Кн 1. Идея. Гл. 20. Ода пиву

Глава 20. Ода пиву.

Уже на улице Штольц даёт волю чувствам, излагает вслух, о чём думалось:
– Ну, и зачем приехали? За тридевять земель киселя хлебать… Вот уж точно – мы с вами, Борис Павлович – триста лет Рыкову не нужны. Мережко ему был нужен! Ладно, целых два дня впереди – до отъезда. Чем заниматься будем?
Штольц уже подумывал, чтобы, остаться как бы – одному, просто – отрешиться от всего, развеяться, побродить по городу, воздухом особым его подышать.
– Душный город, в котловане среди гор, его окружающих, находится, а потому – смог висит постоянно над его домами и улицами – так говорили синегорцы, пожившие в Алма-Ате какое-то время. – Не-е-ет, у нас на севере лучше…

Может быть и так. Но Штольц в короткие свои наезды в столицу не замечал никакого смога. Необыкновенно легко дышалось ему всегда в южном городе, ибо воздух этот был воздухом его детства и юности. Просто иметь возможность дышать этим воздухом, воздухом из мест, которые манят к себе – вот оно – высшее наслаждение!
А Ларчев, он тоже хотел расслабиться, но по-своему. И кажется, почувствовал к Штольцу расположение. Как будто «совместная оборона» у Рыкова объединила, как будто растаял холодок в их взаимоотношениях.
– А может быть, просто пойдём, пивка попьём? – предложил он, – знаю я здесь, недалеко, одно место…
– Ну, пивка, так пивка – Штольцу неудобно было отказаться.

И действительно, в тенёчке, за столиком овеваемым свежим ветерком приятно было наслаждаться прохладным напитком. Угощал Ларчев, и в пиве, как оказалось, он знал толк. Выбрал какое-то нефильтрованное. Да ещё – креветки впридачу. Удачное сочетание. Штольцу под пиво показались они очень вкусными. А Ларчев, откликнувшись на похвалу, рассказывал уже, как часто расслабляется дома пивком и сам лично, не доверяя жене, варит себе в кипятке морской продукт. Штольц в магазинах даже не замечал их, в первый раз попробовал, а Борис Павлович уверил:
– Продаются свободно…
А потом, жаловался он на Мережко, что вот, мол – своенравный, упрямый и многих вещей не понимает, не защищает технический блок, идёт на поводу у продажников и как бы временщиком себя чувствует. Но всё это было не интересно Штольцу. Спорить и защищать Мережко не хотелось. Поддакивал в тон, там, где нужно, а про себя думал:

– Вот ведь – Наполеон-Бонапарт! Сам ни на что не способен, а всё туда же! Мережко понять можно. Держит нос по ветру, единственный из не казахов среди верхушки управленцев областной дирекции находится, а потому и вынужден угождать им. Каждый из них, только – не он, имеет шанс Генеральным директором стать, а значит – прямым его начальником. И никак нельзя ссориться с ними. А Мережко и не претендует на должность Генерального. Технический блок, которым он руководит, работает стабильно. Его не интересует жизнь подчинённых, он работает не для них и даже не на Казахтелеком, а на людей, которые держат его во власти. Руководить умеет. И помимо этого, работает только на себя, и продержаться на денежной должности хочет как можно дольше. Любой ценой! Живёт одним днём, впрочем, как все сейчас. Выжимает из своей должности для себя всё, что может. Сплошной прагматизм проявляет. И осуждать его за это неправильно. Жизнь такая… При любом раскладе деятельности Мережко ясно Штольцу одно – очень далеко по профессиональным качествам и по руководящей хватке до него Ларчеву…

Борис Павлович – дисциплинированный человек. Не откладывая дела в долгий ящик, сообщил Мережко о благополучном исходе беседы с Рыковым. И вероятно, озадачил его дополнительно чем-то технический директор. Хмурился недовольно Борис Павлович, дёргал плечами после разговора по телефону и сообщил:
– Виктор Васильевич, после обеда, часика в четыре, за нами заедет Туганбаев, хочет показать нам Алма-Ату, на Медео свозить. Там высокогорный каток снова работать начал. Вы же знаете Туганбаева…
– Да, знаю... Ещё с советских времён. Туганбаев недавно ещё руководил отделом сельской связи в Центральном аппарате Казахтелекома и конечно же, приходилось с ним пересекаться. Он почему-то покинул, казалось бы, совсем не плохое место. В свободном плавании находится. Но кто знает – какие причины могут быть для такого поступка…

– Виктор Васильевич, он и вас приглашает, говорит – с удовольствием повидался бы...
– Ну что же – у Штольца планов особых нет и – Медео, так Медео!
Нуртай Сабыржанович – дородный, вальяжный казах, из которого так и выпирало добродушие, проявил уважение и гостеприимство. Действительно, приехал в назначенный час и привёз их на Медео. После принятых в таких случаях разговоров на общие темы, после воспоминаний о том, как хорошо работалось в прошлые годы – не то, что сейчас! – оставил Штольц своих спутников наедине для их частной беседы. Бродил по ущелью, заламывал голову, дотягиваясь взглядом до горных вершин, и искренне восхищался Природой.
Горы… Горы!!! Как давно он не был в горах! И на Медео он тоже, впервые…
Потом был шашлык смешанный с настоящим горным воздухом и опять – пиво… Больше уже ничего не хотелось, разве что – поскорее добраться до кровати в гостиничном номере и забыться во сне! Так прошёл день...

