P. S. Безнадежный рассвет. II

… В церковь, маленькую и тесную, в которой, казалось, навечно поселился полумрак, князь со своим шафером явились как раз вовремя. Церемония еще не началась. Мари подала ему тонкую руку, обтянутую шелковой белой перчаткой, неузнаваемая под густой вуалью, в этом длинном, ниспадающем до земли парижском платье из тонкого ажура. Платье заказывал он — через Софи, которая обязалась озаботиться об убранстве невесты, «как об подвенечном убранстве собственной дочери». Будущая золовка осыпала Мари различными подарками, которые пересылала брату, чья обязанность заключалась только в своевременном вручении свертка, о содержании которого он мог только догадываться. Хор грянул известный гимн «Гряди, голубица...», и молодые прошествовали к алтарю.
Серж молча и без всяких мыслей следовал необходимой последовательности действий. От невесты своей, тихой, как мышка, и не сказавшей ни слова за все время, истекшее от начала церемонии, он ощущал какую-то нервозность, вполне понятную в ее положении. Держа в руках толстую желтоватую свечу, обвитую серебристой канителью, Серж глядел на алтарь, пытаясь различить знакомый лик пришедшего ему на помощь святого среди однообразия нимбов, крыльев, копий и багровых одежд. Он был настолько сосредоточен, что не сразу понял, как в церемонии наступила заминка, невеста вскрикнула, а вместе с тем откуда-то сзади раздался голос тещи:
-Пожар! Она горит!
Серж увидел, что белая вуаль невесты занялась пламенем от свечи по краю, и в тот же миг мальчик-служка плеснул святой водой на огонь. Но, несмотря на предпринятые меры, Мари осела на пол, горько рыдая. Все подбежали ее утешать, и только Серж растерянно стоял, не зная, что предпринять. Он не мог подступиться сквозь толпу невестиных родственников, поминутно интересующихся, не обгорели ли у девушки волосы, не получила ли она более серьезные ожоги. Священник и служки наперебой предлагали воды, сторонние наблюдатели, коих всегда полно на богатых свадьбах, охали: «Ну и примета, не жить ей...», «Да нет, это ему не жить, все вы путаете...», «Так у нее падучая, правильно».
Князю внезапно стало мерзко и тоскливо. Он подумал: «Что я вообще здесь делаю?», передал венчальную свечу суетившейся где-то поблизости невестке Barbe Репниной и молча вышел на воздух.
Снег усилился и нынче шел крупными хлопьями, витающими вокруг него. «Жалкий фарс», - подумал он. - «Значит, не судьба мне быть женатым». Холода Серж не чувствовал — наоборот, было жарко безмерно и хотелось вываляться в сугробах хорошенько. В голове он вспоминал всю церемонию до конца — когда пламя перекинулось на фату невесты? И как такое могло произойти? Может, ей действительно очень дурно, раз не могла удержать свечу в руках? «Придется все начать заново», - подумал тоскливо Серж. - «Только я уже не хочу этого...»
В тот же миг его окликнули. Это следовало ожидать. Чуть ли не бегом к нему приближался Поль Пестель.
-Серж, так ты здесь? - говорил он ему так, словно отдавал рапорт по армии. - Все в порядке, Марья Николаевна в себя пришла, вуаль ей заменили на новый. Начинаем все с того места, на котором остановились.
Князь обернулся к другу. Тот выглядел спокойно и холодно, словно все, случившееся в храме, было в порядке вещей. Серж ничего ему не сказал. Прямо и холодно он смотрел на приятеля, не делая ни шага навстречу.
-Ты тоже веришь во все эти дурные приметы? - продолжал Пестель. - Неудивительно, что такое случилось нынче.
«Так это тоже подстроил ты?» - подумал князь на мгновение, но не сказал этого вслух. - «Но к чему этот демарш? Чуть девушку не угробил, которая здесь ни при чем... Впрочем, что я хочу от представителя... хм, другой стороны? Вы всегда умерщвляете невинных».
-Так ты идешь или нет? - не останавливался полковник. Вскоре Серж заметил рядом с ним и отца невесты, и своего брата, и понял, что делать нечего.
-Да, всякое бывает, но кто тебе дал право сбегать? - тихо, сквозь зубы, цедил Николай Репнин. - Всех чуть ли не опозорил и меня особенно.
