода, который в этом году будет проводиться 15 и 16 марта, так что тренируй беглость пальцев, сварной!

      КРАТКАЯ СПРАВКА. Ежегодно в марте в Надыме проводятся районные соревнования оленеводов на Кубок губернатора Ямало-Ненецкого автономного округа. Два дня на спортивных площадках у озера Янтарное оленеводы показывают своё мастерство в метании тынзяна на хорей, прыжках через нарты, национальной борьбе, лыжной эстафете, гонках на оленьих упряжках, тройном национальном прыжке, перетягивании палки и в других видах. По окончании соревнований подводят итоги и проводят торжественную церемонию награждения победителей. Призы победителям всегда ценные: снегоходы «Буран», лодочные моторы, электрогенераторы и многое другое…

      Праздник оленеводов в 2008 году был необычным: параллельно спортивным баталиям проходил Второй открытый фестиваль народного самодеятельного творчества «Играй, гармонь надымская!» Администрация города пригласила популярных ведущих Первого канала Анастасию и Захара Заволокиных с ансамблем «Частушка» для записи программы «Играй, гармонь!»
За два месяца до мероприятия специалист городского управления по культуре, спорту и молодёжной политике Татьяна Леденёва, она же руководитель ансамбля народной песни «Русь поющая» из посёлка городского типа Пангоды, через свои телефонные связи по всему району бросила клич: «Всем самодеятельным музыкантам, певцам, танцорам и всем творческим людям, желающим участвовать в записи программы «Играй, гармонь!», в назначенный день и час собраться в школе искусств».
На первое организационное собрание пришло много и мужчин, и женщин. Леденёва организовала прослушивание каждого. И с тех пор встречи-репетиции стали регулярными. Раз в неделю, как и многие творческие люди, после трудового дня шёл Мишка с Соней в музыкальную школу и выступал – пел песни, частушки. Леденёва слушала, подсказывала, просила повторить и дома порепетировать, чтобы выступить без сучка без задоринки.
К назначенному дню репертуар отработали, и все участники предстоящего мероприятия были готовы показать своё мастерство.
В пятницу все претенденты из города и посёлков, желающие записаться в программе Заволокиных, собрались в зрительном зале Дома культуры «Прометей». Самолёт с Заволокиными задержался на три часа, но все музыканты терпеливо ждали их.
Артисты появились неожиданно, и их встретили громом аплодисментов. Начались прослушивания, которые длились более пяти часов. Выступило 64 коллектива, а это более 350 человек. Свои домашние заготовки представили около тридцати гармонистов из Надыма, Пангод, Приозёрного и Старого Надыма. Своих лучших воспитанников представили обе городские музыкальные школы, Центр национальных культур, Дома культуры города и района. Своё мастерство показывали певцы, танцоры, музыканты.
Первыми на сцену вышли танцевальные и хоровые коллективы, приехавшие из посёлков района, которым до ночи надо было успеть вернуться домой. А затем, по желанию Анастасии Заволокиной, сцену «оккупировали» гармонисты. Савва Боган, сварщик из Пангод, исполнил песню «Когда весна придёт». Загир Абайдуллин с чувством, толком, расстановкой сыграл вальс «Амурские волны». Сергей Комиссаров из посёлка Старый Надым, руководитель трио «Ямальские медведи», исполнил задорную плясовую. Юлиан Приступа – песню «Мой Надым». Алексей Христофоров сыграл песню «Коробейники». Песни звучали на русском, татарском, молдавском и украинском языках. А Николай Иванович Любченко сбацал шуточную украинскую песню: «Раз приходжу я до дому, трохи був пьяненький».
И тут на сцену вызвали Мишку. Соня шепнула на ухо: «Ни пуха, ни пера». «К чёрту», – ответил Мишка, взял под мышку гармонь и на ватных ногах поднялся на сцену.
– В моей коллекции четыре гармошки и шесть баянов, – сказал сильно волнуясь. – На гармошке осознанно играю, наверное, лет с пяти. Это заслуга отца, который играл на многих музыкальных инструментах, включая физгармонию. В прошлом году я участвовал в окружном фестивале «Играй, гармонь надымская!», который проводил замечательный человек и отличный музыкант Николай Павлович Харлов из Салехарда. К данному мероприятию я подготовил частушки собственного сочинения.
– Интересно будет послушать, – подбодрила дрожащего от волнения Михея Анастасия, – мы вас слушаем.
И Мишка, пробежав пальцами по кнопкам, запел:

«На Ямале большой праздник,
О котором я мечтал,
Пожал руку я Захару,
Настю нежно приобнял.

Город наш построен в тундре,
Куда ни глянь – болотина.
Первый раз в Надыме вижу
Гармонь Заволокина.

Не могу я без гармошки,
Не могу без песен я.
Заволокины-артисты
Веселят всегда меня.

При царе отец родился,
Прожил он семьдесят пять,
Заволокиным гордился
И мечтал, как он, играть.

Самородок был Геннадий –
Дан ему был божий дар.
Его дело продолжают
Дочь Настасья, сын Захар.

Заволокину я ровесник –
В июле стукнет шестьдесят,
Сочинил в подарок песню,
Сам и буду исполнять.

Не могу я без гармошки,
Не могу без песен я,
С песней сяду на оленей –
Не догоните меня!»

Закончив исполнять, снял с плеч гармонь и собрался было уходить, но Анастасия сказала:
– Стихи хорошие, исполнение тоже, только куплет «Самородок был Геннадий…» исключить – не исполнять. После прослушивания мы будем на сцене записывать часть передачи «Играй, гармонь!» и вас запишем, подготовьтесь.
Когда Мишка запел «…первый раз в Надыме вижу гармонь Заволокина», Захар скорым шагом подошёл к Мишке с отцовской гармонью на вытянутых руках, продемонстрировал ему, затем на камеру, потом показал гармонь всему залу. Этот элегантный проход вызвал гром аплодисментов и одобрительные возгласы.
Когда запись всех запланированных исполнителей была завершена, Анастасия объявила:
– Завтра встречаемся в десять часов на площади у бульвара Стрижова и там продолжим записывать программу.
А назавтра после оттепели ударил мороз. Артисты ансамбля «Частушка» прилетели из Новосибирска легко одетыми. Николай Иванович Любченко принёс из дома валенки и подарил Алексею Ходаковскому, который был в летних туфлях, а остальным артистам  – несколько пар носков и варежек, связанных женой.
К десяти часам утра Мишка с Соней пришли на площадь у бульвара Стрижова, где стояла городская ёлка. Дом, где они проживали, торцом примыкал к бульвару, поэтому гармонь принёс без чехла – на плече. Заволокиных ещё не было. Народу собралось много, а на высокой горке, с которой можно было с ветерком скатиться и без санок на «пятой точке», стоял на треноге большой киносъёмочный аппарат, рядом – Николай Харлов и несколько гармонистов. Кто-то из них, увидев Михея, махнул рукой – подымайся! Мишка обрадовался, взял Соню под локоть:
– Пойдём наверх.
– Нет, Миша, я внизу у ступенек постою и подожду тебя, – ответила она.
Воодушевлённый Михей быстрым шагом взбежал наверх. А там Сергей Комиссаров пел песню, и его записывал Харлов для своей программы. Когда Комиссаров закончил, Харлов сказал:
– Михаил, я слышал в твоём исполнении песню «Приглашён был в тётушке». Она мне понравилась. Давай, пока нет Заволокиных, исполни на камеру для моей передачи.
И Мишка запел. Успел исполнить только два куплета, как стоящий рядом Любченко безцеремонно взял его за плечо и громко сказал: «Мишка, твоя жена внизу упала, плачет и не может встать».
Съёмка прервалась. Мишка перестал играть и быстро пошёл по ступенькам вниз. Спустился, подошёл к Соне, помог подняться.
– Что случилось, милая?
– Неожиданно из-за горки появилась гурьба ребят, – сказала, плача, Соня. – Они громко разговаривали и скорым шагом шли прямо на меня. Я сделала шаг влево, чтобы уступить им дорогу, поскользнулась и упала. Сейчас чувствую острую боль в левой руке.
Мишка отряхнул полы её пальто и посмотрел на место падения: там было углубление, отполированное ногами до зеркального блеска.
На этом участие Мишки в записи программы закончилось.
Дома помог жене раздеться и увидел на левой руке (чуть выше косточки на запястье) большую припухлость, словно туда закачали воздух.
Карета «скорой помощи» прибыла быстро и увезла Соню и Мишку в приёмное отделение больницы. Рентген выявил закрытый перелом лучевой кости левой руки. Проведя все необходимые в данном случае мероприятия, врач наложил гипс и отправил Соню домой. На такси доехали до подъезда и поднялись на девятый этаж. Мишка остался дома, хотя Соня настоятельно отправляла его на площадь, откуда доносились музыка и шум.
На вечер следующего дня (было воскресенье) в Доме культуры газовиков «Прометей» был запланирован гала-концерт ансамбля «Частушка», а также творческих коллективов и всех участников программы «Играй, гармонь!» Мишке позвонила Леденёва и пригласила на мероприятие. Звонили друзья – гармонисты. Он отказывался, хотя желание выступить перед горожанами и администрацией города и района было сильным. Видя страдания любимой, сам страдал, сочувствовал ей и очень переживал. Это была его лебединая верность.
Все домашние дела до снятия гипса стал делать сам, в том числе стирку и глажку белья, готовку еды, мытьё полов и походы в магазины.
Передачу «Играй, гармонь!», записанную в Надыме, назвали «Ехал, ехал на оленях» и показали по Первому каналу в апреле того же 2008 года. Через год её повторили, приурочив опять-таки ко Дню оленевода…

