Как поссорились Елизавета Петровна и Иоганна- 10

Она звалась Ариной

Как-то так получилось, что, исследуя истоки конфликта Императрицы с Княгиней, мы оказались в Стокгольме в 1703 году. Еще даже не появились на свет участницы этой ссоры – Елизавета Петровна родилась в 1709, её свойственница Иоганна-Елизавета  в 1712, - а неисповедимые судьбы их родни уже вершили своё действо.
Но давайте же, наконец, завершим повествование о пребывании четы Трубецких в Швеции. Итак, судя по фактам, изложенным профессиональными историками, князь Иван Юрьевич никоим образом не имел возможности во время своего плена обретаться среди высшего шведского общества. По крайней мере, в начале своего заточения, когда, судя по его официальной биографии, на свет должен был появиться И.И. Бецкой. Также нет упоминаний о прелестных представительницах графского рода Спарр (Шпарр) или баронской семьи Вреде, которые могли скрасить досуг плененного воина, тем самым положив основу легенды о рождении в плену княжеского сына. Т.е. при документальном анализе времяпрепровождения Трубецкого со товарищи в шведском плену «Санта-Барбара», изложенная в «Сказании о роде князей Трубецких», теряет пасторальные краски и приобретает естественный серый цвет тяжких будней долгих 18-ти лет плена.
Но ведь настали же в жизни пленного князя и светлые дни! И связаны они с появлением на пороге его узилища законной супруги с родными детками … Можно подумать, что это есть суть ещё более невероятный сюжет «скандинавской саги» о жизни князя в плену, но, в действительности, подобный визит вполне укладывается в обычаи того времени и, даже, подтвержден документально.   
К сожалению  «Русский биографический словарь», которым мы привыкли пользоваться, ничего не сообщает о биографии княгини Ирины Трубецкой. Также не сохранилось её портрета, поэтому, увы, эта глава нашего повествования осталась без иллюстрации.
Из исторических справочников можно узнать, что она была второй женой князя; первая умерла, не оставив деток. 
Ирина (в русской традиции того времени – Арина) Григорьевна родилась в семье воеводы Г.Ф. Нарышкина в 1669 году. Как мы уже отмечали, родитель Арины был в родстве с отцом царицы Натальи Кирилловны – матери Петра I. Судя по конфигурации родового древа Нарышкиных, Арина приходилась царю троюродной теткой, хотя была старше его всего на три года. Помимо неё в семье воеводы Г.Ф. Нарышкина было еще пять дочерей и два сына. Известность получил второй сын, Семен Григорьевич (1683—1747), который первым был произведен в действительные камергеры императорского двора, но пострадал во время дела царевича Алексея.
Замуж за князя Ивана Трубецкого Арина вышла в 1691 году и до пленения мужа успела родить ему двух дочерей. Причем вторая – Анастасия – родилась за месяц до нарвской катастрофической баталии, закончившейся пленением князя. В 29 лет княгиня осталась с двумя детьми на руках и вплоть до марта 1711 года мужа не видела. 
Что касается путешествия Ирины к плененному супругу, то вот как этот эпизод трактуется в цитированной выше монографии «Заложники Петра I и Карла XII»:
«В ряде случаев причины, по которым пленный просился «в отпуск», а это, конечно, были не рядовые люди, носили личный характер. В 1711 году барон Стакелберг и … секретарь Цедергельм просили канцлера графа Г.И. Головкина отпустить их, так как «много сродников умерло за время их плена и дела пришли в упадок». За это они предлагали провести переговоры о размене «знатных русских». Опасаясь, что они не вернутся, Петр отказал им, а вот квартийместера Г. Спарре, кригс-фискала К. Лампу и поручика А. Пассе тогда же и с той целью отпустил.
В начале марта 1711 года Густав Спарр отправился в Швецию вместе с княгиней Ириной Григорьевной Трубецкой и тремя (!) её дочерями, кригс-фискал К. Лампа с женой Головина Василисой и сыном Сергеем. А. Пассе должен был выехать вместе с супругой Александра Имеретинского».
Из этого процитированного эпизода можно заключить следующее: во-первых, рядом с Трубецкими возникает представитель шведского рода Спарр (Шпарр); во-вторых, говорится  не о двух, а о трех детях, с которыми Ирина Григорьевна отправилась на свидание к князю. Заметим, что на момент отплытия супруги в Швецию, прошло уже десять лет, как князь томился в плену.
Историографы не располагают сведениями, как произошла встреча князя с супругой, насколько князь мог обрадоваться появлению в его семье третьей дочери, или же насколько княгиня была рада узнать, что у её благоверного родился сын от неведомой шведки. Но вот, обозревая вышеизложенное, представляется нам, что княгине, находившейся на родине, было гораздо проще обзавестись еще одним ребенком, чем это же могло получиться у князя в плену. Причем наличие в числе сопровождавших княгиню в её плавании в Швецию некого Густава Спарра и могло породить версию, что представители этого рода причастны к появлению на свет русско-шведского дитяти.
Также приходят на ум некоторые общие сведения о семейно-бытовых обычаях той эпохи. Один из них заключался в том, что мальчиков до определенного возраста одевали в девичье платье, якобы, «от сглаза». Поэтому легко можно объяснить сведения об отбытии княгини в Швецию с тремя дочерями, когда маленького мальчика вполне могли назвать девочкой.
Если вернуться к портретам, то, приглядевшись к лицам некоторых представителей рода Нарышкиных, живших в то временя, можно легко заметить внешнее сходство с ними Ивана Бецкого. Особенно на том портрете, который приведен в исследовании «Три портрета: И.И. Бецкой с дочерями?!».