В церкви брат чуть ли не пихнул его вперед, на прежнее место, и церемония пошла так же, как и предполагалось. Без всяких возгораний и прочих дурных знаков и символов. Мари даже чуть приободрилась, хотя по-прежнему лицо ее было лишь чуть светлее белизны платья.
...Свадебный прием вспоминался весьма смутно — и, к великому его облегчению, старший брат и шафер на нем почти не присутствовали. Молодые удалились, по своему обыкновению, рано — тем более, назавтра нужно было вставать ни свет, ни заря и ехать в Воронки устраиваться.
Серж нынче вспомнил, как вошел, уже на правах мужа, в спальню. Резковатый запах сушеной лаванды, коптящие свечи, свивающие на потолке причудливые тени... Он чувствовал себя устало и разбито и не сразу даже обратил внимание на новобрачную, уже облаченную в шитый лиловыми шелковыми нитями белый атласный пеньюар. Волосы ее все еще были уложены в замысловатую прическу. Мари растерянно сидела на краешке кровати, спиной к мужу. Серж по-будничному разделся до рубашки и уселся с ней рядом, приобняв девушку. Плечи ее вздрогнули, но она не вырывалась. Впрочем, и на него тоже не глядела.
-Как ты себя чувствуешь? - спросил он тихо.
-Благодарю. Все хорошо, - проговорила Мари в ответ.
-Завтра нам предстоит рано вставать, - проронил он банальность, не зная, что еще сказать, но не размыкая объятий. Серж почувствовал, что жена прижимается к нему теснее, но при этом не делает попытки обнять его в ответ и вообще как-то показать свое влечение. Он ощутил мягкий шелк его волос сквозь полотно рубашки, и сердце забилось несколько сильнее. 
-Я знаю, - опять откликнулась Мари. - Но, боюсь, не получится заснуть.
Серж с каждым мгновением чувствовал себя все глупее. Да, нужно признать — он не имел до этого дела с невинными девушками. Обычно, оказавшись рядом с ним в таком положении, его любовницы набрасывались на него с лобызаниями, на которые он едва успевал отвечать с не меньшим пылом. А тут нежная барышня... Право слово, он не думал, что Мари окажется столь робка — она никогда прежде этим качеством не отличалась, а в танцах, напротив, демонстрировала смелость и раскованность, качества, присущие натурам страстным и увлекающимся. Таким образом, он смел надеяться на то, что брак, заключенный не по взаимному влечению сердец, хотя бы оправдает себя накалом плотских страстей между супругами. Однако пока это было не очевидно.
Серж затушил свечи около постели и, осторожно разомкнув объятья, тихонько уложил невесту в постель. Сам он нырнул в постель рядом с ней, насладившись мягкостью взбитой перины и нежностью шелковистого белья. Да и, что уж скрывать, в присутствии Мари было намного теплее. Он придвинулся к ней под одеяло, наслаждаясь ароматом ее волос, густых и темных, которые так и хотелось выпустить на волю. Но перед этим князь провел ладонью по ее спине, гладкой и гибкой, отчего девушка невольно вздрогнула и обернулась.
-Вам не спится, - констатировала она несколько озадаченным голосом.
-Не зови меня так... на «вы»...- прошептал Серж, падая ей на грудь и расстегивая мелкие перламутровые пуговки атласной сорочки...
