Баллада о странниках 4. Глава 3. Каффа

Начало http://proza.ru/2020/04/29/2109

"Феодосия днесь град ни стона человеча в ней есть".
прп Епифаний

  Каффа на тот момент  отстраивалась заново на руинах древней Феодосии. Генуэзцы деловито возводили крепостные стены и башни, уже были построены фондуки, резиденция консула, больница, церковь, капелла, а также множество домов самих латинян. Укрепления возводились с со стороны окрестных холмов, оставляя открытым доступ к морю. Со временем Каффа должна была превратиться в неприступную цитадель.
  Джованни де Кварто прибыл в Каффу в качестве консула полгода назад. Это была удачная возможность покинуть родную Геную, где для Джованни сложилась недвусмысленная ситуация. Являясь соблазнителем жены одного из синдиков Генуи, он подвергся преследованиям со стороны мужа, что грозило лишением мужского достоинства путём кастрации. Поэтому, изгнание в Каффу, Джованни сперва воспринял как избавление. Но спустя несколько месяцев, ощутив в полной мере безопасность для своих чресел, консул предался унынию. На пятьсот соммов в год жалованья особо не разгуляешься, к тому же приходилось содержать на эти средства кучу бездельников - щитоносца, шесть служителей и одного повара. Их труд оплачивался из жалованья самого консула. В случае, если тот не держал при себе кого-то из перечисленных лиц, он должен был внести в казну сумму, равную окладу последнего, а сверх того — штраф в таком же размере.
  Консул был обязан поддерживать за счет собственных средств огонь в камине Большого зала Консульского замка, которого и замком-то назвать было сложно, а также кормить своего викария, двух трубачей, которым надлежало сообщать трубными звуками о времени начала и конца его рабочего дня, и, наконец, одного рассыльного.
  Неудивительно, что через полгода консул по уши погряз во взяточничестве и круговой поруке, проклиная Каффу и саму свою злую судьбу, что забросила его в эту дыру, где честному человеку место только на гноище.
  Поэтому консула не удивил визит молодого человека в монашеской сутане, который обратился с просьбой к консулу выдать ему подорожную грамоту, как прибывшему из Генуи аббату одного из рейнских монастырей по имени Питер Кёниг. К просьбе прилагались несколько золотых дукатов, и сие обстоятельство являлось лучшим свидетельством истинности и благонамеренности просителя.
  Получив необходимые документы, засветившись с визитом у епископа Каффы, Дэвис торопился отправиться дальше к цели своего путешествия – в Сарай, но непредвиденные обстоятельства помешали ему. Сначала непогода несколько дней держала в плену генуэзские корабли. Потом разразилась эпидемия моровой язвы, и город закрыли на карантин. Затем наступила зима, и жизнь в Каффе ненадолго замерла.
  Дэвиса раздражал этот грязный, захолустный городишко, прибежище авантюристов всех мастей и любителей лёгкой поживы. Пожива, действительно, была лёгкой. Каффа являлась самым настоящим перевалочным пунктом из Европы в Азию и обратно. Каждое утро его узкие улочки оглашались рёвом верблюдов, блеяньем овец и руганью погонщиков и торговцев. Начиналась торговля. Караваны судов стояли в очереди, ожидая место у причала. Из Персии и Византии везли фрукты и сладости, пряности, индийскую слоновую кость и китайский шёлк, благовония, везли с Матархи соль, зерно, с Руси – меха, лес и пеньку для верёвок. Из Европы везли сукно, вино, кожи, золото.
  И, конечно, главным предметом торговли оставались рабы. Одна из самых гнусных сторон человеческого бытия. Продавались молодые мужчины для тяжёлых работ, светловолосые женщины и мальчики для утоления похотливых страстей – аланы, готы, русичи, кипчаки, хазары; караваны рабов кораблями увозились на восток. Стоили они так дёшево, порой за девушку давали несколько мелких серебряных монет.
  Глядя на всё это, Дэвис чувствовал отвращение и ненависть ко всему роду человеческому. Он размышлял об Искупительной Жертве Иисуса Христа и всё больше склонялся к мысли, что новый Всемирный потоп был бы весьма разумным решением.
  С тоской смотрел он на корабли у пристани, мечтая вот так сесть на корабль и отправиться на край земли в поисках земли, где люди бы относились друг к другу справедливо. Свет, который он возил с собой, становился для него тяжкой ношей. Он часто спрашивал себя о том, что могут три капли, если даже вся кровь Спасителя, пролитая на Кресте, не смогла ничего изменить. Вряд ли воскресить из мёртвых, да и нужно ли это.
  Он решил, что отвезёт скляницу сначала в Москву, потом Димитрию. Пусть чудо послужит для укрепления духа, как свидетельство Славы Божией. Но, сперва он должен был выполнить миссию в Сарае, куда по осени отправился наследник великокняжеского престола, княжич Александр Дмитриевич. Его задачей было выявить, нет ли какой измены или  злого умысла со стороны тайных людей князя Андрея Александровича.  И по возможности этот умысел пресечь.
  Протасий решил, что наблюдение извне принесёт гораздо больше пользы, чем усиление внутренней охраны и свиты княжича. Как человек со стороны, чужой, Дэвис мог заметить многое то, что будет сознательно скрываться от своих. Единственной проблемой было пребывание несколько лет назад Дэвиса в составе греческой миссии. Новый митрополит Максим  уже вернулся из Сарая во Владимир, но в Сарае мог остаться кто-то, кто знал его в лицо. И это тревожило Дэвиса.
  Задержка  в Каффе не входила в его планы, и он опасался, часто задавал себе вопрос о том, что он делает и зачем оказался в этом унылом месте. Словно сорванный с дерева лист носило его по белому свету, и он уже привык к этому, забыв, что далеко в Москве есть у него угол. Ныне пустой и разорённый, но всё равно дом, куда можно когда-нибудь вернуться. Это грело. 
  Грело и присутствие рядом Кауле, единственного близкого человека, который скрашивал его одиночество. Глядя на него, такого же, как и сам, бесприютного и неустроенного, Дэвис будто ощущал чувство вины.
  – Этот-то зачем со мной таскается? – спрашивал он про себя, но вслух этот вопрос не задавал. Понимал, что для Кауле он является чем-то вроде основы бытия, плота, на котором тот совершает своё житейское плавание. Правда плота чересчур ненадёжного, порой несущегося на камни и мели.
  Чтобы не терять даром время, Дэвис снова принялся учить татарский язык и даже нанял для этого одного из местных татарских торговцев. Но тот был неграмотным и не мог объяснить толком, как правильно пишутся произносимые им слова, от повторения которых, казалось, сломается язык. Таким образом, к моменту выдвижения из Каффы в Сарай уровень освоения Дэвисом  татарских наречий оставлял желать лучшего, что сильно колебало его веру в успех предприятия.
  Весна в этих краях наступила быстро, но наши странники всё же успели поиздержаться. Поэтому, пришлось им на время убрать монашеское платье, и наняться кондотьерами на генуэзское судно; которое шло через пролив в Тану, и, далее, по рекам в Сарай.
  Путешествие было опасным, так как в степях, между Танаисом и Итилем обитала масса желающих поживиться за чужой счёт, не гнушаясь ни грабежом, ни разбоем. В свою очередь и генуэзцы были не лыком шиты, оснащая свои суда, как боевые и собирая целые вооружённые до зубов отряды для охраны и грабежа прибрежных селений.
  Вот в таком предприятии и пришлось участвовать Дэвису, но время терять было нельзя, выбора не оставалось.

Продолжение http://proza.ru/2020/05/31/1831