      Летом 2009 года Мишка с Соней улетели в отпуск в родной Башкортостан. Готовясь к планируемому переезду на ПМЖ в Салават, решили подготовить жильё – в пустующей квартире провести генеральную уборку. Начали с кладовки, а там стопки журналов «Наука и жизнь» и «Вокруг света» 70-х и 80-х годов. Вынес их на балкон Мишка и стал листать. На этом его участие в наведении порядка и закончилось.
Во втором номере журнала «Вокруг света» за 1978 год прочёл информационную заметку от собкора из Америки. В ней говорилось: «В национальном парке штата Орегон часто терялись посетители. Для их поиска задействовали вертолёты, что обходилось казне очень дорого. Тогда был придуман простой, но оригинальный метод: перед входом в парк каждого экскурсанта обрызгивали аэрозолем, и специально обученные собаки легко находили заблудившихся людей».
Внимательно прочитав информацию, Мишка сформулировал вопрос и без всякой надежды на успех отправил почтой на передачу Первого канала «Что? Где? Когда?».
Он и раньше посылал знатокам несколько вопросов. Первый – о вынюхивателях бутылок. В каком-то журнале нашёл информацию: «На одном из австралийских пивоваренных заводов есть специальность «вынюхиватель» бутылок. Этот эксперт должен был свидетельствовать, что в данной бутылке не содержался керосин».
Второй вопрос – о контролёрах размеров дыр в бубликах. Эта экзотическая профессия существовала в американской хлебопекарной промышленности. Контролёр должен был измерять отверстия в пончиках – донатсах. Отверстия эти должны были строго соответствовать стандарту.
Третий вопрос – о защите овец от волков. Для защиты овец от нападения волков научные сотрудники университета штата Вайоминг разработали синтетический препарат с сильным привкусом перца. Этой жидкостью периодически обрызгивали отары овец. Стоило волку напасть на обработанную овцу, как он обжигал себе пасть и надолго оставлял попытки полакомиться бараниной.
Эти вопросы, видимо, тогда не прошли конкурсный отбор.
Отправив вопрос о собаках-ищейках, с большой надеждой на успех Мишка стал ждать ответа с Первого канала. Но не дождался.
Отгуляв отпуск, в конце июля уехал с Сонечкой в Надым и об отправленном вопросе забыл. А в начале сентября из Москвы позвонила редактор программы Жанна Раузина и сказала:
– Ваш вопрос прошёл конкурсный отбор и будет задан знатокам. Срочно пришлите фотографию.
Мишка не поверил своим ушам. Подумал, что это розыгрыш, но фотографию отправил. В понедельник, 26 октября, после обеда, зазвонил домашний телефон. Женский приятный голос спросил:
– Вы смотрели субботний выпуск передачи «Что? Где? Когда?» за 24 октября?
– Нет, – ответил Мишка, – у нас на Севере «Что? Где? Когда?» транслируют в записи, с недельным опозданием. А почему вы об этом спросили?
– Ваш вопрос сыграл, и знатоки его «не взяли». Выигрыш составил шестьдесят тысяч рублей. Мы пришлём денежный выигрыш за исключением налога (налог остаётся в Москве. – Авт.). Но это ещё не всё. Ваш вопрос был признан лучшим. За него от спонсоров вы получите сверхтонкий телевизор новейшей модели с большим экраном. В январе следующего года нарочные доставят его в вашу квартиру. Но налог за него вы должны будете заплатить по месту жительства.
– Кого и как я должен благодарить за призы? – спросил Мишка в волнении.
– Лучшей благодарностью будет новый интересный вопрос для знатоков.
На том конце провода положили трубку.
Мишка разговаривал по громкой связи, и Соня всё слышала. Минуту сидела в оцепенении, потом подошла, обняла, поцеловала в щеку:
– Ты у меня, милый, самый лучший в мире муж.
– Какая жена, такой и муж, – ответил Мишка, принимая объятия.
Передачу с его вопросом на Ямале показали в последний день октября.
За полчаса до начала передачи Мишка поставил перед телевизором видеокамеру на треногу, сел на табуретку и стал ждать.
Первые два вопроса знатоки «взяли». Когда начался третий раунд, перед ними поставили баллон с аэрозолем (надпись на баллоне была скрыта бумажной наклейкой) и спросили: «С какой целью подобным аэрозолем должен опрыскать себя каждый посетитель, входящий в национальный американский парк штата Орегон?»
Знатоки предположили, что для привлечения бабочек, чтобы посетитель смог увидеть как можно больше их видов и сфотографировать.
…Налог на телевизор Мишка с Соней уплатили из расчёта стоимости телевизора – 33 тысячи рублей. И были шокированы, когда в торговом центре Гостиный двор в Надыме увидели на витрине точно такой же телевизор, с таким же размером экрана, стоимость которого составляла 78 тысяч рублей.
Потом Мишка сочинил частушку:
«Играй, моя гармошка,
Играй, играй, играй!
Прославился Мишутка
На весь Ямальский край».


                Возвращение на малую родину

      В 2010 году болезнь настолько обострилась, что Мишка понял: если сейчас не уехать, в скором времени повезёт любимую в цинковом гробу. А ещё понимал, что на Земле врачи более квалифицированные, и там, возможно, он вылечит её.
За ужином предложил покинуть Север. Но Сонечка заартачилась:
– А кто же будет помогать детям воспитывать нашу внучку? Свата нет, сваха зарабатывает трудовой стаж, у детей ненормированный рабочий день. И как они без нас будут жить?
Но Мишка был непреклонен:
– А как же мы с тобой, любимая, с 1971 года, когда Санька родился, обходились без помощи родителей? Папа с мамой были молодыми, работали на предприятиях и нам не помогали. Потому мы с тобой и работали в разных сменах, чтобы один из нас всегда был с сыном. Вот и наши пусть покрутятся. Не будут же они всю жизнь сидеть на нашей шее. Если ты не согласишься, я уеду один, буду спокойно жить в двухкомнатной квартире, а к тебе буду приезжать в гости.
Переломил, как говорится, любимую через колено, и она сдалась.
Двухкомнатную квартиру в девятиэтажке продали без проблем через риэлтора. Погрузили домашний скарб в пятитонный контейнер, отправили его по железной дороге, а сами 5 мая 2010 года улетели самолётом в Уфу. Здоровье Сонечки вновь наладилось, она забыла о болячках и перестала ходить к врачам.
За время Мишкиной северной одиссеи страна пережила частую смену правителей и горбачёвскую перестройку, путч и последовавший за ним развал Советского Союза, гонку вооружений и падение железного занавеса.
Уезжал на Север в 1980 году при Генеральном секретаре ЦК КПСС Леониде Ильиче Брежневе, а вернулся в 2010-м при президенте России Владимире Владимировиче Путине. Между ними во главе страны были Юрий Владимирович Андропов, Константин Устинович Черненко, Михаил Сергеевич Горбачёв (он же и первый президент России), Борис Николаевич Ельцин – второй президент России.
На вырученные от продажи квартиры два миллиона купили в Уфе сыну новый автомобиль «Хендай Матрикс», который он отогнал в Надым, и ему же в Салавате однокомнатную квартиру с черновой отделкой в новостройке.

      В 2010-м году, в начале августа, приехал Санёк с четырёхлетней дочерью Марусей и тёщей в отпуск к родителям – посмотреть, как они устроились на новом месте. Отпуск провели хорошо: побывали у отцовского брата в деревне, съездили на Нугушское водохранилище, на реке Белой жарили шашлыки. Накануне отъезда решили упаковать прицеп, стоящий в Мишкином гараже. Из дома привезли сумки с вещами, банки с солениями, купленные на овощном базаре три новых мешка для картошки,выращенной на собственной даче, корзину чеснока, по сетке лука и моркови.
И тут выяснилось, что для упаковки банок с солениями нет тары. Санька с дочерью поехали на рынок раздобыть картонных коробок, а Мишка остался в гараже. Поездка была удачной: купили новенькие, ещё не собранные коробки и горячие чебуреки. Перед большой работой сели перекусить.
Было три часа дня, и сильно проголодавшийся Мишка, жадно набросился на еду – укусил раз, другой, третий и поперхнулся. Он понял, что непрожёванное тесто застряло в горле. Схватил бутылёк с газированной водой, хлебнул, и ему стало ещё хуже – в глазах замелькали молнии. Он вскочил с табуретки и стал судорожно хватать ртом воздух. Потом наступил мрак и тишина, словно отключили электричество на работающей пилораме. Он потерял сознание и упал. Случилось это столь неожиданно, что ни сын, ни внучка сразу ничего не могли понять.
Сколько длилось это отсутствие в реальной жизни, он не знал. Очнулся от того, что сын, схватив сзади под мышки, поднимает его и тихо, словно издали, говорит: «Папа, что с вами, папа, папа, папа». И тут он почувствовал сильный удар по спине чуть выше лопаток. Тут же изо рта вместе с водой вылетели куски чебурека. Слух стал отчётливым, и он с шумом, медленно икая, вдохнул полной грудью. Опершись руками о прицеп, наклонился, стал дышать часто и отрывисто, при этом выплёвывая мелкие непрожёванные куски чебурека. Свет в глазах был столь ярок, что он непроизвольно их зажмурил.
Вытерев полотенцем лицо, сел на табурет и обхватил голову руками. Когда немного успокоился, открыл глаза и увидел, что перепуганная внучка стояла на улице и плакала. А сын назидательно сказал:
– В детстве вы с мамой учили меня во время еды сорок два раза жевать взятый в рот кусок хлеба. Помните?
Мишка не помнил и тихим голосом сказал:
– Спасибо, сынок, что спас мне жизнь. Не будь тебя, через три дня меня похоронили бы. Сегодня у меня второй день рождения. Я у тебя в долгу.
Через год приехал в отпуск Санька с семьёй и, увидев затосковавших от безделья родителей, купил им мичуринский огород – дачу. И дружные Василенки стали ежедневно ездить на стареньком «Москвиче» в сад и с удовольствием копались на грядках.
Всеми работами руководила Соня. Она с детства была приучена мамой и бабушкой к огородным работам, дела пошли успешно. А Мишка был на подхвате у жены, без проволочек выполнял все её указания. Частенько собирали родственников на шашлыки. Для трапезы каждый раз на улице накрывался длинный стол, Мишка играл на гармошке, а Соня и родственники пели песни. Люди с соседних участков слушали импровизированные концерты и при встречах благодарили новых соседей за доставленное удовольствие.
      В июле 2012 года Санёк приехал к родителям в очередной отпуск. Подъезжая к городу, позвонил:
– Через двадцать минут я буду у подъезда.
Обрадованные сообщением, Мишка с Соней вышли из подъезда и уселись на скамейку. Вскоре подъехал сын. Выйдя из Хендая Матрикса, поздоровался и протянул ключи отцу: «Берите и пользуйтесь, теперь это ваш автомобиль».
– Что случилось, сынок? – спросила встревоженная Соня.
– В салоне города Сургута я оформил полноприводную иномарку «Рено Дастер» с двигателем более сотни лошадок, – сказал, улыбаясь, Санёк. – В данный момент её в салоне нет, через неделю привезут с завода. От вас и полечу в Сургут, а оттуда в Надым уеду на новенькой машине.
– А куда же мы «Москвича» денем? – спросил отец.
– «Москвич» у вас хороший, переднеприводный, с шестёрочным движком, – сказал Санька. – Давайте его продадим за символическую цену моему двоюродному брату, а вашему, папа, племяннику. Он же сирота, в Сабашево дом строит, и машина ему нужна как рабочая лошадка.
На том и порешили.
Неделю помогал Санёк родителям сажать огород. А потом предложил съездить на «Хендае» в Харьков.
– Путь неблизкий, – говорил Санёк, – мы с отцом будем по очереди вести автомобиль, и это станет ему хорошей практикой вождения.
Соня одобрила предложение сына, и стали готовиться к поездке.