Дальнейшее произошло быстро. Девушка не стала ни кричать, ни сопротивляться, а лишь спокойно и податливо таяла в его объятьях, позволив ему идти до конца и лишь в самом конце, когда он уже проник в нее, осторожно приподняв за талию, охнула и сжалась в комок. Серж снова погладил ее по спине, бедрам, шепча что-то безрассудное и утешающее. Кажется, о том, что нужно расслабиться, тогда будет не больно.... И под конец он повторил слова благодарности, крепко поцеловал жену и надолго задержал ее в своих объятьях, чувствуя, что рубашка намокает от ее слез. На миг показалось — он искалечил ее, был чересчур груб, особенно под конец... «Все образуется», - говорил князь ей. - «Вот увидишь, Маша, мы с тобой будем счастливы». Она только вторила ему, не прекращая плакать так, как это умеют только маленькие дети... И лишь под конец, когда она заснула, Серж подумал: «Я ей просто противен. Вот и все». Забытое с отроческих лет чувство отвращения к своему собственному телу, излишне громоздкому, как ему всегда казалось, неуклюжему, жесткому и волосатому, вновь нахлынуло на него. И за что к нему прежде так неумолимо влекло женщин — от парижских гризеток до великосветских дам? Что заставило называть его «совершеннейшим творением»? Но все это было без малого десяток лет назад, а он не становится моложе, и восемнадцатилетней девице он кажется гадким старым сатиром... Размышления такие длились, к счастью, недолго, и уже в Воронках его предположения о том, что молодой жене он отвратителен чисто физиологически, были опровергнуты неоднократно. Князь даже успел решить, что его полюбили. Как назло, в это время предстояло много дел по службе и по тайному обществу. Мотаться в Тульчин приходилось постоянно, с ночевой, иногда на несколько недель, и Мари оставалась одна, с трудом привыкая к вечному одиночеству, на которое частенько обречены жены офицеров, служащих действительную. Новоиспеченная княгиня старалась быть хорошей женой, как могла и как ее учили многочисленные родственницы, следуя неписаным правилам и житейским мудростям: «будь всегда красива и нарядна», «не показывай, что тебе грустно, перед мужем», «не удручай его жалобами», «всегда будь готова откликаться на его требования и просьбы». Серж видел, что молодая женщина ломает себя, свой веселый нрав и артистичную натуру в угоду тому, что ему якобы должно понравиться. Из каждого его появления дома она старается устроить праздник, но даже усилия воли не могли скрыть от глаз князя ее затаенную грусть. На расспросы Мари старалась отмалчиваться, вымучивая из себя улыбки. К счастью, стоило им оказаться в постели, как все вставало на свои места.
-Я не хочу, чтобы ты уезжал, - как-то под утро прошептала ему жена.
Серж еще спал — после вчерашнего вкусного ужина и нескольких часов прочих «радостей супружества» блаженный сон накинулся на него сразу, без привычных мучений и терзаний. Обращение жены, жар ее ладоней, прикасавшихся к его лицу, шее и груди, заставили его глубоко вздохнуть и приоткрыть веки. Лицо жены было неестественно румяным, словно обожженным, темные глаза сильно блестели.
-Что с тобой? - хрипловато пробормотал он. - Что случилось? Который час?
-Не уезжай в свой Тульчин, прошу тебя, - продолжала уже громче Мари. Голос ее дрожал.
-Не могу не ехать... - выдавил из себя Серж, желая поскорее снова заснуть.
-Я же тебя как не знала до свадьбы, так и нынче не знаю... У нас не было медового месяца, - проговорила девушка.
-Это... временно, - прошептал князь, обнимая жену и чувствуя, насколько же она была горячая. - Через дней десять снова приеду.
-И снова на сутки? - Мари прижалась к нему сильнее. - Мне так холодно здесь без тебя...
-У тебя жар, - озабоченно проговорил Серж. - Лучше тебе поспать...
-Обещай, что не уедешь, - продолжала его жена. - Обещай...
Серж промолчал и погладил ее по растрепанным волосам, удивляясь нежности, пробудившейся у него к этой девочке. Она не выбирала свою участь — ей не дали даже времени подумать и решить, хочет ли замуж, поставили перед фактом и сделали так, что дальнейшее сопротивление оказалось бесполезным. Не она первая была обречена на подобный брак-сделку — но к счастью ли или к беде, но Мари полюбила своего супруга. Без этого обстоятельства все было бы куда менее мучительно.
