Воронёнок

     Тихим солнечным июньским утром я шёл по затерявшемуся среди центральных шумных улиц укромному московскому дворику, что на 2-й Тверской-Ямской, одному из тех двориков, покой которых нарушает лишь приглушённый рокот машин, врывающийся за толстые стены домов узкими тоннелями арок, да хлопающее изредка открывающееся наружу окно.

     В таких двориках особенно чувствуется близость природы. По утрам они полностью предоставлены птицам. Суетятся, чирикают воробьи. Срываются с карнизов дома и планируют на асфальтовые дорожки голуби. За всем этим из укрытия наблюдает какой-нибудь кот.

     Вот и сегодня гомонили птицы и занимались своими важными делами.   
     Моё  внимание привлёк воронёнок, который бродил по двору и часто озирался по сторонам: не грозит ли опасность от лохматого кота. Кота воронёнок не интересовал. Он следил за воробышками, дерущимися в нижних ветвях растущего неподалёку дерева. Воронёнок путешествовал по двору, изучая его вдоль и поперёк. А сверху за ним, перелетая с ветки на ветку, с одного дерева на другое, тревожно наблюдали две большие вороны, скорее всего, родители. Изредка они каркали, словно подсказывая малышу, как ему следует себя вести, или напоминая о том, что на дереве всё же спокойнее.

     Но воронёнок явно не спешил взлететь. На земле всё было интересно. Он с любопытством заглядывал под кусты и в водосточную трубу, изучал тёмные углы и вёл себя как настоящий следопыт.

     При моём появлении взрослые вороны заметно заволновались. Они чаще стали издавать короткие резкие крики. А одна из них перелетела на ближайшее ко мне дерево и, предупредительно глухо каркнув, выразительно с силой два раза клюнула ветку под собой. Я почувствовал всю решимость птицы защищать птенца и представил себе крепость её клюва. Побуждаемый любопытством, я решил проверить материнские и отцовские чувства птиц и стал приближаться к воронёнку. Что тут произошло! Вороны сорвались со своих веток и низко закружили надо мной. Они преграждали мне путь и, садясь на ветку низко над моей головой, с силой зло ударяли клювом о ветку, словно говоря: «Не сомневайся, клювы у нас крепкие!»

     Их воинственность и забавляла, и было немного страшновато: в то время, как один родитель крепко ударял клювом воображаемого противника, другой низко налетал сзади и резко взмывал ввысь прямо из-за моей головы. Не знаю, чем бы это закончилось, но воронёнок смешно подпрыгнул и оказался на наклонном стволе одного из деревьев. Он довольно быстро пешком взобрался на большую высоту, и мне ничего не оставалось делать, как идти своей дорогой.

     Но рассерженные взрослые вороны так просто расстаться со мной не хотели. Пока я шёл через дворик, они, громко хлопая крыльями, следовали за мной. А я то и дело оборачивался, опасаясь их острых, как кинжалы, клювов.

     Перед тем, как войти под арку, я прощально, с одобряющей улыбкой  посмотрел на птиц и мысленно сказал им: «Ну, пока!»

     Не тут-то было! Стоило миновать длинный, тёмный тоннель, как оттуда, словно выпущенные из пушки ядра, по очереди вылетели мои преследователи и с громким карканьем стали провожать меня по шумной улице. Прохожие с удивлением оборачивались. А один мужчина с любопытством спросил, что мы не поделили. Я так же шутливо ответил, что не поздоровался со своими старыми знакомыми.
     Я шёл и всё ещё слышал за спиной раздражённое карканье.
     Вороны оставили меня в покое лишь тогда, когда я стал спускаться в подземный переход метро.
                1984г.