Медаль. Рассказ моего отца

Давид Арутюнян

Медаль

Рассказ

Мы с Лёвкой Арнаутовым бросали мяч в кольцо, прибитое к лестничному столбу, когда открылась калитка и во дворе появился хромой продавец мацони дядя Шакро.

Он приходит из деревни Шиндиси обычно по воскресеньям, а в этот раз явился почему-то в пятницу.

Дядя Шакро крестник тёти Мани. В молодости она жила в его родной деревне вместе с мужем, приходским священником шиндисской церкви. Полдеревни считали молодую матушка Маню своей крестной матерью потому, что тертер (священник) окрестил всех тамошних детей.

Шакро приносит на ослике свежее, пахнущее коровой молоко, масло, завёрнутое в большие листья лопуха, мацони (кисломолочный продукт; родина его – Кавказ; мацони готовят в Грузии и в Армении; в армянской кухне у него имя «мацун), густое как сметана, и всегда весело зовёт: «Матушка Маня, выходи, это я, Шакро!»

Он привязывает ослика, навьюченного хурджином (традиционная восточная сумка, сотканная ковровой техникой из разноцветных шерстяных волокон и украшенная бубенчиками. Состоит из двух мешков) с кувшинами и горшками, к акации, растущей у ограды нашего двора и ждёт, пока выйдет его крёстная.

Тётя Маня ласково встречает Шакро, целует в жёсткие густые и чёрные как уголь усы и, принимая дары, расспрашивает его о деревенском житье-бытье и старых знакомых.

...Мы с Лёвкой перестали играть. Дядя Шакро поздоровался с нами и тут мы увидели на его груди блестящую, совсем новенькую медаль.

– Ва! – удивился мой приятель Лёвка. – Откуда у вас эта медаль?

Он подошёл поближе и вслух прочитал надпись на бронзовом кружке

– За оборону Кавказа. Здорово! Даже у моего отца такой нет, – воскликнул Лёвка.

Дядя Шакро широко улыбнулся:

– Вчера в военном комиссариате меня наградили.

Он гордо стал посреди двора и громко позвал:

– Матушка! Армо! Выходите! Это я, ваш Шакро!

Из квартиры тер Ованеса выскочил Эдик.

– Привет, дядя Шакро! – Заорал он. – Бабушки дома нет, она у своей сёстры в Авлабаре (один из древнейших районов Тбилиси). А Армо вечером с работы придёт.

Увидев медаль, он от удивления захлопал ресницами и сказал:

– Дай, ну, потрогать, дядя Шакро! Очень прошу!

– Пожалуйста, Эдик джан. Только сперва этот горшок с мацони в дом занеси. Бабушке потом отдашь, скажешь – Шакро приходил, жаль, мол, никого не застал.

– Почему никого? А я что – не в счёт?_ – Обиделся Эдька.

Дядя Шакро потрепал его по курчавой голове, как бы извиняясь, и сказал:

– Ладно, беги!

Когда Эдька вернулся, он дал ему потрогать медаль и осмотреть со всех сторон. Эдька восхищенно сопел носом от удовольствия, а потом спросил:

– Дядя Шакро, ты на войне был?

– Нет, сынок, по-настоящему, как твой дядя, я не воевал, – ответил дядя Шакро.

Он с досадой хлопнул рукой по своей левой ноге, которая была короче правой и произнёс:

– Вот из-за неё не брали на фронт. Ты хорошо знаешь, Эдо джан, в детстве мы с Армо были закадычными друзьями.

Он присел на скамью, что возле калитки, и стал рассказывать.

– Я и он, Эдо джан, облазали все окрестности нашего села, доходили даже до крепости Кер-Оглы в Коджорском лесу. Однажды, когда поднялись на её развалины, камень у меня под ногами сорвался в овраг и я упал с большой высоты, разбился. Если бы не Армо, пропал бы. Он сделал из веток носилки, уложил меня на них и вытащил из леса к дороге. А там уж людей позвал на помощь. Одним словом, спас. Потом в больнице операцию сделали. С тех пор я и стал на всю жизнь хромым. Когда война началась, все парни Шиндиси ушли воевать с фашистами. Один я в селе молодой остался. Негодным был признан. Я требовал, чтоб и меня отправили на фронт, но в военкомате отвечали, что таких как я в армию не берут. Мне было очень обидно. По Шиндиси совестно было ходить. Казалось, что все женщины на меня смотрят с укоризной. Я сильно переживал и каждый день ходил в правлении колхоза, просил нашего председателя походатайствовать за меня. И вот однажды он сказал мне:

– Настойчивый ты парень, Шакро Гаспаров. Повезло тебе. Объявлена мобилизация всех вьючных животных. Немцы на подступах к Кавказу. Направляем тебя на помощь фронту. Из нашего колхоза повезёшь продовольствие и десять ишаков (одомашненный подвид дикого осла), включая твоего. Он ведь у тебя умный и покладистый.