...Тогда Серж никуда не поехал. К рассвету, к тому же, разыгралась метель, ехать было трудно, поэтому он провел сутки у постели Мари, жаловавшейся, помимо жара, на ломотье во всем теле и на навязчивую боль в горле. Доктора удалось достать лишь на следующие сутки, тот сказал, что ничего опасного нет, и Серж все-таки уехал, не до конца сдержав данное жене обещание. Болезнь ее, однако, оказалась дольше и мучительнее — простуда ушла вниз, вызвав тяжелую грудную болезнь, возникли проблемы с почками, и лучшим лекарством стало отправить Мари по весне на юг, к морю, в сопровождении ее младшей сестры Софи. И, когда Серж прибыл туда в начале мая, то узнал, к вящей неожиданности, о том, что будет отцом. Объявил ему об этом тесть, с неуместной в таких случаях радостью, и князь понятия не имел, что же делать — то ли со смущенной улыбкой принимать поздравления, то ли убежать прочь, никого не видя и не слыша. Жена, которая чуть позже вышла к ужину, выглядела бледной и похудевшей — загар, вопреки обыкновению, к ней так и не приставал. К еде она почти не притрагивалась («Можно понять, у них эдак в первые месяцы всегда», - с охотой пояснял генерал Раевский). И Серж глядел на нее печально, зная, что ее состояние — и его вина тоже. Как можно было не беречься... И все это происходит слишком рано — сперва венчание, чуть было не сорвавшееся из-за странного казуса со свечой, потом ее беременность, которая, возможно, так же сорвется. И что надо было ей говорить, как вести себя? Показывать ли, что безумно счастлив перспективе продолжения рода? Настойчиво интересоваться ее самочувствием и беречь, как хрустальную вазу? Первый инстинкт — опять уехать туда, куда его ждут, где он связан весьма конкретными обязательствами, где нет места этим невысказанным вопросам и сомнениям. Как он и поступил, пробыв с Мари ровно три дня и говоря с ней о чем угодно, кроме как о ее беременности. Он так и не выяснил, как к своему состоянию относилась жена. Кого она ждала, на что надеялась, любила ли своего будущего сына... И полюбит ли она его сейчас.
В ноябре о грядущем пробавлении в семействе прознал Поль и проговорил только:
-Ну-ну, ты решил обеспечить свой отход от дело не только женитьбой, как погляжу... Ты всегда столь расторопен или трусость тебя подстегивает?
-Ты опять за свое? - откликнулся Серж. - Сколько можно... Оправдываться не буду, да и кто ты такой, чтобы я это делал?
Тогда он был страшно зол. Только-только он узнал, что император опасно заболел в Таганроге. Чем — неизвестно. И каков будет исход заболевания, тоже непонятно. Этим знанием князь пока ни с кем не делился. Понятно одно — смена одного государя на другого, неизбежное событие в том случае, если Александр позволит недугу побороть его, спутает им все карты. Остается только молиться за здравие того, кого так многие из союза хотят лишить жизни — вот ирония судьбы.
-Я всего лишь комментирую то, что вижу, - пожал плечами внешне невозмутимый Пестель. - Не хочешь объясняться — не неволю. Но скажу так — любой другой бы на твоем месте не спешил бы не только жениться на той, которую ты никогда не любил, но и продолжать свой род. Ты хотя бы подумал, что станет с женой и ребенком?
Бесстрастно заданный вопрос вызвал в Серже бурю чувств. Он знал, что не может совладать с эмоциями нынче, когда там, в имении, находящемся в тридцати верстах отсюда, все жили мирной жизнью — Мари готовила приданое для малыша, ее сестры и мать всячески заботились о ее благополучии, жена по-прежнему встречала его радостно и тепло, а видя следы беспокойства и недосыпа на его лице, настойчиво интересовалась его здоровьем, которое казалось ей неважным. Мари даже не догадывалась, что происходит там, за ее спиной. Не знала ничего про заговор. Возможно, до сих пор не знает... Не подумает, что после Пестеля он следующий в очереди на арест. Ее наивный вопрос - «за что?» - тогда так и повис в воздухе. Вряд ли отец дал на него ответ, от которого воздержался Серж.
-Это моя забота. Радуйся, что у тебя такой проблемы нет, - сквозь зубы ответил тогда князь, чувствуя, что в этот раз его соратник по обществу торжествует небольшую победу — задел ведь за живое, взял верх над ним.
-М-да, - хмыкнул Поль. - Ты, пожалуй, меня обыграешь... И еще раз думаю — стоит ли мне последовать твоему примеру? Он кажется весьма хорошим. Правда, мне бы на твоем месте было бы жаль невинных.
«Интересный оборот», - подумал князь, не удержавшись от того, чтобы усмехнуться про себя. - «Когда это тебе было жалко случайных людей? Тогда, когда ты чуть не убил ту, о судьбе которой ты нынче печешься? Когда ты ее опозорил перед всеми — но повезло, присутствующие отнеслись к этому происшествию как к несчастному случаю?...»