      Поручив на две недели дачу Мишкиной старшей сестре Таисии, на рассвете субботнего дня выехали в путь. В выходные дни движение на трассе менее интенсивное, чем в будние дни.
После развала СССР ездить в Украину можно было без гостевых виз, но с заграничным паспортом.
В Харькове их ждали и собрали за столом всех родных. После первого тоста Соня вручила сестре двадцать тысяч рублей. Надя отказывалась брать деньги, но Соня при молчаливой поддержке Мишки была настроена решительно:
– Мы с радостью дарим вашей семье не последние деньги. Вы же знаете, что мы продали квартиру в Надыме за два миллиона, на них купили Саше автомобиль и квартиру с черновой отделкой в новостройке. Осталась ещё заначка, и мы делимся ею с вами. Вам деньги пригодятся, прежде всего, для оплаты обучения детей.
Присутствующие дружно зааплодировали, Надя поочерёдно обняла Соню и Мишку, подняла тост. Мишка взял прихваченную с собой гармонь, и родственники запели.
На другой день поехали в деревню, где родилась Соня. Деда с бабой и обеих тётушек уже не было в живых, зато три брата и сестра находились в здравии и от души приняли сестру с зятем. Побывали на могилках – проведали ушедших в мир иной.
Из Гадяча съездили в Никополь к подруге. Её муж умер от чрезмерного увлечения алкоголем, а два неженатых сына (один из которых отслужил в Тольятти) жили с матерью. Пробыв там два дня, вернулись в Харьков. Назавтра был запланирован отъезд домой, в Россию.
Накрывая в обед на стол, сестра Надя всполошилась: кончилась соль. Муж Петя был на работе (работал каменщиком на стройке), дети отсутствовали по разным причинам. Надя засобиралась в магазин, но Соня её остановила: «Мишка сходит».
Мишка был не против. За обедом он только что принял на грудь пару рюмок украинской горилки, перцовки, и пребывал в приподнятом настроении.
Одевшись во всё новое, купленное сегодня на барабашовском рынке (просторные шаровары, вышиванку, бриль), со списком необходимых покупок вышел из дома. Магазин находился на первом этаже соседней многоэтажки. Магазин был небольшой и занимал, похоже, двухкомнатную квартиру. Две продавщицы доброжелательно с ним поздоровались. Одна обслуживала худенькую немощную старушку, а другая уставилась на Мишку. Пока доставал список из кармана рубашки, услыхал разговор бабушки и продавщицы. Оказалось, у бабульки не хватало около гривны для оплаты покупки. Она суетливо заглядывала в кошелёк, шарила по карманам и в большой сумке, но денег не было.
И тут Мишка радостно, на украинском языке, сказал:
– Дивчата, отпустить бабусю, а з мене визьмите цю несчастну гривну.
Бабушка от неожиданности замерла, оглянулась на Мишку, поблагодарила и, повернувшись к продавщице, пролепетала:
– Нет-нет, спасибо молодому человеку, но сахар я брать не буду. Завтра приду с деньгами, – сказала, откладывая в сторонку сахар.
Мишка обратил внимание на то, что продавцы и бабулька разговаривали по-русски.
– Сёгодня я вам допоможу, а завтра мени хтось та допоможе, – в тон бабульке весело сказал Мишка опять-таки на украинском языке и положил пачку рафинада в её сумку. – Мы ж с вами як ридня, а ридни довжни допомогать друг другу. Це мий вам подарунок.
Бабушка ушла, а Мишка по списку стал заказывать: хлеб, две бутылки оливкового масла, два бутылька черниговского пиво, два килограмма минтая, три кольца полтавской колбасы, соль. Обе продавщицы стали дружно подносить и выкладывать на прилавок заказанный товар, а Мишка складывал в пакеты. Взяв в руки пачку соли, сказал:
– Дивчата, мени соли треба двадцять пакетив.
Привычка закупать впрок много продуктов у него появилась с начала восьмидесятых годов прошлого столетия. Железнодорожного сообщения со строящимся городом Надымом тогда не было, и все продукты завозились баржами в навигацию. И каждая семья запасалась на зиму: покупали по мешку муки и сахара, по мешку соли и лука, по десятку мешков картофеля, по ящику макарон и постного масла, по десятку головок капусты.
Продавщицы переглянулись и одна спросила:
– А для чего, дедушка, вы столь много берёте соли? Сезон засолок и маринования ещё не наступил, перебоев с поставкой соли нет.
И тут в Мишку вселился бес, и он решил пошутить. Вместо того чтобы сказать, что таким образом хочет сделать подарок родным, выпалил:
– А вы що, ничого не знаете?
– А что мы должны знать? – насторожились продавщицы.
– Так скоро буде вийна.
– Какая война? – во весь рот засмеялись девчата, – с кем война?!
И Мишка ляпнул:
– З Россией.
Девчата опешили:
– Дедушка, вы что, с ума сошли?! Россия и Украина – братские народы. До недавнего времени мы жили одной страной. Сейчас в Украине живёт много русских, в России – много украинцев. Какая война, откуда такие сведения?
Поняв, что шутка не удалась, схватил Михей пакеты с прилавка и заспешил к выходу. Вышел и прибавил ходу. У подъезда, набирая код, оглянулся – преследования не было.
Дома, когда он рассказал эту историю, Соня схватилась за голову и, обращаясь к сестре, сказала:
– Представляешь, Надя, никуда нельзя одного отпускать: в какую-нибудь историю да вляпается! Несколько лет назад не послушал меня и пошёл с друзьями в гараж отмечать День водителя и грохнулся в смотровую яму, сломал два ребра. Потом ещё раз показал свой характер – не прислушался к моему совету и попал под машину. А ты из дома больше не выходи, а то продавщицы, возможно, уже позвонили в милицию и проследили, в какой подъезд ты зашёл. Как потом докажешь, что не засланный казачок?
Тревога любимой передалась Мишке, и он успокоился лишь тогда, когда они пересекли пограничный пункт Гоптивка и въехали в Белгородскую область.
А через девять месяцев в Киеве горелыми покрышками заполыхал Майдан.
Соня, просматривая телетрансляции боевых действий в родной Украине, сказала:
– Теперь въезд на родину для меня закрыт навсегда. Я больше туда не попаду, не доживу до того времени, когда там всё успокоится. Хорошо, что мы с тобой, Миша, в прошлом году побывали в Харькове, Полтавской области, Никополе. Хорошо, что на могилке маме успели поставить гранитный памятник, а дедушке с бабушкой ажурные металлические оградки. Во время последней поездки  я мысленно прощалась с родными и друзьями…

