Гл. 31. Малый отряд тимуровцев

http://proza.ru/2020/05/15/825

Понедельник начался с привычного заплыва в море. Сидя на теплых камнях,  наслаждаясь тишиной пустого пляжа и акварельной дымчатостью утреннего пейзажа, мне по-хорошему не думалось.  Вернее, мысли никуда не девались. Но как пушистые облака на васильковом небе не назвать тучами при плохой погоде, так и степенное вояжирование  моих дум по небосклону сознания никак не походило на умственный процесс. Иной раз я не успевала их отследить, обескуражено спохватывалась, осознавая утрату очередной гениальной глупости, проплывшей мимо меня.  Бесконтрольные мысли наглели, беззастенчиво меняли свое обличье. И вот, оказывается, в моей голове не разноцветные яркие гуппи–мысли о новых блузе и юбке, а аппетитные раздумья о вкусном ужине, сменяющиеся аллергически зудящим философствованием о полезности мужчин подобных Ивану в домашнем хозяйстве.

Итогом отсутствия раздумий стало посещение торгового центра и рынка.  Довольная, с новым платьем и толстым карпом, я вернулась домой и занялась приготовлением ужина. 

–Привет, Ваня! Как дела? Как настроение? Когда вернулся из станицы? Все успел сделать? Хочешь жареного карпа? Приедешь вечером? – дабы выбить из привычной колеи и не дать возможности оценить масштабы опасности обрушила на  собеседника минометный удар вопросами.

–Привет, Лена. С какого вопроса начинать?– невозмутимо поинтересовался Иван.

Вот что значит человек военный, что ему мой артобстрел, он и не такое видел и слышал.

–С последнего,– не смутилась я.

–Приеду после семи.

Сказал и отключился, паразит.

Вечер прошел в пастельных тонах. Мы строили планы на ближайшие выходные, решили съездить к скале Киселёва под Туапсе.  Иван легко иронично рассказал о починке забора, с мудрой теплотой об  Антонине Степановне и ее доме.
 
С совершенно невинными глазами, от избытка честности показавшимися фантастически синими, Иван ловко расширил зону своего комфорта, напросившись впредь ужинать на моей территории. В идеале, конечно, он бы попросил опекать до пристройки его в хорошие женские руки, но ввиду отсутствия у меня гиперболической душевности, смиренно просит кормить до разрешения проблем Антонины Степановны. О чем мне непосредственно и объяснили, улыбаясь открыто и по-детски бесхитростно.

В это раз я сдалась не без боя. Но на достойный  отпор мои потуги сохранить лицо не походили.  Помимо поварского я заподозрила еще и посудомоечное приспособленчество, о чем сообщила Ивану. Глянув в печальные глаза цианового цвета, моментом пожалела о жестокосердной несправедливости своей. Пока в мозгу металось невесть откуда взявшееся «чур-чур меня», вкрадчивым голосом кто-то чужой произнес: «Да ладно, где одна, там и две тарелки, мне не сложно мыть посуду, хочешь, приезжай и на обед». Глаза моего друга приобрели привычный ореховый оттенок.

Днем в пятницу раздался звонок. Иван предупредил об отмене наших планов на субботу.

–Антонина Степановна собирала яблоки и упала с лестницы. Ничего серьезного, но ногу подвернула, связку на руке растянула. Поеду помогать по хозяйству.  Лена, мы еще везде успеем побывать. Ты не расстраивайся,– утешил меня напарник.

В утешениях я не нуждалась, а вот женская помощь Антонине Степановне не помешала бы. Я очень легко напросилась сопровождать Ивана. Мне даже послышалась радость в его голосе.
                ***

С кастрюлей котлет и баллоном борща, словно малый отряд тимуровцев, в субботу  ранним утром мы предстали перед пожилой женщиной, сильно смутив ее.

Антонина Степановна,  отметившая в этом году семидесятипятилетний юбилей, выглядела так, как по моим представлениям, должны выглядеть лучшие бабушки в мире. В прошлом учитель младших классов– щупленькая женщина, если не сказать сухонькая, аккуратная до педантичности, с открытым и добрым лицом под покрывающими пергаментную кожу морщинами, руками цвета земли-кормилицы, перепаханными синими венами. До старушки она не дотягивала. И причина тому – глаза, переспелые вишни, теплые и все понимающие, с живым блеском. Да и сама она, не смотря на потерю сына, болезнь внучки и свои болезни, была из ныне редкой породы  оптимистов, влюбленных в жизнь. Неизбывно лучилась добродушием,  принимала мир во всем его несовершенстве не от накопленной с годами мудрости, а потому, что жизнь, как ни старалась, так и не смогла доказать Антонине Степановне  это самое несовершенство.

Спасибо Ивану, наше знакомство состоялось молниеносно и на ходу, погасив обычные всполохи неловкости при встрече двух незнакомых людей.

–Антонина Степановна, Лена мой очень хороший и дорогой друг. И церемонии разводить  с ней, все равно как со мной – обижусь. Мы без задней мысли все с собой привезли, Лене удобнее на своей территории готовить. Вы дом покажите, что и как там у вас. Она в доме приберется, а я во дворе и сарае, освобожусь – картошку выкопаю, а обедать будем, там и перезнакомимся, – распорядился и ринулся к сараю.

Антонина Степановна вздохнула и со словами: «Это приказ» – припадая на правую ногу, по асфальтовой дорожке повела меня к дому.

Дом был саманный, одноэтажный и достаточно просторный для станицы. Длинный коридор с кухней и газовым котлом в одном торце, огороженным пространством под санузел и душ – в другом, растянулся вдоль фасадной части дома. Посередине коридора у окна стоял обеденный стол с тремя стульями.  Из коридора в дом вело два входа.

«Левая половина из двух комнат родительская была, правая, такая же, – наша с мужем. Дом планировался на две семьи, с двумя входами. Мы так и не перегородили коридор, нужды не было, дружно жили», – пояснила Антонина Степановна. –« Леночка, ты протри полы в правой половине и на этом все: на левой стороне давно никто не живет, коридор я мету и мою по несколько раз на дню, со двора вся грязь первым делом ему достается».

Пока я возилась в доме, а Иван в сарае, Антонина Степановна  в увитой изабеллой беседке  чистила яблоки. Видела, как она грустно качала головой, поглядывая то в мою, то в Иванову сторону. Мы с ним развернули бурную деятельность. Я  помыла полдома, коридор и все окна. Иван навел идеальный порядок в сарае. Мне импонировало сдержанное поведение женщины, она изредка тихо жаловалась корзине с яблоками, стесняясь своей обременительности, но не дергала и не перекладывала на нас  щепетильные мысли свои, понимая движимые  порывы и не желая зародить  неловкость и смущение.

http://proza.ru/2020/05/15/1669