-Дело твое, - с деланным равнодушием в голосе произнес Серж. - Что же касается твоей заботы о моем семействе и будущем ребенке... Раз ты так о них печешься, то могу пригласить тебя в крестные отцы. И назвать в честь тебя сына.
Реакция Пестеля оказалась неожиданной. Он выпрямился, глаза его расширились, лицо мгновенно побледнело. Однако той, пугающей маски Волконский в нем не разглядел, хотя был внутренне готов ее увидеть. Даже обдумал всю последовательность действий — куда нужно посмотреть, кого позвать и что представить, если тьма вновь сгустится над ним.
-Я этого не стою, - проговорил приятель иным, изменившимся голосом. - Найди... кого другого.
После этого Серж и решился заговорить о болезни императора Александра. Пестель, вопреки обыкновению, воспринял новости весьма серьезно.
-У него в кабинете лежит список, в котором перечислены мы все, - произнес Поль. - Неизвестно, насколько тяжело он болен, но отдать приказ об аресте указанных в нем лиц государь может в любое время.
-Это я понимаю, - заговорил Серж, но приятель продолжил:
-Впрочем, все зависит от того, успеет ли он это сделать... Скажи, твой шурин с государем нынче?
Князь это подтвердил. Пестель холодно улыбнулся.
-Так князю Петру должно быть известно о сем списке. И это очень хорошо, учитывая, что болезнь приключилась с императором неожиданно...
-На что ты намекаешь? - нахмурился Серж.
-В свите нынче наверняка переполох — но твой родич, с его хваленым хладнокровием, головы не теряет и уничтожает указанные списки так, словно их никогда не было. Если только...
Тут Поль сделал длинную паузу. Но дальнейшее было понятно Волконскому и без пояснений. Если князь Пьер в самый последний мог успеет «вынуть булавку из игры», по выражению Киселева, то «finita la commedia». Они даже не успеют ничего сделать.
Нынче Серж вряд ли мог поверить, что Поль не предполагал возможность смерти государя. Она наступила на десятый день болезни, и князь снова узнал о ней первым. Первым порывом у Сержа было отправиться в Таганрог, каким-то образом встретиться с Пьером и задать ему столько вопросов, сколько было нужно для полного понимания ситуации. Он даже думал, каким бы образом выпросить у себя командировку. Писать к Пьеру было невозможно. Еще бессмысленнее было бы адресовать послания Софи, в кои-то веки оказавшейся рядом с мужем в свите государя и государыни. Даже дочь их на правах фрейлины пребывала в Таганроге. Такое трогательное воссоединение семейства, последние десять лет проживавшего порознь, несколько удивляло и настораживало Сержа. В последний раз он наблюдал это в Вене — но тогда совместное проживание еще в 1810-м году неофициально расставшихся супругов было вызвано служебной необходимостью. Что же они нынче делают вдвоем в этой невинной поездке к Азовскому морю? Да еще, очевидно, Алину тоже приспособили к семейным делам... Таковы были его раздумья до того, как подтвердилась смерть Александра, наступившая от резко осложнившейся «горячки» - право слово, у этих лекарей что ни хворь, то неизменно горячка, других определений они и не знают... И никто не озаботился уничтожением списка — что доказывал последовавший к середине декабря арест Пестеля. За сутки до того, как о нем стало известно Сержу, к нему прибыл адъютант князя Пьера, одетый в штатское.
-Ни слова больше, Ваше Сиятельство, я в отпуску, - произнес молодой человек, передавая Сержу небольшой конверт, надписанный почерком его принципала.
«Друг мой», - писал ментор князя. - «Я не могу передать бумаге все события нынешнего времени... Произошло страшное, никем не предвиденное и не желательное. Покамест мне самому неизвестно, как будут развиваться события. Следующим государем должен стать Константин, однако он отрекся по причине брака своего. Пока ничего не предпринимай. И не приводи бригаду к присяге, пока не примут окончательного решения относительно наследника. Веди себя, как прежде. Я не предсказываю волну арестов — в обход меня Дибичу был отдан приказ дать ход списку виновников в противоправительственном заговоре. Однако в связи с нашим нынешним несчастьем подобные меры будут предприняты в самую последнюю очередь, и у нас еще остается пространство для маневров».