На следующий день планов совместных не было. Каждый собирался сам распорядиться своим временем в своих собственных интересах. Правда, сообщил Ларчев, что вечером у него опять назначена встреча с Туганбаевым. Ну, – его проблемы…
Штольц просто – убивал время. Испытывал удовольствие от пешей ходьбы; улица Фурманова, Алма-Атинский «Арбат», картины художников, праздно шатающийся люд… Уставши – сидел на скамейке и всё никак не мог надышаться этим, особо осязаемым воздухом из детства. Вот бы – домой заглянуть в Бурно-Октябрьку! Но… – потерял он Родину. Никто не живёт теперь из родни в дорогих сердцу местах. Кто – в Германии, кто – в России. Довольствуйся Алма-Атой, на пятисоткилометровом отдалении от заветного места, по случаю. И это – тоже – в радость!

Он вернулся обратно в гостиницу в полдень. На входе, у дежурной, ключей от номера не оказалось. Значит, Ларчев вернулся раньше его.
Дверь в номер была заперта. Штольц постучал тихо, потом – громче. Ответом была тишина.
Странно… неужели не слышит?
– Борис, открой дверь! Борис... – Штольц повысил голос до пределов разумного. Ну, не кричать же криком на весь коридор. Потом, снова начал стучать. Громко, требовательно, – очень громко! Тщетно…
– Ну, не мог же он опять уйти по своим делам и по забывчивости забрать ключи с собой. Как-то совсем по-свински будет это выглядеть с его стороны! – после продолжительной паузы Штольц, в который уже раз! настойчиво, очень громко протарабанил по двери и, приложив к ней ухо, прислушался.
– Глухо – как в танке!..
Делать нечего, он опять спустился вниз.

– Посмотрите внимательно, ну не мог мой товарищ выйти из гостиницы, не оставив ключей!
В вестибюле, кроме Штольца и дежурной, никого не было. Дежурная уверила:
– Нет, как входил ваш товарищ, я видела. Недавно совсем – примерно час назад. И не выходил. Это точно! Я бы заметила.
Штольцу стало так тревожно, что просто – невмоготу. Он снова поднялся наверх и в который уже раз стал барабанить в дверь:
– А вдруг с ним что-то случилось? Приступ какой-нибудь! Он же таблетки глотал в поезде! Нездоровым себя чувствовал. И может быть, было это с ним не от «медвежьей» болезни…
Надо было решительно и безотлагательно что-то делать. Ну, не дверь же ломать…
Дежурная сказала:
– На этажах работает горничная, может быть, и от вашего номера она ключ забрала…
Горничная, действительно, обнаружилась в дальнем конце коридора. И ключ у неё был, но только – от соседнего номера. Именно от того, из которого есть выход на балкон, смежный с балконом из штольцевского номера.

– А может быть, Ларчев на балконе сидит? Отгородился наглухо дверью от номера, попивает любимое пиво своё и наслаждается пением птиц? – опять мелькнула надежда.
Он уговорил горничную, которая, тоже – встревожилась, открыть дверь соседнего номера. Посмотреть… Насколько можно было, тянул голову через край перегородки, разделяющей балконы, и ровным счётом ничего не видел подозрительного. Балкон был пуст, дверь в номер приоткрыта и оттуда, через проём откликалась на его зов глухая тишина – тревожная и загадочная…
На пятом этаже находился Штольц. Ему исполнилось пятьдесят восемь лет – совсем не мальчик! Чувствовал он себя грузноватым, набравшим вес от сидячей работы и давно уже – не спортсменом. Но делать нечего, неопределённость была просто невыносимой и он решился.
 
Горничная  от неожиданности его поступка, охваченная ужасом, следила за происходящим округлившимися глазами:
– Кричать?.. не кричать… – она просто онемела и лишь беззвучно раскрывала рот. – Пятый этаж ведь! А вдруг сорвётся…
Штольц уже взобрался на балконную ограду, уткнулся в перегородку и нащупывал с противоположной её стороны хотя бы какой-нибудь выступ, чтобы зацепиться. Выступа не было… Тогда он сжал ладонями с обеих сторон перегородочную толщу, слился грудью с её ребром, как будто приклеился к нему, переместил левую ногу на балконную ограду уже собственного номера, смещая вес, медленно переполз телом и падая, практически свалился на так желанный бетонный пол. И даже – не ушибся! Перемахнул на другой балкон, ну, прямо как герой-любовник! Значит, есть ещё порох в пороховницах…
Не мешкая шагнул Штольц через порог в комнату. А там… на своей кровати, укрытый одеялом, лежал Ларчев. С закрытыми глазами, тихий как мышка, и не поймёшь – живой он или мёртвый?

