Дед Илюха

Напротив бабушки, в маленьком пятистенке, окрашеном в жёлтый цвет, с красной суриковой крышей, жил дед Илюха. У деда были большие руки с толстыми венами на тыльной стороне ладоней и чёрная пиратская повязка на глазу. Но, он, почему-то был совсем не страшный. Может, мы тогда ещё не знали, что повязки положены злым и кровожадным пиратам?
Мы ребятишками прибегали к нему в гости, а он посыпал нам чёрный хлеб сахаром и давал поиграть свой стеклянный глаз. Ему было нежалко, у него было их несколько в жестяной коробочке. И пока мы игрались с глазом в песочке, дед Илюха сидел рядом на скамеечке и иногда рассказывал.

В начале войны их сильно разбили. Ну, разбежались бойцы кто куда, попрятались и сидят, как мыши. Боятся пикнуть. А дед Илюха залез под корягу. А по полю ходят немцы, ловят наших бойцов по одному и кричат: Русский, сдавайся! Жить будешь!
Дед Илюха сидит под корягой, затих и немцы уже почти совсем мимо прошли, как вдруг из-под соседней коряги раздаётся голос: А киргиз сдаваться можно? Дед Илюха не выдержал и рассмеялся в голос. В плен попадали по разному.
Дед Илюха, вот, из-за веселого нрава попал. Потом, правда сбежал оттуда и воевал до Курской дуги, пока глаза не лишился.

А на Курской дуге дед Илюха был пулемётчиком. И затеяли они с немецким снайпером перестрелку. Дед за бронещитком, а снайпер за деревом. И не могут друг друга достать. И вдруг на соседнем поле рожь шевелится. Немцы с фланга обходят! Дед пулемет развернул, а снайпер стрельнул... Пуля рикошетом от щитка и деду Илюхе в глаз. Оказалось, в поле наши танкисты были с подбитого танка. Они его потом и вытащили. Помнит, как очнулся, а его тащат через рожь за руки, глянул на себя, а на гимнастерке глаз висит. А пуля так в голове и осталась. И дед прожил с ней всю жизнь. Пока не ушёл, тихо и не заметно. Я не знаю, когда это случилось. Я был уже взрослый. Просто однажды я заметил, что его бабка, бабка Маришка, сидит на скамеечке одна. И я понял, что уже никогда, НИКОГДА, его большие руки не отрежут мне хлебушка: На-ка, сынок, поешь!