Письмо не отвечало на вопросы Сержа — он даже дочитывать его до конца не стал, потому что далее излагались подробности смерти царя. Пьер описывал все с какой-то мелочной дотошностью, словно пытаясь что-то доказать своему зятю... Что же? Менее всего на тот момент князя интересовало, как именно не стало государя. Понятно, что смерть была не насильственной, а явилась результатом внезапно осложнившейся болезни. Но что же делать дальше? Этот вопрос занимал всех, и, когда начались первые аресты, Серж понял: ничего никогда не получится. Затишье, которое давало надежду еще раз обдумать план действий и поменять его существенные моменты, обернулось гибелью всего дела. Всякие попытки выступления, подобно тому, что предприняли в Петербурге, окажутся бессмысленными... Удастся ли скрыться от ареста — никто и никогда не узнает. Пестелю не удалось — значит, следующим будет он.
...Заснуть удалось лишь под утро, на пару часов. За это время он успел увидеть сон, а то ли явь — так и не понял. Мучительное давящее ощущение, какое иногда настигает во сне, когда кажется, будто ты проснулся и замечаешь всеми органами чувств чужое угрожающее присутствие, настигло Сержа и на этот раз. В предрассветной синей дымке напротив окна он заметил женский силуэт — и мог сразу догадаться, кому он принадлежит.
-Ты должен был знать, братик, что за все в жизни нужно платить, - проговорила, не двигаясь, Софи. - Ничто просто так не дается...
Сил не хватало даже на то, чтобы назвать сестру по имени. Слова, ею сказанные, упали в уши, как окончательный приговор, не подлежащий обжалованию. «Но ведь это не на самом деле», - напомнил он себе, и в тот же миг видение развеялось, и реальный мир медленно начал втягивать его к себе
Серж проснулся разбитым, лениво начал одеваться, подозвал лакея и приказал запрягать. Большая часть домочадцев еще спала, но он встретил тестя, выглядящего так, словно не ложился.
-Подумай над тем, что я тебе вчера говорил, - произнес Николай Николаевич, заглядывая князю в глаза. - Это нужно не только тебе...
-Я понимаю, - рассеянно откликнулся князь. - Передайте, пожалуйста, Мари, что я приезжал. И попрощался.
-Конечно... Пиши обязательно. Дай о себе знать, как можешь, - продолжал жарким тоном Раевский. - Мы, с нашей стороны, будем делать все возможное и невозможное...
Они обнялись, и Серж через несколько мгновений, не оглядываясь, сошел с крыльца. Он ехал в Умань, не зная, что его там ожидает. В голове было пусто, и лишь воспоминания о ребенке и о жене восставали перед глазами немым напоминанием о том, что он, возможно, потерял навечно. А вслед за этим — фигура женщины, высокой и худой, в плаще и черном одеянии, и ее слова: «За все надо платить...». За все — за иллюзии того, что он может изменить мир вокруг себя, принести истинное счастье своей многострадальной родине; за мимолетные мгновения счастья супружеского и отцовского; за отблески славы и чужого восхищения... Он наделал немало долгов, думая, что их спишут — а вот нет, предъявили по векселям, да еще и с процентами. И расплачиваться ему — все, что осталось от отведенного ему срока жизни.
Бескрайняя снежная равнина казалась воплощением его чувств. Снега не было, но над головой висели тяжелые серые тучи, - как будто вся тяжесть неба была готова обрушиться на его повинную голову. Умань была уже в пяти верстах, как впереди он заметил одинокую фигурку всадника в военном мундире, приближающуюся к нему все быстрее. Серж жестом приказал остановить сани. «Они уже?» - подумал он, но разглядел, что мундир принадлежал его денщику, который немедленно спешился и заговорил скороговоркой:
-Не нужно вам нынче в Умань, вашбродь... не нужно... Туда дивизионный понаехал да все у вас в дому опечатал... Езжайте назад, Сергей Григорьевич, так лучше будет!
На минуту Серж закрыл глаза. Вновь представилась палуба корабля, трюм, стылый холод, путь туда, куда его никто не ждет — почему непременно в Англию, можно и в Америку, Пьер предал и его вечный товарищ по генерал-адъютантству, который там посажен послом, предаст ровно так же, ведь за все нужно платить... Раевский, возможно, прав. Но он опоздал. Лучше отдать долг сразу, а не мучиться часом отсроченной оплаты.
-Слишком поздно, Данило, - вздохнул Серж. - Слишком поздно сворачивать назад...