      Вернувшись без приключений в Салават, сын Санька задерживаться у родителей не стал и через три дня самолётом вылетел в Сургут. Получив в салоне новенький внедорожник, вернулся на нём в Надым и на следующий день вышел на работу.
К концу дачного сезона машина у Мишки сломалась. Обратился в автомастерскую. Машину диагностировали и установили: вышел из строя шруз («граната» по-народному) переднего правого колеса. Мастер написал на листочке название запчасти, и Мишка рванул по магазинам. Но как на зло в автомагазинах этой запчасти не оказалось, пришлось, опять же по совету мастера, ехать в соседний город Стерлитамак. В назначенный день пригнал машину на ремонт. Сентябрь в том году выдался тёплый, солнечный, и ворота автомастерской были распахнуты настежь. У ворот стояла длинная скамья, куда Мишка и уселся. Вскоре услыхал удары металла, доносящиеся из мастерской. Быстренько поднялся, зашёл в бокс и увидел, что мастер, стоя на одном колене, кувалдой забивает шруз на ось.
– Что вы делаете! – вскричал он.
– Я не пойму: то ли это оригинальная запчасть, то ли бракованная, то ли вы купили подделку, – сказал мастер, вытирая пот со лба.
Через час машину выгнали на улицу, мастер извинился за задержку, и Мишка поехал. За воротами автосервиса загорелась лампочка, сигнализирующая о неисправности оборудовании. Он вернулся. Уставший и раздражённый мастер сказал:
– Вы поездите пару-тройку дней, может, всё восстановится.
И Мишка поехал, но машина не набирала ход, хотя он давил педаль газа до отказа. На другой день приехал в автосервис, но мастера на месте не оказалось – уехал на похороны близкого человека. Не было мастера ни на второй, ни на третий день. И Мишка понял: залёг, видимо, мастер-самоучка на дно, чтобы переждать «шторм». Не было и начальника.
По совету друга, погнал машину в стерлитамакский сервисный центр «Хендай». Мастера вынесли вердикт: «Компьютер отсчитывает меньшее количество оборотов на правом колесе, чем количество оборотов на левом за единицу пройденного пути. Шруз на правом колесе – с другой модели «Хендая». Оригинальный шруз в центре имелся, и через три часа ожидания, расплатившись за ремонт, довольный Мишка вернулся в Салават.
По дороге заехал в автомастерскую, чтобы показать «мастерам» снятый с машины в Хендай-центре «бракованный» шруз, но на двери висел замок. Висел и на второй, и на третий, и на десятый  день. И Мишка решил: сюда больше ни ногой!
Но беда, как говорится, не приходит одна. Весной, проезжая по дорожной деревенской колее, заметил, что машина брюхом скребёт по снежному насту. Поехал на диагностику в другую мастерскую, расположенную в торговом центре автозапчастей. Там посмотрели и определили: нужна замена всех амортизаторов.
Мишка знал, что сын на Севере не раз перегружал машину, когда строил себе гараж. А во время последнего отпуска привёз им на дачу огромную чугунную задвижку диаметром 150 миллиметров для магистрального водопровода. Она была настолько тяжёлой, что два человека с трудом сняли её с машины и дотащили до садового домика. А дорога от Салыма до Увата была в ухабах и ямах настолько разбитой, что не выдерживали шины на автомобилях, ломались оси на прицепах. Зная это, Мишка был согласен с предложением заменить амортизаторы. Мастера посоветовали заказать их в торговом центре. Через десять дней заказанные амортизаторы выкупил и обратился к мастерам центра. Те, сославшись на большую загруженность, предложили записаться в очередь. Мишке ждать было некогда, и ему дали адрес и телефон частной мастерской. Он позвонил, и ему назначили день, время и назвали стоимость работ.
В назначенное время, взяв для поддержки с собою Соню, Мишка прибыл на объект. Оказалось, мастерская находится в гараже около частного коттеджа – из гаража была дверь, ведущая в жилой дом. Их встретили два человека, одетые в старые замызганные спецовки. Открыв ворота, один из них попросил Мишку встать из-за руля и загнал машину в гараж. Мишка вытащил из багажника коробки с амортизаторами, положил на стол и, присев с Соней на скамейку, стал наблюдать за работой мастеров. И тут один из них подошёл и говорит:
– Вы пойдите на свежий воздух, погуляйте в парке, он от нас через два дома, а мы постараемся быстрее выполнить ваш заказ. Дайте нам номер сотового телефона, и мы вам перезвоним.
Ни Мишка, ни Соня гулять не хотели, но, как заколдованные, встали и вышли. Через час им позвонили. Машина была выгнана на улицу, и им пришлось стучать в ворота. Вышел мастер, получил деньги и сказал:
– Я оставил ваши старые амортизаторы у себя. Я заплачу вам, сколько запросите. Брат в деревне делает прицеп для мотоцикла, и я подарю ему ваши амортизаторы.
Но Мишка, щедрая душа, отказался от денег, о чём позже пожалел.
В мае попросил его дядя, проживающий в собственном доме, привезти с элеватора четыре мешка комбикорма для домашних животных. Загрузив мешки в багажник и на заднее сиденье, Мишка поехал в деревню. По дороге заметил, что машина просела – колёса чиркают по подкрылкам. Рассказал о непонятном явлении дяде.
– Сейчас я схожу к соседу-дальнобойщику, пусть он профессиональным оком посмотрит, – сказал дядя, выходя за ворота.
Вскоре вернулся: «Велел загнать в его гараж, в котором есть смотровая яма».
Соседом оказался мужичок лет сорока, низкорослый и плотный. Осмотрев машину снизу, сказал:
– Меняй, дружище, амортизаторы.
– Как меняй?! – вскричал Мишка. – Семь месяцев назад мне в мастерской поменяли все четыре амортизатора.
– Нет, у тебя амортизаторы родные и сильно просевшие, – сказал, вылезая из-под машины сосед. – А шток на правом заднем весь в продольных царапинах. Эта машина долго эксплуатировалась по бездорожью и частенько перегружалась.
И тогда Мишка понял, что его в очередной раз «обули». С тех пор даже для замены масла в двигателе стал гонять машину в стерлитамакский «Хендай-центр».


                Приговор

      В заботах и рутинных хлопотах незаметно пролетел год. И вновь стал замечать Мишка странности в поведении жены: быстро уставала, по ночам не спала, стала раздражительной, нетерпеливой и агрессивной. Однажды, когда от усталости легла на землю у грядок, сказал:
– Милая, давай пройдём в домик, и там, на диване, ты отдохнёшь. Нельзя же работать до изнемождения. Смотрю я на тебя и думаю, что пришла пора показаться врачам. Давай завтра вместо огорода пойдём в поликлинику.
– Нет, Мишенька, завтра мы не пойдём. Завтра мы будем копать картошку. В больницу пойдём, когда закончится дачный сезон. Пойдём сдаваться, – с натянутой улыбкой ответила она.
Но Мишка видел, как бывало плохо жене: все ночи проводила в сидячем положении и смотрела телевизор, который висел под потолком перед кроватью. Он понял, что болезнь вернулась и с новой силой набросилась на любимую.
В конце сентября Мишка ускорил время уборочной страды, законсервировал дачу раньше времени и чуть ли не насильно за ручку повёл любимую к врачу. Сонечка потом говорила, что она тянула время специально, поскольку боялась вердикта врачей. Она понимала, что болезнь непобедима и финал недалёк.
Врач в поликлинике назначил УЗИ. Узист, немолодой мужчина с бородкой, записал на обследование через две недели. Но Мишка ждать не стал и повёз любимую в поликлинику градообразующего предприятия на платное обследование. Там приняли быстро (деньги в здравоохранении после развала Союза играли и играют решающую роль). Соня зашла в кабинет, а Мишка, развернув газету (купил на первом этаже поликлиники), углубился в чтение. Вскоре вышла красная от волнения Соня и упавшим голосом сказала:
– Велели пройти более глубокое обследование на компьютерном томографе.
Волнение жены передалось Мишке.
У кабинета томографии было много народа. Мишка знал: чтобы попасть на обследование, надо сначала записаться в регистратуре. Знал, что желающих пройти платное обследование много и наверняка их запишут на следующий день или на третий, а может, и через неделю. Потому дождавшись выхода из кабинета больного, рванул впереди очередника и сразу обратился к врачу:
– У нас срочное дело. Моя жена только что прошла УЗИ, там на бланке обследования латинскими словами написали диагноз с пометкой «цито» и направили к вам. Я северянин, сейчас плачу любые деньги за срочное обследование.
– Подождите в коридоре, мы вас пригласим, – сказала врач.
Ждать пришлось долго, потом долго обследовали. Так долго, что Мишка устал ждать. И тут вышла взволнованная медсестра и спросила:
– Кто сопровождает Василенко?
Мишка привстал:
– Я сопровождаю.
– Срочно идите на приём к онкологу, – и протянула листок с результатами обследования.
К такому резкому повороту события Мишка готов не был, поэтому новость воспринял как гром среди ясного неба. Вскоре из кабинета вышла расстроенная Соня.
– Это же приговор,– сказала тихо, присаживаясь на лавку рядом.
– Этот приговор ещё на воде вилами писан, – как можно спокойнее сказал Мишка, – тебя же и на Севере направляли на консультацию к онкологам Тюмени и Москвы, но там ничего страшного не подтверждалось. Так будет и сейчас. Они напишут тебе за твои деньги с три короба.
К онкологу попали на следующий день. Тот назначил кучу анализов и за результатами велел прийти через три дня. А через три дня ошарашил: рак второй стадии. Тут же выписал направление в Республиканский онкологический центр. Там диагноз подтвердили и назначили лечение: внутримышечные уколы и раз в месяц приезжать в центр на химиотерапию.
Каждый день возил Мишка жену в процедурный кабинет. А там каждый день светопредставление: очередь желающих получить инъекции – до входной двери. И многие ушлые, особенно молодёжь, старались прорваться без очереди.
– Давай ты будешь мне дома делать уколы, – сказала Соня, – я же всю жизнь тебя колола, пришла очередь отдавать долги.
– Я боюсь, – сказал Мишка.
–Чего ты боишься? – улыбнулась Соня и приобняла его.
– Я боюсь сделать тебе больно, – ответил он, – когда в 50-х годах мы жили в деревне и папа резал поросёнка, я залезал на печку, укрывался дерюгами и дрожал от страха. А тут живой человек. Нет, не смогу.
– Сможешь, ещё как сможешь, – сказала Соня, присаживаясь рядом, – я научу тебя делать уколы в ягодицу. Через пару дней с закрытыми глазами будешь колоть и не промахнёшься. Так что не дрейфь, милый.
И правда, через неделю уколы Мишка делал, как говорила Соня, мастерски.
На ежемесячные курсы химиотерапии в Республиканский онкологический центр нужно было ездить за 130 километров. И Мишка начал возить любимую на своем автомобиле, хотя и побаивался интенсивного движения в миллионном городе. Сонечка брала в салон подушку, лёгкое одеяло и, утомившись сидеть, ложилась на заднем сидении.
Но, как говорится, беда не приходит одна: заболела Мишкина 88-летняя мать. Проживала она в двухкомнатной квартире с внуком, которого опекала с пятилетнего возраста после смерти своей 24-летней дочери. А дочь умерла по вине матери. Мать была властной женщиной и на каждой свадьбе приказывала детям: «Чтоб у вас было по одному ребёночку, не больше. Вас у меня было четверо, и я ничего хорошего не видела. Вы хоть поживите спокойно, для себя».
Дочь вняла наказу матери и, когда забеременела второй раз, побоялась сказать ей об этом и решила сделать подпольный аборт. В один из дней должна была работать в ночную смену. Отпросившись у мастера, вечером пошла к подруге, которая абортировала спицей. Та занесла инфекцию. Через полгода дочь умерла от рака крови. После похорон зять ушёл жить к любовнице. Так внук остался сиротой.
Отслужив в армии, вернулся внук к бабушке, женился и через пять лет на заработанные деньги купил квартиру. Отпочковался, так сказать. Жить стал отдельно, но прописан был у бабушки. Когда после развала Советского Союза началась приватизация жилья, внук предложил Мишке и дяде Васе как наследникам участвовать в этой кампании. Но они отказались в его пользу, сказав: «Ты сирота, тебе и квартира, и бабушка. Корми и пои её до смерти».
И вот после того как бабушка слегла, внук обратился к Мишке с прозрачным намёком: «Настала, дескать, дядя, пора исполнить вам сыновний долг. Я работаю вахтами месяц на месяц, бабушка остаётся одна, и ей нужна ваша помощь. Жена моя тоже работает, заботится о двух дочерях. На вас вся надежда. Давайте сделаем так: когда я на вахте – вы ухаживаете за бабушкой. А  вернусь – месяц стану ухаживать».
Мишка не стал возражать наследнику…