Штольца опять заколотило от нехорошего предчувствия, и он осторожно, почему-то – стараясь не шуметь, боясь спугнуть тишину, приблизился к изголовью  и склонился над лицом:
– Борис?!! – Нос его… дышал! Штольц лёгкими шлепками по плечу попытался разбудить спящего. Ларчев, просыпаться не пожелал, не раскрывая глаз, дёрнулся недовольно, повернулся на бок и захрапел на всю комнату.
– Да он что – пьян?!! Неужели успел нализаться как скотина! Это, по какому случаю? – волна гнева окатила Штольца, но там, в коридоре, ждала результатов горничная.  Он увидел торчавший во входной двери ключ, повернув его, распахнул дверь и вышел из номера.
– Лежит в постели. Крепко спит. Не беспокойтесь и простите меня, пожалуйста, за моё безрассудство! Надо же было как-то прояснить обстановку…
Горничная укоризненно качала головой, вздыхала облегчённо и довольная тем, что чрезвычайное происшествие в её дежурство не будет иметь последствий, собралась уходить и посоветовала на прощание:

– Вы уж поговорите с ним. Чай не в своём, личном доме находится!..
– Поговорю, поговорю…
Пообщался с нормальным человеком и злость испарилась. Не стал Штольц немедленно будить Ларчева, устраивать ему разнос. Слишком уж заливисто он храпел. Вытащил из портфеля книжку, читал её, продолжая дышать воздухом теперь уже на балконе. Пойти снова в город, значит, закрыть надо Ларчева. Как-то неудобно… Так и прокоротал на балконе несколько часов. А Ларчев? Спал как сурок и не думал просыпаться.
Время склонилось к шести часам. Зазвонила сотка. Туганбаев сообщил, что подъехал к гостинице и ожидает внизу.
– Что-то Борис Павлович не отвечает по телефону – объяснил он свой звонок Штольцу.
– Да спит он, Нуртай Сабыржанович, сейчас разбужу, минут через пятнадцать спустится…

Лично у Штольца пропало всякое желание куда-то ехать. Ну, а Ларчев? Надо всё-таки его будить.
На голос Борис Павлович, по-прежнему не реагировал. Пару раз подтолкнул его Штольц в плечо, а потом, начал настойчиво тормошить. Потребовались значительные усилия, чтобы Ларчев, наконец, очнулся. Да как очнулся…
Вскинул на Штольца бессмысленный, сумасшедший взгляд, набычился весь, и показалось, что бросится он сейчас в драку на обидчика из-за бесцеремонного вмешательства в его сон. Волком, готовым прыгнуть на жертву, глядел на него не кто-нибудь, а – заместитель технического директора! Пришлось ещё раз встряхнуть его, да так, что прояснился взор. Мигом остудил озверившуюся агрессивность Ларчев и наконец, осознал,  что перед ним – не кто-нибудь, а Штольц.
– Собирайся! Там внизу ждёт тебя Туганбаев. Говорит, что вы договаривались о встрече. – Штольц рубил слова громко и бесцеремонно.

– Никуда я не поеду, – буркнул Ларчев и опять завалился на кровать.
– Как не поедешь!? А зачем вчера соглашался? Вставай! Неудобно же… – Штольц сбавил тон.
– Я сказал – не поеду никуда, значит – не поеду! – Ларчев отвечал категорично, раздражённым голосом и вполне осмысленно.
– Что, так ему и передать?..
– Так и передайте! – он опять натянул на себя одеяло и собирался уснуть.
Штольц был в полном недоумении. Странно, очень странно вёл себя Ларчев. И спиртным от него не пахло совсем. Да что же такое с ним случилось! И совсем понятно уже было, что вырвать из постели неожиданного любителя поспать совсем нереально.
– Нуртай Сабыржанович, Ларчев не хочет никуда ехать. Категорически отказывается!
В трубке некоторое время висело недоумённое молчание – Туганбаев собирался с мыслями:

– Ну и чёрт с ним! Спускайся сам, Виктор Васильевич! – нас давно уже раки дожидаются с пивком холодным. Посидим без него…
Чувствовалось в голосе гостеприимного алмаатинца, что если и Штольц откажется, обиду тем самым ему нанесёт он. Нельзя было не согласиться!
– Заприте меня и ключ оставьте внизу, – Ларчев осмысленно обращался в пространство, будто бы пытался отгородиться от жужжавшей над ним назойливой мухи, и показалось Штольцу, что он боится – а вдруг, снова понесёт его, одного, неуправляемая, злая собственная  воля в город на «приключения». Запертым остаться – надёжнее!
– Ну, хозяин – барин. – Штольц так и поступил.