– Да, – сказал я, – даже очень. Недаром мы его Смирным кличем. Никогда не упирается, как другие ослики.

– Ну и отлично, – сказал председатель. – Иди, собирайся в дорогу. Завтра на грузовике отправишься в распоряжение военкомата, а оттуда в прифронтовую зону. Будешь организатором каравана. И смотри, не забудь своего Смирного пригнать. Ровно в восемь ноль-ноль.

– Дядя Шакро, Смирный это ваш ослик? На котором вы мацони привозите? – Спросил Левка.

– Да, дорогой, он самый. Вот эта моя медаль «За оборонуКавказа» его заслуга.

– Как это? – Удивились мы.

А Эдька спросил:

– Когда тебе её дали?

– Вчера, Эдо джан, я уже ребятам говорил, – он кивнул на меня с Левкой. – А неделю назад приглашение прислали явиться в райвоенкомат для получения правительственной награды. Полковник речь сказал, говорил, что ни один подвиг на войне не забыт. Вот, мол, и Шаката Гаспарова дело о награждении в боевые тревожные дни где-то затерялось, а через пять лет всё равно нашло своего героя. А какой я герой? В руках винтовку не держал, палку держал, чтоб ишаков своих погонять. Таскали мы на осликах оружие и боеприпасы в горы, к огневым точкам, вот и всё. В сорок втором году наша Красная Армия у Кавказских гор занимала глухую оборону. В один прекрасный день разведка донесла, что в районе Гагры немцы готовятся выбросить большой воздушный десант.

– Что такое десант? – Спросил Эдька.

– Десант – это когда много парашютистов сбрасывают с самолётов. Знаешь, кто такие парашютисты?

– Знаю, знаю, – радостно сообщил Эдька. – В парке я парашютную вышку видел. Меня Арменак туда водил.

– Ну так вот, – продолжил дядя Шакро, – немцы хотели прорваться через Бзыбское ущелье к городу Сухуми и выбрали для высадки десанта озеро Рицу. Наш караван срочно перебросили туда. Уже наступили холода. В горах выпал снег. За одну ночь ведь надо было опередить противника. Мы подняли к озеру минометы, много ящиков с минами и патронами. Ослики шли друг за другом длинной вереницей, в сопровождении автоматчиков. Огонь зажигать не разрешалось, курить тоже. Местные проводники вели караван по узким тропам над пропастью. Всем ишакам на копыта надели специальные резиновые чуни, чтоб не скользили на снегу. Вах, какую мы немцам засаду устроили! Под каждой сосной, под каждой елью снайперы притаились, под каждой высотой минометы стояли. Когда утром прилетели самолёты, и немецкие парашютисты альпийской дивизии «Эдельвейс» стали прыгать, их встретил ураган огня. Ни один Фриц не коснулся нашей земли! А кто уцелел, тех взяли в плен.

– Вот здорово вы их отделали, дядя Шакро! – Сказал Лёвка. Потом задумчиво так спросил:

– Как вы думаете, дядя Шакро, понял ваш ослик, что на фронте был?

– Ослу не всё равно, где поклажу таскать? – Улыбнулся дядя Шакро. – Откуда ему знать, что такое война? Да и я, честно сказать, до сих пор не понимаю, что надо людям, почему испокон веков воюют.

– А можно мы чего-нибудь сладенького дадим ослику? – Спроосил Лёвка.

– Конечно, – кивнул дядя Шакро. – Он сахар любит.

– А печенье?

– Тоже можно, – сказал дядя Шакро.

Лёвка рванул к себе домой за гостинцем, а я, Эдька и дядя Шакро вышли на улицу.

У акации на привязи стоял Смирный, опустив голову и прядал ушами.

Эдька потрогал его за холку. Ослик фыркнул и топнул ногой.

– Наверно, свой караван вспоминает. – Сказал я.

– Наверно, – улыбнулся дядя Шакро.