Кум Костя

   Знакомство мое с Костей состоялось совершенно неожиданно, в туристической поездке «По великим озерам». Был в советское время такой тур, который начинался в Ленинграде с выходом по рекам на Ладожское и Онежское озера, и стоил смехотворные деньги – 120 рублей.

   Моему тестю, областного уровня начальнику, в обкоме профсоюзов предложили 4 путевки, полагая, что в поездку отправится вся семья -  родители и молодожены. Но у родителей планы изменились, и тесть предложил две путевки приятелю Н.П., у которого семья также пополнилась молодоженами.

   Костя выглядел красавцем высокого роста, с пышной шевелюрой и симпатичными усиками. Мило смотрелась и его молодая жена Тамара, голубоглазая, невысокая девушка, приятной полноты.

   10 дней продолжалось наше замечательное путешествие, с посещением островов Валаама на Ладожском и   острова Кижи на Онежском озере. Тем для разговоров было множество. У девушек обсуждались последние итальянские фильмы, летние моды, книжные новинки, у мужчин - темы диссертацией (Костя был соискателем на кафедре Политехнического, автор - Медицинского института). Теплота бесед обычно подогревалась хорошим коньком, который Костя извлекал из казавшимся бездонным баулом. К нашей компании иногда подсаживался гид Сева, живший в Ленинграде, на улице Марата, знакомивший нас с интересными деталями путешествия, выходившими за рамки обычной программы. В частности, он рассказал нам о том, что есть еще и короткие озерные маршруты на 2-3 дня, очень популярные у молодежи, у которой нет другой возможности для интимных свиданий.

   Во время «зеленых» стоянок, когда пароход причаливал к безлюдному берегу, было так приятно ступать по нехоженной траве, взять в рот зрелую ягоду земляники. Особенно крупной была земляника на дне военных времен солдатских окопов. Такая ягода казалась пятнами крови погибших здесь солдат, и есть ее не хотелось. Благодаря Косте, впервые мы попробовали редкую ягоду, вкуснейшую  куманику. Пробовал Костя поискать и  грибов, но был не сезон. Дед Кости был направлен на службу в Мизоч самим Николаем ІІ и, выйдя на пенсию, стал известным травником и грибником, который и научил внука собирать лесные дары. Отец Кости работал в Мизоче агрономом, был комсомольским активистом, с которым бандеровцы расправились с особой жестокостью. Поэтому, когда на волне национализма в Политехническом институте начали сооружать мемориал в честь Степана Бандеры, Костя наотрез отказался сдавать деньги.

   После поездки, мы часто встречались домами, а когда у нас родился сын, мы, естественно, попросили его быть крестным отцом. По его словам, был он кумом не меньше, чем у десятка приятелей. Помнил день рождения каждого крестника и привозил подарки. К сожалению, родившаяся с детским церебральным параличом дочь стала на десятки лет тяжелым испытанием. Первые годы девочку, надеясь на чудо, отправляли на полгода в Ялту, обращались к травникам, известным хирургам. Девочка осталась инвалидом. Ежедневно на руках Костя относил ребенка в школу, затем – в университет, где она закончила факультет английской филологии. Трудоустроить дочь так и не удалось.

   В научной работе Костя был требовательным до фанатизма. Уже написанную диссертацию он не подал к защите, так как решил пересчитать полученные результаты другим способом. Рождение в это время больной дочери поставило крест на судьбе диссертации. Патологически честный, Костя стал талантливым преподавателем, доцентом кафедры радиотехнического факультета, любимцем студентов. За две недели, пестуя как ребенка, он мог «родить» курс лекций по новому предмету.
 
   Костя с Тамарой и дочерью жили в квартире довольно обеспеченных родителей. Отношения с тещей у него не сложились, а уходить в съемную квартиру с больным ребенком было безумием. Теща оказалась тираном-долгожителем и умерла в 98 лет. Спасением для Кости стал дачный участок у самого леса. Зная «повадки» каждого вида грибов, Костя загодя метил ветками только ему одному известные грибные полянки  и собирал удивлявший соседей урожай.

   Пристрастился курить Костя во время службы в армии, где был личным водителем генерала, угощавшего отборными сигаретами. Курил Костя лет 60, и бросить курение не помогали ни медикаменты, ни иглоукалывание, ни гипноз.
Последствием этого пристрастия стал рак легкого. Болезни Кости стали в одном случае материалом для моей докторской диссертации (он перенес операцию ваготомии желудка из-за язвенной болезни), в другом – иллюстрацией так называемого «паранеопластического синдрома». Последний, в виде незаживающего миозита с распадом, был непонятен ни онкологу, ни хирургу, который трижды высекал нагноившиеся ткани и засыпал рану антибиотиками.
 
   Последняя наша встреча, фактически расставание, случилась за месяц до его смерти. Бледный, небритый, шаркая домашними тапками, говорил он глухим голосом на удивление спокойно, рассуждая о раке как о неизбежном финале прожитой жизни. Страха на его лице не было.

   На похоронах я спросил у Тамары о его последних словах. Диалог в 10 утра был такой:
- Где ты меня похоронишь? Я хотел бы лежать рядом с матерью.
- Костя, побойся Бога. Ты представляешь проблемы с перевозкой на Ровенщину, в  Мизоч?
- Пусть будет по-твоему. Хорони во Львове, рядом с твоими родителями.
   
   В 12 часов Костя перестал дышать.