      И началась для Мишки новая жизнь: огород, онкоцентр и малоподвижная мама.
Однажды утром, после возвращения из очередного облучения в диспансере, Мишка как обычно поднялся с постели первым и пошёл умываться. Вдруг из спальни послышался голос Сони:
– Милый, иди сюда.
Встревоженный Мишка вошёл и потерял дар речи: сильно похудевшая Соня, свесив худые ноги, одетые в тёплые носки, сидела на кровати без волос на голове, а её каштановые волнистые волосы лежали горой на подушке.
– Это начало конца, – сказала она, обливаясь словами. – Как я буду жить дальше?
У Мишки подкатил ком к горлу, но вида не подал. Справившись с волнением, присел рядом, одной рукой обнял за талию, другой стал гладить по гладкой голове:
– Это нормальная реакция организма на химиотерапию, – с дрожью в душе сказал он, – вырастут новые, более густые и красивые. Сегодня же едем на рынок покупать парик.
– А что же мы скажем родственникам, которые увидят меня и поймут, что на мне парик?
– А ты носи платок, завязанный на подбородке. Гостей не будем приглашать и сами ни к кому не пойдём… пока. Не переживай, родная, всё будет хорошо.
На очередном приёме в онкоцентре ей сообщили, что она прошла полный курс, и предписали продолжать лечение по месту жительства. Сонечку это известие взволновало: «Раз отказались лечить, значит, я безнадёжная больная».
Мишка с жаром возразил:
– Никакая ты не безнадёжная. Поскольку прошла курс интенсивного лечения, нужен перерыв. После наблюдения вновь направят в центр для контроля. Ведь мой дядя Коля, который живёт этажом ниже, под нами, уже семь лет лечит аденому и умирать не собирается. Он оптимист, бегает по магазинам и аптекам так, что молодым не угнаться. Он ведёт здоровый образ жизни: не пьёт спиртное и не курит, ограничивает себя в поднятии тяжестей и строго выполняет предписания врачей. Да что я тебе рассказываю, ты сама его каждый день видишь. Ты же не куришь и не пьёшь спиртное. Если за все годы нашей совместной жизни посчитать, сколько выпила, не наберётся и пузыря. Дома будут лечить, как и в онкоцентре, одними и теми же лекарствами.
По возвращении из онкоцентра, городской онколог сразу положил в стационар на десять дней. Каждое утро к девяти часам утра Мишка приезжал на своей легковушке и с разрешения лечащего врача был с любимой до тихого часа. В женской палате было пять коек, которые никогда не пустовали. Сонечкина кровать стояла в углу, и Мишка садился на стул спиной ко всем больным и беседовал с милой: рассказывал новости в жизни подъезда и родственников, о годах своей службы, иногда травил анекдоты, читал интересные газетные статьи.
Родственники заметили ежедневное отсутствие машины у подъезда и, общаясь между собой, предположили, что Мишка устроился на работу.
А Сонечка запретила ему говорить  кому бы то ни было, особенно родственникам, о своей болезни. Никто не знал о регулярных поездках в Республиканский онкоцентр, о химиотерапии. При встречах она бодрилась, раздавала подарки, гостинцы и деньги, радовалась тому, что успела поставить на могиле матери дорогой мраморный памятник. За это Соня тысячу раз (при каждом удобном случае) благодарила Мишку.
Гром грянул после выписки: дома начались кровотечения. И накануне праздника 8 Марта Сонечку направили в республиканский онкодиспансер. Собираясь в поездку, купили несколько бутылок армянского коньяка, столько же коробок конфет на подарки и в три часа ночи выехали с надеждой, что Соню госпитализируют. Но у работников диспансера было предпраздничное настроение, и её, приняв подарки, вместо ожидаемого помещения в стационар отправили лечиться домой. Всю дорогу, сидя на заднем сидении, Сонечка проплакала. Мишка как мог, успокаивал любимую, хотя душа его стонала и рыдала. Он не представлял жизнь без любимой, с которой прожил долгих 44 года.
После продолжительных мартовских праздников Мишка с рекомендациями республиканских онкологов  повёз Соню на приём. А там её ждал очередной удар: в стационаре мест нет. Она расплакалась, и Мишка, который постоянно был при ней и водил под ручку, рванул в кабинет заведующего. Открыл дверь, а там планёрка – пришлось ретироваться. Дождавшись в коридоре её окончания, решительно, без стука вошёл в кабинет. Заведующий стоял у стола и собирал в папку какие-то бумаги.
– Что случилось? – вскинул он брови.
– Вы направили мою жену с кровотечением в Республиканский центр, а там её отфутболили к вам. Но ваша старшая медсестра сейчас развернула нас, сказав, что мест нет. Куда нам жаловаться?
– Никуда жаловаться не надо, – устало сказал заведующий, – я дам команду, и вас определят в пустующую мужскую палату временно, пока освободится место в женской.
Тут-то обнаружилась новая напасть: пропали вены на руках, и капельницы ставить стало затруднительно. Молоденькая медсестра, истыкав сгибы обеих рук и не найдя вен, пошла консультироваться к лечащему врачу. Тот велел ставить в вену на икре ноги. Капельницу поставили. Через час Соня пожаловалась Мишке, что сильно болит нога. Мишка приподнял одеяло и ничего особенного не увидел: «Ничего страшного, капельница капает, игла на месте».
Через полчаса Сонечка взмолилась:
– Нет сил терпеть боль, нога стала деревянной, я её не чувствую. Сходи к медсестре и скажи, чтобы сняли капельницу.
Заглянув под одеяло, Мишка ужаснулся: икра ноги раздулась, словно её накачали воздухом. Побежал искать медсестру, но той нигде не было, словно сквозь землю провалилась. Забежал в кабинет лечащего врача и сообщил о происшествии. Встревоженный врач побежал впереди Мишки и снял систему. Опухоль сохранялась несколько дней.
Когда врач ушёл, Соня жестом попросила его нагнуться и прошептала на ухо:
– Ты днём не можешь найти медсестёр, а в вечерние смены они вообще пропадают надолго – не дозовёшься. А потом придёт недовольная, что я её вызвала, а от неё разит спиртным – пьют, сучки, спирт, а салфетки для уколов для видимости макают в воду. Но кому об этом скажешь? А если скажешь, совсем залечат, принудительно ускорят встречу с Господом. Более того, зачастую по вечерам капельницы санитарки снимают. Куда медсёстры отвлекаются, неизвестно.
На другой день Мишка зашёл к заведующему отделением, чтобы высказать претензию по поводу квалификации медперсонала. А тот развёл руками: «Работать некому, потому и прощаем недоработки, лишь бы не уволились».
После этого Мишка сходил к лечащему врачу и потребовал установки катетера. На другой день Сонечку положили на каталку, отвезли в реанимацию и за пятьсот рублей установили подключичный катетер.
После очередного однодневного лечения химиотерапией в республиканском онкодиспансере ей дали выписку с рекомендацией лечиться по месту жительства. Мишку это обрадовало – не надо будет возить милую за 130 километров в онкодиспансер. Соню же эта новость встревожила. Она считала, что республиканские врачи более квалифицированные, и они её вылечат.
С тех пор раз в три недели по телефону приглашали Соню в городское онкологическое отделение для получения курса химиотерапии. Здоровье её чуть улучшилось, поднялось настроение, и о лечении она на время позабыла.
Однажды в воскресенье сидели Мишка с Соней у телевизора и смотрели «Здоровье» с Еленой Малышевой. Та начала рассказывать о лечении химиотерапией. И тут Мишку словно током ударило:
– Какое сегодня число?
– Сейчас скажу, – ответила Соня и заглянула в настольный календарь, – 23 сентября.
– А когда ты последний раз была на лечении?
– Восьмого августа.
– Так это что получается, – сказал привставая Мишка, – тебя боле пятидесяти дней не лечили, не вызывали на химиотерапию? Завтра же поеду к завотделением, дам разгон.
Заведующий, выслушав гневный монолог Михаила, спокойно сказал:
– Всё это время мы много оперировали, потому в отделении не было свободных мест.
– Почему вы в этом случае не дали направление в Республиканский диспансер? Я, как это было раньше, свозил бы жену в онкодиспансер раз-другой, пока вы тут оперируете.
И не получив внятного ответа, выпалил:
– Я буду жаловаться!
– Жалуйтесь куда хотите, – спокойно сказал заведующий, – мы не виноваты.
Дома Мишка написал письмо главному врачу городской больницы. Эффект превзошёл все ожидания: заведующий онкологическим отделением при встрече недовольно сказал:
– Зачем вы так остро раскритиковали нас? Я же вам пояснял, что мы не виноваты. А в интернете некий Ахтямов Альберт критическую статью о нас напечатал. Это не вы случайно Ахтямовым подписались?
Мишка, направляясь к двери, сказал, что он писал письмо в интересах многих больных, попавших в такую же трудную жизненную ситуацию, что он честный человек, потому отвечает за каждое своё слово, за каждый факт и никогда псевдонимами не пользовался.
Решение нашлось: вскоре в отделении оборудовали комнату под дневной стационар на десять мест. В день получения химиотерапии, после капельницы, больные уходили домой. И не надо было ежемесячно ездить в столицу республики.
А тут приключилась новая беда – недержание мочи. Мишка купил памперсы, а они оказались малого размера и быстро намокали. В аптеке посоветовали купить памперсы «пять капелек». Они-то и спасали Сонечку – ночь могла в туалет не ходить…

