Если в кране нет воды...

   Ранним утром четырнадцатого числа весеннего месяца Ниссана прокуратор Иудеи Понтий Пилат откинул грубый солдатский плащ из овечьей шерсти, которым укрывался холодной ночью, кряхтя поднялся с ложа и шаркающей кавалерийской походкой проследовал в ванную. Там он мельком взглянул в зеркало из полированной бронзы и заметил нездоровую красноту обрюзгших щёк.
   — Моя болезнь возвращается, — мрачно произнёс Пилат, привычным движением повернув начищенный до блеска рабом-сирийцем медный кран. Но вместо приятного уху прокуратора журчания, послышался свистящий, прерывистый хрип. Так хрипел центурион Публий Марцелл, раненный в горло стрелою лучника-галла. Хрипел, пока не захлебнулся собственной кровью. Пилат в том бою командовал первой когортой. Давно это было…

   «Должно быть, люди этого негодяя Гестаса повредили акведук Ирода. Поймаю — распну!», — зло подумал прокуратор, чувствуя как кровь приливает к лицу. И чтобы успокоиться, представил себе мучительно умирающего на кресте разбойника Гестаса, которого уже два месяца разыскивали по его приказу. Это помогло и приступ ярости утих. Тут большая мутная капля, сорвавшись, упала на розовый мрамор умывальника. А следом, вернулась болезнь… Стальные иглы вонзились Пилату в виски, железным обручем сдавило лоб и затылок, в глазах потемнело.
   — О боги, боги мои… О ненавистный город! Проклятые иудеи! — обхватив голову руками застонал прокуратор и неожиданно для самого себя, в сердцах прорычал несколько гиперборейских ругательств, которым научил его когда-то вождь одного германского племени, до этого три года проведший у гипербореев в плену.

   И вдруг, о чудо, боль, терзавшая прокуратора, отступила, а из крана, с шумом вытолкнув скопившийся воздух, потекла прозрачная струя.
   — Слава Юпитеру…, — растерянно пробормотал Пилат. И тотчас, в подробностях, припомнил он разговор у костра на лесной поляне. Припомнил огромного рыжебородого германца, опившегося вересковым мёдом. Варвар, выкатив на прокуратора свои белые рыбьи глаза, заплетающимся языком рассказывал ему о далёкой и загадочной стране Гиперборея, где в дремучих лесах обитают люди с пёсьими головами, ездящие верхом на медведях. Рассказывал о таинственной силе произнесённых вслух гиперборейских проклятий. Рассказывал о волшебном зелье тамошних колдунов. Германец клялся Одином, что всякий, отведавший этого зелья, превращается в свинью… В тот вечер прокуратор ему не поверил.

   — Слава Юпитеру-громовержцу! — громко повторил Понтий Пилат, усмехнулся, и сбросив тунику, несколько раз с наслаждением окатил лицо и торс прохладной, живительной «аквой».