Они долго ехали по переполненным машинами улицам. Торчали в пробках. Темнело…
Штольц сидел на заднем сиденье джипа и клял себя в душе за мягкотелость:
– Ну, зачем согласился?!! Далось тебе это пиво! К тёще киселя хлебать… Мог бы просто добрыми словами отблагодарить Нуртая – более чем достаточно проявил он гостеприимства. Пора и честь знать! Нет – согласился!
Общих, телекомовских дел у него с Туганбаевым давно уже не было, разговаривать было не о чём. Так, молча, и добрались они до кафе, с трудом разыскали столик, за которым ожидали их два человека. Штольц просто покорился воле Туганбаева и решил ничему не удивляться. Эти люди были хорошо знакомы ему. Мало того – Штольц тоже с ними работал.

Первый Тукжанов был заместителем Генерального директора по хозяйственным вопросам в Акмолинской ОДТ при одном Генерале, второй – Жапсарбаев, тоже, в этой же должности – но уже – при другом. Не повезло Акмолинской дирекции, очень не повезло. Проходит год-два и сменяется Генерал. А вместе с ним, обязательно, замы по хозяйству. Да всё – пришлые! Как же! – у них в руках логистика, снабжение, конкурсы, закупки… Напьются из торгового финансового кувшина и слиняют благополучно. Наворуются и слиняют! Вот, сидят оба с отъевшимися, лоснящимися от жира ряшками! Окидывают Штольца плохо скрываемыми недоумёнными взглядами, мол, он-то тут, зачем нужен? А где же обещанный Ларчев?.. Горят от нетерпения побыстрее начать трапезу, укоряют припозднившегося товарища – мол, куда ты запропастился! И пиво уже не холодное и раки остыли!

Штольц слышал, что Тукжанов устроился на хорошую  должность в Транстелеком, Жапсарбаев – тоже, где-то в Астане, в телекоммуникациях. Вот, в Алма-Ате встретились! Сыты, довольны жизнью и нос в табаке! Какая такая эксплуатация?!! Пусть дураки типа Штольца ею занимаются! И вообще – технари – неудачники по жизни.
Это про этих господ говорил Васильев – начальник транспортного цеха, с советских времён вместе со Штольцем на предприятии работавший, а потом – в капиталистические, – под их началом, побывавший. Честнейший человек – Васильев, вздыхал горестно:
– Виктор Васильевич! Да столько, сколько мы с тобой своровали за один год, они – гораздо больше за один день воруют! Похоже, с ними я и до пенсии не дотяну. Я же с автомобилями, запчастями, с бензином имею дело! Уходить надо – уходить! Так и до тюрьмы недалеко! А куда…

Интересно, зачем это они Ларчева дожидались? А впрочем, оба в хороших друзьях у Мережко числятся. Поддерживает он с ними связи. Наверное, влиться в какое-то сомнительное дело поручил своему заму технический директор. Вот он и струсил так, что заставил себя забыться до невменяемости. Ну, а Штольц? Вряд ли доверят ему свои «коммерческие» планы друзья Туганбаева. И зачем только он привёз его с собой!..
Штольц не показывал вида, что о них думает, принимал участие в разговоре ни о чём, пил пиво наравне со всеми и, учась у них, разделывал раков. Ну, коли пошла такая пьянка… Всё-таки пиво – это хорошо! Особенно в жарком, несмотря на осень, городе. Давно он не пил столько пива за раз. Умиротворяет душу…
Доставили его алмаатинцы обратно, до гостиницы, в двенадцатом часу ночи. Распрощались равнодушно, испытывали, в общем-то, нескрываемое облегчение.
Ларчев издавал в номере призывающий ко сну храп.

С хмурыми лицами, молча, собирались на следующий день завершившие командировку компаньоны в обратный путь. Опять в отношениях их наступил холод. Объединяла лишь необходимость находиться в одном поезде на соседних плацкартных полках. Штольца выручала от скуки книга на немецком языке…
По приезду, в беседе с Мережко о странном поведении Ларчева Штольц ничего не сообщил. Всё никак не мог решить для себя: неужели помимо срывов в пьянство, которыми он страдает и о которых, в общем-то, кому надо – известно, балуется Борис Павлович ещё и наркотиками? Очень похоже было в гостинице, что именно этой дрянью он нашпиговал себя! А может быть – это только показалось Штольцу… В любом случае – «хорошего», во всех отношениях, зама, подобрал себе технический директор – Мережко.