      Шло время, с каждым днём Соня чувствовала себя хуже и хуже: не было сил передвигаться, кружилась голова, пропали аппетит и сон, и она лежала, закрыв глаза, не желая разговаривать. Одним спасением был работающий день и ночь телевизор, который слушала с закрытыми глазами. Не помогали даже снотворные таблетки, отпускавшиеся в аптеках строго по рецептам врача.
Десятого декабря Мишка пошёл в поликлинику на приём к онкологу, рассказал об ухудшении состояния здоровья любимой и получил направление в стационар. Направлению Сонечка обрадовалась: «Слава тебе, Господи, помоги мне выкарабкаться из этой западни!»
Тринадцатого декабря её положили в отделение на четвёртом этаже в семиместную палату. И вновь Мишка каждый день, как на работу, стал ездить в стационар и до тихого часа находился в палате, а иногда приезжал и после тихого часа и до ужина был с любимой.
За два дня до нового года заведующий отделением, увидев Мишку, выходящего из палаты, подошёл и сказал:
– Вы можете забрать жену домой на новогодние праздники, я разрешаю. Пусть Новый год проведёт дома.
Сонечка, узнав об этом, воспротивилась:
– Я плохо себя чувствую и домой не поеду. А вдруг дома приступ будет, кто мне поможет? «Скорая помощь» у нас, ты сам знаешь, не всегда торопится на вызов. Потому я доверяю тебе самому проводить старый и встретить новый. Я домой не поеду.
И новый год впервые за сорок четыре года совместной жизни Мишка встречал один. Свет не включил, чтобы не привлечь внимание родственников, пожелавших забежать на огонёк да попеть песни. Не лезли в рот ни еда, ни спиртное. Он ждал завтрашнего дня, чтобы с утра сесть за руль и уехать к любимой. Настроение было отвратительным, он был угнетён, морально и физически измотан. Выключив сотовый телефон, сидел на кухне, и плакал… Ему было жаль ни в чём не повинную жену, которую коварная болезнь тащит в могилу. Жаль было и себя: он понимал, что скоро останется один.
…Пятнадцатого января его неожиданно прямо из палаты пригласили к заведующему отделением. Любочка спала, и он, поправив на ней одеяло, тихонько вышел из палаты.
Невысокого роста, плотного телосложения, с красивой, как у Чехова, бородкой, заведующий отделением указал Мишке на стул. Долго копался в бумагах, перекладывая их с места на место, ответил на телефонный звонок и, повернувшись к нему, сказал:
– Завтра мы выписываем вашу жену.
Мишка от неожиданности встал:
– Как так выписываете! Она плохо себя чувствует и, я знаю, домой не хочет, она боится, что дома умрёт.
– Ей нужен перерыв в лечении. Не можем же мы пожизненно держать одного больного в отделении. Больных, нуждающихся в стационарном лечении, в городе много, потому и выписываем. Рекомендации по дальнейшему лечению мы дадим в выписке, а в кризисных ситуациях вызывайте участкового врача или «скорую помощь».
Вышел Мишка из кабинета в лихорадочном состоянии: его трясло, словно он побывал в морозильной камере. Присел в коридоре на скамейку и, обхватив голову, задумался: «Как сказать милой о решении заведующего отделением? Какие подобрать слова? Эту новость она не переживёт. Господи, за что мне эта кара небесная? Чем я пред тобой, Господи, провинился?»
Когда вернулся в палату, Сонечка, скрестив руки на груди, лежала на спине, устремив глаза в потолок. Мишка обратил внимание на то, что пальцы рук и ладони были пухлыми, словно в надутых тонких резиновых перчатках. Ещё в глаза бросился мраморный цвет кожи. Он присел на стул, взял её за руку и не успел рта открыть, как Соня, повернув к нему голову, спросила:
– Ты куда ходил, милый? Я подумала, что ты домой уехал.
– Я в туалет ходил, – как можно спокойнее ответил Мишка, – а что мне дома одному делать? Телевизор я не люблю смотреть, с друзьями встречаться – тоже охоты нет. А здесь с тобой мне веселее и спокойнее. Если бы разрешили, я бы и ночевал возле тебя.
И тут его осенило:
– Милая, давай я попрошу заведующего отделением выписать тебя домой на недельку. Ты отдохнёшь от всех процедур, от этой пропитанной запахами лекарств душной палаты. Дома, как говорится, и стены лечат. Дома я с тобой спокойно посплю, никуда мне не надо будет торопиться ехать. Сейчас я один в нашей двухкомнатной квартире живу как волк – не с кем даже поговорить.
– Я боюсь, – сказала Соня, – боюсь, что вдруг мне станет плохо и «скорая» не успеет приехать.
– Хорошо, милая, – сказал Мишка, – я сейчас схожу к заведующему отделением и договорюсь: если тебе дома станет плохо, я на своей машине в любое время суток привезу в отделение. И если даже в тот момент мест в палатах не будет, тебя примут, временно поместят в коридоре и быстро окажут профессиональную помощь. Он такую команду медперсоналу даст. Я уговорю его. Он не сможет отказать нам. Почему? Да хотя бы потому, что каждый раз, когда ты ложишься в отделение, кладёшь ему на стол большую коробку конфет и бутылку дорогого коньяка. Ты уже ящик коньяка сюда переносила и ящик конфет, хотя он всегда отказывается брать.
Эта тирада успокоила её.
Назавтра, 16 января, была пятница. Взяв из дома зимнюю Сонину одежду, Мишка в десять часов утра приехал в больницу. Ввиду чрезвычайности ситуации на проходной открыли шлагбаум и разрешили проехать к входной двери стационара. Выписка из истории болезни ещё не была готова. Мишка рванул к заведующему. Но ни его, ни лечащего врача на месте не было. Пришлось добрый час ждать, сидя на стуле в коридоре у двери ординаторской.
Заведующий появился неожиданно и скорым шагом проследовал в кабинет. Подождав, пока тот разденется, Мишка постучал в дверь. Едва вошёл в кабинет, заведующий, стоя у рабочего стола, сказал:
– Выписка у старшей медсестры.
Долго пришлось стоять у кабинета старшей сестры – она, оказалось, решала текущие вопросы у главного врача. Увидев у двери Мишку, издали спросила:
– Вы что хотели?
– Я хотел бы забрать выписку из истории болезни Василенко Софьи, которая сегодня выписывается.
– Вам срочно нужна выписка? – спросила с ударением на слове «срочно».
– Нет, не срочно,– не подумав, ответил Мишка.
– Вот и хорошо, – ответила старшая, – к понедельнику я её подготовлю. Сегодня не успею, потому что много выписывающихся из районов.
Попрощавшись персонально с каждой женщиной палаты, ставшей за долгое время лечения близкой подругой по несчастью, Сонечка вышла в коридор. Мишка нёс её вещи, а она шла с пустыми руками, взявшись за его локоть. У кабинета заведующего Соня остановилась:
– Может, зайти и поблагодарить? – спросила тихо.
– Ты, дорогая, как никто другой отблагодарила этих и республиканских эскулапов на десять лет вперёд! – вспыхнул Мишка. – Я знаю, ты и в следующий раз, когда мы с тобой будем поступать в отделение, снова понесёшь в пакете «благодарность». Ты приучишь их и тем самым заложишь мину всем бедным больным – без подарков на них и смотреть не будут. Эскулапы привыкнут к таким благодарностям и будут лечить по принципу: бригадир, бригадир, меховая шапка, кто с поллитрой подойдёт – тому и лошадка. Мы, бывшие северяне, можем позволить себе траты на подарки, а, например, колхозники из районов не смогут. И отношение к ним будет соответствующим. Так что с эскулапами родная, мы в расчёте…
Долго ждали лифт. Когда вышли на улицу, Сонечка вздохнула полной грудью:
– Как хорошо! После душной, пропитанной потом и лекарствами палаты дышится легко, и жить хочется!
– Мы будем с тобой перед сном совершать прогулки по парку, – в тон жене радостно ответил Мишка, усаживая любимую на заднее сидение легковушки.
Всю предыдущую ночь бушевала метель, и на улицах города активно работала уборочная техника. Мишка ехал по оживлённым улицам, и Соня (он видел в зеркало заднего вида) смотрела по сторонам широко открытыми глазами, словно ехала по незнакомому мегаполису. Потом вдруг молвила тихим голосом:
– Я последний раз вижу эти улицы, эти деревья, этот снег, этих людей, это яркое солнце.
– Ты что, с ума сошла? – громко воскликнул Мишка, сбавляя скорость. – Какой последний раз! Мы дома отдохнём, потом попросим направление в Республиканский центр, и там я буду настаивать на твоей госпитализации. Нам с тобой ещё жить да жить! В мае сын привезёт внучку и оставит на всё лето, а седьмого ноября, в день Октябрьской революции, у младшего брата юбилей, и мы поедем в деревню, повеселим родственников – я буду играть на гармошке, а ты будешь петь. Вспомни санаторий Министерства обороны: до встречи со мной ты участвовала в хоре, ваш ансамбль ездил по всем населённым пунктам района, давал концерты во многих посёлках Полтавской области. Ещё не все дела, милая, ты сделала на этом свете, потому боженька тебя в обозримом будущем с земли не отпустит!
Сказал и сам обрадовался: настолько проникновенными и убедительными были его слова. Сонечка словно не слышала, она смотрела в окно и думала о чём-то своём.
Дома Мишка накрыл на стол, но Соня к еде не притронулась, лишь попила слабо заваренный чай и легла в зале на диван. Она и до больницы обитала на диване в зале, потому что рядом был туалет, а ещё и потому, что понимала: работающий в спальне телевизор мешал Мишке спать.
Вечером вместе посмотрели программу «Время» и выключили телевизор. Чтобы отвлечь Соню от мрачного настроения, присев на диван у её ног, предался воспоминаниям о ярких эпизодах армейской жизни. Соня слушала, глядя в потолок, без эмоций, отстранённо. Потом, когда Мишка замолчал, сказала: «Пересядь поближе ко мне, я тебе хочу кое-что рассказать».
Мишка подвинулся, и она начала говорить тихим голосом:
– Милый, эти три недели пребывания в стационаре показались мне адом, настоящим дурдомом. Однажды поздним вечером у меня поднялась температура до отметки 39 градусов, меня знобило, высокий пульс молотками стучал в мозгах. Мне было очень плохо. Я попросила, чтобы кто-нибудь из палаты сходил и пригласил медсестру. Но никто не пошевелился, все притворились спящими. Я, превозмогая боль, с трудом поднялась и пошла на пост. Но там никого не было. В поисках дежурной медсестры долго ходила и заглядывала в палаты. Но та словно сквозь землю провалилась. Я села на табуретку у поста и стала ждать. Она пришла весёлая, с запахом папиросного дыма, сразу же сделала укол. Я пошла в палату, легла, и мне немного полегчало. И тут одна больная начала кушать и в полный голос разговаривать с больной, лежащей на соседней койке. Я долго терпела, а потом говорю: «Потише, мне плохо. А они, словно назло, болтают и болтают. Я терпела. Потом та, что кушала, начала мыть посуду, гремя ею. А раковина умывальника находится рядом с моей кроватью. Я не выдержала и спустила на неё всех собак. Она в долгу не осталась, и мы сцепились в словесной перепалке. Прибежала испуганная медсестра, начала нас успокаивать, а меня уже не остановить. И ей я выдала по полной программе, высказала, как они, медсёстры, по-скотски относятся к больным. Она убежала и вскоре вернулась с дежурным врачом из реанимации. Тот, не слушая моих объяснений и жалоб, сделал укол "сибазол" и ушёл. А на утро во время обхода я не смогла встать, лежала как овощ: в голове шум, в подреберье сильная боль, не было сил повернуться на бок. Перед обедом в палату вошла низенькая толстая в белом халате женщина, которую я видела впервые. Роскошные волосы копной лежали на её плечах, на голове высокий кипельно-белый накрахмаленный колпак, губы накрашены яркой помадой, на глазах тёмные очки. В руках у неё был шприц. Вошла, стала у порога и весело спрашивает: «А кто тут Василенко Софья? Я подняла руку. Она подошла и, молча, уколола промедол. И мне стало совсем плохо.
– Так что ж ты на другой день ничего мне не сказала? – привстал от волнения Мишка. – Я бы этих идиотов порвал на куски, я бы в минздрав написал!
– Что ты, милый, какой минздрав? Никакой минздрав тут не поможет. В руках эскулапов с купленными дипломами мы беззащитные существа. Был бы у меня в тот миг автомат, я бы защитила себя. А однажды привезли бомжа. Мест не было, и его поместили на койку в коридоре у открытого окна. А на улице мороз двадцать градусов, в коридоре стало холодно. А он лежал там под одеялом и всю ночь кашлял. Вечерами все палаты открыты, чтобы не было душно. И то в одном конце коридора, то в другом слышались крики больных: «Помогите, сестра, помогите!» В это время медсестёр с огнём не найдёшь. Зато утром перед пересменкой на посту царит шумное оживление.
Долго сидел Мишка на диване, а Соня всё рассказывала, рассказывала и рассказывала. В первом часу, пожелав спокойной ночи, ушёл в спальню, оставив дверь приоткрытой.


                Финал

      Проблемы начались через два дня, в понедельник, на большой церковный праздник Крещение Господа Иисуса Христа. У Сонечки поднялась температура, появились боли в ногах и пояснице, стало прыгать давление, потемнело в глазах. Потом началась рвота, и рядом с диваном Мишка поставил пластмассовое ведро. Боли были и в стационаре, но там помощь оказывалась более-менее своевременно, и это облегчало её страдания. Пришлось чаще давать обезболивающие таблетки, но помогали они всё меньше и меньше, потому решил проконсультироваться с заведующим отделением.
Сказав, что пошёл в магазин за хлебом, оделся, вышел, сел в машину и помчался в стационар. Заведующий был на месте. Войдя в кабинет, Мишка тихим голосом сказал:
– Помогите, пожалуйста. В пятницу выписали мою жену, а сегодня у неё сильно распухли ноги и руки, появились невыносимые боли в предреберье, не может лежать ни на правом, ни на левом боку, печень сильно увеличена. Разрешите привезти её в отделение.
– Она умирает, ей осталось жить считанные дни, – сказал заведующий тихим голосом.
У Мишки сердце ушло в пятки, и он уставился на врача стеклянным немигающим взглядом:
– Повторите, что вы сказали!
– Ваша жена медленно умирает. Вы же видите, что она уже неделю не принимает пищу. Почему не кушает, как вы думаете? Да потому, что пошёл необратимый процесс. Опухоль проросла в окружающие ткани, пошли метастазы в отдалённые лимфатические узлы и органы. Если привезёте, она умрёт в отделении. Потом будете забирать из морга. Пусть последние дни побудет дома, а вы сможете подготовиться к ритуальным мероприятиям. Если привезёте, мы примем, но решение за вами.
– А как облегчить её страдания?
– Я же вам при выписке говорил: вызывайте на дом участкового врача.
Приехав домой, Мишка начал давать любимой всё, что было в домашней аптечке: диклофенак, найз, натирал ноги и грудь мазями. Но должного эффекта не было, и после обеда вызвал врача. Тот пришёл быстро. На приёмах в поликлинике этот участковый врач был немногословен, чем раздражал больных. Им нужно высказаться, пожаловаться, а он обычно измерит давление, спросит, что болит и, молча, выпишет рецепт.
И в этот раз на дому Мишка поразился его немногословности. Ему показалось, что врач боится находиться рядом с такой тяжёлой больной. Прочитав выписку из стационара, которую Мишка утром забрал у старшей медсестры, врач измерил давление, молча, выписал рецепт на обезболивающие уколы и убежал, отказавшись от предложенного кофе.
Быстро одевшись, Мишка сбегал в аптеку и по бесплатному рецепту получил лекарство. Уколы облегчали страдания ненадолго, а потом боль возвращалась,  и прыгало давление.
На ту беду племянник ещё 10 января уехал на вахту, и Мишка уже девять дней находился между двух огней: любимая жена и 88-летняя мама, которая еле-еле передвигалась по квартире при помощи ходунков.
Три раза в день бегал Мишка к маме, кормил, поил, мыл посуду, давал таблетки и убегал к любимой. Единственным облегчением было то, что по выходным приходила жена племянника, купала бабушку, убирала в квартире, готовила еду. Мишка ухаживал за мамой, а Соня, лёжа на диване, терпеливо ждала его возвращения и помощи. От такой жизни Мишка похудел, стал нервным и рассеянным. О том, что он опекает маму, знали все родственники и при встрече недоумевали: как так, племянник – полный наследник, ему достанется квартира, и он должен заботиться о бабушке, нанять сиделку. Мишка только разводил руками: «Племянник сказал, что я должен исполнить сыновний долг».
Здоровье Сони ухудшалось с каждым днём. Приступы боли становились чаще и чаще, и она чаще просила делать уколы.
Кризис наступил 24 января. Она сама попросила отвезти её в больницу. Мишка позвонил заведующему, но его телефон не отвечал. Не отвечал и телефон лечащего врача. С последней надеждой позвонил старшей медсестре. Выслушав Мишкину тираду, она раздражённо сказала, как отрезала:
– Заведующий в столице республики на симпозиуме, лечащий врач на больничном. К тому же мест нет. Что делать? Вызывайте «скорую», – и бросила трубку.
«Скорая» приехал быстро. Молоденькая девушка, на спине куртки которой было написано «Скорая помощь», надев бахилы, прошла в зал. Узнав, какая перед ней больная, сделала два укола, дала таблетку под язык и уехала. Мишка укрыл Соню одеялом, и она, отвернувшись к стене на правый бок, затихла. А Мишку охватила паника: неужели это конец? Что делать? Куда бежать? К кому обратиться? Зашёл в ванную комнату и заплакал в бессильной злобе.
Вскоре Соня позвала и он, вытерев глаза полотенцем, вошёл в зал.
– Уколи меня, Миша, мне очень плохо, – сказала она тихо.
Мишка уколол. В шесть часов вечера оделся, подошёл, наклонился к уху и тихонько сказал:
– Я быстренько сбегаю к маме, покормлю и вернусь домой.
Она по-прежнему лежала на правом боку, смотрела перед собой немигающим взглядом, видимо, задумалась, и Мишка с тревогой вышел из квартиры. Накрыв маме стол, сказал, что вынужден убежать, так как у него срочные дела (даже мама не была посвящена в Мишкины проблемы), пообещав завтра утром прийти – помыть посуду и прибраться. Вышел на улицу и, как спринтер, побежал домой.
Раздеваясь у порога, услышал голос жены: «Уколи меня».
Быстренько вымыв руки, набрал в шприц лекарство и сделал укол. От ужина Соня отказалась, только попросила тёплого травяного чая с мёдом. Отпив два глотка, отдала Мишке и сказала:
– Давай я лягу в спальне на свою деревянную кровать.
Мишка взял за руки, помог сесть. У неё не было сил сидеть, потому голова, покрытая редкими, как у ребёнка, волосами, была опущена. С трудом поднял её под руки и куриным шагом повёл в спальню. Попросила положить на живот и сделать обезболивающий укол. Мишка уколол и прилёг на свою кровать. Сонечка успокоилась и, судя по лёгкому храпу, заснула.
Вскоре услыхал:
– Миша, а какое сегодня число? Двадцать четвёртое! Значит, завтра день рождения Высоцкого. Надо будет посмотреть по телевизору  концерт в его честь.
«Да, – подумал Мишка, – день рождения Высоцкого, и в этот день много лет назад умерла Сонина тётя Мария. Господи, помоги мне пережить этот страшный день без потрясений».
Его мысли перебила Соня:
– Когда я умру, выбрось на помойку напольный палас в зале и дорожку в прихожей.
И, не дожидаясь возмущения Мишки, добавила:
– Ты же привезёшь меня из морга, чтобы я последнюю ночь провела с тобой в нашей квартире? Привезёшь. Будут приходить родственники, друзья. Разуваться, естественно, никто не будет. Потому прошу выполнить мою просьбу.
Мишка промолчал, сделав вид, что спит. Тихонько укрылся одеялом с головы до пят и забился в судорожном безмолвном плаче.
Прошло полчаса, и Соня снова попросила уколоть. Мишка заикнулся было, что интервал между уколами маленький и это пагубно отразится на её здоровье, но она его опередила:
– Я не могу больше терпеть, болит каждая клеточка моего организма. Если не уколешь, я волком начну выть. Ты уколешь или не уколешь меня?! – прокричала она в изнеможении.
Сделав укол, пошёл в ванную и позвонил в «скорую помощь». Рассказал ситуацию и спросил, как ему поступать: колоть, или не колоть? В «скорой» знали об этой больной, потому без раздумий сказали: «Делайте обезболивающие уколы по первому её требованию». И стал делать уколы через каждые двадцать минут. Он понимал безысходность ситуации и старался облегчить страдания любимой.

      За ночь Мишка очень устал, в шесть часов утра прилёг на кровать, заснул мертвецким сном и не услышал просьбу жены. Проснулся от громкого плача. Мельком взглянул на часы: было 7 часов 20 минут. Соскочил с постели и, осознав свою оплошность, быстро набрал в шприц лекарство и сделал укол. Обратил внимание, что Соня все так же лежит на правом боку лицом к стене, заплаканная, не в силах вытереть слёзы. Сбегав в ванную, намочил тёплой водой полотенце, вытер ей лицо. В восемь часов утра сделал очередной укол, оделся, подошёл к лежащей по-прежнему на правом боку Соне и сказал:
– Милая, я сейчас быстренько сбегаю, покормлю маму и вернусь к тебе.
Она с трудом открыла глаза и прошептала:
– А как же я без тебя буду? Если станет плохо, кто мне поможет?
– Сейчас я наберу на твоём телефоне  номер своего и, если понадобится, ты два раза нажмёшь кнопку вызова, я сразу отвечу, и мы поговорим. Телефон я вкладываю в твою руку.
Мама ждала Мишку. Как никогда, была активна, весела, разговорчива. Казалось, все болезни её покинули, и она помолодела лет на десять. Когда мама начала завтракать, Мишка, чтобы взбодриться после бессонной ночи, налил себе крепкого кофе. Едва отхлебнул пару глотков, зазвонил телефон.
– Я умираю, – прошептала Соня.
– Не понял, что ты сказала? – привстал с табуретки Мишка.
Но телефон молчал. Быстро оделся, извинился перед мамой и пулей вылетел из квартиры. Домой добежал быстро – бежал напрямую через парк, а не по тротуару, проложенному вокруг него. Не раздеваясь и не разуваясь, бросился в спальню. Сонечка лежала на левом боку, лицом к нему. Присмотревшись, понял: дышит, значит, жива. Наклонился и спросил:
– Что случилось, милая?
– Подай туалетный стульчик с ведром, – сказала медленно, с трудом  выговаривая каждое слово.
Пододвинув стульчик (сам смастерил), Мишка помог ей сесть. Потом, поддерживая, осторожно посадил на кровать. Сонечка подняла голову и, медленно поворачивая ею слева направо, немигающим взглядом внимательно рассматривала потолок. Мишка взглянул на её лицо и оторопел: зрачков не было. Широко открытые глаза напоминали два блюдца, наполненные мутной болотной жижей.
– Наклонись ко мне, –  тихо прошептала Соня.
Мишка наклонился. Соня вяло обхватила его левой рукой за шею и медленно, растягивая слова, сказала: «Я сильно люблю тебя, Миша. Если умру, ты не женись, пожалуйста».
Мишка оторопел. Осторожно помог лечь  на спину, укрыл лёгким одеялом  и быстро пошёл в ванную комнату. Присев на край ванны, набрал по мобильнику «скорую» и, запинаясь, сказал:
– Срочно приезжайте, жена умирает.
Раздевшись в прихожей, прошёл на кухню, ополоснул пересохшее горло холодной водой, вытер влажные глаза полотенцем и вошёл в спальню. Бездыханное тело любимой лежало на левом боку, а изо рта вытекала тёмная густая жижа…

                ....................................


                Немного о себе

      Родился 8 июля 1948 года в деревне Красный Октябрь Чишминского района Башкирской Автономной Советской Социалистической Республики. Образование среднее техническое (техник-механик). В Салавате проживаю с июня 1963 года.
Мой путь к писательству начался в 1968 году во время срочной службы в Армии. Тогда меня как активного комсомольца и убедительного оратора на собраниях личного состава, отличника боевой и политической подготовки, командира отделения командование части направило учиться в школу военных корреспондентов. Потом политотдел направил учиться в вечернюю партийную школу, где я изучил полный курс «Ленинское учение о партии и вопросы партийной работы». Но в партию так и не вступил. Печатался в газетах «Строитель» и «На страже Заполярья». Неоднократно приглашали меня в Политуправление и предлагали остаться на сверхсрочную службу. Но я отказывался.
Отслужив, вернулся в 1970 году в родной Салават, через два месяца женился и десять лет работал на большом заводе. За производственную деятельность и активную общественную работу Указом Президиума Верховного Совета БАССР был награждён Почётной грамотой, которая после выхода на пенсию явилась основанием для присвоения звания «Ветеран труда Башкортостана».
Я был делегатом двух республиканских съездов рабочих и сельских корреспондентов Башкирской АССР: 9-го в 1973 году и 10-го в 1976-м. На десятом съезде выступал, делился опытом журналистской работы.
Мои произведения печатались в газетах:  салаватской городской «Ленинский путь» (ныне «Выбор»),  республиканской «Советская Башкирия»,  общероссийской «Моя семья». Публиковался в сборниках «Салават – город, рождённый Победой», «Строка созидающая» (этот сборник был выпущен Башкирским книжным издательством в 1976 году), в альманахах городской литературной группы «Возрождение» в 2015 и в 2017 годах. Я победитель городского творческого литературного конкурса «Родники вдохновения» в 2016 году.
За свой счёт издал книги: «Мои Северные были», «Граф на стройке социализма», «Песни для души». Сейчас заканчиваю подготовку к изданию кулинарной книги «Рецепты бабушки, мамы и жены».
                ...............................................

ГОРОД МОЕЙ ЮНОСТИ – САЛАВАТ. Решение о строительстве города было принято по следующим основаниям:
1. Открытие больших месторождений нефти в Ишимбае.
2. Возникшая большая нужда в топливе для самолётов, ракет, тракторов и автомобилей, а также прочих продуктах нефтехима (минеральные удобрения, этилен).
3. Появившееся большое количество рабочей силы (военнопленные, заключённые лагерей).
4. Наличие реки Белой в этом районе и строительных материалов (песок, гравий, лес).
Город назван в честь Салавата Юлаева, национального башкирского героя, сподвижника Емельяна Пугачёва, в 1948 году.






                Содержание

От автора…………………………………………………..1
Биография без купюр. П. Журавлев……………………..3

Часть первая. ИЗ ОГНЯ ДА В ПОЛЫМЯ
Комиссован на исцеление…………………………………6
Дорожные приключения………………………………….9
Сладость первой любви……………………………….....14
Дорога к счастью…………………………………………19
Рождение семьи…………………………………………..27
Житейские будни……………………...………………….34
Котовасия……………………….………............................40

Часть вторая. НА СЕВЕРЕ ДАЛЬНЕМ
Искушение Севером………………………………............45
Снова вместе………………………………………............51
Мужские игрушки………………….……………..............57
Отдых и работа до седьмого пота…………………...…...59
В Тбилиси к лекарю………………………………............63
Ох уж это «достать»!……………………………………..73
Командировка в Армению……………………….............78
Чрезвычайные происшествия……………….…...………85
Не знаешь, где найдёшь, где потеряешь…………….…..89
Иван Карлович…………………………………………....96
Любовь крепчает, здоровье слабеет……..………………98

Часть третья. ИСПЫТАНИЕ
В сорок пять Соня не ягодка…………………………….104
Моряк вразвалочку сошёл на берег…….………………106
Сон………………………………………………………..113
Болезни что снежный ком……………………………....116
Коварная курица…………………...................................119
И радость, и горе…………….…………………………..122
Не лыком шиты………………………………………….126
Возвращение на малую родину…………..…………….132
Приговор…………………………………………….…...139
Финал…………………………………………………….149

Немного о себе…………………………………………..154